Уйын Полоза. Книга первая

Глава 9 Поиски "Слова", продолжение

— Ты что творишь! — Максим успел подбить руку Угрюма вверх, и пуля семь шестьдесят два, выбила посыпавшуюся, на едва не потерявшего сознание Шашлыка, пыль с потолка, оставив после себя характерную дырку в доске. — Он может и сволочь, но если каждого вот так убивать, то не долго и в зверя превратится.

— А я и есть зверь. — Пробурчал недовольно хозяин поселка, опустив револьвер. — А эта гнида вороватая и скользкая, давно просит пулю в лоб. Единственное, что меня сдерживает, так это то, что жрать он готовит так, что не оторваться, дал же бог мрази талант повара. Но ты прав, сейчас он нам нужен, не время его еще в расход пускать.

Угрюм подхватил из лужи вытекшей мочи трясущегося, с застывшим ужасом в глазах Шашлыка, и бросил его на лавку, стоящую у стены.

— Дай-ка мне воды парень. — Не поворачивая головы, и сверля хозяина «Едальни» ненавидящим взглядом, прошипел Угрюм протянув за спину руку. Максим подал графин со стола, и поток желтоватой, теплой слегка мутной жидкости окатил голову сотрясающегося бедолаги. — Давай, урод. Приходи в себя. Мы еще не договорили. — Но видя, что его старания не привели к успеху, влепил Шашлыку еще и пощечину, выбив из нижней губы брызнувшие капли крови и слюну. — Ну-ка соберись сволочь!

После такой встряски, понимание наконец отразилось в глазах рыдающего хозяина местной забегаловки.

— Я ничего не знаю. — Его прорезавшийся, дрожащий, писклявый голос, обрывался всхлипами, и срывался. — Профессор пришел, отобедал, заплатил восемь слюдинок, и ушел. Больше я его не видел. Чем хочешь клянусь!

— Он с кем-нибудь разговаривал? — Вмешался, толи в разговор, то ли в допрос с пристрастием Максим. — Может с кем здоровался, кто-то к нему подсаживался? Вспомни, сейчас каждая мелочь важна?

— Помело к нему подсел. Еще и пивом угощал. Странно, конечно, но я не придал особого значения. Профессор ведь в корешах теперь у тебя, а ты знаменитость. — Шашлык размазал дрожащей ладонью кровь по щекам, и с мольбой посмотрел на Гвоздева. — Многие примазаться к славе хотят. Ты везучий, так может и им перепадет немного. — Он хлюпнул носом. — Больше не знаю ничего…

— Тьфу. — Сплюнул Угрюм. — Дерьмо ты, а не мужик. — Он повернулся к Максиму. — Пошли тогда Помело навестим, разговор с ним серьезный будет, может там что узнаем, но тое товарищ мутный, и непробиваемый, такого как эту гниду. — Он ткнул пальцем в лоб рыдающего хозяина «Едальни» — Простым наездом не запугать. — Он вновь повернулся к Шашлыку. — Приберись тут, воняет, хотя наверно это не поможет, пока ты тут обитаешь, и спасибо скажи Художнику, если бы не он, твою душу сейчас бы Полоз употреблял на завтрак, и меня за угощение благодарил. Еще один, любой косяк, и можешь себе лоб зеленкой мазать, я не промахнусь, ты знаешь.

Они вышли на улицу и остановились на пороге.

— Ты едва не пристрелил человека без всякого повода, единственного свидетеля. — Покачал головой Гвоздев. — Нельзя так.

— Извини, не сдержался. Давно этот ушлепок пулю просит. — Угрюм вздохнул. — Зверею. — Он ударил себя в грудь ладонью. — Пора на покой, пока окончательно с катушек не слетел. Устал. Мир этот такая задница, какой ты еще не видел, даже война, там, в нашем старом мире, не идет ни в какое сравнение с тем, что здесь, там хотя бы все честно. Живу тут столько лет, а никак не могу привыкнуть, что никому доверять нельзя. Вон видишь, парень сидит на скамеечке, у своей землянки. — Он вытянул руку в направлении пыхтящего самокруткой молодого, русого мужчины, с перетянутыми бечевкой длинными волосами на затылке, искоса посматривающего в их сторону. Улыбается мне при встрече, раскланивается, выказывая уважение, а на самом деле подыскивает место, куда нож вогнать, и пошарить у меня по карманам, в поисках завалявшихся там камешков. Тут почти все такие, за редким исключением. Ты вот вроде пока то же не такой.

— Зачем тогда тебе спасать это место? Ты же бьешься за всех этих людей, ища возможность отбиться от менквов, а сам ненавидишь тут всех? — Максим с любопытством посмотрел на задумавшегося Угрюма. — В чем смысл? Что держит здесь?

— Хороший вопрос. — Вздохнул тот. — Квест у меня от Полоза такой, хотя вроде и закончен уже давно, а по инерции все еще выполняю, да и должок у меняя перед другом. — Он замолчал. — Был у меня друг, и перед смертью просил сохранить, то, что мы с ним создали. — Угрюм махнул рукой. — Все, хватит о грустном, пошли Помело трясти. То же тот еще тип, скользкий как уж, а вот язык за зубами сдержать не может, потому так и прозвали. И как только в нем все это сочетается, и болтливость, и хитрость?

Они спустились со ступеней, и им на встречу встал, и улыбнувшись поклонился тот парень, на которого до этого указывал Угрюм.

— Утро доброе, честной компании. — Сощурил он хитрые глаза.

— И тебе Зануда не хворать. — Буркнул Угрюм. — Мы тут Профессора ищем, не знаешь о нем чего?

— Нет. — Он задумался. — Да кому этот дед нужен? Набухался наверно на радостях, что разбогател, да дрыхнет где-нибудь под кустом.

— Узнаешь, что про него, маякни мне, я хорошо заплачу. — Угрюм потянул Максима в сторону. — Пошли. Там, на отшибе, у реки, землянка Помело, они с Оторвой на выселках обитают. Огород у них, и поле картошкой да свеклой засеянное, местные фермеры они у нас, талант к сельскому хозяйству прокачан прилично. Думаю, что сейчас должны быть дома.

Солнце уже обжигало кожу дневным зноем. День подкатился к зениту, и поливал местность летним жаром.

Странное место, этот Уйын, тут нет смены времен года, в привычном нам понимании. Где-то нескончаемое лето, где-то угрюмая осень, где-то сугробы и мороз, ну а есть места, где, не останавливаясь поют соловьи, прославляя весну.

Бывает так, что изнываешь от жары, сделаешь несколько шагов, и уже рискуешь превратится в сосульку на январском морозе.

Погода, конечно же не статична, и меняется, но только согласно хозяйствующему на данной территории календарю, и подходящему этому времени климату. Если где-то сейчас бушует снежный ураган, закручивающийся каруселями вьюги, то буквально рядом полный штиль летнего зноя, или мелкий и нудный осенний дождь. К такому сложно привыкнуть, но придется. Максиму тут жить, и он сам сделал такой выбор.

Землянка Помело находилась недалеко от реки, на обрыве, на краю довольно большого поля, где во всю цвела картошка. На улице никого не было, полуденный зной видимо загнал хозяев домой, пережидать жару.

Угрюм грохнул кулаком в двери полуземлянки, полуизбы, что, по его мнению, называлось: «Постучался», и толкнув ее плечом, ввалился внутрь.

— А ну опусти ствол, а то я тебе его запихну в неприличное место. — Раздался его злобный рык. — Заходи, Художник, нам тут рады.

Полусумрак землянки, внутри довольно чисто, под самым потолком маленькие продолговатые окна. Большой зал с круглым, деревянным столом, и тремя стульями по середине, пол, желтой, чисто выскобленной доски, с вязанным крючком из лоскутов ткани ковриком. У стенки лавка, где сидит красивая черноволосая женщина в брючном, сером холщовом костюме, с двустволкой на коленях, и зло поглядывает на гостей, удивительной синевы глазами, из-под нахмуренных бровей.

— Не зыркай. Я в своем праве. Вы когда тут селились, давали согласие на мои внезапные посещения, это не моя прихоть, а безопасность всего поселения. Если передумали, то никто держать не будет, мир большой, места вам и в другом месте найдется, а тут другие поселятся, может менее жадные. — Сел рядом с ней Угрюм. — Где Помело?

— В лес ушел. Жердины рубить. Кабаны повадились каротоху копать, сала настреляли уже полный ледник, а они все прут и прут, надо загородку ставить, а то без урожая останемся. — Она отвернулась от неожиданного гостя, и буркнула в сторону. — Чего приперся-то? Мы ничего не нарушали, живем мирно, не бузим, и никому не мешаем. Делать что ли нечего? Или по мне соскучился? — Она повернулась, и игриво сверкнула глазами. — Ну так у меня мужик есть, состоятельный, а ты «Гуляй-ветер в голове», все о других заботишься. И не проси, я ради тебя своего Помелошу не оставлю.

— Дура! Нужна ты мне. Я по делу пришел. Вот Художника вам представить, очень этот парень с твоим мужем познакомится хочет. Вопрос у него к нему, да и у меня тоже есть о чем спросить. — Он ехидно хмыкнул. — Так, когда говоришь мужик-то вернется? Не досуг мне его ждать. Времечко мое дорого, вас много, а я один. Может проводишь до леса, где он жердины рубит?

— По чем мне знать, где его носит. — Огрызнулась Оторва поставив двустволку между ног. — Вам надо, вы и ищите, а я отдыхать домой пришла, целое утро на поле, и вечером еще мотыгой махать, а ночью кабанчиков пугать. Картошечку-то все трескать любите, а помочь ни у кого желания нет.

— Платили бы прилично за помощь, и нашлись бы люди, а жадные, они всегда в убытке. Вы жадные, вот и корячьтесь сами, и не скулите о помощи. — Встал Угрюм. — Пойдем художник, знаю я тут одну делянку, где может быть наш сбежавший от разговора свидетель. Далеко он не пойдет, не дурак жердины таскать на себе черти знают откуда, транспорта у нас нет, не город.

— И ничего он не сбегал, по делу пошел, ты же не предупреждал, что зайдешь. — Встала вместе с хозяином поселения женщина. — Найдете, скажите пусть домой идет немедля, насос поливочный сломался, чинить надо. Механику платить, а где он камешки припрятал, не знаю. Одни расходы, и никакого прибытку с этого фермерства.

— Вот, смотри Художник, это к нашему с тобой давешнему разговору. Даже жене мужик не доверяет, а ты говоришь… — Едва они вышли из землянки, вздохнул Угрюм, и устало махнул рукой. — Устал я Художник. Живу по инерции. Надоело все. Покоя хочу. Такого покоя, как у друга моего. Прав корешок мой был во всем. — Он замолчал, и пошел не оглядываясь вперед.

Максим не стал расспрашивать. Зачем, ведь Угрюм говорил это не ему, а скорее самому себе, пытаясь в чем-то убедить терзающуюся душу сомнениями, и принять непростое решение. Гвоздев пошел следом, задумчиво посматривая на ссутулившуюся спину.

Местность поменялась неожиданно, и вся сразу. Вот вроде бы все тот же смешанный лес, те же елки, березы, те же кусты, и трава, но и в то же время все совершенно другое. Только что был разгар лета, и вот уже желтые листья первой половины осени. Резкий, ошеломительный переход, ведь границы изменений не видно, даже намека нет. Один шаг, и ты уже в другой реальности. Жаркое солнце моментально закрылось низкими, свинцовыми тучами, и перестало согревать тело, а холодный ветер, крутанув опавшие листья, зябью пробежал по коже.

Максим остановился, ошеломленно рассматривая под ногами куст брусники, с налитыми соком, бордовыми ягодами, а под ним гриб, обычную сыроежку, с приклеившейся к шляпке, спящей улиткой.

Где-то далеко, на грани слышимости, закуковала кукушка, отсчитывая кому-то остатки жизни, и только ее «Ку-ку», и легкий шепот первой облетающей на ветру листвы, готовившегося к зимней спячке леса, нарушал тишину.

Угрюм, поглощённый своими думами, не обращая внимания на остановившегося спутника, уходил все дальше и дальше, и поэтому Максиму пришлось перейти на бег, чтобы его догнать. Неожиданно пошел мелкий, моросящий, больше похожий на пыль дождь.

— Мисы ушли, это плохой знак. — Неожиданно остановился Угрюм.

— Кто? — Не понял Максим.

— Мис-хумы говорю, собак их не слышно. Обычно они начинают тявкать при приближении чужаков, а сейчас тихо. Плохо это. Вон за той грядой. — Хозяин поселения указал кивком головы направление. — Менквы кучкуются, и видимо лесные люди знают, что скоро начнется нашествие, вот и ушли от греха подальше, какие бы они сильные небыли, но с менквами не совладают. Оружие нам нужно Художник. Очень нужно, иначе конец всему. — Он развернулся, и вновь молча пошел вперед, и Максиму ничего не оставалось, как последовать за ним. Хотелось парню поговорить о произошедших внезапно изменениях в природе, но он посчитал, что сейчас не время.

Делянка, о которой говорил Угрюм, оказалась простым орешником. Потянуло дымком от костра, и скоро путники вышли к небольшому, на одного человека лагерю на живописной полянке, около хрустального ручья.

Булькал кипятком котелок, а рядом, свернувшись калачиком, мирно спал человек. Рядом с ним, нарубленные, связанные в пучок, готовые к переноске жерди орешника.

Угрюм сел рядом со спящим, подкинул в костер из-под ног ветку.

— Чайком не угостишь? — Хмыкнул он.

Мужчина тут же подпрыгнул, словно и не спал вовсе, и резко выхватив из кобуры револьвер, молниеносно направил его в сторону нежданного гостя, увидел Максима, и прицелился уже ему в грудь, быстро передумал, и вновь нацелился на первого, затем видимо осознал, что его побеспокоили не враги, и кинул оружие в кобуру.

Высокий, рыжий, с коротко постриженной бородой, голубые глаза смотрят безучастно, с какой-то ленцой, голос певучий, размеренный.

— Мог бы и пристрелить. — Он сел и зевнул. — Ты, Угрюм, когда-нибудь доиграешься со своими выходками. — Он невозмутимо вытащил из мешка, совсем еще недавно служившего ему подушкой, кулек, отсыпал в ладонь содержимое и бросил в бурлящий кипяток. — Чашка у меня одна, так что не обессудьте, чай будем пить по очереди. — Он оторвал взгляд от котелка, и перевел на хозяина поселения. — Чего от меня так срочно понадобилось, что даже сюда пришел?

— О чем с Профессором разговаривал? — Задал вопрос, без всяких прелюдий Угрюм, не отрывая взгляда от занявшейся пламенем, подкинутой им в костер ветки.

— С кем? — Поначалу не понял Помело, а потом вдруг до него дошло о ком идет речь, и он хмыкнул. — Со Скрипухой что ли? То же мне Профессора нашли. — Да, ни о чем. Попросил его с Художником познакомить, они вроде как кореша… Тот пообещал. Сказал, что как только тот очнется, так сразу и сведет, и что сам ждет этого момента, чтобы «Слово», передать. Такой весь важный был, загадочный. Я выяснять, что за «Слово» такое не стал, не мое дело, ты же знаешь мой принцип: «Меньше знаешь, лучше спишь». Расплатился с Шашлыком за пиво, и ушел. Вот и весь наш разговор.

— Проболтался-таки дед. — Буркнул Максим.

— Когда тебя столько лет считают ничтожеством, то хочется повысить свой статус любым образом. — Посмотрел на него Угрюм. — Так что не осуждай. — И перевел взгляд на Помело. — А больше никого не видел? Может кто рядом сидел, и слышал ваш разговор?

— Не, не было никого, точно говорю. А из-за чего весь сыр-бор-то? — Рыжий подхватил котелок, плеснул бурую жидкость в оловянную кружку и протянул Угрюму.

— Пропал Профессор, и «Слово» не донес, а это очень важно. — Ответил тот. — Может еще чего вспомнишь?

— А чего тут вспоминать. Вышел я из «Едальни», курить очень хотелось, а спички с собой не взял, прямо напасть какая-то, всегда беру, а тут такой конфуз. Смотрю, Зануда, как всегда, на лавочке сидит и цигарку потягивает. Я подсел, прикурил, поболтали чуток, да домой пошел.

— О чем поболтали? — Уже не надеясь узнать что-то новое спросил Угрюм, отхлебывая их кружки чай.

— Он спросил, что нового в поселке, и с чего это я Скрипуху пивом угощаю? Ну ты сам Угрюм, знаешь его характер, все ему надо знать, на все свое занудное мнение имеет, и обязательно поучать начнет. Да я бы и не подсел к нему, если бы спички не забыл. Ляпнул я, что с Художником познакомится хочу, и что Скрипуха обещал нас свести, как только тот очнется, и дед ему «Слово» передаст. Вот и все. Пожалел потом, что сказал. Зануда такую демагогию затянул, что уши в трубочку свернулись. Едва отбрехался от него, и убежал.

— Так значит Зануда знал, про «Слово»? — Подскочил Угрюм.

— Ну так я же не знал, что это великая тайна. — Хмыкнул Помело. — А что за «Слово»-то такое?

— Меньше знаешь, лучше спишь. Не лезь куда не надо. — Рявкнул на него хозяин поселения, выплеснув в костер чай, и повернулся к Максиму. — Пошли, Художник Зануду трясти будем. Кажется мне, мы на настоящий след напали.