19 августа наш 117-й истребительный противотанковый артиллерийский полк был уже на новом плацдарме — Кицканском, южнее Бендер. Здесь тогда сосредоточивались войска 3-го Украинского фронта для прорыва немецкой обороны. И на нем к нашему приезду было уже столько войск, что, как говорится, яблоку негде было упасть. Поговаривали тогда, что плотность артиллерии на плацдарме достигала восьмисот стволов на километр. Мы верили, потому что не было даже места для огневой позиции нашей батареи. Я вынужден был расположить батарею на гребне крутого холма. Правда, позиция оказалась удачной, с хорошим обзором. Немецкая оборона просматривалась до села Гыски, справа в Бендерах были видны купола церковной колокольни, а слева — село Копанка и Днестр. В общем, с такой позиции можно было стрелять и с закрытой позиции, и прямой наводкой в трех направлениях.
20 августа, когда еще не закончилась мощная и длительная артиллерийская подготовка, еще не остыли стволы наших орудий, батареи уже сосредоточились на исходном рубеже для атаки. Тут же стояли танки, группировалась пехота. В нашу задачу при прорыве обороны входило уничтожить противотанковые огневые точки врага и огнем прямой наводки поддерживать наши танки и пехоту. Еще наши штурмовики кружили над немецкой обороной, а для нас уже прозвучал сигнал атаки. И мы с исходных рубежей двинулись к переднему краю немцев. Прошли нейтральную зону, а была она шириной в 70 метров, и пошли дальше в глубину боевых порядков первой линии немецкой обороны. На первых порах сопротивление нашему движению было незначительным. Да и кому было сопротивляться: от первого эшелона немецкой обороны почти ничего не осталось. После артподготовки и бомбежки нашей авиации доты, землянки, блиндажи и другие укрепления были буквально смешаны с землей. И все-таки в глубине обороны кое-где огрызались огневые точки противника, взорвалась на мине боевая машина с расчетом и пушкой на прицепе в соседней батарее, чуть правее нашей. Погибли командир орудия и два орудийных номера. Тяжело был ранен командир огневого взвода старший лейтенант Бабута, мой самый близкий боевой друг. Прошли мы с ним рядом, плечом к плечу, в одной батарее по огневым дорогам от Терека до Днестра. И вот теперь, в первый день прорыва, с выбитым глазом и искалеченной ногой выбыл он из строя. А батареи полка, уничтожая огнем отдельные очаги сопротивления немцев, шли вперед к южной окраине села Гыски. Немецкие «тигры», укрывавшиеся в засаде, преждевременно выползали из укрытий и поспешно отступали к селу. Прямо перед огневой позицией батареи, на расстоянии прямого выстрела, из балки выскочил немецкий артдивизион на конной тяге и галопом помчался к селу. Батарея была в полной боевой готовности, и я, не раздумывая, подал команду открыть беглый огонь. Падали лошади, валились на землю ездовые, спрыгивала с зарядных ящиков орудийная прислуга, а кто уцелел, мчался к селу. Из села, навстречу бегущим, выскочил открытый легковой автомобиль. В нем во весь рост стоял офицер и, стреляя из пистолета, пытался заставить артиллеристов вернуться к орудиям. Те заколебались, приостановились, некоторые даже пытались вернуться назад. Я приказал командиру 2 го огневого взвода Звереву перенести огонь на автомобиль Взорвались два осколочных снаряда, и автомобиль окутался облаком пыли. Недолет. Автомобиль развернулся и, оставляя за собой шлейф пыли, понесся в село. Вслед за ним побежали и уцелевшие артиллеристы. А семь вражеских орудий с упряжками разметанные огнем батареи, недвижимо стояли на пригорке у южной окраины Гыски. Батарея снялась с позиции и, изменив направление, пошла на север. Нам пришлось только сожалеть, что боевые трофеи немцев не стали нашим достоянием.
К исходу дня 20 августа танки и батарея обошли село северной стороной и на северо-западе от него заняли позиции. Чем дальше продвигались мы в полосе нашего прорыва, тем ожесточеннее сопротивлялись немцы. Наш передовой отряд, хотя и медленно, днем и ночью продвигался вперед. Позади остались Кицканский плацдарм, село Гыска, освобождены села Займ, Салкуца, Опочи. 22 августа рано утром наш отряд подошел к селу Токуз и попал Гтод шквальный огонь немецкой артиллерии. В кромешной тьме рвались снаряды. Внезапность огневого нападения немцев на какое-то мгновение внесла в наши ряды замешательство. Отряд сначала приостановился, а затем, как бы придя в себя, быстро рассредоточился. Батарея свернула с дороги и по высокой кукурузе пошла влево, к Токузу. На востоке уже алела заря, быстро светало. Впереди вырисовывалась южная окраина села. По огородам, на пригорке, вытянутая в линию, стояла немецкая артиллерия и вела огонь по дороге, по которой только что шел наш отряд. Именно она рассеяла своим огнем нашу колонну. Но теперь батарея, потеряв локтевую связь с танками, осталась одна. Когда передо мной открылись все девять длинноствольных орудий немцев, я, вопреки всему, решил вступить с ними в бой, а там — будь что будет. Проскочили по кукурузе вперед, остановились, расчеты на руках выкатили орудия и установили их на самом краю кукурузного поля. Дальше перед нами, до самого села, простирался выгон. Немецкие позиции были видны нам, как на ладони: артиллеристы, не заметив нас. суетились у орудий и продолжали стрелять. Отдаю командирам взводов боевое задание: лейтенанту Абрамову с двадца1ью бойцами по моему сигналу таковая огневые позиции противника, лейтенантам Петрову и Звереву подавить огонь, прикрыть, не жалея снарядов, группу Абрамова. Грохнули первые выстрелы. Удар батареи с фланга, с расстояния трехсот метров, был настолько метким, неожиданным и ошеломляющим, что некоторые немецкие пушки от первых наших выст релов захлебнулись, заглохли. Противник, охваченный паникой, побросал свои позиции. А бойцы группы Абрамова, прикрываемые огнем батареи, с криком «ура!», строча из автоматов уже приближались к их орудиям. Из села вдруг выскочили две немецкие автомашины с автоматическими пушками на прицепе и, подни маясь на гору, медленно уползали из села. Два бронетранспортера, появившиеся на западной окраине <сла, открыли огонь по группе Абрамова. Лейтенант Зверев перенес огонь взвода на бронетранспортеры, их огонь был подавлен, а автомашины с пушками, не успев выйти из села, были остановлены. Немцы разбежались. Бойцы Абрамова уже прочесывали огороды и дворы, где укрывались артиллеристы противника.
Батарея снялась с позиции и по тому же переулку, где стояли немецкие машины с пушками, вошла в Токуз. Так, благодаря решительным действиям личного состава батареи, южная окраина села Токуз оказалась в наших руках. В этих боях нами было захвачено девять 105 мм орудий, тяга, две машины с пушками, бронетранспортер и другое военное снаряжение. Бой за Токуз был неравный, рискованный, но завершился успешно. Токуз стал для нас исходным рубежом для рейда по глубоким тылам врага.
В час дня наша батарея вышла на северо-западную окраину Токуза. Здесь командир полка полковник Булахтин поставил нам, комбатам, новую боевую задачу: к исходу дня совместно с танками занять село Гура-Галбеней и удерживать его до подхода наших главных сил. Прикинули мы на картах расстояние от Токуза до Гура-Галбеней и задумались. Расстояние большое, а времени мало. Преодолеть такое расстояние в сжатые сроки можно только походным маршем, без боев. Полк развернулся и, взяв теперь курс на северо-запад, пошел на Гура-Галбеней. В голове колонны полка шла наша батарея. На первых порах батарея не встречала сопротивления. По обеим сторонам проселочной дороги стеной тянулась высокая кукуруза. Незаметно батарея оторвалась от полка, и потеряла его из поля зрения. А впереди нет-нет да и появится подвижной заслон немцев. Схватка — и снова вперед.
Были стычки и перестрелки прямо на полном ходу, без орудийного огня. И все время шли к цели. Неожиданно в низине открылась перед нами станция Михайловка. Со станции, пыхтя, трогался эшелон. Батарея с ходу развернулась и с двухсотметрового расстояния ударила по рельсам у самого переезда. Эшелон оста новился. Немецкие солдаты, перепуганные нашим огнем, выбегали из вагонов и разбегались по станции. А батарея снялась и опять — вперед. Что пытался противник увезти эшелоном, трудно сказать. Для нас была дорога каждая секунда — не до проверок. Остановившись в степи на минутную передышку, я взглянул на карту, сориентировался. Остались позади Токуз, станция Михайловка, села Чимишлия и Градешты, где-то недалеко за холмами и село Гура-Галбеней. Еще марш, и вот оно, это село. Батарея прошла по юго-западной окраине Гура-Галбеней и на ее западной окраине на выгоне заняла оборону фронтом на запад. На этом, можно сказать, и закончилась первая часть нашей боевой задачи. Теперь надо было держаться до подхода главных сил. А где же полк, танки? Вокруг никого — ни наших, ни немцев. Ни выстрелов, ни разрывов— мертвая тишина, будто и войны нет. Огневые взводы приводили орудия в боевое положение. Взвод управления устанавливал связь, вел наблюдение. Батарейная тяга и кухня расположились на огородах, в двухстах метрах от огневой позиции батареи. Ждали подхода главных сил, которые где-то отстали.
Незаметно скрылось, солнце за холмами, быстро на землю опускались сумерки. Единственное, что нас огорчало, — одиночество. Ни справа, ни слева нет соседей, а впереди как-никак ночь. Однако мы не унывали, радовались паническому бегству немцев, надеялись все же на подход остальных батарей и танков. Нам казалось, что наши войска так пугнули немцев, что их и не догонишь, что теперь они где-то у Прута. И вдруг в батарейном тылу вечернюю тишину разорвала автоматная очередь, затем заухали взрывы ручных гранат. Всполошилась, поднялась на ноги вся батарея. В чем дело, что за стрельба, да еще в нашем тылу? Раздался телефонный звонок старшины Шукалова с просьбой оказать им помощь — напали фашисты. Чем же оказать? Пушками нельзя — там наши машины, шоферы, хозяйство батареи. И опять с пулеметами и автоматами бросился на помощь взвод лейтенанта Абрамова.
В считанные минуты они оказались в батарейном тылу, заняли позиции на фланге немцев и начали поливать их огнем; разведчики выползали вперед, за линию огня, и забрасывали их ручными гранатами. Стойко на своих позициях защищались шоферы отделения тяги и хозяйственная команда. Огонь был подавлен, нападение отбито, немцы, укрываясь в сумерках, рассеялись по селу. И опять тишина. Что же произошло? Оказалось, на пост шоферов у машин нарвалось выходившее из села пехотное подразделение противника. Часовой, шофер Паранчевский, услышав приближавшийся топот колонны, предупреждающе окликнул: «Стой! Кто идет?» Кто-то из колонны, не подозревая, что на пути в глубоком тылу стоит советская батарея, откликнулся: «Дойч золдатен!» Часовой без раздумий полоснул из автомата, вспыхнула перестрелка.
Конечно, эта стычка с немцами была и для нас и для немцев непредвиденной и неожиданной. Но она открыла нам глаза на реальную обстановку. Мы поняли, что оказались в глубоком тылу. Срочно перестроили оборону батареи, выставили круговые дозоры. Тем временем до нас донесся гул моторов автомашин с южной окраины села. Насторожились, прислушались, пришли к выводу, что это наши. Действительно, подошли четыре орудия нашего полка, но из двух батарей. А почему батареи не в полном составе? Где же танки? Мне ответили, что они едва пробились сквозь огонь немецких заслонов. Ну что ж, мы и этому были рады: как-никак теперь слева есть сосед.
Около полуночи правые дозоры донесли: севернее Гура-Галбеней на запад движутся немцы. Прислушались: да, стороной, прямо не угрожая нам, шли немцы. Подумали и решили: огня не открывать. Обстановка неясная, силенок маловато, к тому же ночь. Обнаружишь себя и нарвешься на беду. Ограничились тем, что усилили дозоры. Но вот опять донесся гул моторов — теперь уже с восточной стороны села. Гул быстро нарастал. Ни у кого из нас не было сомнений: шла мотомеханизированная колонна. Но чья колонна? Ночью полагаться на интуицию рискованно. Тут без разведки не обойтись. И два разведчика, получив задание, направились в село — навстречу загадочной колонне. А мы — как на иголках, ждем заветного сигнала.
Наконец, над селом взвилась красная сигнальная ракета. Хоть и тревожный сигнал, зато теперь ясно, что перед нами враг. Командиры огневых взводов Петров и Зверев вмиг развернули пушки на юго-запад. Между орудиями расположил свой взвод управления Абрамов. С ним же все батарейные стрелки — от шоферов до поваров. Пока батарея перестраивалась, я предложил соседям такой план: выпустить колонну из села и по общему сигналу открыть огонь и разгромить ее. Но сосед не согласился с моим пианом и предложил лучше пропустить колонну, нас, дескать, ма> о, обнаружим себя — и нас раздавят. Но все же были шансы на усг ех и у нас: по воле случая мы оказались в засаде, плюс полная неожиданность нападения. От нас требовались терпение, выдержка, а главное — упредить немцев свбим огнем.
Колонна уже выходила на западную окраину села. От гула моторов и лязганья гусениц дрожала земля. Моя батарея стояла в ста метрах, а орудия моего соседа в пятидесяти метрах от дороги, по которой шла колонна. Включи случайно какой-нибудь водитель свет фар, чего мы побаивались, и все наши орудия будут видны как на ладони. Нам казалось, что колонна идет не по дороге, а прямо на нас, на наши огневые позиции. Неопределенность вызывала страх и психологическую подавленность. Каждый из артиллеристов видел свою защиту и спасение только в силе артиллерийского огня и ждал с нетерпением команды, но эта команда преднамеренно задерживалась.
Головные машины уже поравнялись с нами и, не подозревая, что идут под прицелом наших орудий, продолжали движение. Настало время.;дёйствовать. По батарее прозвучала заветная команда. Грянул батарейный залп, и блеск орудийных вспышек словно молнией осветил застывшую на дороге колонну. Может, наш огонь и не был столь массивным, но он был неожиданным, и главное, стреляли мы в упор. Захваченные врасплох, немцы не смогли предпринять каких-либо мер для защиты и молчали. Мы же продолжали стрелять. Чуть позже из хвоста колонны застрочили крупнокалиберные пулеметы, ударила пушка — стрелял, по-видимому, танк. Лейтенант Зверев тотчас же перенес огонь на эту точку, орудийные расчеты Зубарева и Берегулина подавили ее. И снова в колонне тишина, лишь грохочут выстрелы наших пушек, трещат пулеметы и автоматы разведчиков Абрамова.
Разведчики выползли за линию огня наших пушек, забросали колонну гранатами. Ночь. Колонна молчит, а что с ней, трудно сказать. Я подал команду прекратить огонь и быть начеку.
А было уже два часа ночи, приближалось утро 23 августа. Окутанные ночным мраком, озабоченные зловещей тишиной и неясностью обстановки, сидели мы, офицеры батареи, и думали: с какой стороны теперь ждать врага? Встреча с немецкой мехколонной открыла нам глаза на та, что основные силы немцев все-таки где-то на востоке, позади нас. Мы же, как показала ночь, стоим на одном из путей отступления немцев. А раз так, значит нам боевых схваток с ними волей-неволей не миновать. И мы к ним готовились.
Надо было прежде всего установить связь с соседом, ибо неизвестно было, что с ним. Оттуда до сих пор — ни одного выстрела. Я и лейтенант Абрамов с шестью автоматчиками пошли на его огневые позиции. Подошли к первому ближайшему орудию, ко второму, к остальным и поразились: ни души. На площадках стояли ящики со снарядами, шансовый инструмент, вещи. Что делать? Уходим мы и укатываем с собой пушку — одну, другую…
В который уже раз за ночь мы перестраивали боевой порядок батареи. А теперь у нас круговая оборона из восьми орудий. Орудийные расчеты укомплектовываем за счет бойцов взвода управления. Я и секретарь парторганизации батареи побывали в каждом расчете, провели беседы и поставили боевую задачу на день. В батарее все было наготове, артиллеристы, за ночь не сомкнув глаз, ждали рассвета и нелегкого, как нам казалось, дня.
Незаметно пролетела ночь. Признаться, мы побаивались дня. Ведь нас всего горсточка и стоим мы на выгоне. Но к нашей радости, будто по заказу, опустился туман, да такой плотный, что в пяти шагах ничего не видно. К девяти часам утра туман начал рассеиваться. Надо проверить, стоит колонна или ушла. Я и Абрамов с группой разведчиков направились к дороге. Идем не торопясь, держимся настороже, пристально всматриваемся вперед и видим сквозь пелену тумана, словно мираж, силуэт колонны. Прошли мы вдоль нее, от головы до хвоста, и диву дались: какая сила дрогнула перед нами! В колонне были легковые и грузовые машины, тягачи и тракторы с тяжелыми орудиями, бронетранспортеры и танки. Колонна шла, видимо, плотно, впритирку, а после нашего удара водители растерялись, машины начали даже наползать дру1 на друга. Пробка — и колонна замертво остановилась. Больше всего в колонне привлекла нас одна машина — длинная с высокой будкой, по своим размерам напоминающая товарный вагон. Сзади — дверь, над дверью надпись по-немецки. Прочитали, перевели: «Ресторан-столовая». Тоже трофей, ценный и нужный.
Примерно часов в десять утра на юго-западе села, на той дороге, по которой ехали вчера и мы, поднялось облако пыли, и вскоре оттуда донесся гул моторов. Показались машины с пушками на прицепе. Они стремительно мчались вперед. В этой колонне нетрудно было признать наш передовой отряд. Мы, конечно, облегченно вздохнули. Бойцы батареи, уставшие, измученные, издерганные в последнюю ночь во встречах и схватках, едва стояли на ногах. К нам на батарею подъехал на «виллисе» генерал артиллерии, командир полка полковник Булахтин, а на санитарной машине— врач полка Ганиев. Я заметил радость на их лицах. Подойдя, они пожимали нам руки, поздравляли с боевыми успехами.
Позже узнали мы, что командование отряда считало нашу батарею погибшей.
Вот так прошла ночь с 22 на 23 августа 1944 года для батареи под молдавским селом Гура-Галбеней.
Литературная обработка Е. Ткачука