Мгновенья хватило, чтобы зверь бросился на василису, но череп полоснул воздух зеленым светом, словно проводя невидимую черту.
– Ты не справишься! – переживал филин, пока отброшенный зверь поднимался и отряхивался. Его черная шкура отливала зеленым в магическом свете, а глаза стали еще страшнее.
Из-под куста торчала бледная рука с тонкими женскими пальцами. В лунном свете казалось, что она обмотана тонкой алой лентой, но василиса знала, что это – не лента. Это кровь!
Зверь бросился на василису.
Череп ударил в него древним заклинанием. Перевертыш зарычал, когда зеленые языки пламени обожгли его шкуру.
Но он все же повалил василису на землю, но она не растерялась, подставив под жуткую пасть свой посох.
Пока белые острые зубы изо всех сил пытались прогрызть толстую ветку, василиса смотрела в глаза волколаку, в которых кроме голода сверкало что-то еще более пугающее. Жадное, ненасытное и почему-то знакомое.
Сжимая палку на вытянутых руках, василиса загоняла ее в пасть зверю все глубже, а сорвавшийся с ее плеча филин, бросился на чудовище, обнажив острые когти.
– Ух, какая большая мышка! – усмехнулся филин. – Потом будешь рассказывать, что филин съел, значит, мышь!
Словно сгусток тьмы, он рвал чудовищную морду, пока на василису не закапала кровь. Она отворачивалась от крупных капель, вертела головой, жмурилась, не выпуская из рук посох.
– Зачем тебе глазки? – усмехался филин, пытаясь выклевать глаза. – Они тебе не нужны! Тебя из кустов за три версты видно!
Зверь зарычал, выпуская из пасти посох и отпрыгивая назад. Зеленый огонь полоснул его, заставив завыть. Крупные капли крови падали на пыльную дорогу, а чудовище бросилось бежать между домов.
– Цела? – спросил филин, присаживаясь на плечо сидящей на земле василисы. – Везде цела? А то я вижу, что ты ему понравилась! Вон как хвостом вилял. Или это был не хвост? Слушай, ты не помнишь, у волколаков бывает два хвоста? Или только один? Просто вилял нижний!
– Фу-у-ух, – выдохнула василиса, понимая, что чудом смогли отбиться. Разумеется, будь на ее месте обычная девушка или парень, то вряд ли они бы выжили.
Но тут повезло.
Василиса чувствовала, что ее трясет от пережитого. Одно дело читать об этом в книжках или слушать рассказы, а другое дело видеть наяву.
– Волколак, – прошептала василиса, тяжело опираясь на посох. – Перевертыш. Вот, значит, кто прежнюю василису убил. Стало быть, не справилась! Хотя была старше и мудрее!
– Наверное, потому что ей не выдали филина, – усмехнулся филин, а с его когтей стекала кровь. – А тебе выдали! Да, васька?
Он мазнул клювом по ее вспотевшей щеке, а потом сделал вид, что это вовсе и не он.
– Ты как в целом? – спросил он, с тревогой глядя на василису, которая хромала в сторону княжего терема.
– Не целая. Ногу подвернула, – выдохнула она, передыхая и осматриваясь. – Нужно князю сказать! Прямо сейчас! А вдруг удастся зверя изловить!
По древнему закону, новая василиса обязана уничтожить то, что убило старую. Так говорила Ягиня. Только после этого она считается полноправной василисой. Разумеется, она об этом промолчала, глазами выслеживая зверя. Но тот больше не появлялся.
Минуя пустые улицы, глядя на закрытые ставни и двери, она тяжело брела в сторону терема.
– Стой, кто идет? – спросил голос из-за закрытых дубовых ворот.
– Я, василиса, – выдохнула василиса, опираясь рукой на ворота. – Мне к князю надо! Я зверя видала!
Ворота с грохотом распахнулись, а все тот же голос буркнул: «Ночь на дворе. Спит князь!». Лица караульного разглядеть не удалось. Он говорил из темноты. Еще один сонный голос спросил: «Кто там?». «Да василиса вернулась!», – буркнул в темноту караульный. «Пусть до утра ждет!», – зевнул второй голос. «Князь велел ее пустить!», – спорили караульные.
– Так разбудите князя! – настаивала василиса. – Мне про зверя сказать нужно!
– А чем тебе утром не говориться? – зевнул голос караульного. – Иди, утро вечером мудренее!
Она шла, видя, как филин свесился с ее плеча, что-то рассматривая на земле. – Ой, что, правда, то правда. Утром и поговорим с князем! Если, конечно, он согласиться. А то вдруг еще приболеет! Князья, они вон какие хилые! Как ни глянешь – три года правил, пять лет, десять лет! Редко кто всю жизнь долгую у власти продержался!
– Ты о чем? – спросила василиса, заходя в княжий терем и направляясь в свои покои.
– Да так, – усмехнулся филин. – Марш спать!
В покоях снова было непривычно. Тишина, которая стояла в них пугала намного сильнее, чем все лесные шорохи и звуки. Кое –как, проворочавшись, василиса улеглась.
– Это что значит? – бухтел филин, сидя на прялке. – Кормить нас необязательно? Да? Раз мы навьи, то сами себе пропитание найдем? Да? Что поймаем, то и съедим?
– Да прекрати, нам ведь немного надо, – вздохнула василиса, пытаясь улечься. Вместе с ней пытался улечься и плотный ужин.
Проснулась василиса внезапно, но виду не подала.
На нее черными волнами наползал страх и ужас. Словно густой морок закрывал ее глаза, не давая им распахнуться. Этот черный морок был настолько силен, что даже обережные слова, которые она шептала, едва раскрывая губы, никак не могли его развеять…
«Нечисть!», – мелькнуло в голове василисы, а она оцепенела от ужаса, понимая, что здесь, в палатах князя ее нашла нечисть. Причем, подкралась так незаметно, что она даже не поняла.Глава 22. Княжий подарок
Густой темный морок, словно непроглядная ночь окутывал василиса, лишая ее возможности даже шевельнуть пальцем, чтобы дотянуться до посоха и дать отпор.
Сердце замирало, когда она чувствовала, что нечисть близко. Дыхание нави сложно с чем-то перепутать.
Она почти физически чувствовала чужой взгляд, от которого мурашки бежали по коже. И была так предательски беззащитной от чужого морока, который застал ее врасплох.
Она не могла даже открыть рот, чтобы крикнуть и позвать филина, который наверняка спит.
Ужас заставил ее оцепенеть и даже не пытаться шевельнуться. Ей казалось, что нечто неведанное склонилось над ней, изучая ее под прикрытием древней магии.
Под покровом тревожной ночи она отчетливо почувствовала прикосновение.
– Ах! – дернулось что-то внутри.
В этот момент ее сердце ее сжалось. «Оно убьет ее! Убьет!», – шептало перепуганное сердце, пока она досадовала тому, как же ей удалось так глупо попасться!
Куда смотрел филин?
Он же всегда был начеку, предупреждая о любой опасности! Неужели его тоже окутало мороком?
Сразу вспомнилась ночница или полуночница, которая окутывает мороком спящую избу, пока расправляется с ребенком.
И сейчас василиса чувствовала себя таким же беззащитным ребенком.
Василиса отчетливо чувствовала, как чья-то рука ведет по ее щеке и спускается вниз, жадно прикасаясь к ее груди и дрогнувшему животу. Ей казалось, что она чувствует жаркое дыхание и даже кудри, которые скользят по ее лицу.
Может, Змий Огненный? Так она никого не теряла. С чего бы это ему явиться?
«Съест!», – подумала она, понимая, что под тяжестью чужих чар не способна даже пальцем пошевелить. А не то, чтобы закричать.
В тот момент, когда рука остановилась, она ощутила на своих губах холодное дыхание. Это всегда выдавало навьих!
Сейчас наступит ее конец. Перед ее глазами промелькнула вся жизнь. Залитые солнцем полянки, душистые, разгоряченные солнцем травы, сладкие от ягод пальцы, смех других девочек и строгий окрик ягини. Старая скамья, старинные книги, которые пугали и завораживали. «Их называют навьи…», – слышала она голос ягини, листая огромную книгу, пока другие василисы нетерпеливо смотрели ей через плечо. Она была самой младшей, самой балованной и самой любимой.
Сколько бы детей не прошло через руки ягини, скольких она не выпекала в печи, потчуя травами и окуривая терпким дымом, скольким она не вливала в рот горькие настойки, она всех любила одинаково. Но ее, самую маленькую и самую слабую, чуточку больше.
«Однажды ты вырастешь и займешь мое место. Себе оставлю!», – слышала она голос, пока костяной гребень расчесывал ее светлые, почти белые волосы, а ласковый шепот приговаривал, чтобы коса росла до пояса, а потом до пят.
Но не сложилось. Утонуло перышко, оставив людей лицом к лицу к неизведанной опасностью, которая сумела погубить предыдущую василису. И ей пришлось идти на ее место, отрывая от сердца и ясные поляны, и дремучие леса. Отдирать что есть мочи полюбившуюся серую мрачную избушку на столбах, чья крыша поросла мхом. Вынимать из сердца, словно нож, два исписанных древними символами столба между которыми клубился туман. И все это оставляло в душе рану.
Она вспомнила так же мимолетно, как перед самым ее уходом ночью, ягиня спускалась вниз. И стоя между двумя столбами, там, где клубился серый туман, что-то спрашивала.
Лишь мельком ей удалось увидеть едва проступающий облик девушки, вышедшей ей навстречу из тумана. Ягиня спрашивала, но девушка молчала, опустив голову. Покорно и безропотно, словно ужасно провинилась.
– Как ты могла, дитятко мое! – сокрушалась ягиня.
Но девушка из тумана не проронила ни слова.
– Так ты мне скажешь, что это было! – послышался скрипучий голос ягини.
В дымном мареве трав, окуривающих ее и избушку, она сама казалась не человеком, а порождением нави.
Но девушка молчала, зажимая на груди страшную рану. Она так же молча удалилась в туман, не проронив ни слова.
Все это промелькнуло в один миг, который показался вечностью. Затаившееся над василисой чудовище было так близко, что она чувствовала его дыхание.
И тут вместо оскаленной пасти, раздирающей плоть, холодных рук, крепко сдавливающих хрупкую шею, острых когтей, способных вырвать сердце из груди, она почувствовала легкое прикосновение губ к ее губам.
Прохладные губы ласково косались ее кожи, словно боясь разбудить. А потом раздвинули ее пересохшие губы таким жаром, словно пытаясь вынуть из нее душу.
Замерев в поцелуе, от которого кровь прилила к щекам, нечисть простонала.
Внутри все вздрогнуло, зашевелилось, повинуясь какой-то неведомой силе. Словно цепи, василиса разрывала морок, окутавший ее и… проснулась.
Она открыла глаза, видя, что за окном уже проблескивает рассвет, заглядывая в чистую горницу. На фоне рассветного неба на прялке дремал филин, нахохлившись, словно обиженный воробей.
Все вокруг было тихим, мирным и спокойным.
– Это сон, – прошептала василиса, а ее бледные щеки покрылись стыдливым румянцем.
– Что?! –проснулся и переполошился филин, открывая глаза и вертя головой. – Что?
– В комнате кто-то был, – прошептала василиса, опасливо потянувшись к посоху. – Навьи…
– Пфе… – фыркнул филин, отвернувшись. – Если бы был, то я бы почувствовал!
– Но ведь меня кто-то… – василиса внезапно запнулась, чувствуя, как стыдливый румянец заливает ее бледные щеки.
– Съел? – спросил филин, зыркая одним глазом. – Ногу отгрыз? Руку отжевал?
– Н-н-нет, – замялась василиса, чувствуя себя неловко.
– Видать приснилось чего! – вздохнул филин. – Ей приснилось, а мне, значит, спать не дают! Во дела!
– Меня поцеловали, – созналась василиса, касаясь своих губ руками. И ей почему-то было ужасно стыдно. Наверное, от того, что ей это… понравилось! Она бы никогда в таком не призналась, поэтому прятала румянец в темноте.
– Дожили! Мужики снятся! Эх! Значит, пока мне мышь снилась, тебе мужик какой-то снился? Да? – ревниво спросил филин, зыркая на нее светящимся глазом.
– Тут точно никого не было? – спросила василиса. Она уже не понимала, сон это был или явь…
– Да нет, пока ты спишь, тут и русалки хоровод водят, и чудеса, и леший бродит … – прыснул филин. – А потом с криком: «Твою мать! Проснулась!», они все разбегаются по разным углам. Спи, давай!
Остаток утра прошел тревожно. Стоило только чему-то зашуршать, как василиса тут же открывала глаза и дергалась. Проснулась она, когда за окном шумели ярмарки, и вовсю светило солнце.
– Надобно князю про зверя сказать, – вздохнула василиса. – И про купца. Ответ держать надо, а то подумает, что мы в бирюльки играем!
– О, а я бы сыграл! – усмехнулся филин, зевая и тряся головой. – Ненавижу раннее утро! Ну еще бы! Я же сова?
Василиса переплела косу, глядя на себя в мутное зеркальце. Украдкой она прижала пальцы к губам, вспоминая поцелуй. От неожиданного чувства внутри, ее бледные щеки покрылись стыдливым девичьим румянцем.
Она быстро повязала ленту на косу, поправила страшный кокошник и взяла свой посох.
– Ты куда это собралась с раннего утра? – спросил филин, пытаясь прийти в себя.
– К князю. Ответ держать! – гордо ответила василиса, вспоминая, что сама на службе княжеской находится.
– Смотри, ответ не урони по дороге! – вздохнул филин, слетая на железный наплечник.
Они вышли из палат и направились в тронный зал. Князь восседал на троне, прижимая руку к щеке, словно ему ужасно скучно. При этом он отдавал распоряжения опричникам, которые твердили: «Так точно! Как скажете, княже!».
– Княже, – обратилась василиса, а взгляд князя, который до этого насупил брови, тут же изменился. Он стал таким странным.
– Пусть держит от нас подальше свои княжеские милости, – заметил филин, хмуро глядя на князя. – Вот достанет из штанов милость княжескую, я ее быстро в княжескую «малость» превращу!
Он кровожадно усмехнулся, уставившись на князя. Тот пригласил василису поближе, а она растерянно пожала хрупкими плечами и сделала несколько шагов навстречу, снова поклонившись, но на этот раз ниже!
– Ты там порефе челом бей. Я и так еле дерфуууу кокофффффник! – послышался сдавленный голос филина. – Я фто? Нанималфя кокофник дерфать?
– Молви, девица. Молви, красная, – усмехнулся князь, глядя на нее странным тягучим, как мед, взглядом. От этого взгляда василиса покраснела, стушевалась, смутилась и даже сгорбилась.
– Милостивый князь, – наконец произнесла василиса, видя, что князь сверкнул глазами. Он был хорош собой, пригож лицом и молод.
– Вчера по купцовым делам ходила, – начала василиса. – А воз и ныне там. Зато русалок положила…
– Взыщу я с купца, – прорычал князь, явно раздосадованный.
– Зверя вчера видала, – произнесла василиса. – Это перевертыш. Волколак.
Глаза князя от ужаса расширились, и тут же взгляд стал недобрым.
– И как его извести? – спросил он, нахмурившись.
– Надобно понять, сам он по воле своей оборачивается. Или обернули его. И узнать бы, кто это? А там уже и ловить его, – произнесла василиса, пока филин вздыхал.
– Жалую тебе за службу перстень княжеский, – послышался голос князя, когда василиса голову подняла.
– А лучше бы трехразовое усиленное питание! – ворчливо заметил филин, покосившись на то, как князь одной рукой перстень с себя стягивает.
– Не нужны мне милости твои, княже, – внезапно произнесла василиса, а филина чуть удар не хватил от негодования. Он уставился на нее, готовый клюнуть: «Ка-а-ак не нужны?! Дают – бери!».
– Нам бы зверя этого извести, – вздохнула василиса, – Чтобы людям легче жить было.
– Изведем, – вздохнул князь, а перстень все-таки снял и протянул василисе.
– Бери, – суфлерски произнес филин. – Все что дают – бери! Только не работу! Работу брать не надо!
– Негоже тебе, девица за зверем охотиться, – внезапно произнес князь. – Негоже по ночам ходить.
Он встал и направился к резной двери, а василиса так и осталась в беленом зале.
– Тебе не кажется странным, что он рукой щеку зажимает? – прищурился филин. – Надобно про терем этот все разузнать. И про князя нашего.
– И как? Кто расскажет? – спросила василиса, понимая, что чувствует себя неуютно.
– Тот кого мы отловим и пугнем, как следует! Или задобрим! – усмехнулся филин. – Пошли домового искать! Уж он-то все знает!
– Так это ночью делать надо! – спорила василиса.
Но филин был неумолим. Опричники стояли молча, а в зале казалось так неуютно. Они вышли и направились обратно в свою горницу.
– Эй, домовой, – позвала василиса с порога, но никто не откликнулся.
– Видимо, он глуховат, – заметил филин, слетая с ее плеча. – Старый, наверное!
– Домовой – батюшка! Явись ко мне! – позвала василиса, чуть повысив голос. Она смотрела по углам, но не видела никого. И тут ее осенило! А не домовой ли ночью приходил?
– Домовой- батюшка… – позвала она, но он не отзывался. Значит, по хорошему не хочет! Это ночью нужно идти! Вызывать его, чтобы явился.
– Как ты думаешь, князь теперь всех допросит, чтобы зверя отыскать? – спросила василиса, разглядывая перстень.
Он был увесистый, тяжелый, сверкал камнем драгоценным. Она сидела и играла им, глядя то так, то эдак. Солнечные лучи то и дело сверкали то в одной грани, то в другой, от чего василиса радовалась. Интересно, а то, что он перстень ей пожаловал, это хорошо или плохо?
– Я тебе сейчас палец отклюю! – возмутился филин ревнивым голосом, а василиса тут же спрятала перстень за спину, делая вид, что ничего не произошло.
– Слушай! – заметила она, вспоминая, что при каждом посаде были летописи. С незапамятных времен каждый посад вел свои летописи и прятал их надежно. Но некоторые летописи сгорали при пожарах, некоторые были похищены, но в тайных местах хранилась вся история посада со дня основания.
– Может, узнаем про посад поболее? – спросила василиса. – Да и время скоротаем!
И тут в дверь постучались. Василиса вскочила, а дверь скрипнула. Старуха вошла и поставила деревянный поднос, на котором дымилась пшеничная каша, и лежало несколько яблок.
– Князь велел накормить тебя, – заметила старуха. Она лишь с любопытством зыркнула на василису, а потом перевела неодобрительный взгляд на ее страшный посох.
– Это что у нас за столовая общественного пытания? – спросил филин, глядя в миску.
Бабка тем временем жадными глазами бегала по комнате, словно высматривая все. Ее липкий, настырный взгляд просто пожирал каждую деталь.
– Что, карга? Родственника узнала? –нахально спросил филин, заставив василису покраснеть: «Фу, как грубо!». – Иди, иди, чего встала! Нам как раз сменная голова нужна! Твоя пустая сгодиться!
Бабка что-то пошептала, сплюнула и так же хмуро направилась вон.
– И чего это ты разбушевался? – недовольным голосом произнесла василиса. – А?
– Не нравится мне бабка эта! – буркнул филин. – Все глазами шарит, высматривает, выискивает! Чтобы было, что рассказать потом! Поддержать интеллектуальную беседу свежими сплетнями. А нам они ни к чему! Наша репутация должна быть безупречна!
– А разве плохо, если обо мне все узнают? – спросила василиса, пробуя деревянной ложкой еще горячую кашу.
Люди вообще странно готовили. В лесу она привыкла к грибам, ягодам, мясу. А тут каши!
– Ага! А потом будут звать Василиса Сарафан Задрался Так и Не Одернула! Или Василиса Коса Растрепалась Заплести Некогда! – ворчал филин, явно чем-то недовольный. – Может, бабка думает, что ты что-то украла!
– Я? Украла? – ужаснулась василиса.
– На княжеской службе все воруют, – усмехнулся филин. – Так, давай сразу определимся. Мы взятки берем или нет? Так, на будущее? Вдруг предложат! Чтобы мы уже точно знали, берем или нет.
– Нет, – ответила гордая василиса, искоса поглядывая на приглянувшийся ей перстень.
Неужели она князю так понравилась, что он ей перстень жаловал?
– Нда-а-а, – протянул филин. – Голодные нас ждут годы… Так, о чем это я? А ну ешь, пока не остыло!
С кашей василиса церемонилась долго. Не любила она каши. То ли дело – пироги.
– А ты представь, что каша – это нечисть! Так что взяла и как расправилась с нею? –усмехнулся филин. – Давай, ложечка за русалку, ложечка за Лешего, пусть не подбешивает. И за покойника не меньше половника! Жуй!
Василиса жевала кашу и вздыхала.
Не так она представляла себя княжескую службу.
Она иногда замирала, глядя в окно, словно там вот-вот раздадутся крики опричников, которые бегают по посаду и ищут таинственное чудовище, зная примерно, что это такое.
– Солнышко светит, травка зеленеет, а ты чего в окно уставилась? – спросил филин, с подозрением глядя на василису.
– Жду, когда князь дружину свою отправит чудище искать, – созналась василиса, со вздохом доедая кашу. Хоть бы грибы положили!
– Слышишь, слышишь, как сапоги стучат? А? – прищурился филин, выглядывая в окно. – Это никто никуда не идет!
Он резко обернулся, а василиса едва успела спрятать кольцо за спину, делая вид, что вовсе его не разглядывала.
– И что ты там делаешь? А? – прищурился филин.
– Ничего, – вздохнула василиса, пряча кольцо, которое ей ужасно нравилось.
– Небось, подарок князя разглядываешь? – еще сильней прищурился филин.
– Нет же! – воскликнула василиса, слегка краснея. Никогда никто не дарил ей такие дорогие подарки. А тут самоцвет! Ну какая девица устоит?
– Я тебе дам, – филин еще сильней сузил глаза, делая вид, что поверил. – Нечего подарки чужих мужиков разглядывать. До добра это не доведет! Мужика точно!
– А тебе какое дело? – вдруг вспылила василиса, вставая с места. Миска подпрыгнула и чуть не перевернулась.
– Мне?! – возмутился филин, расправив огромные крылья. И тут же сложил их. – Абсолютно никакого!
Он сделал вид, что разглядывает что-то в окне. И даже демонстративно отвернулся.
Вечерело быстро. Может, это потому, что василиса после бессонной ночи спала до обеда? А может, это с непривычки показалось, что так быстро стемнело? Еще бы! В лесу василиса знала точно, когда солнце уйдет на покой. А тут не поймешь.
– Ну что? Сегодня ночью идем на дело? – спросил филин, пока василиса задумчиво смотрела в окно.
– Не понимаю я князя, – наконец-то выдала она, отойдя от окна и улегшись на лежанку. – Коли я бы была князем, то я бы мигом весь посад на уши подняла. В каждый дом заглядывала, все расспросила… Люди всегда что-то да знают! Так бы и зверя нашли!
– Значит, оно ему не надо! – усмехнулся филин, пока василиса собиралась немного вздремнуть. – А если ему это не надо, то мы обязаны все выяснить… Ты что там делаешь? А? Руками под одеялом? Я все вижу!
Василиса, которая навьими глазами смотрела на перстень, укрывшись одеялом с головой, тут же вернула себе прежнее зрение.
– Ничего, – ответила она, заливаясь краской.
– Опять перстенек разглядываешь! – строго спросил филин, негодуя. – Дался тебе этот князь! Ты сама посмотри на него! Ни кожи, ни рожи!
– А мне показалось, что он красивый, – вздохнула василиса, как –то странно улыбнувшись. Не то, чтобы ей князь нравился. Вовсе нет! Ей просто нравилось, что она нравится ему. И от этой мысли она заливалась румянцем. Теперь –то она разгадала его взгляд.
– Красивый?!! – вознегодовал филин, хлопая крыльями. – Красивый, значит! Да! А ну поднимайся! Давай, домового звать! Красивый, значит… Красивый…
Миска с остатками каши, которые василиса предусмотрительно оставила про запас, была поставлена на пол.
– Ну че? Клюет? – спросил филин, заглядывая в миску. – Что-то не видно! Он, видать, на диете сидит!
– Да мало ли, на чем он сидит! Хоть на корзине! Хоть на полу! Главное, чтобы пришел!– прошептала василиса, внимательно глядя в темный угол.
– Домовой – дедушка, держи угощение, – позвала она, но к еде никто не притронулся. Навий взгляд, который с каждым разом получался все лучше и лучше, но пока что не видел никакой нечисти.
– Что-то он какой-то не коммуникабельный, – заметил филин, вздыхая. –Домовой – интроверт!
– Не понимаю, что ты там говоришь, – прошептала василиса, обводя взглядом горницу. – Домовой! У меня к нему тоже вопрос есть!
И она вспомнила поцелуй, от которого смутилась еще сильней. А вдруг и правда – домовой? Домовые – они такие. Если кто приглянется, то они могут вести себя безобразно!
«Если что узнать хочешь, али вещь найти, али правду выяснить, домового вызывай», – вспомнила василиса слова ягини, которая поучала девочек.
– Кушать подано! – позвал филин. – Что-то званый ужин у нас не собирается? Или не оголодал? Эх, придется выслать пригласительный! Давай, тащи его силой!
Филин зловеще хохотнул, а василиса пожала плечами. Вызывать силой домового – рискованно. Мало ли, вдруг злопамятный? А ей здесь еще жить.
В ночной тишине слышалось заклинание. Казалось, что все вокруг заходило ходуном. Зловещий свет магии освещал бледное лицо василисы.
– Дедушка – домовой, – звала она, пока вещи дергались на своих местах. Казалось, что вся тьма собралась вокруг нее и клубилась зловещим дымом черных пожарищ.
Внезапно тьма отступила и стала клубиться на одном месте.
– Явился, – заметил филин.
Заклинание оборвалось, а на месте тьмы виднелся неясный силуэт. Силуэт вдруг вытянулся, сплющился и на месте, сидело что-то похожее на черного кота. Кот с лицом старичка сидел и трясся.
– Не бойся, – смилостивилась василиса. – Ты чего?
Нечто черное, пушистое дернулось от протянутой руки.
– Не обижу, – произнесла василиса, впервые видя напуганного домового. – Ты чего прячешься?
– Страшные дела творятся, – пробормотал домовой.