Василиса из рода Ягинь

Глава 34. Подменыш

Василиса настороженно осматривала избу. Что за изба такая, в которой домовых не водится? Впервые она такую встретила. Да и ягиня рассказывала, что нынче домовыми дорожат. Кто еще дом от чужой нечисти защитит?

В доме царил беспорядок. Несколько горшков разбитых валялось на полу, но никто их не убрал. Так глиняные черепки успели покрыться пылью. На полу лежали мелкие косточки и прочий мусор.

Скрипучие половицы жалобно простонали под тяжестью ее шагов.

Ветер завыл в печной трубе. В избе было не топлено. Огарочек свечки таял на столе, а по избе плясали причудливые тени.

Старую колыбель – зыбку качала иссохшая рука. Седые космы хозяйки выбились из-под платка, а сама она напоминала кикимору какую-то.

– Че? Не видите? Дочка моя болеет? Ни до чего руки не доходят! Все подле нее, родненькой, – горьким голосом произнесла старуха. И тут же повернулась к люльке. – Тише, тише…

– А ребенок чей? – спросил филин, поглядывая на тощую старуху. Старый, некогда нарядный платок укрывал ее сгорбленные плечи, а она заботливо качала колыбель. На вид она явно не смахивала на молодуху.

– Как чей? – спросила старуха, зыркнув на гостей. – Мой! А чей ж еще! Доченька моя! Ждана!

– Прошу прощения у молодой матери, а не могли бы мы осмотреть его? – заметил филин.

Василиса и сама чувствовала неладное. Хоть и плакала колыбелька детским голосом, но навий взгляд соврать не даст.

Что-то в зыбке было не так.

– Может, зубки режутся? – заботливым голосом спросил филин, пока василиса вспоминала, что бы это значило.

Старуха разрешила подойти. А сама смотрела на василису с настороженной ненавистью.

– Ну, тут все ясно! – с усмешкой заметил филин. – У нас зубки режутся!

Он помолчал, пока василиса заглядывала в колыбель и понимала, почему изба в таком запустении находится.

– Вон какие прорезались! Половину руки отхватить могут! – рассмеялся филин. Старуха тут же притянула люльку к себе, что – то приговаривая.

– Неча на Жданочку мою наговаривать! – скрипела старуха. – Она у меня красавица…

– Да она у вас просто красавица! – гадко согласилсяфилин, пока василиса смотрела на огромные зубы младенца. Большая голова, маленькие ручки и ножки, беспомощно дергающиеся.

Навий.Не человек это.

Вот почему в доме домового нет.

Извел, поганец.

«Подменыш!», – вспомнила василиса и ужаснулась. Седые космы старухи, изборожденное морщинами лицо. Сколько ж лет она нянчит подменыша?

Говаривала ягиня, что нечисть детей подменять любит. Особенно, если зазеваешься или где-то что не так брякнешь словцо нехорошее, дитя свое обругаешь. А сила нечистая тут как тут! Ребенка – цап, а тебе вместо него своего подложит!

Быстро, не давая даже себе опомниться, василиса схватила бревно и бросила его через порог.

– Доченька моя, Ждана! – орала мать, а василиса в ужасе смотрела на седую женщину, вскочившую с места, словно коршун. Она раскинула руки в платке, готовая за свою дочку броситься и выцарапать василисе глаза.

– Ты так себе педиатр! – согласился филин, а нечисть обернулась поленом и с грохотом упала на пол. – Догадалась, значит!

– Ииии! – зашлась в крике седая мать, а шаль упала с ее плеч, обнажая тощие ключицы, просвечивающие через рваную рубаху.

– Я спросил у ясеня, кто отец ребенка, – усмехнулся филин, пока мать страшным голосом выла, хватая полено и прижимая его к себе.

Странно!

Ягиня всегда говорила, что стоит только перекинуть через порог, как тут же все становится хорошо… И мать тут же понимает, что ей дитя подменили.

Но вот до старухи дошло, что это – не дитя, а чурка деревянная на полу грязном лежит.

Она опомнилась и завыла страшным голосом: «Горе мне, горе!».

– А где ее настоящий ребенок, как думаешь? – спросила василиса шепотом. Она была в ужасе, глядя на то, как несчастная мать смотрит на свои подрагивающие морщинистые руки.

– Небось, нечисть утащила. Может, полакомилась! А может и вырастила! – небрежно заметил филин. – Так, давай у других поспрашиваем, что с нашей страдалицей делать! Может, родственники объявятся, под крылышко возьмут! И спасибо нам на хлебушек намажут!

Василиса вышла из избы, понимая, что в избе оказалось холоднее, чем на улице. Постучав в соседнюю избу, она увидела на пороге хозяина. Немолодой мужчина выслушал ее, опасливо глядя на посох, а потом вздохнул и пригласил в дом.

– Что ж вы по ночам ходите? – буркнул он, ковыляя к печке поближе.

В это избе было хоть немного уютней. И печка грелась. И кот на ней нежился. Завидев василису, кот прошипел и спрятался за печь. Василиса краем глаза заприметила, что не кот это вовсе, а домовой.

«Интересно, а хозяин знает?», – подумала она,

– А что сказать? – спросил хозяин. Он был уже не молод. В бороде отчетливо виднелась проседь. Лицо было сморщенное, зубов не хватало. – Хорошая семья жила раньше. Помню, молодые были. Девка – просто сказка, как хороша. На тебя похожа. Мотрей звали. Волосы такие же, как снег белые. Прямо Снегурочкой звали. И под стать жених сыскался. С достатком. Я тоже к ней сватался, да от ворот поворот получил. Гол как сокол был! Да и сейчас не богаче. Ну, поженились они, зажили. Тут бы детей, а все нет. Мертвенькие рождаются. Там видали голбцы? Вот, это все их дети! Вот радости было, когда дочка родилась. Ждана. И живехонькая! Уже не надеялись и не чаяли. А потом заболела. Совсем кроха.

Василиса слушала внимательно. В старой избе уютно горела печь. Где-то жалобно мычала корова.

– Видать, по лесу что-то шастает, – с досадой отвлекся хозяин, выглядывая в оконце. – Корова – верный помощник. Она все чует! Все слышит! Они, коровы, поди умнее людей бывают!

В оконце стучали ветки. Ягиня всегда говорила, что горе людское мимо себя пропускать надо. И истории все к сердцу близко не принимать.

Только василиса этого не умела.

– Лежит дочечка и не растет! – заметил хозяин. Василиса отломила краюху черного хлеба и положила ее в рот. Иван чай в горшке, налитый хозяином, согревал ее. – Голова большая, а ручонки – ножки маленькие. У нас тут ни знаткой, ни ведьмы не было… Ну да ладно! Много детей уродцами рождались. Видать, судьба такая. А красоту с девки, как корова языком слизнула. Потухла, отцвела. Была девка – красавица – стала баба уставшая. Все вокруг этого дитя носится! Поговаривают….

Мужик голос до шепота опустил.

– … что мужик ейный узнал, что не дите енто, а бес! – произнес хозяин. – Он-то везде ездил. И в посадах частенько бывал. К тому же до Белого Посада здесь рукой подать! Пришел он, значит, да давай ей доказывать, что не дите это, а бес настоящий! Что дите –то утащила сила нечистая! А Мотря его и убила, когда руки протянул к дитю, чтобы в печурку его бросить. Вот и осталась одна с бисяком своим. Мы ее стороной обходим…

Посмотрела сосед на василису, а потом вздохнул. Только сейчас василиса заметила, что в деревянной плошке у него не чай, а брага. А он все украдкой подливает себе и подливает. От того разговорчивей становится.

– Помню я ее в молодости. Больно ты на нее похожа, – заметил он. – Так же волосом бела. Редко такое встретишь! – заметил мужик. А глаза у него были уже пьянющие. – Но я-то видал, что было… Баба Яга дите в лес утащила…. Видал, как она в избу ночью кошкой пробралась, а сама потом с дитем в лес убегла.

– Ягиня? – удивленно спросила василиса. Она чуть не поперхнулась хлебом. – В лес?

– Говорят, ходит баба. То девицей, то старухой прикинется. Но чаще всего старухой. Детей высматривает. В каждую люльку заглядывает. Девочек себе уносит! Все про это знают! Потом из них таких как ты делает…

– А есть, кому за бабой присмотреть? – спросила василиса. Но хозяин ее уже не слышал. Он храпел на столе, промачивая рукавом ядреную брагу.

– Это правда? – спросила василиса у филина. Тот промолчал, а потом обратился к черепу.

– Ну, что скажешь?

– А че? – послышался голос черепа. – А вы что думаете, василисы сами рождаются? Или их в лесу находят? Может, раньше люди и сами детей несли! Но сейчас детей мало осталось! Каждое чадо на счету.

– Ну, рассказывай, – произнес филин, поглядывая на Черепушу. – Хотелось бы ягиню послушать. Авось она что знает. Не хочешь поделиться?

– Да что уж таить! Детей –то из деревень и посадов брали, – произнесла Черепуша. Хозяин храпел на столе. В его бороде виднелись белые крошки. – Искали девок с силой особой. Ее печатью называли. Коли печать есть, то получится василиса. Коли печати нет, то вряд ли…

– Печать, значит? – выдохнула василиса, глядя на светящиеся глаза посоха.

– Вот и ходили мы, искали василис будущих. … Сначала я ходила ягиней. Потом, когда сохранила разум, меня уже в руке носили. Я во все стороны глазела, высматривала. Это редкие посохи делать умели. Разум которые сохранили. Такие посохи у ягинь обычно были. Редко, когда василисам обычным доставались.

– Мы уже поняли, как нам с тобой повезло! – фыркнул филин. – Ближе к делу.

– Мы совсем иначе все видим. Вот мы и говорили, есть ли печать на дитятке или нет. И эту деревеньку я помню, – произнесла Черепуша. – И туточки мы были… Много лет назад… Годков с двадцать, наверное…

– И вы дитенка подменили?! – выпалила василиса и зажала рот рукой. От ужаса ее глаза расширились.

– Ну хоть не сожрали! А ты боялась! – выдохнул филин. – Могло быть и хуже!

– Так девонька маленькая что? Ничего! От первой же лихорадки бы померла. Или мать бы приспала. Или потом подросла бы, лес бы ее утащил. Или того хуже, замуж бы вышла, а муж ее уму разуму кулаком учил. Померла бы родами, как большая часть баб помирает. А так людям нужна! Скольких людей от силы нечистой спасет! – произнесла посох так, словно была уверена в своей правоте. – Для благого дела ничего не жалко! Кто, как ни василисы, людей от навьих защищают!

– Но ведь… – выдохнула василиса, вспоминая глаза несчастной женщины. – Филин! Скажи ей! Скажи ей, что так нельзя! Ну чего ты молчишь!

– А ты еще не догадалась? – внезапно произнесла Черепша. И грустно усмехнулась.

– Не вздумай! – закричал филин страшным голосом. Хозяин дернулся и перевернул миску с брагой. «Ась-ась! Я тебе ща…», – проворчал он, а потом успокоился и снова на столе захрапел.

– Спи! – бросил шепоток филин, сверкнув лунными глазами. – Не мешай. Не вздумай! Не говори! Скажешь, я тебя об колено сломаю!

– Что не говорить?! – заволновалась василиса. Она чувствовала, что от нее что-то скрывают. И от этого ей стало как-то тревожно.

– Я предупредил! – страшным голосом закричал филин. – Ни слова! Со мной шутки шутить не думай.

– О чем мне не говорить? – дернулась василиса, как вдруг поняла.