Василиса из рода Ягинь

Глава 35. Нагаданная встреча

– Сама догадалась! Я тут не при чем! – послышался голос Черепуши, но василиса задыхалась от внезапно нахлынувших чувств. Неужели, правда?

Она бросилась в ночь напрямую к той избе, которая стояла на отшибе. Замерев перед дверью, она не знала, что скажет. Столько раз она думала об этом, как вдруг случилось! Икотница права была!

В детстве всем василисам одно и то же говорили.

Кого родители в лесу бросили. Кого на лечение принесли, мол, все равно помрет. И жили они с мыслью о том, что никому окромя ягини и друг дружки нужны не были. Что нет у них другого дома, кроме старинной избушки на курьих ногах, промеж которых ягиня и мертвых вызывает из туманов нави, и ворожит. Нет ничего кроме перышек, которые на водице плавали в кадушке. И боязно и интересно смотреть на них было. Одна ягиня знала, как растолковать, что в водице видно, и чье это перышке вот-вот потонет.

И не было у них имени кроме одного – василиса. А настоящее имя еще заслужить надо. Чтобы Премудрой стать нужно людям помогать да мудростью своей прославиться. Или красотой, как Василиса Прекрасная.

А тут сердце василисы зашлось. Она толкнула дверь.

– Мама! – влетела она в избу, где не видно было ни огонька, ни лучинки. – Матушка!

И слезы душили ее при мысли, что вот она, матушка ее, перед ней сидит! Самая настоящая! И не отвела она ее волкам на съедение в лес, не бросила возле избушки…

– Матушка, – прошептала василиса, а на глазах у нее слезы выступили. – Это я – Ждана…. Дочка твоя…

Женщина сидела на полу, глядя на василису равнодушным и окаменевшим взглядом.

– Пошла прочь! – послышался глухой голос, а василиса испугалась его и руку отдернула. – Доченьку мою, Жданочку разбудишь! Уронила ее, больно ей! Слышишь, как плачет?

Василиса смотрела на полено в пеленках и не знала, что сказать.

– Это же просто полено, – прошептала василиса, глядя в глаза матери. – Я… я твоя дочка… Я – Ждана… Меня ягиня забрала, а я к тебе вернулась!

– Прочь, поди! – гневно крикнула мать. И стала полено баюкать. Василиса чувствовала, как у нее в глазах щиплет.

– Мама… – прошептала василиса, глядя на родную мать.

– Баю-баюшки баю! – баюкала полено женщина, не обращая внимания на ее слова. То, что показалось седыми старушачьими космами, на самом деле было грязными белыми волосами. Точь в точь, как у василисы. Остальное сделало горе. Тени под глазами, глубокие морщины – овраги от некогда пролитых слез.

Василиса смотрела на нее, захлебываясь от горя.

– Спи дитя мое, – сипло нараспев, покачиваясь из стороны в сторону напевала старуха.

– Ты меня не узнала? – прошептала василиса в отчаянии.

Глотая слезы, она встала и поплелась к выходу. Она чувствовала, как сердце сжимается от боли.

– Тише, – послышался голос, а василиса заревела в голос и упала на грудь Княжича. – Не плачь…

– Ты ведь сразу догадался? И молчал! Да? – рыдала василиса, а по ее голове скользила рука.

– Ну, да, – сознался филин, зыркая на Черепушу. Черепуша выглядела странно. Во рту у нее была еловая смоляная шишка. – Просто говорить не хотел. Баба совсем из ума выжила… С ума сошла от горя. Ты ей ничем не поможешь…

– Ты знал, что василис похищают из люльки! А заместо них нечисть подкладывают! – ревела василиса.

Ночь сменялась рассветом. Где-то хрипло кричал петух, вызывая из-за леса дремотное солнце.

– Знал, а почему не сказал!!! Проклятый!!! Все ты знаешь!!! И молчишь!!! А когда права ножем вострым в сердце вонзается, так ты… – завыла василиса, ударяя кулачками его по могучей груди.

– Да! – поймал княжич белые кулачки в свои руки. – Я знаю намного больше, чем ты! Может, потому что мне несколько сотен лет? И как бы за это время многое можно узнать!

– А я ведь девкой обычной могла быть! – ревела василиса. – Жить себе, не тужить! На вечорки ходить! С парнями целоваться! Прясть да приданное собирать! Босоногая по улице бегать да гусей гонять! Домовому миску ставить да банника бояться! И счастливой быть! Счастливой, понимаешь!

Ее словно прорвало. Пусть василисы и росли в лесу, но про людей многое знали. И втайне мечтали петь на вечерках, хороводы водить да на женихов гадать. Ягиня многое про людей рассказывала.

– А ваше дело их защищать? Никто окромя вас не справится! – поучала она.

Василиса ревела, задыхалась, а Княжич хмурил брови.

– Надоело! – внезапно произнес он, а потом резко развернул василису, чтобы она деревню видела. – Девкой, обычной? Пошла за грибами да за ягодами леший бы утащил! А по зиме от лихорадок – лихоманок скрючилась бы! На святки пошла бы белье в проруби стирать – шуликаны за косы схватили и под лед утащили! Это ты сейчас навьим взглядом всю нечисть видишь! А тогда бы не видала! Ну вышла бы ты замуж за парня деревенского! Ну и жили бы в нищете убогой! Детей плодили бы, сколько выйдет! Одного кикимора на болотах сожрала, другого банница в бане утащила! Третьего в колыбели крикса замучила! Это сейчас ты про них все знаешь! И как защититься тоже! А была бы ты девкой простой, так родами очередными и померла бы! Вынули бы из тебя дите сороки – ведьмы! А ты бы головешкой – бревном не разродилась! Порча бы подружек завистливых тебя в могилу бы свела!

Василиса изумленно слушала, а Княжич взял ее руку и поднес к губам.

– Не было бы белой ручки нежной, которая ничего тяжелее посоха и трав в руках не держала. Была бы рука мозолистая! Воду каждый день из реки или колодца носившая! И сейчас бы ты как лошадь упаханная выглядела! Да на тебе бы всей семьей пахали бы! – повысил голос филин, сжимая василису в объятиях. – И кем бы ты была? В двадцать пять померла от обычной хворобы от того, что трав не знала и лечиться не умела?

– Но я могу умереть раньше! – возразила василиса. Слезы ее высохли.

– А кто сказал, что я тебе дам это сделать! – усмехнулся княжич, обнимая ее двумя руками. Он притянул ее к себе и зашептал, пока василиса стояла и смотрела на розовое зарево. – Будут тебе палаты княжеские… Будут тебе шелка и наряды… Все для тебя достану… Что только душа твоя пожелает…. Потерпи немного… Нам бы Сокола найти. А там все и решится. Не нужна матери родной, значит, себе заберу.

Василиса обняла его, чувствуя, что никого роднее у нее нет. Только он знать об этом не должен. Ну, пока. А потом она сама скажет.

– Иу! – послышался клекот над головами.

Филин резко поднял глаза, а тень хищной птицы уже скрылась за лесом.

– Так, сматываем сопли! Кажись, нашли мы братца моего! Посох бери! – ожил княжич.

Василиса опомнилась, а изо рта посоха шишка вылетела.

– Так мадам, – заметил филин, выдергивая посох из рук василисы. – Откройте рот, закройте глаза!

– Не вздумай, окаянный! – заорала посох.

– Мадам, я всего на полшишечки! – язвительно заметил филин, а во рту у черепушки оказалась смоляная шишка, побольше прежней.

Слова княжича засели в сердце василисы. Неужели люди не знают, кто на них из-под полога в бане смотрит? Кто из камышей поглядывает, кто из чащобы облизывается. Да, нет, знают… Но и поделать ничего не могут. Все, что они могут на обереги рассчитывать да слова заговоров повторять, чему их предки учили. И все. Да не всегда помогает.

– И как они живут? – спросила василиса. Избушки жались друг к другу, словно стадо, которое окружали волки. – Люди-то… Если все вокруг страшно?

Она никогда не задумывалась над этим.

– А вот так и живут! Тьфу! – прохрустелась шишкой посох. – Запросто живут. Так что ничего ты не потеряла. Жизнь что так короткой оказаться может, что так!

– А ты кто сама такая? – спросила василиса. – Имя у тебя было?

– Я? Василиса Прекрасная! – заметила Черепуша. Филин рассмеялся, а череп глазами сверкнула. – Некогда я и правда была красивейшей из василис. Помню, как впервые красоту свою осознала. Мужики от мала до велика головы теряли. Князья, бортники, рыбаки, стражники. Коса у меня была долгой. Русой. В три обхвата. И глаза васильковые. Как увидал меня князь молодой из Белого Посада, так жениться захотел. А я сказала ему, что не это мой удел. Мой удел людей защищать… Красота. Она меня всегда выручала. Где деньгу дают, я улыбку подарю. Где пряник, так взгляд. Просто мне было с людьми. Легче, чем вам…

– Ты как бы красоту васьки не умаляй, – послышался голос князя. – А не смотрят на нее только потому, что я им головы отгрызу. Чуют опасность.

Черепуша умолкла. Словно больше ничего и говорить не собиралась. Но вдруг произнесла голосом совсем другим.

– Сначала, и правда, все так было. Любовались моей красотой. И я сама себе люба была. А потом ранила меня ночница в лицо когтями своими. Шрам остался. А потом на змия огненного попала. Мощный был, любезник. Я таких никогда не видала. Изувечил, искурочил. За то, что не согласилась его стать. Он сам на мою красоту покусился. Да я ему от ворот поворот дала. Дескать, с нечистью? Да никогда! Потрепал он меня страшно, но и я его загубила, окаянного. Как очнулась в крови, как в зеркало на себя глянула, так и обомлела. Не было у меня больше косы и красы. Пришлось, лицо под платок прятать. Один глаз только видел. Второго уже почти не было. Вот так и закончилась краса моя.

Она хрипло рассмеялась.

– Вот так я и сама стала пострашнее нечистого! Кто видал, те боялись. А имя так и прицепилось! Василиса Прекрасная! Никуда от него не денешься. Уже, как издевка звучало. Поклялась я тогда, нечисть не щадить! Никакую! Ни домового шаловливого, ни русалку плаксивую! – произнесла Черепуша.

Только сейчас василиса заметила следы на кости, которые не замечала раньше.

В сердце василисы жалость закралась. Это ж видано, девицы с шрамами быть? Тут иную девку из-за веснушек замуж не возьмут. Рябая, скажут. А тут шрамы…

– Вот и бить надо их! Всех нечистых! Всех проклятых! Пока силы есть – бить надо! И ни одному слову их не верить! – крикнула Василиса Прекрасная, а ее глаза полыхнули. – Пока всех не изведем, покоя не будет!

– Ты там свои фанатичные речи поубавь, – заметил филин. – Сама судьбу свою выбрала, а еще и жалуется!

– Так я не дорассказала! – встряла череп гадким голосом. – Как князь прознал, что меня ранило, так ко мне прибежал! Как увидал, что со мной случилось, как платок отогнул, так все! Поди, прочь! Прошла у нас любовь! И с тобой так же будет! Слово мое помяни! Для мужиков –то красота важна! Чтобы кожа чистая, взгляд ясный и коса длинная! Да вот только быстро краса портиться! Недолог век глаз радовать.

– Ты князей по-своему натоптышу не ровняй! – дерзко произнес филин. – Не он же свою княжью задницу оторвал да с тобой по лесам – болотам волочился! Вон как гуси – лебеди порвали. Ничего, вылечили! И шрама не осталось! Все умение приложил, столько силы отдал… У меня даже руки дрожали, боялся, что потеряю. Так потерял! Уходить стала. Угасать. Я ее с навьего моста снял и обратно, в явь потащил. Так что нечего дурью девочке голову забивать! Не слушай ее василиса! Ей просто князь бракованный достался! Вот и злится, и князей всех по одному ровняет.

На ветках виднелись ленты. Яркие, алые ленты трепетали на ветру. Некоторые уже истлели, но были и новые.

Василиса знала, что был такой негласный закон у деревень – ленты вешать и обновлять. Это началось с того, как целые деревни странные объявляться начали. Идет, бывало, человек. Видит деревенька. Обычная, ничем не примечательная. Он в нее заходит, ночевать просится и пропадает навсегда.

Чтобы люди на смерть не совались, ленты вешали. Если идет путник, видит ленты, значит, деревня близко. Ночлег есть. Если ленты новые встречаются, иди, не бойся. Живут люди, жизнь теплится. А коли старые – то сначала понаблюдай за деревенькой. Мало ли, что с ней не так. Может, в ней никого не осталось!

– Деревня, – прошептала василиса, останавливаясь. – Большая… Там!

Сверху послышался клекот хищной птицы. Филин моментально взлетел, а сокол, словно и растворился в небе.

– Он! Брат мой! – коротко произнес филин, приземляясь на наплечник. Василиса только сейчас заметила, что он когтями исцарапан так, что даже рисунка почти не осталось. – Братец мой ненаглядный!

– А с чего это он улетает от нас? – спросила василиса, щуря глаза на солнце. – Он же нас видел!