Вчерашний скандал

Глава 12

Лунный свет и свет звёздный, серебристые глаза Лайла и звук его голоса. Он заключил её в свои объятия и прогнал прочь все мысли.

— Да, — сказала Оливия.

Именно так.

— Что дальше?

— Сам подумай, — ответила она.

— Полагаю, страстные поцелуи.

— Да, — согласилась Оливия.

— Это опасно.

— О, да.

— Беспечная девчонка, — сказал граф. — Какая неосмотрительность…

Он склонил голову и поцеловал её.

Возможно, это выглядело наигранно. Но этот поцелуй игрой не был и не мог быть. В голосе Перегрина не чувствовался смех, и ничего весёлого не было в прикосновениях его губ. А значит, он не изображает, поскольку Лайл этого не делает. Он не умеет притворяться. Оливии ложь давалась легко. Он не лгал никогда.

Его губы не обманывали. Они твёрдо удерживали её рот, оказывая давление, пока Оливия не сдалась, а она сдалась, почти сразу. Его горячий и настойчивый поцелуй начался с той точки, где они закончили. Эти чувства оставались. Все разговоры и вся логика в мире не смогли их изгнать. Они кипели, час за часом, ожидая момента вырваться на свободу.

Неоконченное дело. Им было бы лучше оставить его незавершённым, но оно — чтобы ни притягивало их друг к другу — отказывалось тихо умолкнуть.

Правда заключается в том, что Оливия не желала избавиться от этого чувства. Она не хотела, чтобы оно исчезло.

Девушка могла чувствовать вкус вина, которое пил Лайл, что только усилило его собственный вкус, которого она жаждала. Она ждала целую вечность, ждала его.

Да, Оливия потеряла голову. Словно она упивалась светом луны и звёзд и магией ночи. Словно полёт на луну и к звёздам.

Не отпускай меня. Никогда не отпускай меня.

Её руки крепче обвились вокруг его шеи, а Перегрин прижимал её к себе всё сильнее. Он качнулся назад, к парапету. В этот раз его руки двигались быстрее и увереннее, чем прежде. Он стянул с неё шаль и разорвал поцелуй, чтобы губами проложить дорожку вниз, по подбородку. Всюду, где прикасались его губы, они вызывали жар вдоль горла, пока не достигли обнажённой кожи груди.

Оливия ощутила, как по ее телу прокатилась дрожь возбуждения, и не смогла сдержать вскрик, в котором смешались всхлип и стон. Это единственная вещь, которой она не могла управлять. Головокружительный водоворот захватил девушку, когда губы Лайла скользнули по её груди.

Затем там оказались его руки, обхватывая её груди. Оливия застонала, но Лайл губами снова закрыл ей рот. Неистовый поцелуй заставил девушку замолчать, и она сдалась, полностью и с удовольствием, погружаясь в море ощущений и утопая в нём.

Оливия охотно обнимала его могучие руки, плечи и спину. Перегрин был тёплым и сильным, и она не могла насытиться прикосновениями к нему. Он был недостаточно близко к ней.

Лайл передвинул руки ниже, и в ночной тишине шорох её юбок прозвучал словно гром. Но это стучало её сердце, которое билось от счастья и страха. Возбуждение стало столь насыщенным, что причиняло боль.

На этот раз он поднял её юбки быстрее, чем в прошлый раз, более нетерпеливо. Его тёплая рука двинулась по бедру и поспешно нашла отверстие в её панталонах.

Столь интимное прикосновение шокировало, но она целую вечность ждала этого шока. Тепло его руки, ласкавшей её в этом месте, было очень интимным и собственническим. Оно было таким порочным и восхитительным, и в то же время сводящим с ума. Оливия двинулась навстречу его руке, потому что должна была так сделать. Что-то внутри, находящееся в тесноте её живота, нуждалось в этом.

Не останавливайся. Не останавливайся. Не останавливайся.

Оливия была не в силах говорить, но она могла показать действиями. Её язык сплетался с языком Лайла, в то время как её тело двигалось вместе с его рукой. Затем он скользнул внутрь пальцем, и Оливия подумала, что разлетится на кусочки. Если бы он не целовал её, она бы завизжала.

Перегрин ласкал её в месте, чьи секреты ведомы ей одной, но он их узнал, один за другим и более того. Всё внутри у неё вибрировало. Чувства смешались, словно стая птиц, раскрыли свои крылья и взмыли в небеса, так как взлетали сегодня вороны с этой самой башни, и тело девушки била дрожь, как будто её душа поднимается всё выше и выше, к самим звёздам.

Она знала, что так оно и будет. Каждой клеткой своего тела знала.

Оливия продолжала гладить мускулы его рук, спину и ягодицы. Теперь она нашла застёжку брюк и сражалась с пуговицами. Лайл немного подвинулся, чтобы дать ей эту возможность, продолжая ласкать её ещё настойчивее, так что она почти опрокинулась на спину, сокрушённая удовольствием. Но руки Оливии двигались инстинктивно, и она протолкнула пуговку в петлю.

Услышав этот звук, девушка вначале подумала, что кричит сама. Затем она поняла, что крик ей не принадлежит, и это не карканье ворон.

Кто-то кричал.

Ужасный, душераздирающий крик.

Лайл поднял голову, мир вокруг него кружился. Мир черноты и серебра. Звёзды, миллионы звёзд.

И женщина в его объятиях, тёплая и нежная.

Оливия, чьё лицо сияло в лунном свете, и её жемчужно-белые груди, гордо торчащие из лифа платья.

Густая пелена в мозгу рассеялась, словно её сдуло холодным ветром.

Его рука в тёплой, влажной…

О, нет. Не снова.

Перегрин вытащил руку из-под платья, и юбки Оливии упали на место.

Он запахнул её лиф, пряча груди внутрь. Что ещё? Её шаль… Где? Здесь. Он схватил её и обернул вокруг девушки.

Лайл проделал всё очень быстро, инстинктивно. Нет времени на раздумья. Он привык этому. Но что…?

Крики. Опять. Где?

Он перегнулся через парапет. По двору бегали фигуры.

Думай.

Внизу мёртвых тел нет.

Хорошо. Это хорошо.

Перегрин двинулся по направлению к двери на лестницу.

— Лайл, твои брюки…

Он поглядел вниз.

— Будь я проклят. Чтоб мне в аду гореть… — Он застегнул брюки. — Идиот, идиот, идиот. Болван.

— Ничего страшного, — проговорила Оливия. — Не беда.

Она поправляла свою одежду. Из-за него. Он это наделал. Привёл её в беспорядок. Что с ним случилось?

— Вначале мне нужно заняться происходящим внизу, — сказал он. — Но…

— Иди, — сказала она. — Я пойду следом за тобой.

У Лайла ушло некоторое время на то, чтобы успокоить истерию и разобраться в том, что случилось. Одни бормотали про перерезанные глотки, другие жаловались на ночных грабителей, а некоторые кричали о призраках, остальные просто находились в замешательстве.

Постепенно Лайл с Оливией сумели загнать всех слуг обратно в замок. Это было бы гораздо труднее, если бы слуги могли найти убежище где-то в ином месте. Некоторые сбежали в конюшни, но граф испытывал сомнения в том, что они там задержатся. Конюшни были холодными и слишком открытыми. Если у них есть хоть капля ума, то они возвратятся, чтобы толпиться вместе с остальными.

Так и произошло. К тому времени, как они с Оливией устроили дам возле огня, с большими бокалами виски, вся прислуга собралась в большом зале.

Вместе безопаснее.

Перегрин заметил, что слуги не собрались, как прежде, под балконом для музыкантов, где раньше находился потайной ход. Вместо этого они жались к противоположному углу комнаты, где располагался огромный камин.

Как можно было ожидать, большинство не знало, что случилось. Когда раздались крики, они просто перепугались и кинулись бежать.

Потребовалось много терпения и помощь Оливии в расспросах, но, в конце концов, Лайл выяснил, что первой закричала леди Купер. Остальные подхватили крик, не зная, из-за чего всё началось.

В настоящий момент леди Купер спорила с леди Вискоут об увиденном.

— Это был призрак, — говорила леди Купер. — Я видела так же ясно, как день. Вон там.

Она махнула рукой со стаканом в сторону противоположного угла зала:

— В галерее менестрелей.

Все повернулись к балкону и поглядели наверх. Смотреть там было не на что. Балкон был тёмным.

— Как он выглядел? — спросил Лайл.

— Как призрак, весь белый и туманный, — произнесла леди Купер. — Прозрачный. Как туман. Он скользил вдоль балкона.

Несколько лакеев задрожали.

— Что за бессмыслица, — заявила леди Вискоут. — Я знаю, что произошло. Ты заснула, как это обычно делаешь, и видела это во сне.

— Я знаю, когда сплю и когда бодрствую! Я не спала!

— Как долго он там находился? — поинтересовался Лайл.

— Никого там не было, — пробурчала леди Вискоут.

Леди Купер пристально взглянула на подругу.

— Он там был, — произнесла она. — Некоторые слуги тоже видели его. Я не знаю точно, как долго он там оставался. Он мог парить там некоторое время, наблюдая за нами.

Ещё одна волна трепета.

— Когда я посмотрела наверх, — продолжила леди Купер, — он уже был там. Я закричала. Что ещё мне оставалось делать? Я слыхала о таких вещах, но никогда не видела привидений во плоти собственными глазами.

— Агата, в самом деле, он вряд ли мог быть во плоти. Что за чепуху ты говоришь.

— Ты тоже кричала, Миллисент.

— Потому что ты до смерти меня напугала. Я подумала, что жаждущие крови шотландцы пришли нас убить. Тут ты побежала из зала в двери, прямо в ночь, и половина слуг бросилась за тобой, в панике. Я не знала, что думать. Может, загорелась твоя нижняя юбка?

Лайл глянул на Оливию. Точнее, он посмотрел в сторону, где она стояла до этого. Там её не оказалось.

Он лихорадочно огляделся по залу. Несмотря на изобилие свечей, углы оставались в темноте. Граф сообразил, как легко было бы злоумышленнику пробраться незамеченным, затерявшись среди остальных, во время суматохи. Как легко похитить кого-то…

Но нет, о чём он думает? Любой, кто похитит Оливию, окажется в крайне трудном положении.

Лайл едва успел это обдумать, когда из темноты показался свет, исходящий из северного конца большого зала. Он обратил взгляд вверх.

Оливия стояла на балконе с небольшим пучком свечей в руке. Все смотрели на неё.

Оливия Карсингтон-Уингейт умела организовать драматический выход.

— Кто бы тут был или не был, — объявила она, — сейчас здесь ничего нет.

Девушка прошла на середину балкона в промежуток между стрельчатыми окнами. Она опустила канделябр на стол, кем-то поставленный там. Омываемые светом свечей, её волосы светились красным золотом, она стояла в позе королевы: голова поднята вверх, плечи отведены назад, совершенно бесстрашная. Человек с воображением мог бы представить древнюю владычицу в этой позе, которая отправляет своих вассалов защитить замок любой ценой.

— Здесь ничего нет, — снова повторила она. — Ни остатков призрачного тумана. Ни грязных отпечатков ног. Совсем ничего.

Голос леди Купер разрушил магию момента:

— Но я видела его, дорогая, ясно, как Божий день.

— Не сомневаюсь, что вы видели нечто, — отвечала Оливия. — Птица могла влететь через разбитое окно. Возможно, это проделка какого-то шутника.

Она замолчала на мгновение, чтобы они могли это обдумать. И затем позвала Бэйли:

— Принеси мне швабру и отрез муслина.

Пока горничная выполняла поручение, Лайл почувствовал, что атмосфера меняется, бездумный страх исчезает. От каменной тишины аудитория перешла к тихому перешёптыванию.

Через несколько минут Бэйли показалась в галерее со шваброй и тканью. Оливия передала ей подсвечник и отпустила горничную. Балкон снова погрузился во мрак.

Вскоре Лайл услышал тихий шорох. И что-то белое взметнулось над перилами галереи.

Он услышал, как вздохнули собравшиеся.

— Требуется только встать в дверях с отрезом тонкой ткани на конце длинной палки, — в темноте раздался голос Оливии.

— Святые небеса! — Вскричала леди Купер.

Слуги перешёптывались. Послышался негромкий смех.

Через некоторое время леди Вискоут произнесла с очевидным удовольствием:

— Что ж, это только доказывает, как легко кое-кого одурачить.

— Но кто бы мог такое сделать? — заговорила леди Купер.

— Тот, кто любит проказничать, — ответила леди Вискоут. — Таких всегда хватает.

Оливия появилась среди них так же внезапно, как исчезла. Она вышла вперёд, чтобы встать в свете камина.

Хотя Лайл знал, что это был эффект для большего драматизма, у него захватило дух. Она казалась почти неземной, стоя возле этого гигантского очага, освещённая языками огня, которые бросали блики на её рыжие кудри, сливочную кожу и тяжёлый шёлк платья. Как он видел, Оливия оставалась в образе Госпожи Замка, с прямой спиной и руками, спокойно сложенными на талии.

— Это была глупая шутка, — обратилась она к собравшимся. — Скорее всего, несколько местных мальчишек хотели посмеяться за счёт лондонцев. Они, должно быть, сочли это отличной забавой, когда наблюдали, как все бегают, крича от ужаса.

— Кто их обвинит? — засмеялась леди Вискоут. — Это было смешно, признай, Агата. Напоминает мне шутку, которую лорд Торогуд сыграл со своей женой. Ты помнишь?

— Как я могу забыть! Говорили, у её любовника член не вставал целую неделю, так он перепугался.

Пока они обменивались своими непристойными воспоминаниями, Оливия отослала слуг по делам. Она отозвала Николса и Бэйли в сторону и велела им проверить все комнаты и коридоры. Это должно успокоить всех, кто боялся, что незваные гости до сих пор находятся в замке.

Как распорядилась Оливия, когда придёт пора отправляться спать, она желает тишины и порядка.

— Напоите их сонным зельем, если понадобится, — таков был её последний приказ.

Они отправились выполнять своё задание.

Вскоре после этого леди нетвёрдой походкой разошлись по спальням.

Оливия и Лайл остались в огромном зале наедине.

Она стояла, глядя на пламя. Свет камина озарял её волосы и розовел у неё на щеках. От этого зрелища у Перегрина заболело сердце.

Что я буду делать? — думал он. — Что я с ней буду делать?

— Отличная задумка, — произнес Перегрин. — Ты привела всех в чувство за считанные минуты.

— Придумывать было нечего, — ответила девушка. — Я сама частенько изображала привидений. Даже спиритические сеансы проводила. Это легко.

— Меня представление не должно было удивить, — проговорил он, — и всё же удивило.

— Разумеется, ты думал, что я верю в призраков, — понимающе кивнула Оливия.

— Ты романтична.

— Да, но не легковерна.

Нет, Оливия не легковерна. И не наивна. И не простодушна. Она такой никогда не была. Не была она ни сдержанной, ни привередливой. Она не похожа на других известных Лайлу женщин.

Эта мысль завладела его рассудком и проникла в кровь одновременно: её страсть, мягкость кожи, её вкус и аромат, изгибы тела. Жар разлился у него внутри, вызывая головокружение.

Оливия — сила природы, которую невозможно остановить и которой невозможно сопротивляться.

Какого дьявола ему теперь делать?

Перегрин не мог положиться на Оливию и не доверял себе. Взгляните, что он натворил всего через несколько часов после того, как они договорились, что это не должно повториться.

Я не хочу разрушать твою жизнь, и знаю, что ты не захочешь разрушить мою.

— Коль речь зашла о романтике, — начал Лайл.

— Если ты станешь извиняться за то, что произошло на крыше, я тебя задушу, — перебила она.

— Если бы нас не прервали…

— Да, я знаю, — Оливия нахмурилась. — Мне нужно это обдумать. Уверена, что есть решение. Но сейчас я его найти не могу. День был долгий.

Длиной в целую жизнь, подумал про себя Перегрин.

Его жизнь. Она подвергалась изменениям, бесповоротно и безостановочно. Она начала меняться в тот момент, когда их губы встретились. Но нет, ещё до этого. С момента, когда он встретил её в бальном зале.

— Полный событий, несомненно, — согласился Лайл. — Но дело в том…

Она пристально посмотрела на него.

— Вот, что я думаю. Нам крайне необходим дворецкий. Совершенно очевидно, что Эдвардс, где бы он ни был, не возвратится. Ты также нуждаемся в слугах-шотландцах. Лондонцы здесь чужие. Им здесь не нравится, они не понимают языка, им здесь не место. Кто-то, очевидно, пытается усложнить нашу работу здесь. Мы должны разобраться с этим. Также, нам необходимы надёжные люди, на которых можно положиться, люди с местными корнями.

Несмотря на трудный день, Перегрин чувствовал себя слишком неловко и так злился на самого себя, что не испытывал усталости. Ему полагалось быть стойким. И всё же, он застал девушку на крыше, увидал звёзды в её глазах и сделал именно то, что поклялся не делать.

Вместе с тем, граф не мог игнорировать слов Оливии. Факты. Она подытожила ситуацию так логично, как следовало сделать ему самому, не будь он в такой путанице чувств.

— Ты права, — сдался он.

Оливия широко раскрыла глаза.

— Права?

— У нас есть проблема, но не единственная, — пояснил Лайл. — Мы приехали, чтобы восстановить замок. Мы приехали решить проблемы замка. Вот на чём нам следует сосредоточиться. Если мы займёмся этим…

— У нас не будет времени на шалости.

— Дьявол находит занятие ленивым рукам, — проговорил он.

— Никогда не замечала, чтобы мне требовалась помощь этого господина, — коротко рассмеялась Оливия и отошла. — Что же, тогда у нас есть своего рода план. И завтра мы примемся за него.

Она пожелала Перегрину доброй ночи и удалилась в южное крыло.

Оливия сохраняла весёлое выражение лица, пока не оказалась на безопасном расстоянии за дверями, поднимаясь вверх по лестнице.

Там она остановилась и схватилась за голову.

Что же им делать?

Желание оказалось опасным явлением, совсем не таким, как она воображала. Это было невыносимо. Стоять там, глядя на него, сгорать от желания притронуться к нему и ощутить его прикосновение.

Случившееся на крыше было поразительно.

Оливия знала, что так будет. В конце концов, она прочитала увлекательную коллекцию эротической литературы, принадлежавшую прабабушке, и знала, как доставить себе удовольствие.

Но это было лишь бледной имитацией.

Думай о чём-то ином, приказала себе девушка. И так она стала думать о дворецких, о том, как их теряют и как находят. Она думала о призраках, которые вовсе не призраки. Она составила список хозяйственных проблем, пока поднималась по витой лестнице в свою комнату.

Оливия легла в постель, не надеясь быстро уснуть, но события дня утомили её. Она положила голову на подушку, и в следующее мгновение серый утренний свет озарил комнату, Бэйли стояла возле кровати, с подносом в руках. Оттуда доносился аромат шоколада.

Гарпии ещё не вставали и, возможно, не поднимутся до полудня. Как полагал Лайл, это было их обычное время, когда на них не действовали силы природы.

Несмотря на внутреннее беспокойство, он получил удовольствие от тихого завтрака.

Он не понимал, насколько шумными были предыдущие трапезы до сих пор.

Граф слышал лёгкие шаги слуг, которые спешили по делам… ветер, свистевший в щелях и разбитых окнах… пламя, потрескивающие за решёткой.

Эта обстановка далека от идеальной, и он находится в сотнях миль от того места, где хотел бы быть, и работа, которая ждёт его впереди, не переполняет его восторгом. Но вокруг него был покой. И порядок. И момент тишины, который по иронии был сотворён Оливией.

Она вошла, когда Лайл допивал чашку кофе, приготовленного для него Николсом.

Он встал.

Оливия встала рядом и вгляделась в крохотную чашку на столе:

— Это турецкий кофе?

Он кивнул. Шелест её одежды заполонил его слух. Он мог вдыхать аромат лёгких цветочных духов. Или он скорее пряный, чем цветочный? Очень слабый. Не из флакона. Скорее всего, он исходит от сухих трав и цветов, в которых хранится её одежда.

— Я привык к кофе, — произнёс Лайл. — Однако я не фанатично предан ему. Могу пить то, что есть. Но Николс душой предан заботам о своём «джентльмене». Он помыслить не смеет, чтобы обойтись тем, что оказалось под рукой. Куда бы мы ни ездили, он везёт с собой турецкий кофе. Где бы мы ни были, он готовит его каждое утро. Хочешь попробовать?

— Да, с удовольствием.

Она отодвинулась и села.

— Прабабушка часто его пьёт, но её горничная крайне ревнива и не желает показывать Бэйли, как его варить.

— Я скажу Николсу, чтобы он её научил, — проговорил Перегрин, снова садясь на своё место. — Николс презирает мелочную ревность.

И он не против обучать хорошенькую горничную тому, что она пожелает узнать, включая некоторые вещи, о которых она даже не догадывается, что хочет знать.

Хотя Лайл не звонил, Николс появился, как обычно происходило, когда он был нужен.

— Сэр?

— Кофе по-турецки для мисс Карсингтон, — сказал Лайл.

— Разумеется, сэр.

— И когда мисс Бэйли найдёт свободное время, ты научишь её варить кофе.

— Разумеется, сэр.

Хотя тон голоса Николса не изменился, Лайл заметил искру в его взгляде.

Оливия, должно быть, тоже её увидела. Когда камердинер исчез в коридоре, ведущем на кухню, она заявила:

— Пусть даже не думает соблазнить мою камеристку.

— У меня хватает хлопот со своей собственной моралью, — тихо ответил ей Лайл. — Ты не можешь ожидать, что я стану нести ответственность за мораль чужую. И я определённо не могу указывать ему, что думать. Он мужчина.

— Я просто предупредила, — сказала Оливия. — Я не буду отвечать за то, что сделает Бэйли. Она дурного мнения о представителях вашего пола.

— Николс может за себя постоять, — усмехнулся Лайл. — Как я упоминал вчера, он сильнее, чем выглядит. Однажды песчаная буря сбила его с ног и пронесла некоторое расстояние, прежде чем забросила его к бедуинам. Он помог им расчистить песок и сварил для них кофе. Они одолжили ему верблюда. Воротившись, он извинялся за то, что «внезапно отлучился».

Оливия взглянула на него, смех смешивался со скептицизмом в её синих глазах:

— Ты всё это выдумал.

— Не смеши, — возразил он. — У меня отсутствует воображение.

Пылкие фантазии и ещё более неукротимые мечты не имеют ничего общего с воображением, говорил себе граф. Для мужчины вещи такого рода реальны.

— Я бы хотела знать, кто это придумал, — произнесла Оливия.

Лайл проследил её взгляд на галерею менестрелей.

— Ты имеешь в виду, визиты призраков.

— Хочу снова осмотреть всё при свете дня, — сказала она. — Может, там ничего не было, и леди Купер только вообразила это, или ей приснилось. Но маловероятно. Кто-то изображал привидение на протяжении последних лет. Почему им прекратить это теперь, когда есть новые зрители?

— В первую очередь, зачем они это начинали?

— Потому что им нужно это место или здесь есть то, что им нужно, — проговорила Оливия.

— Наверняка замок не нужен никому, — сказал Лайл. — Мэйнс долго не мог найти арендаторов, и я не заметил следов того, что кто-то проживал здесь без оплаты.

— Мэйнс, — повторила девушка. — Я собиралась говорить с тобой о нём.

Николс снова появился, неся кофе. Он наполнил чашку Оливии, долил Лайлу и удалился.

Оливия повернулась и посмотрела, как он уходит.

— Это настоящий дар, — сказала она. — Ты когда-нибудь замечал, что немногие люди умеют сделаться незаметными? Обычно они требуют внимания всеми мыслимыми способами.

Её взгляд вернулся к нему:

— Однако ты не из таких. Полагаю, это благодаря Египту и твоим занятиям.

— Передвигаться бесшумно — очень важное умение, — подтвердил Перегрин.

— Я бы хотела научиться, — сказала Оливия. — Но в этой одежде никто не сможет передвигаться тихо.

Сегодня на ней было дневное коричневое платье, закрытое до самого горла. Во всем остальном оно было подобно платью, которое она надевала вчера: необъятные рукава, гора юбок в форме колокола, которая поддерживается слоями нижних юбок…

Лайл усилием воли вернулся к разговору.

— Эта одежда занимает много места, — продолжала она, — и громко шуршит.

— Ты говорила о Мэйнсе, — напомнил Перегрин.

— Да, — Оливия вдохнула аромат кофе и издала одобрительный вздох, отпивая глоток. — О, он превосходный. Лучше, чем у прабабушки.

— Мэйнс, — снова повторил граф.

— Ты просто чудо прямолинейности и преданности делу, — проговорила она.

— Один из нас должен быть таким. Ты отвлекаешься в десяти направлениях одновременно.

— Да, я думала о еде.

— Я наполню твою тарелку, — он вскочил на ноги и направился к буфету, желая двигаться и найти себе занятие. — Ты говори.

— Да, хорошо. Он оказался для меня загадкой, признаю. Я, как и ты, ожидала, что он окажется полностью не сведущим в своём деле. Или запойным пьяницей. Или и тем, и другим. В конце концов, работа нужна всем. Деревня не особенно благоденствует. Одно дело — испытывать трудности в поисках арендаторов. Не все сочтут замок пятнадцатого столетия заманчивым, пусть даже нетронутый временем и роскошно обставленный. Но для поверенного быть не в состоянии нанять людей на работу, в усадьбе, которая на протяжении веков была единственным источником рабочих мест на мили вокруг — вот это действительно странно.

Лайл возвратился к столу и поставил тарелку перед нею. Оливия посмотрела на неё:

— Хаггиса нет, как я понимаю.

— Наш повар — француз.

— И лосося тоже нет, — сказала девушка. — Но я заметила, что он как-то сумел испечь идеальные булочки в этой отвратительной печи.

— Удивительно, правда? — заметил Перегрин. Он снова сел. — Что касается Мэйнса? Что ты говорила?

Оливия взяла столовые приборы:

— Ты только об одном и думаешь.

— Да, я сижу словно на иголках. Судя по тому, как ты начала, тебе есть, что сказать мне.

— Есть кое-что, — согласилась она. — Во-первых, твой поверенный немного выпивает, он слегка несведущ и чуточку ленив, но на самом деле проблема не в этом. Он довольно неплохо выполняет свою работу. Но до последних лет перед смертью твой кузен Фредерик всегда проверял его. После этого контроль перешёл к твоему отцу.

Тут она замолчала и принялась за еду.

Лайл не стал расспрашивать дальше. Ему это было не нужно.

— Отец всё здесь загубил, — проговорил он.

— Можно сказать и так.

— Отдавая противоречивые приказы, — заключил граф. — Меняя своё решение по дюжине раз в день.

— Кажется, что так.

— Я понимаю, что произошло, — сказал он. — Воображение тут не при чём. Местные жители чувствуют то же самое, что и я.

— Налагаемые правила были либо чрезмерно строгими, либо противоречили одно другому, — произнесла Оливия. — В итоге вы потеряли некоторых торговцев. Деревня не обезлюдела, но несколько семей уехало. В других случаях мужчинам приходится находить работу на большом расстоянии от дома.

Она продолжала говорить с набитым ртом. Лайл ей не мешал. Ему многое нужно было обдумать.

— Я узнала от приёмного отца и моих дядей, что поместьем следует управлять, — говорила Оливия. — Ты знаешь, как серьёзно лорд Ратборн относится к своим обязанностям. Из того, что я узнала, кузен Фредерик следовал тем же принципам.

— Но не мой отец, — вздохнул Перегрин. — Он не может руководствоваться принципом или правилом, даже если ему приклеить их на нос.

— Хорошие новости в том, что мы теперь понимаем, почему тебя не встретили с распростёртыми объятиями.

— Недоброжелательность, — произнёс он. — Они не знают, какую новую беду принесу им я.

— Нам нужно снова завоевать их доверие, — заявила Оливия. — Думаю, с этого следует начать. Потом мы сможем управиться с привидениями.

Прежде чем Лайл успел ответить, появился Николс:

— Ваше лордство, мисс Карсингтон, здесь один человек просит его принять.