Вчерашний скандал

Глава 4

Лайл должен был сразу догадаться.

Ему следовало быть готовым.

Что, разумеется, было невозможно, если это имело отношение к Оливии.

Оливия. Внезапно. Неожиданно.

Три слова, запечатлённые в его мозгу.

Перегрин спустился к завтраку, а там была она.

И не только Оливия, к тому же. Она привела с собой вдовствующую леди Харгейт и двоих Гарпий, леди Купер и леди Вискоут.

Лайлу плохо спалось. В тиши своего клуба он придумал множество схем отношений с родителями, но все они оказались с существенными изъянами. Затем появился лорд Уинтертон. Их пути не раз пересекались в Египте, и им было о чём поговорить. Уинтертон пригласил Лайла к себе домой изучить папирус, привезённый им из своей последней поездки. Папирус Уинтертона отвлёк Лайла от мыслей о родителях и Оливии, а уравновешенный Уинтертон стал приятной антитезой всей этой суматохе эмоций. Лайл принял предложение отужинать, и время пролетело незаметно.

В результате сегодня у Перегрина было не больше идей как справиться с родителями, чем вчера, когда Оливия ускакала прочь.

Когда он вошёл в комнату для завтраков, то все уставились на него.

Лайл порадовался тому, что не обладает богатым воображением. Он не верил в чувство надвигающейся катастрофы. До этого момента.

Он подошёл к буфету и наполнил свою тарелку. Затем направился к столу и сел рядом с леди Вискоут, напротив Оливии.

— Оливия рассказала нам о твоём плане, — произнесла мать.

У Лайл всё внутри похолодело.

— О моём плане, — повторил он, глядя на Оливию.

— Взять меня с собой в Шотландию, чтобы помочь тебе с замком, — пояснила она.

— Что?

— Я думала, ты им уже сказал, — добавила девушка. — Прости, что испортила сюрприз.

— Все это понимают, детка, я уверена, — проговорила вдовствующая графиня. — Ты вне себя от восторга и не смогла дождаться.

— Что??

— Это действительно был сюрприз, — сказала мать. — И, признаюсь, вначале я не ощутила особого энтузиазма.

— Но…

— Она думала, что так не пойдёт, — разъяснила Лайлу леди Харгейт. — Двое молодых людей, отправляются в Шотландию вместе. Совершенно не подобает юной леди, по её словам. Как будто мы не знали об этом и не подготовились.

— Подготовились к…

— Леди Купер и леди Уайскот любезно согласились стать нашими компаньонками, — сказала Оливия. — Мы возьмём по камеристке для каждой леди. Прабабушка согласилась одолжить нам несколько горничных и лакеев, пока мы не наймём местных. И я привезу мамину кухарку и дворецкого, поскольку они всё равно не нужны, пока семья в Дербишире.

Лайл обвёл взглядом радостные лица вокруг. Она сделала это. Взяла всё на себя и сделала по-своему, после того, как он в недвусмысленных выражениях отказал ей.

Нет, это какой-то ночной кошмар. Он ещё спит.

Его родители ослепли? Он единственный, кто заметил, что вдовствующая графиня ведёт себя подозрительно мило? Никто больше не видит злорадного блеска в её глазах? Нет, они не видят ничего, потому что Оливия всех полностью одурачила.

Это безумие какое-то.

Купер и Вискоут в качестве компаньонок! Подобно всем прочим подругам вдовы, они жили, чтобы сплетничать, пить, играть в карты и пожирать глазами юношей. Не существовало более неподходящих компаньонок вне стен борделя.

Это абсурд. Ему придётся привести всех в чувство.

— Оливия, думаю, я ясно выразился…

— Ну, конечно, — сказала она, изображая саму невинность с широко раскрытыми глазами. — Я всё прекрасно понимаю. Имей я призвание, как у тебя, только дело жизни и смерти отвлекло бы меня от него. Твоё призвание — древний Египет. Шотландский замок не будоражит твоё воображение.

— У меня нет воображения, — ответил Лайл. — Я вижу, что есть, и чего нет.

— Да, я знаю, и для тебя было бы мучением пытаться найти красоту в разрушенном замке, — продолжила Оливия. — Тебе нужны взгляд эксперта и воображение. Я предоставлю их тебе, в то время как ты будешь заниматься практической стороной вещей.

— Извини, что не поняла всех трудностей, мой дорогой, — вмешалась мать. — Как сказала Оливия, послать тебя туда одного, всё равно что послать солдата в битву с ружьём, но без снаряжения.

Перегрин посмотрел на отца, который снисходительно улыбнулся ему в ответ. Снисходительно! Отец!

А почему бы нет? Оливия просто сделала с родителями то, что делала со всеми остальными: она заставила их поверить.

— Блестящее решение, — заключил его светлость. — Ты будешь оберегать леди от любых ужасных созданий, которые могут рыскать вокруг, и докопаешься до сути того, что стало причиной серии несчастных случаев.

— А Оливия защитит тебя от ремонта, — добавила мать. И засмеялась. Они все засмеялись.

— Ха-ха, — сказал Лайл. — Я обнаружил, что слишком взволнован, чтобы завтракать. Думаю, я прогуляюсь по саду. Оливия, не присоединишься ли ты ко мне?

— С удовольствием, — ответила она, само воплощение простодушия.

Лайл навис над Оливией, взгляд серых глаз был твёрже кремня.

— Ты спятила? — спросил он. — Ты не слышала меня вчера? Или ты, как мои родители, слушаешь только голоса в своей голове?

Сравнение с его безумными родителями ужасно раздражало. Тем не менее, Оливия удержала на лице добродушно-невинное выражение и не лягнула его в голень.

— Конечно, я слушала, — сказала она. — Так я и поняла, что ты совершенно нелогичен в этом вопросе, и мне придётся предпринять отчаянные меры, чтобы спасти тебя от самого себя.

— Меня? — поразился Перегрин. — Я не из тех, кто нуждается в спасении. Я точно знаю, что делаю и почему. Я сказал тебе, что мы не можем сдаваться.

— У тебя нет выбора, — сказала Оливия.

— Выбор есть всегда, — огрызнулся он. — Мне только нужно время, чтобы убедиться в том, какие есть варианты. Ты не дала мне даже времени подумать!

— У тебя нет времени, — говорила она. — Если ты не обретёшь контроль над ситуацией, они поднимут ставки. Ты их не понимаешь. Не знаешь хода их мыслей. А я знаю. Хоть раз в жизни, доверься моему суждению.

Так поступали все Делюси, так они выживали. Они заглядывали в сердца и умы других людей и использовали то, что там находили.

— У тебя нет суждения, — ответил Перегрин. — Ты сама не знаешь, чего хочешь. Ты себя здесь чувствуешь угнетённой, а мои родители предложили тебе возможность развлечься. Это всё, о чём ты сейчас думаешь. Я увидел огонек в твоих глазах, когда рассказывал тебе о нашем заброшенном замке. Я практически мог слышать, о чём ты думаешь. Призраки. Тайна. Опасность. Для тебя это приключение. Ты сама так говорила. Но для меня это не приключение.

— Поскольку это не Египет, — согласилась Оливия. — Потому что ничто, кроме Египта, не может быть интересным или важным.

— Это не…

— И потому что ты упрям, — продолжила она. — Потому что ты не восприимчив к возможностям. Потому что ты, как обычно, лезешь в драку, вместо того, чтобы попытаться выбрать наилучший вариант. Ты не оппортунист, я знаю. Это моя специализация. Но почему ты не видишь, что самым разумным будет объединить наши ресурсы?

— Не хочу быть разумным! — воскликнул Лайл. — Для меня это не игра.

— Ты действительно так думаешь? Что это игра для меня?

— Как и всё остальное, — сказал он. — Я рассказал тебе вчера по секрету. Думал, ты понимаешь. Но это для тебя спорт, играть людьми как картами.

— Я сделала это ради тебя, тупоголовый ты человек!

Но Лайл был слишком озабочен своими ранеными чувствами и возмущением, чтобы услышать то, что она говорит.

Он продолжил так, словно ничего не слышал.

— Ты верно всё разыграла, признаю. Показала мне, что можешь управлять моими родителями и заставить их подчиняться твоим смехотворным планам. Но я — не они. Я тебя знаю. Знаю твои штучки. И не стану переворачивать свою жизнь с ног на голову только потому, что тебе наскучила твоя!

— Это одна из самых мерзких, обидных, намеренно безмозглых вещей, которые ты мне когда-либо говорил, — сказала Оливия. — Ты себя ведёшь как полный идиот, а с идиотами мне скучно. Катись к дьяволу.

И она сильно толкнула его.

Перегрин этого не ожидал. Он качнулся, потерял равновесие и упал на спину в кустарник.

— Болван, — проговорила Оливия и ушла прочь.

Лайл провёл день, пытаясь унять ярость, боксируя, фехтуя, скача верхом и, уже в отчаянии, стреляя по мишеням в тире.

Он всё ещё хотел кого-нибудь убить.

Перегрин сидел в комнате для игры в карты, разглядывая противников через ободок своего бокала и рассуждая, с кем из них стоит затеять драку, когда почтительный голос произнес над его плечом:

— Прошу прощения за беспокойство, Ваша милость, но пришло сообщение.

Лайл оглянулся. Лакей поставил серебряный поднос на стол возле его локтя.

На свёрнутом и запечатанном листе почтовой бумаги было написано его имя. Хотя благодаря бутылке или двум, его голова была не столь ясной, как с утра, ему не составило труда распознать почерк.

Более того, не требовалось особых умственных способностей, чтобы установить, что письмо от Оливии после полуночи не может содержать новостей, которые обрадовали бы его.

Перегрин раскрыл записку.

— Нет, — проговорил Лайл. — Только не снова.

— Клянусь, прошло лет сто с тех пор, как я сидела в дорожной карете, — проговорила леди Вискоут, когда экипаж остановился, чтобы уплатить дорожный сбор у Кингслендской заставы. — Я почти забыла, как тяжело ехать, особенно по булыжникам.

— Действительно, тяжело, — отвечала леди Купер. — Напоминает мне о моей брачной ночи. Каким неприятным опытом она оказалась. Почти отбило у меня вкус к этому делу.

— Так обычно бывает с первым мужем, — сказала леди Вискоут. — Это из-за того, что девушка молода и знает только, что и куда.

— А может быть, она даже и этого не знает, — поддержала её леди Купер.

— Как следствие, она не знает, как его научить, — продолжила леди Вискоут.

— А к тому времени, когда узнает, муж уже не подлежит обучению, — вздохнула леди Купер.

Леди Вискоут наклонилась к Оливии, которая сидела вместе с Бэйли на противоположном сиденье:

— Всё же это было не так плохо, как можно подумать. Наши родители выбрали нам первых мужей, они были вдвое старше нас или даже больше. Но это давало неплохие шансы остаться молодой вдовой. Будучи старше и мудрее, мы лучше знали, как получить то, что нам нравится во второй раз.

— Некоторые из нас вначале испытали второго мужа прежде, чем согласиться на брак, — добавила леди Купер.

— А были такие, кто не стал обременять себя повторным замужеством, — хихикнула леди Вискоут.

Оливия знала, что они намекают на прабабушку. Она была абсолютно верна своему супругу. После его смерти она не хранила верности никому.

— Что ж, пока мы оставили булыжники позади, — весело сказала она, когда карета снова пришла в движение.

Даже роскошный, хорошо оснащённый рессорами экипаж, вроде этого, был сооружён для долгих и ухабистых дорог и длительных путешествий. Он не создавался, как городские экипажи, исключительно для комфорта. Колёса грохотали по камням, создавая шум и обеспечивая тряскую езду.

Весь последний час леди перекрикивали стук колёс кареты и подпрыгивали на сиденьях. Оливия кричала и прыгала вместе со всеми. Она испытывала болезненные ощущения в спине и нижней части тела, хотя церковь в Шордиче, от которой отсчитывалось расстояние от Лондона, находилась всего в миле с четвертью позади.

Но теперь дома стали мелькать реже, дорога стала ровнее. Карета поехала с чуть большей скоростью, и следующая миля прошла быстрее, чем предыдущая. Они пересекли заставу Стамфорд и поднялись на Стамфорд-Хилл. Говорят, что с его вершины можно увидеть Собор Святого Павла.

Оливия встала, чтобы поднять оконную раму. Она высунулась в окно и посмотрела назад, но ночь была тёмной. Она могла разглядеть только редкие бледные отсветы уличных фонарей и немного больше света из больших зданий, где балы будут длиться ещё несколько часов. Луна не взойдёт до рассвета, когда от неё не будет никакой пользы, даже если бы она не находилась только в начале фазы, похожая на тоненький серпик.

Оливия поставила раму на место и упала на сиденье.

— Его ещё не видно? — спросила леди Купер.

— О, нет, слишком рано, — ответила Оливия. — Мы уедем уже далеко по дороге к тому времени, когда он нас догонит. Слишком далеко, чтобы повернуть назад.

— Было бы ужасно, если бы пришлось разворачиваться обратно, — сказала леди Вискоут.

— Это самое замечательное, что мы делали за долгое время.

— Эти нынешние времена, они такие скучные.

— Не то что в былые дни.

— Что это было за время, моя дорогая, — произнесла леди Купер. — Жаль, ты не знаешь, как это было.

— Мужчины так красиво одевались, — добавила леди Вискоут.

— Как павлины, в точности.

— Но, несмотря на все шелка и кружева, они были более необузданными и дикими, чем теперешнее поколение.

Кроме Лайла, подумала Оливия. Но он вырос среди Карсингтонов, которые не были ручными, даже самые цивилизованные из них.

— Помнишь, как Евгения повздорила с лордом Дрейхью?

Леди Вискоут кивнула:

— Как я могу забыть? Я тогда только вышла замуж, а она была самой экстравагантной из вдов. Он стал чересчур деспотичным, по её словам, и она не стала мириться с этим. Она сбежала.

— Он её выследил, — продолжила леди Купер. — Она уехала к лорду Мордену в Дорсет. Какой скандал был, когда Дрейхью нашёл их!

— Мужчины устроили дуэль. Она длилась целую вечность.

— В те дни дрались на шпагах.

— Настоящее сражение. Никаких двадцати шагов и спуска крючка. Тут только и нужно, что прицелиться.

— Но шпага совсем другое дело, она требует мастерства.

— Проблема была в том, что оба джентльмена в равной степени искусно владели клинком. Они хорошо друг друга поцарапали, но ни один не мог одержать верх и ни один не хотел сдаваться.

— В конце концов, они свалились без сил, оба. Не смогли биться до смерти, так дошли до полного изнеможения.

— Вот это были деньки, — леди Вискоут испустила ностальгический вздох.

— О, да, дорогая. Мужчины были мужчинами, — леди Купер тоже вздохнула.

Мужчины всегда остаются мужчинами, подумала Оливия. Меняется только внешняя упаковка, но не мозги.

— Не бойтесь, — сказала она. — Нам не нужны мужчины, чтобы повеселиться. С ними или без них, я знаю, нам предстоит грандиозное приключение.

Лайл приехал в Ормонт-Хаус, когда карета, нагруженная багажом и прислугой, поехала вдоль по улице.

Если повезёт, это первая карета, а не последняя.

Но он не полагался на удачу.

Перегрин уплатил кучеру кэба, взбежал по лестнице и заколотил в дверь.

Дворецкий вдовствующей графини, Дадли, открыл дверь. Когда взгляд слуги упал на Лайла, то бесцветное выражение его лица сменилось досадой. Без сомнения он был готов вызвать лакея, чтобы вышвырнуть незваного гостя на улицу.

Несмотря на то, что другие царапины и синяки графа Лайла быстро заживали, его подбитый глаз стал ещё более красочным: зелёным, с красным, фиолетовым и жёлтым. В спешке он оставил шляпу и перчатки в клубе. Николс ни за что не выпустил его из дома в подобном состоянии, но Николса не было рядом, чтобы позаботиться о нём.

Однако мудрые и опытные дворецкие не спешат с выводами. У Дадли ушла минута на то, чтобы скрупулёзно изучить странного мужчину, стоящего на пороге в тот час, когда пьяницы, бродяги и взломщики выходят на охоту.

Лицо дворецкого разгладилось до его обычного бесстрастного выражения, и он проговорил:

— Добрый вечер, лорд Лайл.

— Он уже здесь? — донёсся из-за спины дворецкого надтреснутый, но хорошо слышный голос. — Проси его, проси.

Дворецкий поклонился и отступил в сторону. Лайл ворвался в вестибюль. Он услышал, как за ним захлопнулась дверь, пока он следовал в большую переднюю.

Там стояла вдовствующая графиня Харгейт, опиравшаяся на свою трость. На ней было одеяние в оборках и кружевах, которое давно вышло из моды еще в те времена, когда парижская чернь штурмовала Бастилию.

Она рассмотрела его сверху и рассмотрела снизу.

— Похоже, кто-то потрепал тебе пёрышки, — сказала вдова.

Хоть ей, может быть, тысяча лет, и все в семье, включая него, её боятся, но искусство говорить не то, что думаешь, Лайлу не давалось. В настоящий момент у него не хватало терпения на учтивые любезности.

— Вы позволили ей уехать, — проговорил он. — Вы, должно быть, совершенно потеряли голову от этой ужасной девчонки, если ей разрешили выкинуть такое.

Она закудахтала, хитрая ведьма.

— Когда она выехала? — спросил Перегрин.

— Ровно в полночь, — ответила леди Харгейт. — Ты знаешь Оливию. Она любит драматические появления и уходы.

Полночь пробило больше часа тому назад.

— Это безумие, — заявил Лайл. — Поверить не могу, что Вы позволили ей отправиться в Шотландию в одиночку. Более того, среди ночи.

— Вряд ли среди ночи, — поправила её милость. — Приёмы только начинаются. И она едва ли одна. С ней Агата и Миллисент, не говоря уже о своре слуг. Признаю, что дворецкий у неё легче перышка, но кухарка весит шестнадцать стоунов. Оливия взяла с собой полдюжины крепких горничных, и с ней ещё полдюжины лакеев, а ты знаешь, что я люблю видеть вокруг себя высоких, привлекательных парней. Хотя теперь я не способна на большее, чем любоваться ими.

Рассудок Лайла пустился размышлять о том, что вдова делала с лакеями до того, как её победил возраст. Но усилием воли он вернулся мыслями к Оливии.

— Широкий выбор прислуги, — произнёс он. — Две эксцентричные старушки. Я знаю, Вы в ней души не чаете и во всём потакаете, но это переходит все мыслимые границы.

— Оливия может сама о себе позаботиться, — ответила леди Харгейт. — Все её недооценивают, в особенности мужчины.

— Но не я.

— Разве?

Перегрин не дал решительному взгляду её карих глаз смутить себя.

— Оливия Карсингтон самая коварная девчонка из всех, когда-либо живших на земле, — сказал он. — Она сделала это нарочно.

Оливия знала, что Лайл почувствует себя виноватым и ответственным за неё, даже несмотря на то, что она не права. Она знала, он не сможет сказать родителям, что она поехала в Горвуд без него, а он остался дома.

Остался дома.

Возможно, навсегда.

Дома. Без Оливии, чтобы сделать это пребывание сносным, хотя временами она сама бывала невыносимой.

Чёрт бы её побрал!

— Не могу поверить, что в семье нет ни единого человека, который мог бы её контролировать, — сказал он. — Теперь я должен перевернуть всю свою жизнь, бросить всё и мчаться за ней, среди ночи, только подумайте…

— Не спеши, — сказала вдова. — Помни, с ней едут эти две старые карги. Ей повезёт, если они доберутся в Хартфордшир до рассвета.

Оливии было известно, что когда путешествуешь со свитой, то невозможно сравниться по скорости с почтовой каретой. Тем не менее, когда вдовствующая графиня говорила ей, что они доедут до Эдинбурга за две недели, Оливия считала, что та шутит, или говорит о прошлом столетии.

Теперь она пересмотрела своё мнение.

Девушка знала, что они будут делать остановки каждые десять миль, чтобы сменить лошадей, и на короткие промежутки во время подъёма в гору. В то время как опытные грумы могли поменять упряжку за две минуты, чтобы уложиться в строгое расписание остановок почтовых экипажей и дилижансов, это не касалось Оливии и её кортежа.

Теперь до неё дошло, что престарелым леди потребуются более продолжительные остановки в придорожных гостиницах. Они будут выходить чаще, чем разрешалось почте или пассажирам дилижанса, и проводить больше времени в уборной, или прогуливаясь, чтобы размять ноги, или подкрепляя силы едой и напитками. В особенности напитками.

Леди быстро разделались с большой корзиной, которую собрала им повариха. Теперь, опустевшая, она лежала на полу кареты у ног Бэйли.

Хотя, если говорить о положительной стороне, нельзя было найти более приятную компанию для путешествия.

В дороге две пожилые женщины рассказывали истории о днях своей юности, от которых волосы вставали дыбом, пока, наконец, на Уолтхемском перекрёстке они не добрались до Хартфордшира.

Принимая во внимание небольшую скорость, та же упряжка лошадей могла бы проделать следующие десять миль, до Вэра. Но кучер собирался остановиться здесь, в гостинице «Сокол», чтобы сменить лошадей. Семья Карсингтонов делала одни и те же остановки, в одних и тех же гостиницах, при каждом путешествии, и этот выбор основывался на многолетнем опыте поездок. В дорожном путеводителе Паттерсона, принадлежащем Оливии, вдовствующая графиня сама пометила остановки и названия излюбленных гостиниц.

— Наконец-то, — сказала леди Вискоут, когда карета въехала во двор.

— Я готова умереть за чашку чаю, — отозвалась леди Купер. Она постучала в потолок кареты своим зонтом. — Знаю, нам нельзя медлить, дорогая. Мы будем через минуту.

Оливия сомневалась в этом. Ей придётся их подгонять.

— Я пойду с вами, — сказала она. — Там очень темно, двор плохо освещен, и идёт дождь.

Она могла слышать стук капель по крыше.

— Бог ты мой, девочка, нам не нужна нянька, чтобы пройти несколько шагов, — негодующе возразила леди Купер. — Надеюсь, я не такая развалина.

— Разумеется, нет, — поправилась Оливия. — Но…

— Если мы были здесь один раз, то это все равно, что мы побывали здесь тысячу раз, — добавила леди Вискоут.

— Я могу найти дорогу пьяной и с завязанными глазами, — сказала леди Купер.

— Ты так уже делала, — заметила леди Вискоут. — Вернувшись домой с одного из завтраков леди Джерси, как я припоминаю.

Во время этого обмена репликами лакей отворил дверцу кареты и опустил ступеньку. Пошатываясь, леди выбрались из экипажа.

— Вот это был приём, — говорила леди Купер. — Ничего похожего на сегодняшние. Только лишь жалкие, скучные званые вечера, один за другим.

— Никого больше не убивают.

Дверь экипажа захлопнулась, отрезав их голоса. Выглядывая из окна, Оливия скоро потеряла их из виду. Дождь превратил старых леди в тёмные тени, леди Купер чуточку ниже и полнее своей подруги, прежде чем мгла полностью их поглотила.

Оливия уселась обратно на своё место.

Хотя согласно мистеру Паттерсону они проехали всего одиннадцать с половиной миль, на это ушло почти три часа. Суета и волнение их поспешного отъезда давно остались позади. После чего вернулась буря обиды и боли.

Этот глупый, упрямый, неблагодарный мужчина.

Оливия жалела, что не толкнула Лайла сильнее. Жаль, с ней не было её зонтика. Она бы с удовольствием стукнула им по его тупой голове.

Ну, она ему покажет, как пробовать на ней эту высокомерную тактику. Девушка считала, что он её поймёт, но нет, Лайл превратился в мужчину и стал действовать как все они.

Минуты шли. Дождь барабанил по крыше и булыжникам, заглушая грохот колёс и стук копыт. Даже в предутренние часы, тёмной сырой ночью, путешественники приезжали и уезжали. Придорожные гостиницы никогда не спят.

Несмотря на свою злость или, возможно, утомившись ею, Оливия, должно быть, задремала, поскольку голова её дёрнулась при звуке голосов снаружи.

Дверь открылась. Там стояли кучер и несколько других человек, включая прабабушкиных лакеев, все в руках держали зонты.

— Простите, мисс, — сказал кучер. — Надвигается буря.

— Сильная буря, мисс, — добавил другой мужчина, очевидно владелец гостиницы. — И становится хуже с каждой минутой. Я убедил остальных леди подождать, пока она прекратится. Я полагаю, это будет не дольше, чем час-другой.

Порыв ветра пронёсся через двор, пытаясь унести с собой зонтики. Барабанная дробь дождя перешла в грохочущие удары.

Оливии не терпелось выехать. Было бы лучше находиться как можно дальше от Лондона к тому времени, когда Лайл их догонит. Вместе с тем, что бы он не думал о ней, она не была безрассудной идиоткой, которая рискует слугами или лошадьми.

Оливия и Бэйли выбрались из кареты и поспешили в гостиницу.

Хотя вдовствующая графиня, кажется, полагала, что он легко догонит Оливию, и, несмотря на тяжёлый день, но Лайл не отправился спать, чтобы отдохнуть несколько часов, как здравомыслящий джентльмен, каковым он являлся.

Вместо этого, едва возвратившись домой, он поспешно принял ванну, переоделся и приказал камердинеру укладывать вещи. Николс привык к поспешным отъездам, и поэтому они смогли выехать из Лондона в половине третьего утра.

За ними следовала карета, везущая сундуки, чемоданы и всякую хозяйственную утварь, необходимую, по мнению Николса, которую можно было собрать за короткий срок.

Вот так Лайл и его слуга оказались на Старой Северной дороге, в десяти милях от Лондона, когда поднялся ветер, разгулявшись по окрестностям, и огромные чёрные тучи, собравшиеся над головой, дали себе волю, за три с половиной минуты перейдя из моросившего дождя в ливень, и затем в самый настоящий потоп.