Вчерашний скандал

Глава 5

Оливия нашла своих спутниц удобно устроившимися за большим столом в углу, в общей столовой, еда и напитки стояли перед ними. Другие путешественники, оказавшиеся в затруднительном положении, также собрались здесь. Некоторые обсушивались возле камина, другие сидели за столами, третьи воспользовались передышкой, чтобы побриться или вычистить обувь.

Ей всегда нравилось останавливаться, чтобы перекусить в придорожных гостиницах. В них можно встретить множество разных типов людей, разных классов, в отличие от высшего света, где все были одинаковыми, и большинство связывали между собой родственные узы.

Поскольку обычные остановки никогда не были достаточно длительными, девушка с удовольствием присоединилась бы к компании, но краткий сон в карете заставил её осознать, насколько сильно она устала.

Обыкновенно требовалось около недели или более того, чтобы подготовиться к такому долгому путешествию, как это. Она организовало всё — для себя, а также для двух леди — менее чем за сорок восемь часов. Что почти не оставило времени на сон.

Вот почему вместо того, чтобы посидеть с компанией, Оливия заняло то, что по утверждению владельца гостиницы представляло собой самую лучшую комнату. Она села в большое удобное кресло, расположенное у камина.

Несмотря на тепло и тишину, её разум не успокаивался. Прошло много времени до тех пор, пока хоровод мыслей и чувств не начал терять очертания, и она не погрузилась в беспамятство. Уже через миг, как показалось Оливии, она ощутила лёгкое прикосновение ладони к своей руке и сразу проснулась.

— Простите, что напугала Вас, мисс, — сказала Бэйли.

Пребывая в полусне, Оливия подняла взгляд. Между бровями Бэйли появилась морщинка. Плохой знак. Бэйли не переживала по пустякам.

— Дамы, — проговорила Оливия. Она встала так поспешно, что закружилась голова.

— Да, мисс. Карточный спор. Прошу прощения, что побеспокоила Вас, но они обыграли сына местного сквайра. Он устроил отвратительный скандал, вызвал констеблей и представителей магистрата. Похоже на то, что хозяин гостиницы его побаивается. Я подумала, что Вы захотите увести дам оттуда, пока не поздно.

Рассказывая, Бэйли оправляла волосы Оливии и разгладила складки на платье, уничтожая улики, свидетельствующие о том, что её госпожа спала в одежде.

Понимая, что им, возможно, придётся быстро уехать из гостиницы, горничная умудрилась надеть на Оливию большую часть верхней одежды, пока они торопливо шли по коридору. На лестнице уже были слышны голоса, спорившие на повышенных тонах. Оливия помчалась вниз и вбежала в столовую.

Тут она поняла, что времени прошло больше, чем она полагала. Дождь не только прекратился, но и серый дневной свет освещал пейзаж снаружи. В столовой был переполох. Дождь задержал многих проезжих, и все они проголодались. Те, кому не терпелось отправиться в путь, торопливо доедали и уезжали. Даже при этом в комнате людей было даже больше, чем несколько часов тому назад. Слуги бегали туда-сюда с полными подносами.

В то же время один мужской голос продолжал что-то выкрикивать, и атмосфера в помещении накалялась. Хозяину не удавалось навести порядок, и перебранка набирала обороты.

В обычной ситуации Оливия не стала бы возражать. Стычка могла быть увлекательным. Беда в том, что она обычно приводит к вызову властей. Что означает долгую задержку, которой она предпочла бы избежать.

Всё это промелькнуло у неё в голове, пока она искала виновника беспорядков.

Тучный мужчина с волосами песочного цвета, который явно пил ночь напролёт, стучал кулаками по столу, за которым Оливия в последний раз видела своих спутниц. Судя по виду стола, дамы опустошили винный погреб хозяина гостиницы, так же как и кладовку с припасами, и карманы его постояльцев.

— Вы плутовали! — кричал пьяница. — Я видел, как вы делали это!

Леди Купер встала с кресла.

— Кого я просто не выношу, — сказала она, — так это тех, кто не умеет достойно проигрывать. Плутовали, а как же.

— Тише, тише, мистер Флад, — говорил хозяин. — Это всего лишь игра…

— Игра! Эта парочка ограбила меня на пятьдесят фунтов!

— Ограбили, в самом деле, — произнесла леди Вискоут. — Нашей вины нет в том, что Вы не умеете пить.

— И не видите ничего перед собой, — добавила леди Купер. — И не можете отличить валета от короля.

— Если Ваш мозг в таком тумане, что Вы не запоминаете карты в своей руке, — сказала леди Вискоут, — то мы тут не причём.

— Я видел достаточно, чтобы заметить, что вы мошенничаете, старые вороватые ведьмы!

— Ведьмы? — взвизгнула леди Вискоут.

— Я задушу тебя, пьяный болван, — проговорила леди Купер. — О, будь я мужчиной…

— Будь ты мужчиной, я бы тебе врезал, — завопил молодой человек.

Оливия растолкала толпу.

— Дамы, уходим отсюда, — заговорила она. — Этот человек явно не в себе, иначе он не вёл себя столь не по-джентльменски, угрожая безобидным женщинам.

Краснолицый молодой человек развернулся к ней. Он открыл рот, но ничего не смог произнести.

Оливия часто производила такой эффект на мужчин, который видели её впервые. Он был сильно пьян, но не слеп.

Воспользовавшись его замешательством, Оливия попыталась увести своих леди из комнаты.

К её досаде, пьяный быстро пришёл в себя.

— О, нет, нет, не смейте! — закричал он. — Они меня напоили, воспользовались случаем, чтобы меня ограбить, и так просто не уйдут! Я забираю их в магистрат и прослежу, чтобы их посадили за решётку и высекли за это!

Он схватил стул и запустил им в стену.

— Я хочу получить обратно мои деньги!

Угрозы Оливию не испугали. Любая из Ужасных Делюси могла превратить магистрат в глину в своих руках. Но она была не в настроении очаровывать магистрат или терять время на то, чтобы успокаивать своевольных и отвратительных мужчин.

Она провела два последних дня в лихорадочных приготовлениях — и всё ради упрямого, грубого, слабоумного представителя мужского пола. Она едва заснула, как её разбудили из-за другого упрямого, грубого, безмозглого самца.

Оливия устала, проголодалась, а мужчина, которого она считала своим лучшим другом, оказался точно таким, как и остальные тупоголовые мужчины.

— Вы, сэр, — произнесла она в холодной и резкой манере, которую её приёмный отец использовал, чтобы сокрушить выскочек и невежд. — Вы нанесли оскорбление этим леди. Вы принесёте им извинения.

Мистер Флад как раз поднимал очередной стул. Он опустил его и вытаращился на Оливию:

— Что?

Ропот и бормотание зрителей утихли.

— Извинитесь, — повторила Оливия.

Он рассмеялся.

— Перед этими бой-бабами? — Он ткнул грязным пальцем в сторону её спутниц. — Ты полоумная?

— Тогда выбирайте оружие, — сказала Оливия.

— Что?

— Выбирайте. Пистолеты или шпаги.

Молодчик осмотрелся по сторонам.

— Это какая-то шутка? Потому что я не позволю сделать из меня посмешище.

Оливия сняла свои перчатки, подошла к нему и хлестнула его одной из них.

— Трус, — произнесла она.

Раздался всеобщий вздох.

Девушка отступила на шаг назад, украдкой рассматривая окружающую обстановку: пути отступления, преграды и возможное оружие.

— Ваше поведение достойно презрения, — добавила она. — Как и Вы сами.

— Ах ты…

Он бросился на неё. Оливия схватила со стола справа от себя кофейник и запустила ему в голову.

Затем события стали разворачиваться весьма стремительно.

Пока бушевала буря, Лайлу пришлось искать убежища в гостинице Энфилда, более чем в миле пути.

К тому времени, как он въехал во двор гостиницы «Сокол», солнце уже поднялось. Он ожидал, что двор будет кишеть запоздавшими проезжими, жаждущими отправиться в дорогу. Но он обнаружил множество людей, толпившихся около дверей в столовую, все они вытягивали шеи, очевидно, чтобы видеть происходящее внутри.

Он спешился, оставив Николса заниматься лошадьми, и направился к двери.

— Что там? — Услышал Перегрин, как спросил кто-то.

— Сын сквайра, снова напился и буянит.

— Так это не новость.

— На этот раз какая-то рыжая дамочка разбранила его.

Лайл успел попасть в столовую как раз вовремя, чтобы услышать, как Оливия произносит оскорбительную фразу. Он пробился через толпу, но недостаточно быстро. Он увидел и услышал, как она своей перчаткой дала пощёчину явно пьяному молодому человеку.

Из-за зевак Лайлу не хватило времени схватить пьянчугу до того, как тот накинулся на девушку. Оливия ударила его кофейником, и мужчина упал. Слуга, который нёс поднос, споткнулся об него и растянулся сверху. Некоторые люди бросились к двери, а несколько взобрались на столы и стулья, но большинство столпилось ближе к центру потасовки.

Пока Лайл прокладывал себе дорогу к Оливии, он заметил Бэйли. В отличие от всех остальных, горничная сохраняла ясную голову, спокойно собирая двух престарелых леди и подгоняя их в сторону двора.

Голос Оливии отвлёк внимание Перегрина.

— Вы позор всего своего пола, погрязшего в невежестве, — услышал он, как говорит Оливия тем ледяным тоном, которому она, должно быть, научилась у Ратборна.

Оглушённый ударом, пьянчуга лежал там, где упал, и, моргая, глядел на неё.

Самое время ей исчезнуть.

Но нет.

— Джентльмен набивает себе шишки и учится на них, — продолжала разъярённая девушка. — Но Вы — пристали к женщинам. Вам следует стыдиться, пьяный драчун. Жаль, здесь не нашлось никого с достаточным количеством мужества, чтобы задать Вам достойную трёпку.

— Так его, мисс, — закричал кто-то с безопасного расстояния позади.

— Вечно пользуется своим преимуществом.

— Его никто не трогает, потому что он сын сквайра.

Они все хотели видеть драку. В обычной ситуации Лайл с радостью поучаствовал бы в ней. Ему доставило бы удовольствие задать этому ослу незабываемую трёпку.

Но драка — вещь непредсказуемая, а Оливии в таком состоянии была точно так же непредсказуема. Её могли попросту убить.

Перегрин хлопнул её по плечу. Она нетерпеливо оглянулась, яростно сверкнув синими глазами, прежде чем вернуться к своей тираде.

Лайл не был уверен, учитывая состояние, в котором она находится, что девушка вообще узнала его. И принимая во внимание её состояние, ему оставалось только одно.

Он вплотную подошёл к ней сзади, обхватил рукой над правым плечом, наискосок и под левой рукой, толкнул в поясницу, чтобы лишить равновесия, и увёл прочь. Оливия сопротивлялась, но неудобный угол тела оставил её без всяких средств для достижения цели. Она могла только пятиться назад, куда ему вздумается, осыпая его проклятиями всё это время.

— Я с ним ещё не закончила, чёрт тебя дери! Я не ухожу! Отпусти!

— Умолкни, — сказал Перегрин. — Мы должны отсюда убраться прежде, чем явится деревенский констебль, и люди выяснят, кто ты такая, и всё опять попадёт в газеты.

— Лайл?

— А кто же ещё?

Краткое молчание, и затем.

— Нет, — взвизгнула она. — Убери от меня свои руки! Я ещё не закончила с ним, с этим здоровенным, пьяным тупицей!

Оливия попыталась лягнуть его, но он держал свои ноги вне досягаемости, пока тащил её по булыжникам к карете.

— Если ты не уймёшься, я клянусь, что оглушу тебя, свяжу и заткну рот кляпом, а потом отвезу прямо в Дербишир, — пригрозил Лайл.

— Ой-ой-ой, ты такой большой и сильный. Я дрожу от страха.

— Или, может быть, оставлю тебя связанной у дороги.

Хозяин гостиницы, последовавший за ними, забежал вперёд, чтобы открыть дверцу экипажа, прежде чем лакей успел это сделать. Лайл втолкнул Оливию на подножку. Она, споткнувшись, упала в карету, и горничная подхватила её. Он с грохотом захлопнул дверцу.

— Вперёд, — приказал Перегрин кучеру. — Я поеду следом.

Он смотрел, как экипаж выезжает со двора.

— Благодарю Вас, сэр, — сказал хозяин. — Лучше держать леди подальше от таких дел. С глаз долой, из сердца вон, как я всегда говорю.

Лайл швырнул ему кошелёк с монетами.

— Простите за беспорядок, — проговорил он.

Граф быстро отыскал Николса и лошадей. Несколько минут спустя, он снова был на Старой Северной дороге.

Оливия его убьёт.

Если он не прикончит её раньше.

Объявив себя измученными, леди Купер и леди Вискоут вышли из экипажа и поспешили на завтрак в «Голову Сарацина».

Оливия отправила Бэйли с ними, а сама осталась в карете, пытаясь собраться с мыслями. Ей была необходимо спокойствие, чтобы подумать, как обращаться с Лайлом.

Раздражение от собственного просчёта и усталость мешали здраво мыслить. Этому также не способствовало щебетание двух старых дам, пусть даже и таких милых. Они видели, как Лайл отбросил кого-то в сторону со своего пути, и это стало самой волнующим зрелищем за долгие годы. Они без конца болтали об этом, размышляя в своей вульгарной манере о его мускулах, выносливости и всём прочем.

Их высказывания вернули Оливию к воспоминанию о тёплом давлении сильной руки Лайла, прижатой к ее телу. Она до сих пор могла практически ощущать его руку, словно он оставил на ней свой отпечаток, будь он неладен.

Не имеет значения. Он мужчина, обладающий мужественностью с избытком, и это было волнующе, но она переживёт случившееся.

И, будучи Лайлом, ему нужно было поступить столь гадко и появиться гораздо раньше, чем она ожидала.

Оливия знала, что он поедет за ней. Перегрин считал себя её старшим братом и был по натуре защитником. Более того, как всякий другой мужчина, он верил в то, что обладает бесконечно бо льшим здравым смыслом и способностями, чем любая женщина. Ни один мужчина не позволит женщине взяться за что-то, за исключением домашнего хозяйства и детей, а в высших кругах женщинам едва ли доверяли и в этих сферах.

Даже мать Оливии, которая вовсе не была слепа к её недостаткам, сказала бы, что её дочь более чем способна взять на себя и долгое путешествие, и восстановление поместья. Она, конечно, не собиралась заниматься этим одна — но могла бы.

Что же, в таком случае, всё идёт по плану, кроме непредвиденного события в «Соколе». От которого Оливия в полной мере получила удовольствие. Выражению лица забияки, когда она дала ему пощёчину перчаткой, не было цены.

А потом пришёл Лайл и уволок её…

Дверца кареты открылась.

Там стоял он, глядя на неё, один серебристо-серый глаз окружал синяк, переливавшийся всеми цветами радуги.

— Тебе лучше выйти и позавтракать сейчас, — сказал Перегрин. — Мы больше не остановимся поесть до полудня.

— Мы? — спросила Оливия. — Ты же не едешь. Ты скорее станешь нищенствовать в Египте или умрёшь с голоду, чем уступишь своим родителям. Ты ведь решил, что поездка в Шотландию — участь, худшая, чем смерть.

— Путешествие с тобой делает её ещё хуже, осмелюсь заметить, — ответил он. — Ты хочешь есть или нет? Пройдёт много часов, прежде чем тебе представится другой шанс.

— Не ты руководишь нашей поездкой, — возразила Оливия.

— Теперь я, — парировал он. — Ты решила заставить меня сделать это. Теперь тебе придётся делать всё по-моему. Ешь или голодай, решать тебе. Я собираюсь взглянуть на ту саму знаменитую кровать.

Оставив дверцу кареты открытой, Лайл повернулся и зашагал обратно в гостиницу.

Оливия влетела в спальню десятью минутами позже.

— Ты, — начала она. — Но даже в состоянии слепой ярости, она едва ли могла упустить из виду кровать, и это зрелище заставило её мгновенно умолкнуть. — Господь всемогущий! Она просто громадная.

Лайл бросил на неё мимолётный взгляд, оторвавшись от осмотра колонны в изголовье.

Шляпка Оливии сбилась набок, волосы выбились, рыжие кудри спадали на жемчужно-белую кожу. Одежда измялась в дороге. Злость всё ещё горела в её неимоверно синих глазах, хотя они и широко раскрылись при виде кровати, которая была знаменита во времена Шекспира.

Она выглядела растрёпанной, и хотя Лайлу следовало уже привыкнуть к её прекрасному лицу, этот беспорядок снова лишил его покоя, и сердцебиение стало частым и болезненным.

— Вот поэтому она именуется Большой кроватью из Уэра [6], — спокойно произнёс он. — Ты не видела её раньше?

Оливия покачала головой, и пряди волос бешено заплясали.

— Она довольно старая — по английским меркам, в любом случае, — сказал Перегрин. — Шекспир упоминает о ней в «Двенадцатой ночи».

— Я видела вещи в таком стиле, — ответила девушка. — Тонны дуба, сплошь покрытые резьбой. Но ничего и близко такого огромного.

Кровать действительно была украшена резьбой в изобилии. Цветы, фрукты, животные, люди и мифологические существа покрывали каждый дюйм древесины черного дуба.

— Двенадцать футов в ширину и девять в высоту, — сказал Лайл. Факты всегда безопасны и действуют успокаивающе. — По сути дела, когда занавеси задёрнуты, то это комната. Взгляни на боковые панели.

Оливия шагнула ближе.

Перегрин уловил её аромат и вспомнил ощущение её тела в своих руках, когда он выносил девушку из гостиницы.

Факты. Он сосредоточился на деталях кровати. Среди резных арок две панели изображали городские пейзажи, включая их прославленных лебедей. Он легко провёл указательным пальцем по выложенному мозаикой лесу.

Этому предмету не хватало грации египетского искусства. Но к удивлению самого Лайла, он находил его интересным.

— Они как окна, видишь? — продолжил он. — Служили для развлечения. Будучи новыми, они привлекали ещё больше внимания. Повсюду можно видеть остатки краски. В своё время фигуры, должно быть, были довольно красочными, как египетские храмы и могильники. И, так же как в Египте, посетители оставили здесь свои отметки.

Он обвёл ряд инициалов.

— А также печати.

Лайл снова позволил себе взглянуть Оливии в лицо. Сейчас изумление переполняло её. Гнев прошёл, буря улеглась, потому что она была зачарована. Будучи натурой искушённой и лукавой, она никогда не была наивной. Но её воображение не знает границ, и Оливию можно завлечь, как ребёнка.

— Странно, что ты не видела её раньше, — проговорил Перегрин.

Оливия осмотрела голову льва с красным клеймом на носу.

— Вовсе не странно, — сказала она. — Поскольку мы всегда направляемся в Дербишир или Чешир, то никогда не ездим этой дорогой. А когда я уезжаю из Лондона, то обычно потому, что я опозорилась, и это означает необходимость ехать так быстро и так далеко, насколько это возможно. Нет времени на осмотр достопримечательностей.

Он отвёл глаза от её лица. Ещё немного, и он превратится в полного дурачка. Граф осмотрел одного из сатиров, украшающего резной столбик.

— Хлестнуть того пьяницу перчаткой и обозвать его трусом было не самым разумным поступком.

— Зато чрезвычайно приятным.

— Ты вышла из себя, — сказал Лайл. Когда она давала волю характеру, он не мог полагаться на её мозги или инстинкты. И не мог надеяться на то, что она позаботится о себе.

Перегрин отошёл от столбика и заложил руки за спину.

— Что твоя мать говорила тебе об умении держать себя в руках? — произнёс он тем же терпеливым тоном, который, как он слышал, использовала её мама в тот день, когда он познакомился с Оливией.

Девушка прищурилась.

— Я должна сосчитать до двадцати.

— Думаю, ты не считала до двадцати.

— Настроения не было, — ответила она.

— Я удивляюсь, что ты не применила к нему одно из своих извинений, — приложив руку к сердцу, Лайл заговорил фальцетом. — «О, сэр, я нижайше и смиренно прошу вашего прощения». Потом ты могла бы похлопать ресницами и упасть перед ним на колени.

Она проделала такое в самый первый раз, когда они встретились, и это зрелище поразило его до глубины души.

— К тому времени, когда ты закончила бы, — продолжил Лайл, — все бы уже рыдали, или у них закружилась бы голова. Включая пьяницу. А ты могла бы незаметно улизнуть.

— Теперь мне жаль, что я так не сделала, — сказала Оливия. — Это уберегло бы меня от грубого обращения при выходе из гостиницы.

И предотвратило бы ощущение её податливого тела в его руках.

— Не понимаю, почему ты не вытащил его наружу, во двор, и не засунул его голову под струю воды, — продолжала Оливия. — Вот что следовало сделать с самого начала. Но все его боялись. Не включая тебя, как я полагаю — но ты решил применить всё своё мужество и власть ко мне.

— Вытаскивать тебя наружу гораздо забавнее, — ответил Перегрин.

Девушка подошла ближе и вгляделась в его глаз.

Её запах окружил его, и сердце забилось чаще.

— Ах, этот Бельдер, — проговорила Оливия, качая головой. — Почему он не ударил тебя сильнее?

Она выбежала из комнаты.

День был прохладным и серым, дождь смыл всю пыль. Дамам захотелось свежего воздуха, как они заявили. Езда в тёмной и душной карете не входит в их представление о приятном путешествии.

Оливия подозревала, что причина, по которой они хотели открыть зашторенные оконца, заключалась в желании полюбоваться видом на мужчину по ту сторону стекла.

Это было прекрасное зрелище, и она сама не могла не наслаждаться им, несмотря на то, что Лайл оказался Трагическим Разочарованием.

Он ехал верхом рядом, практически возле её плеча, не отставая от экипажа, вместо того, чтобы ехать впереди, как она ожидала. Скорость кареты, с учётом хрупких костей леди, была медленнее, чем могло нравиться Лайлу. И, разумеется, это было медленнее, чем любила Оливия. Ей бы тоже хотелось ехать верхом, но не подумала об этом и не подготовилась.

Её седло упаковали в одну из повозок с остальными вещами, и упаковали глубоко. Она не думала, что оно ей понадобится до того, как они достигнут цели своего путешествия. В то время как лошадей можно нанять в придорожной гостинице, и она фактически могла ездить на любом коне без всяких трудностей, седло было совершенно иной вещью. Женское седло — вещь столь же личная, как и корсет, оно изготовлялось точно по её меркам.

Не то чтобы Оливия нуждалась в седле. Она, в конце концов, дочь Джека Уингейта, и чувствовала себя на спине лошади свободно, как цыганка.

Но никто не должен знать, что она всё ещё занимается этими вещами. Никто не должен знать о мужской одежде, которую Бэйли ушила, чтобы она подошла Оливии, и которая была аккуратно сложена в коробку среди остальных пожитков.

Оливия вспомнила, как шокирован был Лайл, когда впервые увидел её в мальчишеской одежде. Она вспоминала тот момент — как могла она забыть это комичное выражение на его лице? — когда карета остановилась.

Экипаж слегка качнулся, когда лакеи спрыгнули с запяток. Она увидела, как один из них поспешил вперёд, чтобы удержать лошадей.

— Что там такое? — спросила леди Купер.

— Лайл заметил, что что-то не так с одним из колёс, осмелюсь предположить, — проговорила леди Вискоут.

Дверь открылась, и лакей опустил ступеньку. Лайл ожидал позади него.

— Нет необходимости беспокоиться, леди, — проговорил Лайл. — Мне нужна только Оливия.

— Ему нужна только ты, — сказала леди Купер.

— Он говорил, что оставит меня у дороги, — ответила Оливия.

— Не будь глупышкой, — вмешалась леди Вискоут. — Он ничего такого не сделает.

Он поступит ещё ужаснее, подумалось Оливии. У него было время переварить мучительный удар, который она нанесла его гордости. Теперь он, вероятно, приготовил неимоверно скучную и вызывающую раздражение лекцию.

— Мы не собирались останавливаться, — сказала она Лайлу. — До самого…

Девушка заглянула в томик Паттерсона.

— До Бантингфорда.

— Я хочу тебе что-то показать, — проговорил Перегрин.

Она наклонилась вперёд и выглянула из-за двери направо, потом налево.

— Здесь не на что смотреть, — заключила она.

За исключением очень красивого мужчины, восседающего на наемной лошади, так, словно она часть его самого.

— Не будь занудой, — сказал он.

— Господи, не будь занудой, детка, — поддержала его леди Купер. — Пусть мальчик покажет, что там у него.

— Я бы пока передохнула, — сказала леди Вискоут. — Мне нужно ненадолго закрыть глаза, не ударяясь и не подпрыгивая. Как болит голова. Должно быть, я что-то съела.

Оливия отвернулась от двери, чтобы взглянуть на них.

— Разве ты не хочешь посмотреть, что он тебе хочет показать? — удивилась леди Купер.

Оливия вышла из экипажа.

Леди наклонились вперёд, чтобы видеть происходящее через раскрытую дверь.

Оливия подошла к нему. Она погладила морду коня, краем глаза отметив мускулистую ногу в непосредственной близости от себя.

— Ты говорила, что тебе никогда не удавалось осмотреть достопримечательности, — проговорил Лайл. — Одна из них находится внизу, если повернуть налево.

Слегка удивившись, Оливия посмотрела на дорожный указатель. Потом перевела взгляд на него.

— Я не собираюсь заводить тебя в укромное место и зверски убивать, — добавил Перегрин. — Не здесь и не сейчас, в любом случае. Если я возьму тебя с собой и вернусь один, дамы могут это заметить. Бэйли точно заметит. Мы отъедем недалеко. Мы бы легко дошли пешком, но на этих просёлочных дорогах будет грязь по колено. Ты можешь поехать на коне Николса.

Оливия протянула руку прежде, чем Николс спешился.

— Нет, оставайся как есть. Я могу поехать позади его светлости.

— Нет, не можешь, — возразил Лайл.

— Мы отъедем ненадолго, как ты говорил, — сказала она. — Нет смысла тратить время на подгонку седла, чтобы я правильно сидела на коне Николса. На подгонку, которую позже ему придётся делать заново. Я могу за минуту сесть позади тебя.

Перегрин посмотрел на неё. Затем посмотрел на Николса.

Несмотря на ливень, камердинер оставался элегантным и невозмутимым. Хотя Николс этого не показывал, но в душе он бы умер тысячу раз, пока подгонял седло под неё. Оливия не видела смысла мучить его. Он её не оскорблял и не обижал.

— Что тебя беспокоит? — спросила она. — Боишься, что я сброшу тебя с коня?

— Слегка опасаюсь, что ты ударишь меня ножом в спину, — ответил Лайл. — Поклянись, что у тебя нет при себе оружия.

— Не будь смешным, — сказала Оливия. — Я бы никогда не ударила тебя ножом в спину. Это бесчестно. Я бы ударила в шею или в сердце.

— Тогда хорошо, — он освободил левое стремя. Оливия поставила свою левую ногу в стремя, ухватила его за руку, оттолкнулась и оказалась позади него.

— Чёрт побери эту девчонку! — воскликнула леди Вискоут. — Я так никогда не умела!

— Ты была шустрой в других вещах, Миллисент, — проговорила её подруга.

Тем временем, Оливия обнаружила, что совершила чудовищную ошибку.