Вчерашний скандал

Глава 19

Дверь в «Кривой посох» отворилась, и вошли четверо.

Джок замер, не донеся кружку до рта.

— Рой, — тихо произнёс он.

— Я вижу, — отозвался брат.

Сын лэрда, та самая рыжая, которая коленом врезала Джоку по яйцам, тощий слуга Николс и этот напыщенный ублюдок Хэррик.

— Чего им здесь нужно? — проговорил Джок.

— А ты как думаешь?

— Нам лучше уйти.

— Они заходят, а мы сбегаем? Как это будет выглядеть?

— Не знаю, — ответил Джок.

— Мы будем выглядеть виноватыми, вот как, — пояснил Рой. — Сиди на месте и веди себя как обычно.

— А если Мэри донесла на нас? — продолжал спрашивать Джок.

Рой глянул на брата Мэри, Глауда, который упал на стол, положив голову на руки.

— А что она может рассказать? — сказал Рой. — Мы только спросили её, какие новости в замке. Всякий может спросить.

Сын лэрда и рыжая подошли к бару и что-то сказали Маллкрэйку. Он налил две кружки.

Хэррик с ними не пошёл. Он остался стоять в дверях, скрестив руки на груди. Тэм МакЭвой поднялся и пошёл к двери. Хэррик поднял руку. Тэм остановился на месте.

Сын лэрда повернулся и поднял кружку вверх.

— Налейте всем присутствующим, мистер Маллкрэйк, — велел он.

Это вызвало гул одобрения. Тэм вернулся к столу и сел. Кто-то выкрикнул:

— Спасибо, ваше лордство.

Его поддержали остальные.

Лэрд и рыжеволосая женщина только улыбнулись.

— Вот, видишь? — прошептал Рой. — Они пришли расспросить всех, что им известно. Никто ничего не знает. И мы ничего не знаем. И его лордство купил нам выпивку, как и всем остальным.

После того, как всем налили, кто-то предложил тост за лэрда. Когда с подхалимством было покончено, его лордство произнёс негромко, но достаточно ясно, чтобы все услышали:

— Я полагаю, что большая часть из вас меня уже знает. И вам известно, что я не пришёл бы сюда потчевать вас выпивкой, если бы мне не было что-то нужно.

Несколько человек засмеялись.

Он продолжил:

— Этим утром, как все вы, я уверен, знаете, на меня с мисс Карсингтон напали, украв лошадь, повозку, старое шерстяное одеяло в дырах и ещё более старый сундук. Позже лошадь вернулась, вместе с повозкой. Одеяло пропало. Как и сундук. Нас особенно интересует сундук, но известия об одеяле могли бы тоже помочь. Видите ли, мы пришли сюда…

Он обернулся и поглядел на рыжую:

— Мы пришли сюда за подсказкой.

— Это они, — сказала Оливия. — Парочка в углу.

— Ранкины, — проговорил Хэррик, не глядя в их сторону.

Братья возглавляли список подозреваемых Хэррика.

— Внезапно они подружились с Глаудом и Мэри Миллар, — размышлял Лайл.

— А Мэри одна из наших горничных, — заметил Хэррик. — Вчера она работала допоздна. Я говорил с ней раньше, но она только сказала, что пошла прямо домой. Очень жаль, сэр. Такая хорошая девушка. Но у неё есть только Глауд, а он, кажется, стал их заложником.

— Чёрт подери, но у нас нет доказательств, — сказал Лайл. — Это всё слухи и спекуляции. Их подозревают во многом, но…

Он покачал головой. Его отец несёт ответственность за это. Преступники бесконтрольно разгуливают по деревне. Деревенские жители, чьи усилия постоянно сводятся на нет. Священник, которому лорд Атертон предоставил жильё в Эдинбурге и который не утруждает себя поездками длиной в десять миль, чтобы присмотреть за своей паствой.

— У нас нет доказательств, и они это знают, — сказала Оливия. — Им всего лишь нужно держать язык за зубами.

Лайл посмотрел на неё:

— Я бы мог выбить у них признание.

— Как это грубо, — заметила она. — Неартистично.

Он за вечер выслушал немало такого, что могло привести в уныние, но она его рассмешила.

— Хорошо, — сказал он. — Ты первая.

Братья сидели рядом, их головы были склонены над кружками, и они тихо переговаривались. Глауд Миллер спал, положив голову на руки, сбоку, возле Джока. Напротив Джока стоял пустой стул, но Лайл сказал им, что там сквозняк, и они должны потесниться, чтобы леди могла сесть. Мужчинам пришлось подвинуться, освободив место для Лайла на одной стороне, между Джоком, который забился в угол, и Роем, а Оливия уселась на другой стороне стола, между Джоком и Глодом.

Она повернулась к Глауду.

— Глауд Миллар? — окликнула она. — Глод, мы бы хотели поговорить с тобой.

Глауд продолжал слегка похрапывать.

— Бесполезно, мисс, — сказал Джок. — Его не разбудить никому, кроме его сестрицы.

— Ах, да, у него выдался трудный день, — проговорил Лайл. — Вначале он спал на дороге среди бела дня. Потом его отнесли домой. И вот он снова здесь.

— А они сообразительные ребята, признай, — сказала ему Оливия. — У них было чрезвычайно мало времени, а им удалось разработать такой искусный план.

— Искусный? Они притащили на дорогу мертвецки пьяного человека и оставили его там, чтобы люди об него спотыкались.

— Это была блестящая тактика отвлечения внимания, — настаивала Оливия. — Если бы рабочие не занялись мистером Милларом, они могли бы схватить грабителей, когда те напали на нас. Нет, это прекрасная работа.

Джок раздулся от гордости.

Рой бросил на него взгляд, и тот утих, уставившись в кружку.

— А какая отвага, — продолжала Оливия. — Одной только ею можно восхищаться.

— Какая отвага нужна для того, чтобы напасть на беззащитную женщину? — удивился Лайл.

— Беззащитную? — сказал Джок. — Да она…

— Прошу прощения, мисс, — перебил его Рой, — но вы не очень смахиваете на беззащитную женщину. Все слышали про вас и того вашего повара.

Оливия улыбнулась:

— Тогда грабитель проявил храбрость, напав на меня.

— Ну да, храбрость, а как же иначе? — сказал Джок. — Рискуя получить увечья по мужской части, если вы меня простите за такое выражение.

— Джок, — начал брат, но Оливия ослепительно улыбнулась Джоку, и Лайл увидел, как у того на лице появилось выражение, которое было свойственно многим мужчинам, ослеплённым и обезоруженным, когда она в полную силу пользовалась своей красотой.

— И всё же вы так отважно сражались, — проговорила она.

— Я…

— Вы! — раздался женский крик. — Лживые воры и свиньи! Убирайтесь прочь от моего брата!

Они обернулись.

В дверях стояла Мэри Миллар, шляпка у неё сбилась набок, волосы растрепались, а лицо покраснело.

— Пустите, мистер Хэррик, — сказала она. — Дайте мне пройти. Мне нужно многое сказать.

Лайл кивнул. Хэррик опустил руку, и Мэри бросилась к ним.

Джок начал подниматься, но Лайл толкнул его на место.

— Вот так, сиди, — сказала она. — Сиди и слушай, как мне приказывал. И я хочу, чтобы все слышали.

Она дерзко оглянулась по сторонам:

— Хочу, чтобы все послушали.

— Говори уже, Мэри, — произнёс кто-то.

— И вы, ваше лордство, — продолжала она. — С меня хватит.

— Я слушаю, Мэри, — сказал Лайл.

Она повернулась обратно к Рэнкинам:

— Очень плохо с вашей стороны наливать Глауду выпивку, которая ему была не нужна. Очень плохо, что вы заставляли меня рассказывать вам всё, когда я должна была помалкивать. Я знала, что не следовало мне говорить вам о сундуке. Я знала, что вы попробуете его украсть. Я говорила себе, что вы не справитесь с этим по своей глупости. Я думала, вы не причините никому вреда. Но вы влили выпивку Глауду в горло и швырнули его на дорогу, как мешок с тряпьём. Вы ранили его лордство, который хочет нам только добра. Вы напали на женщину, трусливые вы дворняги!

Мэри сорвала с себя шляпу и ударила ею Роя:

— Ах, ты, кусок грязи!

Затем, к изумлению Лайла, и, по-видимому, к всеобщему изумлению тоже, она ударила своего бесчувственного брата.

— И ты тоже, Глауд. С меня довольно присматривать за тобой. Сам за собой следи. Я теперь без работы, благодаря тебе. У меня было хорошее место. Теперь у меня нет ничего, даже рекомендаций. Мне здесь делать нечего, и я уезжаю. А ты — ты и твои пьячуги-приятели — можете катиться к дьяволу!

Она схватила кружку и вылила содержимое на голову брата. Он качнул головой и уставился мутным взглядом:

— Мэри?

— Иди к чёрту! — ответила она. — С меня хватит.

Она стремительно зашагала к двери.

Хэррик вопросительно посмотрел на Лайла. Лайл кивнул.

Хэррик открыл дверь и выпустил её.

В таверне стояла полная тишина.

Лайл взглянул на Оливию. Она ослепительно улыбнулась каждому из братьев Ранкин по очереди.

— Это было увлекательно, — произнесла она.

Лайл не стал им улыбаться.

— Где он? — проговорил он.

Рой посмотрел ему прямо в глаза.

— Не знаю, о чём вы толкуете, — ответил он. — Девка совсем свихнулась.

Лайл встал, схватил Роя за плечи, поднял его в воздух и ударил об стену.

— Лайл, — начала Оливия. — Не думаю, что…

— Мы попробовали по-твоему, — сказал он. — Теперь поступим по-моему.

Оливия поспешно встала и отошла с дороги. Джок пытался протиснуться за ней, но Лайл перевернул стол. Глауд свалился со своего стула на пол.

Лайл сгрёб Джока и швырнул его через всё помещение. Падая, Джок перевернул стол и несколько стульев. Все в таверне вскочили на ноги.

— Я больше не стану играть с вами двумя, — произнёс Лайл. — Считаю до трёх, и вы скажете мне, что сделали с моим сундуком. В противном случае я закую вас в кандалы, отведу в замок и сброшу вниз — одного с северной башни, другого с южной.

— Ха-ха, — сказал Рой, потирая затылок. — Вы такого не сделаете. Прошли те времена.

— Раз, — проговорил Лайл.

— Он этого не сделает, — сказал Рой брату. — Это блеф. Он не может. Это противозаконно. Это же убийство. Ты слышал его.

Он огляделся:

— Ты, Тэм МакЭвой. Ты слышал, как он угрожал нас убить.

— Ничего я не слышал, — отозвался Тэм МакЭвой.

— Я тоже, — подтвердил Крэйг Арчбальд.

— Позор, — произнёс кто-то. — Воспользоваться слабостью Глауда и чувствами его сестры к нему. И это ещё не вся правда о них, ваше лордство.

— Вам помощь нужна, ваше лордство? — выкрикнул кто-то другой.

— Нечестно, если вся потеха достанется вам одному, сэр — говорил кто-то ещё.

— Маллкрэйк, тащи свою верёвку.

— Два, — сказал Лайл.

— Убьёте нас, и никогда не узнаете, где он, — завопил Джок. — Никогда!

— Не узнаю, — согласился Лайл. — Но вам он тоже не достанется. Три.

Рой посмотрел на Джока. Внезапно они набросились на ближайших к ним мужчин, сбивая их с ног, повернулись и побежали в заднюю часть таверны. Кружка просвистела в воздухе, ударив Роя в затылок. Он упал.

Мужчины столпились вокруг него.

— Отличный бросок, — похвалил Оливию Лайл. Он двинулся по направлению к схватке.

— Нет, — заверещал Джок. — Остановите их. Они нас на куски разорвут. Остановите их, ваше лордство.

— Тогда скажи ему, где сундук, — крикнул один из мужчин.

Толпа расступилась, и двое вытащили Джока вперёд. Другая группа вытолкнула бесчувственное тело Роя.

— Где он? — негромко спросил Лайл.

Джок посмотрел вниз, на своего брата.

Один из мужчин, удерживавших Джок, нетерпеливо встряхнул его:

— Скажи ему, дурак чёртов.

— В церкви, — выдохнул Джок.

Было уже поздно, но вся деревня собралась вместе, люди несли факелы и фонари, они шутили и смеялись.

Жители деревни помогли Лайлу схватить негодяев, и они помогли ему получить необходимые ответы. При свете дня было бы удобнее вести поиски, но все горели желанием. Эти люди заслужили возвратить Похищенный Сундук, как его назвала Оливия.

— Возможно, твой метод оказался самым лучшим, — говорила она, входя в разрушенную церковь.

— Это наша общая заслуга, — ответил Лайл. — Ты превратила в масло их мозги, в особенности у Джока. А потом в игру вступил я.

— Не забывай о своих способностях командира, — проговорила она.

— Каким бы ни было сочетание, он сработало, — сказал он. — Если бы Джок не выдал тайну, мы бы месяцами искали его.

— Даже зная, что он здесь, — добавила она, — мы бы потратили чёртову уйму времени на то, чтобы отыскать его.

Истинная правда. Перегрин привык находить малейшие изменения в ландшафте, которые говорят о том, то там что-то спрятано. Но здесь всё было иначе. Днём, возможно, было бы легче, но сейчас он видел недостаточно, чтобы отличить одну кучу камней, поросших мхом, от другой.

Джока со связанными руками вели впереди.

— Здесь, — сказал он, пиная большую каменную плиту. — Под этими камнями.

Плиты, которыми они с Роем закрыли яму, выглядели так, словно упали сюда давным-давно. Даже если бы Лайл использовал метод Бельцони, то мог бы пропустить царапины, единственный признак того, что плиты недавно передвигали. Но ведь он привык вести поиски в пустыне, на ярком солнце.

С помощью большого числа рук камни легко сдвинулись с места. Затем мужчины с помощью веревок извлекли сундук из ямы. Лайл позволил им оставить его там на несколько минут, чтобы все могли взглянуть.

Он представлял собой зрелище, со всеми засовами и замысловатыми скважинами.

— Теперь, когда все нагляделись, можете грузить его на телегу, — сказал Перегрин Тэму МакЭвою. — Нам придётся отвезти его в замок на ночь. Но я стану ждать вас всех завтра в полдень у кузнеца, чтобы открыть его.

— Прошу прощения вашего лордства, — проговорил большой, дородный мужчина. — Я Джон Лармур, кузнец, сэр. Вам нет нужды ждать до завтра, когда я открою кузницу. Я сделаю всё сейчас, если пожелаете. Огня маловато, но мы сможем его быстро развести, если потребуется. Хотя, глядя на этот сундук, не думаю, что нам нужен огонь.

Хор голосов поддержал это предложение.

Какие люди, подумал Лайл, что за замечательный народ.

Он заговорил, слегка сдавленным голосом:

— Благодарю, Лармур. Это весьма любезно с вашей стороны.

Он откашлялся:

— МакЭвой, погрузите сундук на телегу и доставьте к Лармуру в кузницу. Хэррик, пошлите кого-нибудь в замок, чтобы леди Купер и Уайткоут присоединились к нам.

— И все камеристки, — добавила Оливия.

Он посмотрел на неё:

— И горничные дам, в том числе. И все остальные. Приведите также наших узников. Я бы не хотел, чтобы они пропустили это событие.

Все вышли из домов — мужчины, женщины и дети. Огромная толпа собралась возле лавки кузнеца. Внутрь набилось столько, сколько смогли войти. Остальные толпились в широко открытых дверях. Отцы усадили детей себе на плечи. Блики свечей отбрасывали танцующие тени на стены, потолок и на лица жаждущих видеть.

Леди Купер и леди Уайткоут сидели в центре публики на двух стульях с подушками, которые лакей принёс для их удобства. Прислуга верхних этажей стояла рядом.

Джок и Рой находились в дверях лавки, их ноги и руки были надёжно скованы, по сторонам стояли их охранники.

Джон Лармур некоторое время рассматривал сундук, затем что-то сказал.

Хэррику пришлось перевести, поскольку акцент Лармура был слишком сильным. Лайл едва разобрал его речь в церкви, а тогда он говорил медленно и простыми словами. Но сейчас Лармур находился в возбуждении и начал говорить быстро, так что его стало трудно понять.

— Он говорит, что это отличная работа мастера, — сказал Хэррик. — Ему жаль ломать его, но придётся применить ножовку для наружных замков.

Лайл кивнул, и кузнец взялся за дело.

Оно не заняло много времени. Когда засовы были отперты, Оливия снова смогла пустить в ход свои отмычки. Ей пришлось потрудиться, чтобы уловить последовательность, но, наконец, она смогла открыть одну из накладок над замочной скважиной. Она отодвинула её в сторону, и после того как кузнец поэкспериментировал со своим инструментами и признал свою несостоятельность, она открыла этот замок. Затем пришлось поворачивать металлические болты и одновременно двигать рычажки. Лайл пришёл ей на помощь. Там были ещё другие механизмы, но как только Оливия поняла принцип системы, открыть их не составило труда.

Как заметил Лайл, Оливия проявляла осторожность, стоя спиной к зрителям, чтобы закрывать собой вид.

Когда девушка закончила, она отодвинулась в сторону.

Зрители восторженно зааплодировали. Звучал хор славословий в честь Оливии, состоявший, казалось, из повторений фразы «Отличная работа, девочка».

— Эта честь принадлежит тебе, — сказала она Лайлу.

Он поднял тяжёлую крышку. В её верхней части богато украшенный металлический экран скрывал хитроумный запорный механизм. В самом сундуке сверху лежал металлический поднос искусной работы.

Собравшиеся немедленно стали делать ставки на то, что находится под подносом. Монеты, говорили одни. Драгоценности, настаивали другие. Книги. Утварь. Грязное бельё, как предположили некоторые остряки.

— Развратные рисунки, — сказала леди Купер. — Ставлю пять фунтов, Миллисент.

— Не смеши, — возразила леди Уайткоут. — Бумага столько не весит. Там статуэтки. Такие бронзовые сатиры, скорее всего. Они пользовались большой популярностью в былые времена.

— Мне всегда нравились сатиры, — проговорила леди Купер.

— Полагаю, ты имеешь в виду лорда Скуиверса?

— Косоглазого Скуиверса? Разумеется, нет. Он был Циклопом.

— Но у него были такие волосатые ноги…

— Тебе стоило взглянуть на его нижнюю часть тела.

— О, я видела.

— Помнишь, в те времена…

— Если говорить о времени, — перебила их Оливия. — Ставки сделаны? Хорошо. Лорд Лайл, избавьте нас от мучительной неопределённости, пожалуйста.

Он вынул металлический поднос.

Внутренности сундука не блистали ни драгоценностями, ни монетами, хотя Лайл не ожидал их там обнаружить.

Внутри лежала плотная парчовая ткань.

— Господи, — проговорила Оливия. — Боюсь, что это старый халат.

— В этом нет никакого смысла, — ответил Лайл, наклоняясь. — Кто бы стал брать на себя такой труд, чтобы спрятать старую одежду? Эту штуку не открывали веками. Замки не смазывались…

Его рука наткнулась на что-то твёрдое:

— Подожди.

Он осторожно отодвинул ткань. Там лежала другая ткань, в которую, казалось, было завёрнуто нечто твёрдое.

Перегрин вынул свёрток и положил его на верстак.

— Каким бы ни было содержимое, оно весит порядочно, — произнёс он.

В толпе раздалось бормотание, стоящие сзади спрашивали, что там, а стоящие впереди отвечали, что они не знают.

Лайл развернул свёрток, обнаружив свинцовую шкатулку прямоугольной формы. Она, к счастью, запиралась всего на один простой замок.

У Оливии ушло не больше минуты на то, чтобы открыть его. После нескольких попыток она отперла его одним из необычных ключей из своей коллекции.

Тишина воцарилась в лавке кузнеца, когда она открыла крышку.

— О, Боже мой, — сказала Оливия. — Господи!

Даже Лайл затаил дыхание:

— Это действительно то, что я думаю?

— Да что же там, чёрт вас побери? — зарычал Джок. — Сколько ещё ждать, пока мы узнаем, что там у них?

— Они это нарочно делают, чтоб помучить нас, — сказать Рой.

Это был документ на толстом пергаменте, чернила на нём выцвели, однако канцелярский шрифт превосходно сохранился. Бумага была длиннее в ширину, чем в длину. С неё свисала внушительных размеров печать.

— Старинный документ, — проговорил кто-то возле Лайла.

Джок громко застонал:

— Мусор! Вся наша работа! Годами! Ради какого-то мусора!

— Это не мусор, — сказал Рой. — Есть идиоты вроде старого Далмэя, которые платят хорошие деньги за старинные бумаги.

— Он же помер! Кто их сейчас купит? Ты говорил, драгоценности. Золото и серебро. Мы копали столько лет.

— Ты неплохо заработал на этом.

— Несколько ничтожных монет! Старая кружка. Одна ложка. Серьга. Много ли с них выгоды?

— Это жалованная грамота, — провозгласил Лайл.

Братья потребовали объяснений, что это означает. Раздались голоса, сулившие угрозы, если Рой с Джоком не станут помалкивать. Ранкины утихли, что-то бормоча под нос.

Лайл взял документы и внимательно вгляделся в латинские слова. Он чувствовал, что Оливия стоит у него за плечом, тоже читая, хотя, несомненно, ей было намного труднее. Её не муштровала Дафна Карсингтон в латинском, греческом и ещё шести других языках, как это произошло с Лайлом. Однако она уловила основной смысл, поскольку вытирала слёзы тыльной стороной ладони.

Перегрину не следовало ощущать такое волнение, он держал в руках предметы, гораздо старше этого. Но ни один их них не был настолько личным. У него сжалось горло.

— Что это, ваше лордство? — выкрикнул кто-то.

Лайл быстро взял себя в руки.

— Не то, что большинство людей назовут сокровищем, однако это семейная реликвия, — сказал он. — Этот документ, датируемый двадцать первым июня тысяча четыреста тридцать первого года, подписан королём Шотландии Джеймсом (Яковом) Первым.

Дружный вздох подсказал ему, что его аудитория поняла значимость находки. Среди перешёптываний Лайл расслышал, как братья Ранкины заспорили о том, мусор это или нет, пока кто-то не заставил их замолчать.

Он продолжил:

— В ней король дарует моему предку, сэру Уильяму Далмэю, право построить Горвуд. Замок или крепость, говорится здесь. «Окружить его стенами и рвами, защитить решётками из латуни или железа и разместить военные укрепления».

— Можно прослушать его целиком, ваше лордство? — спросил Тэм МакЭвой.

Лайл прочёл документ полностью, сначала на латыни, потому что так звучало наиболее волнующе. Затем он перевёл. Английская речь четырёхсотлетней давности звучала так же впечатляюще.

Когда Лайл закончил чтение, МакЭвой сказал:

— Я так понимаю, это означает, что Горвудский замок истинно и полностью принадлежит вам, ваше лордство.

— По нраву вам это или нет, — выкрикнул кто-то.

Толпа расхохоталась.

— И мы тоже, ваше лордство, — продолжил Тэм. — Мы являемся частью этого места, и наши беды вместе с нами.

Толпа согласилась с ним многочисленными «ага» и дружным смехом.

Лайл огляделся вокруг. Они смеялись, однако говорили серьёзно. Он помнил, что слышал прошлой ночью.

Перогрин почувствовал ладонь Оливии на своей руке и посмотрел вниз.

— У тебя такое выражение лица, — проговорила она в полголоса.

— Какое?

— Как у человека, мучимого угрызениями совести.

— Все эти люди, — проговорил он. — Мой отец. Что он наделал.

— Я знаю, — она сжала его руку. — Нам нужно поговорить об этом. Но потом.

Оливия осторожно положила документ в шкатулку и стала опускать крышку, но остановилась и снова вынула его.

— Что такое? — спросил граф.

— Здесь есть что-то в углу, — сказала она. — Монета, я думаю. Или…

Девушка улыбнулась. Её тонкие пальцы сомкнулись на предмете, и она вытащила его.

Это было кольцо, женское кольцо, судя по виду: золотая полоска с красными неогранёнными выпуклыми камнями, рубинами или гранатами. Камнями под цвет её волос.

Она подняла его так, чтобы люди могли его рассмотреть. Они передали весть задним рядам.

Раздались ахи, охи и разрозненные восклицания.

Из угла, где находились братья Ранкины, донеслись стоны.

Оливия посмотрела на Лайла:

— Видишь? Это прекрасный, счастливый миг — для всех, за исключением наших злодеев. Насладись им.

Лайл стоял в нише окна, глядя в ночь. Несколько звёзд виднелось на облачном небе.

К этому времени все закончили ахать над найденным кладом, сундук погрузили снова на повозку и вернули в замок шествием, во время которого он наслушался разных вещей, которые обсуждались в «Кривом посохе». Было уже поздно. Даже леди были готовы отправиться спать.

Роя и Джока поместили в донжон, чтобы разобраться с ними позже.

Ещё одно дело, которое предстояло уладить.

Ему встречалось множество подобных дел в Египте — недовольные крестьяне и рабочие, мошенничества, кражи, угрозы и прочее. Задержки в раскопках. Тонущие лодки. Нашествия крыс. Эпидемии. В этом заключалась его жизнь. Это было интересно, и временами, очень бодрило.

А теперь…

Тихий стук в дверь заставил его очнуться.

Граф вышел из ниши и отворил двери.

Перед ним стояла Оливия. Она была вся в белом, в ночном халате, на котором трепетали ленты, оборки и кружева. Она распустила волосы, они ниспадали на плечи в восхитительном беспорядке.

Лайл притянул её к себе и закрыл дверь.

Потом он передумал, открыл дверь и предпринял попытку вытолкать её в коридор.

— Реши уже, наконец, — посоветовала Оливия.

— Ты являешься к мужчине в спальню среди ночи, в сорочке, и ждёшь, чтобы он мог думать головой?

Как долго это продолжается?

Дни, годы, вечность.

— Нам нужно поговорить, — сказала Оливия.

Перегрин снова втянул её в комнату и закрыл дверь.

— Позволь мне кое-что пояснить тебе, — проговорил он. — Девушка, которая приходит в комнату к мужчине, практически без одежды, напрашивается на неприятности.

— Да, — ответила она.

— Значит, этот вопрос мы уладили, — сказал Лайл и сбросил с себя халат, оставшись полностью голым.

— О, — произнесла Оливия.

Свет камина превратил её спутанные волосы в жидкие рубины и гранаты. Её кожа светилась подобно полной летней луне. Слабый аромат, присущий ей, витал в воздухе.

Лайл подхватил её на руки и отнёс к высокой кровати. Прижимая девушку к себе, он одной рукой откинул простыни.

— Хорошо, — сказала Оливия. — Мы можем поговорить позже.

— О, да, — согласился он. — Нам многое нужно обсудить.

У них впереди целая жизнь на разговоры.

Оливия вытянула руку и погладила его по груди.

— Ты отлично справился, — сказала она.

— Ты тоже.

Он коленом раздвинул ей ноги, и Оливия откинулась назад, упираясь ступнями в постель.

— Не могу передать словами, как это возбуждает, — проговорила она.

— Напишешь мне в письме, — ответил он. — Потом.

Лайл ухватил за края её халат и рубашку и потянул их наверх. Он взглянул на её ноги.

— Тебе нравятся мои ноги, — заметила она.

— До неприличия.

Перегрин наклонился и поцеловал её в голень, как делал в «Белом лебеде», прислуживая.

— Ох, — выдохнула он. — Ты злой человек. Жестокий и бессердечный…

— И беспощадный, — прошептал он. — Не забывай, чертовски беспощадный.

Он, поддразнивая, погладил внутреннюю часть её бёдер. Верх и вниз. Оливия запрокинула голову.

Перегрин ещё выше задрал её ночное одеяние и провёл пальцами дальше, нежно скользнув по мягкому местечку между ногами.

— О, твои руки, твои руки. — Оливия придавила его ладонь своей, крепче прижимая его к себе. — О, ради Господа. Что мне делать?

Она встала на колени, разорвала ленты халата и отшвырнула его прочь. Она стянула сорочку через голову и отбросила её.

Медные кудри падали на её плечи. Небольшой медный треугольник поблёскивал между ногами. На ней не осталось ничего, кроме этих волос и жемчужной кожи.

Так легко было представить, как она танцует, обнажённая, в пустыне, при свете луны.

— Хватит, — сказала Оливия. — Довольно этой чепухи. Я никогда не буду вести себя правильно. И не проси меня.

— Даже не думал, — ответил Лайл.

— Иди ко мне, — позвала она, проводя рукой по животу и над шелковистым холмиком между ног. — Иди сюда.

Перегрин забрался на кровать и стал на колени перед ней. Она взяла его за руки и поднесла их к своим грудям. Он наклонился и поцеловал её, долгим, сладким поцелуем. Затем сжал её груди, и она обняла его за шею, откинув голову назад так, чтобы он мог прикасаться к ней, как пожелает он и как захочется ей.

Она тоже гладила его, её руки блуждали по его плечам и спине, ласкали его ягодицы. Оливия придвинулась и прижалась к его паху. Его член требовательно упёрся ей в живот. Она протянула руку, обхватила его и стала двигать рукой вверх и вниз, затем остановилась и нежно провела по тёмно-красной головке. Перегрин издал приглушённый звук.

Она посмотрела на него.

— Наигралась? — спросил он низким голосом.

— Нет еще, — она слегка толкнула его.

Лайл понял намёк и лёг. Она забралась на него.

— Я знаю, что так можно, — сказала Оливия. — Видела на гравюрах.

Граф рассмеялся.

Он сжал её бёдра, поднял девушку и опустил на себя.

— О, — произнесла она, с долгим дрожащим выдохом. — О, Лайл. О, Боже мой.

Она наклонилась вперёд, это движение усилило давление на его член, и Лайл застонал от наслаждения. Оливия поцеловала его. Поцелуй был долгим и беспощадным, погружая его в жаркую темноту. Он крепко обнял её, и она стала двигаться, скользя верх и вниз и устанавливая ритм.

Это был быстрый и яростный ритм, как будто это снова был первый раз, как будто они ждали вечность, собираясь с силами, словно это их первый и единственный шанс.

Перегрин смотрел на неё, склонившуюся над ним — синие глаза темнее полуночи, волосы образовали огненный нимб вокруг лица.

— Я так люблю тебя, — проговорил он.

Лайл привлёк её к себе, чтобы поцеловать и держать её крепко, в то время как они падали и поднимались вместе, быстрее и сильнее, пока не добрались до пика. Жар чистого наслаждения подхватил их и унёс за собой. А затем, неожиданно, наступила тишина.

Прошло много-много времени.

Оливия соскользнула с него и легла рядом. Лайл лежал на спине, прислушиваясь к тому, как замедляется её дыхание, пока он разглядывает полог кровати.

Она положила руку ему на грудь, он все ещё тяжело дышал. Перегрин не полностью пришёл в себя, но в одном он был совершенно, абсолютно уверен.

Он накрыл её руку своей и снова произнес:

— Я люблю тебя.