Вечный Египет

РАЗГРАБЛЕННЫЕ СОКРОВИЩА[15]

Грабежи захоронений происходят в Египте с тех незапамятных времен, когда появился обычай класть с умершим самые разнообразные вещи и утварь, в том числе и драгоценности. Для грабителей, а ими нередко оказывались сами жрецы и чиновники, которым была поручена охрана некрополей, соблазн был слишком велик. Ни страх перед богами, ни заклятия не могли заставить их отступить. Богатейшие царские пирамиды, защищенные десятками метров каменной толщи и ловушками в глубоких коридорах, вырубленных в скалах, — все были разграблены еще в древности. Даже в чудом сохранившейся гробнице Тутанхамона воры все же успели побывать дважды, пока ее следы, к счастью для египтологии, не были затеряны.

О самом древнем, зарегистрированном археологией ограблении свидетельствует, видимо, история с вторичным захоронением царицы Хетепхерес, матери могущественного фараона Хуфу, строителя высочайшей пирамиды, и супруги не менее могущественного фараона Снофру. В 1925 году американская экспедиция во главе с Г. Рейснером обнаружила глубокий (99 футов), тщательно замаскированный колодец к востоку от пирамиды Хуфу. Колодец вел к высеченной в скале камере, где находились деревянный остов балдахина, кровать, кресло, ларец для драгоценностей, деревянные носилки с великолепной надписью золотыми иероглифами на черном фоне, ряд мелких предметов, прекрасный саркофаг из алебастра и четыре алебастровые канопы (сосуды, куда помещались вынутые в процессе мумификации внутренности покойного). На всех вещах стояло имя Хетепхерес. Сомнений не могло быть — здесь захоронение царицы. Но саркофаг оказался пуст. И никаких следов ограбления. Г. Рейснер высказал предположение, что первоначально жена фараона была погребена в некрополе Дахшура, вблизи пирамиды своего супруга. Но гробница была ограблена, с мумии сорваны драгоценности, а саму ее сожгли (что нередко делалось грабителями, дабы избежать мести покойного). Известие о проникновении воров в гробницу дошло, очевидно, до фараона, который и распорядился перенести гробницу поближе к собственной пирамиде, где охрана была поставлена лучше. Скорее всего приближенные побоялись сообщить Хуфу, что мумия его матери уничтожена, и перезахоронили пустой саркофаг.

От времен XX династии до нас дошел, к сожалению не полностью, папирус, где записан судебный процесс над грабителями царского некрополя в Фивах. Показания подсудимых напоминают высказывания английского археолога Картера при открытии мумии Тутанхамона: «Затем мы нашли августейшую мумию царя. На шее были многочисленные амулеты и золотые украшения, на голове — золотая маска и повсюду на самой мумии — золото…»[16]. В ходе процесса установили, что в этих ограблениях оказались замешаны высшие сановники государства. Приговор суда не сохранился, но можно не сомневаться, что грабители понесли суровое наказание. Однако любители сокровищ не переводились… Нас потрясают сокровища, найденные в гробнице Тутанхамона, а ведь его царствование было коротким и в истории страны почти незаметным. Никакого воображения не хватит, чтобы представить, какие богатства скрывались в вырубленных в скальных породах, тянущихся на десятки и даже сотни метров галереях и залах гробниц великих фараонов XVIII династии.

Не только гробницы, но и монументальные архитектурные сооружения подвергались актам вандализма и грабежа. Сами фараоны, возводя храмы для себя, не брезговали разборкой и использованием в качестве строительного материала сооружений своих предшественников. Египетские христиане жестоко уничтожали следы великой цивилизации предков. Сменившие их мусульмане уже спокойно, без религиозных эмоций — язычество в Египте давно не существовало, — уничтожали древние руины. Английский путешественник Ричард Покок, посетивший Египет в 1737 году, писал: «Они каждодневно разрушают прекрасные образцы египетских древностей, и я видел, как пилят колонны на мельничные камни». «Залежи» прекрасно обработанного камня в развалинах Мемфиса, некрополях Саккара и Гизы энергично эксплуатировались при строительстве основанного в 968 году Каира. На массивных средневековых стенах и башнях Каира то и дело натыкаешься не только на надписи, оставленные наполеоновскими солдатами, но и на плиты с древними иероглифами и рельефами, о происхождении которых нетрудно догадаться.

Особенно широкий размах разрушение памятников старины приняло в начале прошлого века, когда правитель Египта Мухаммед Али приступил к строительству промышленных предприятий по европейскому образцу. Источником строительного материала часто служили близлежащие древние развалины. Но грандиозным планам Мухаммеда Али не суждено было осуществиться, и большинство этих предприятий так и не вступило в строй.

Объектом иностранного туризма Египет становится еще в греко-римскую эпоху. Богатые торговцы, правительственные чиновники, а подчас и римские императоры в окружении многочисленной свиты посещают эту страну, конечно, прежде всего для того, чтобы выжать побольше доходов из жестоко эксплуатируемых крестьян и ремесленников. Но заодно они проявляют интерес и к прославленным еще Геродотом египетским древностям. Каждый не прочь посмотреть три из семи чудес света, находящиеся в Египте: Великие пирамиды в Гизе, Александрийский маяк и лабиринт в Фаюме. Усиленно посещаются Фивы с их то ли бормочущим, то ли поющим колоссом Мемнона[17], тамошние великолепные храмы и царские гробницы. Свое восторженное отношение к шедеврам египетской архитектуры и искусства греки и римляне отразили в многочисленных надписях-граффити, оставленных ими на древних памятниках.

И тогда этих туристов сопровождали в гробницы Долины царей местные гиды, и можно безошибочно утверждать, что уже в то время велась бойкая торговля древностями, а заодно и подделками, тем более что египетские предметы культа обладали в глазах тогдашних путешественников не только эстетической, но еще и религиозной магической силой.

Находимые в Италии и других европейских странах египетские статуи и предметы культа по большей части связаны с распространившимся в Европе в первые века нашей эры поклонением Исиде. Два обелиска, до сих пор украшающие площади в Риме и Стамбуле, были привезены из Египта — первый, очевидно, при императоре Августе, а второй вывезен из фиванского храма Тутмоса III императором Константином, но водружен на ипподроме Константинополя только в 390 году.

В средние века процветала международная торговля египетскими мумиями, которая нанесла огромнейший ущерб древностям страны. На этот раз беспощадные грабежи были связаны с… медициной. Мумии стали использовать как высокоценное лекарство. Слово «мумия» происходит от персидского «мумиё», так называется особый род смолы, собираемой в горах и применяющейся для лечения ран, переломов, желудочных и целого ряда других заболеваний. Внутри египетских мумий находили похожие на вид смолы, употреблявшиеся при мумификации. В ход пошли также пропитанные смолами и сами мумии. Повсюду в стране началась охота за мумиями, которые доставлялись на рынки Каира и Александрии, откуда уже этот товар поступал на европейский рынок.

Арабский историк и врач Абдель Латиф писал в 1203 году, что на рынках Каира мумии стоили очень дешево: «За полдирхема я приобрел три головы, наполненные черным как смола веществом. Я заметил, что, будучи выставленным на палящее солнце, оно растапливается». Совершенно очевидно, что это был асфальт. Не обходилось и без мошенничества. Другой арабский писатель сообщил, что в Каире задержаны люди, хранившие у себя целую груду трупов. Под пыткой они показали, что похищали трупы из могил и кипятили в какой-то жидкости на очень сильном огне, пока мясо не отделялось от костей. Затем оно высушивалось и продавалось франкам, то есть европейцам, которые платили 25 монет за центнер.

Побывавший в Египте во второй половине XVI века предприимчивый англичанин Джон Сандерсон вывез в Англию более 600 фунтов разрозненных частей мумий, по его выражению «разных голов, рук и ног», и одну мумию целиком. Французский врач Ги де ла Фонтен, посетивший Александрию в 1654 году, утверждает, что алчные купцы выдавали за мумии вполне современные трупы. Спрос на мумии был огромный. Французский король Франциск I носил с собой как амулет небольшой мешочек с мумией, переработанной в порошок.

Этот торговый бум к началу XIX века постепенно спал. Марк Твен упоминает мумии в своей книге «Простаки за границей» уже с юмором, утверждая, что на египетских железных дорогах топливом служат мумии трехтысячелетней давности, которые якобы покупаются на тонны или целыми кладбищами, и порой слышишь, как нечестивый машинист с досадой кричит: «Пропади они пропадом, эти плебеи, жару от них ни на грош! Подбрось-ка еще фараонов».

Как это ни удивительно, спрос на мумии существует до сих пор, правда в более скромных размерах. Его питает довольно распространенная в Соединенных Штатах вера в магию и оккультные науки. В Нью-Йорке можно купить унцию мумии за 40 долларов.

Однако в XIX веке охота за мумиями в качестве патентованного медицинского снадобья сменилась не менее разрушительной для древней цивилизации погоней за предметами древнеегипетского искусства. Толчок к этому дала египетская кампания Наполеона (1798–1801). Закончившись в военном отношении полным крахом, она положила блестящее начало подлинно научному изучению Египта. В состав военной экспедиции входило 167 французских ученых — ориенталистов, врачей, химиков, зоологов, математиков, географов, а также художники. Они были снабжены прекрасной библиотекой, различного рода лабораториями и инструментами. Наполеон Бонапарт проявлял живой интерес к работе основанного этой группой ученых в Каире Египетского института. За три года ученые составили первую подробную географическую карту Египта и первое научное описание его древних памятников: 24-томное «Описание Египта». Несмотря на то что прошло много времени с опубликования этого труда, его научная ценность не только не упала, но, пожалуй, значительно возросла, поскольку в нем зафиксированы многие памятники, с тех пор разрушенные или сильно изуродованные.

Кстати, мужество, проявленное французскими учеными во время кампании, ничем не уступает, если не превосходит храбрость наполеоновских войск. Свои работы они нередко проводили в самых опасных условиях. Это были одержимые люди. Художника Вивана Денона, например, когда он сопровождал военную экспедицию на юг Египта, буквально насильно по приказу генерала Дезе вытаскивали из-под обстрела неприятеля и спасали от опасности попасть в плен, настолько он бывал увлечен зарисовкой поразивших его величием и красотой египетских храмов. Правда, его увлеченность разделялась и войсками: когда перед французами предстали храмы Карнака и Луксора, войска без всякого приказа выстроились в боевой порядок и под звуки барабанов и труб отдали салют величественным сооружениям.

Генерал Мену, преемник убитого в Каире генерала Клебера, брошенный в Египте на произвол судьбы бежавшим во Францию Бонапартом, был вынужден подписать акт о капитуляции. Английский командующий генерал Хатчинсон предъявил права на собранные французскими учеными коллекции. Однако ученые во главе с зоологом Жоффруа Сент-Илером заявили, что последуют за своими коллекциями, куда бы их ни увезли. Мену с раздражением информировал победителей, что, «как мне только что сообщили, некоторые наши коллекционеры хотят последовать за своими семенами, минералами, птицами, бабочками и рептилиями, куда бы вы ни отправили корзины с ними. Не знаю, хотят ли они сами быть набитыми как чучела, но могу вас заверить, что, если эта идея им нравится, я не буду им мешать».

Но тут ученые стали угрожать сжечь собранные ими экспонаты, разбросать их в пустыне или утопить в море. Сент-Илер заявил англичанам, что если они хотят прославиться, то могут рассчитывать на долгую память истории, которая не забыла сожжение Александрийской библиотеки. Решимость ученых произвела впечатление на Хатчинсона, но все же венец коллекции — Розеттский камень англичане присвоили, и он до сих пор является гордостью Британского музея, а Шампольон сделал свое гениальное открытие по оставшемуся у французов восковому слепку.

Живой интерес к цивилизации древнего Египта, вызванный в Европе трудами французской экспедиции, привел — как ни парадоксально это звучит — к результатам, с одной стороны, почти катастрофическим для древних памятников страны, а с другой — крайне плодотворным: наши знания об этой древней стране еще более расширялись.

За капитуляцией французов последовал период смуты и неразберихи, пока власть не захватил Мухаммед Али (1769–1849). Новый правитель стремился преобразовать страну на европейский лад. Он всячески поощрял приезд в Египет иностранных специалистов и просто иностранных туристов, многие из которых проявили небескорыстный интерес к египетским древностям. Мухаммед Али щедро раздавал лицензии на проведение раскопок, ничуть не интересуясь, кто, как и с какой целью будет их проводить. Лицензии получали европейские коллекционеры, просто любопытствующие путешественники, а чаще всего профессиональные торговцы древностями. Ограничения на вывоз из страны древностей не было.

Повышенный интерес к египетским памятникам начинают проявлять крупнейшие европейские музеи[18]. Официальные представители европейских стран становятся основными поставщиками древностей для национальных музеев и частных коллекционеров. Вряд ли консул Франции, бывший полковник наполеоновских войск Бернардино Дроветти и консул Англии Генри Солт уделяли столько времени своим основным дипломатическим обязанностям, сколько погоне за обладание древностями. Пользуясь влиянием на Египет своих стран, они могли получить любое количество фирманов — разрешений на раскопки в любом месте Нильской долины. Соперничество между ними достигло такого накала, что им пришлось заключить джентльменское соглашение о разделе долины Нила на «сферы активности».

Примечательна также деятельность в этой области шведско-норвежского генерального консула Джованни Анастази. Это было время неприкрытого грабежа. Нередко соперничавшие партии прибегали к оружию как наиболее убедительному аргументу в споре за обладание вожделенными древностями. Несомненно, что самой колоритной фигурой этой первой эпохи археологических открытий был Джованни Бельцони.

Родившийся в итальянском городе Падуя в семье скромного цирюльника, он прожил жизнь, полную приключений. В молодости он вместе с братом обходит города и села Италии, а затем Голландии, занимаясь мелкой торговлей. В 1803 году он появляется в Лондоне. Пользуясь своим гигантским ростом и недюжинной силой, Бельцони выступает в Лондоне на сцене как «Патагонский Самсон». Его номер состоял в том, что сначала он поднимал различные тяжести, а затем железную раму, весившую 127 фунтов, на которой стояло 12 человек. С этим грузом он без видимых усилий передвигался по сцене, держа в руках два флага. В 1813 году Бельцони со своими цирковыми номерами выезжает из Англии в Испанию и Португалию. Затем, уже по пути в Константинополь, на Мальте он встречается с представителем Мухаммеда Али. Эта встреча круто повернула его жизнь. Используя в цирковых трюках некоторые водяные эффекты, Бельцони приобрел познания в гидравлике. Представителю египетского правителя, занимавшемуся вербовкой европейских специалистов для службы в Египте, он высказывает идею создания водочерпательного колеса новой конструкции, которое, мол, перевернет все сельское хозяйство страны.

В июне 1815 года Бельцони вместе с женой и помощником прибывает в Александрию. Его принимает Мухаммед Али и поручает построить изобретенное им приспособление для подъема воды. Через год Бельцони демонстрирует паше свое изобретение, и тот уже был готов поддержать его идею, но советники правителя воспротивились. К тому же в конце демонстрации приспособления с одним из местных рабочих произошел несчастный случай, и это предрешило судьбу изобретения.

Бельцони оказался в тяжелом положении. Но спасает его новая идея. По всей вероятности, от Буркхардта, известного впоследствии немецкого ориенталиста и путешественника, находившегося тогда в Египте, он узнает о виденной последним вблизи Луксора огромной, прекрасно выполненной голове колоссальной статуи. Бельцони предлагает английскому консулу Солту доставить ее в Англию. Тот немедленно получил от паши необходимый фирман. Бельцони прибыл в Луксор и, преодолев многочисленные трудности, доставил голову статуи к берегу Нила. В ожидании судна из Каира, на котором должны были перевезти ее в Александрию, он направился на юг Египта. Достигнув Абу-Симбела, Бельцони начал расчистку храма от завалившего его песка. На острове Филе он приобрел поразивший его своей красотой небольшой обелиск и рельеф с изображением Осириса на троне. Возвратившись в Луксор и все еще ожидая судна из Каира, Бельцони не терял времени даром. Несмотря на прямые угрозы расправой, он начал раскопки в колоссальном Карнакском храме. Ему сразу же повезло: он нашел тайник с несколькими статуями из черного гранита богини Сахмет, львиноголовой супруги бога Птаха, и другие ценные предметы. С большими трудностями ему удалось доставить статуи и огромную голову «молодого Мемнона», как тогда ее называли, а на самом деле Рамсеса II в Каир и затем в Александрию.

Через некоторое время Бельцони снова в Луксоре. Агенты Дроветти с помощью подкупленных ими местных властей воспрепятствовали его раскопкам на восточном берегу, и он перенес свою активность на западный берег, где находился древний некрополь. Основной его целью стала охота за папирусами. С помощью местных жителей Бельцони проникает в скальные захоронения, тянувшиеся на многие десятки метров и буквально забитые древними саркофагами. Об окружавшей его обстановке свидетельствует следующий случай, описанный впоследствии самим Бельцони. Находясь в одной из гробниц, он искал место, чтобы передохнуть, наконец нашел и умудрился присесть. Оказывается, он присел на тело какого-то египтянина, и оно рухнуло, как пустая коробка. Естественно, чтобы сохранить равновесие, он прибег к помощи рук, но они не нашли надежной опоры, и он утонул в разломанных мумиях под треск костей, тканей и деревянных ящиков, которые подняли такую пыль, что он не мог пошевелиться с четверть часа, пока она не осела. Его целью было украсть у египтян их папирусы, которые он находил спрятанными на груди, в грудных клетках, под рукой, под коленями или на ногах, завернутыми в многочисленные складки тканей.

Затем Бельцони снова отправляется в Абу-Симбел, где ему наконец удается первому за многие тысячелетия проникнуть в колоссальный пещерный храм Рамсеса II.

По возвращении в Луксор он переносит свое внимание на Долину царей, где, согласно сообщениям античных писателей, находилось по крайней мере восемнадцать царских гробниц. Ученые, сопровождавшие наполеоновские войска, зафиксировали одиннадцать. Еще одна была найдена за год до этого. Ранее, при мимолетном посещении долины, Бельцони случайно удалось открыть скромное захоронение фараона Эйе. И на этот раз ему повезло. Уже вскоре после начала работ был обнаружен вход в гробницу Рамсеса II, вскрыв который Бельцони увидел уходящую вглубь, вырубленную в скале лестницу. В конце ее стояло восемь раскрашенных саркофагов с мумиями. В погребальной камере все еще находился великолепный саркофаг из красного гранита, правда пустой.

Интересно, что это открытие было сделано вблизи гробницы Тутанхамона, которую, к счастью для науки, Бельцони не нашел. Еще через какое-то время была обнаружена великолепная гробница Сети I с уникальным алебастровым саркофагом. Но самым ценным в гробнице оказались великолепные рельефы, украшавшие ее стены и сохранившие всю свежесть красок. Бельцони понял, что это и есть его крупнейшее открытие, и принялся снимать копии с рельефов. Его триумф в Долине царей превзошел все ожидания: в течение всего двенадцати дней он нашел четыре новые гробницы!

Возвратившись в Каир, Бельцони и здесь нашел себе занятие. Наняв восемьдесят рабочих, он приступил к поискам неизвестного доселе входа в пирамиду Хафра (Хефрена). Чутье снова не подвело его, и вход вскоре был найден. Правда, оказалось, что до него здесь уже побывали: на стене погребального покоя красовалась арабская надпись.

Бельцони предпринял третье путешествие в Луксор, где завершил снятие копий с рельефов гробницы Сети I. Между делом он совершил труднейшее по тем временам путешествие: от Нила до Красного моря и наткнулся на руины крупного египетского порта, основанного Птолемеем II и названного им в честь своей супруги и сестры Береникой.

Кем же был Бельцони? Авантюристом, грабителем или археологом? По всей видимости, и тем, и другим, и третьим. В его оправдание можно сказать, что в те времена археологии как науки исследования прошлого еще не существовало. Раскопки производились только с целью найти эффектные вещи, которые могли бы вызвать восхищение или просто любопытство. Тем не менее и в этот ранний период египтологии уже зарождался чисто научный интерес к памятникам древности. Это отразилось и на деятельности Бельцони, о чем говорит проявленный им интерес к открытиям новых памятников древности, без особых расчетов на «выгодные» находки, а также его стремление зарисовать, зафиксировать открытые им рельефы и иероглифические, пока нечитаемые надписи. К его чести, нужно еще сказать, он умел ладить с местным населением, что во многом объясняет его успехи, вызвавшие ярость у конкурента — французского консула с его бандой вооруженных агентов. Заступничество жителей Луксора спасло Бельцони от физической расправы, которую собирались произвести над ним агенты Дроветти.

Однако с уходом со сцены Бельцони, Солта и Дроветти грабеж египетских древностей вовсе не прекратился. Напротив, этот грабеж продолжался в еще больших масштабах. В первые десятилетия после Бельцони в Египет хлынули тысячи дельцов, коллекционеров и просто любителей экзотики. Никто не возвращался в Европу с пустыми руками. Конечно, качество и размеры награбленного зависели от того, какие средства затрачивались на приобретение древностей. Именно в это время закладываются основы крупнейших коллекций египетских древностей в европейских музеях и в частных руках. Разбазариванию национальных богатств содействовали правители страны — Мухаммед Али и его преемники. Иностранцы по происхождению, они проявляли полное равнодушие к историческому прошлому страны.

В середине прошлого века известный французский писатель и философ Эрнест Ренан писал: «Поставщики музеев проходят по стране как вандалы; чтобы заполучить фрагмент головы, часть надписи, бесценные древности разбиваются на части. Почти всегда снабженные консульским документом, эти алчные разрушители обращаются с Египтом как со своей собственностью. Злейшими врагами египетских древностей, однако, остаются до сих пор английские или американские путешественники. Имена этих идиотов войдут в века, поскольку они постарались написать их на знаменитых монументах поперек самых изящных рисунков».

Пожалуй, одним из наиболее крупных актов вандализма было похищение французом Лелорреном знаменитого рельефа с изображением знаков зодиака из древнего храма, посвященного богине Хатхор в Дендере. Тайно пробравшись в Дендеру, Лелоррен с помощью пороха (!) пробивает отверстия по краям рельефа, находившегося на потолке, и затем выпиливает его. Английский консул Солт употребил все свои силы, чтобы воспрепятствовать вывозу из Египта этого уникального памятника. Но тщетно. Рельеф был доставлен во Францию и продан французскому королю за 150 тысяч франков. Впрочем, Солт, препятствуя вывозу этого рельефа, вовсе не собирался защищать права Египта. Просто он хотел сам заработать на этой находке.

Четвертая часть великолепного храма в Дендере была использована в 1836 году для строительства по соседству селитрового завода. Ступени древнего Ниломера были сняты для строительства одного из дворцов. В Карнакском храме «любители древностей» прибегали к пороху, чтобы выломать кусок фриза или рельефа. Один из современников этих событий с иронией заметил: «Колонны, возведенные римским императором Адрианом в религиозных целях, поддерживают теперь спиртоводочный завод». Некий «англоегипетский джентльмен» выломал рельефы в гробнице Аменхотепа III для того только, чтобы перенести их на борт яхты, где ему было удобнее их срисовывать. По окончании работы они были выброшены за борт.

Даже серьезные ученые и музейные работники того времени были захвачены безудержной погоней за древностями. Находя сомнительное оправдание в том, что и так древние памятники бессовестно разворовываются и уничтожаются даже местными властями, они повели охоту за крупными статуями, ценными папирусами, вообще за произведениями искусства, нисколько не заботясь о попадавшихся заодно «второстепенных» археологических материалах. Все это безмерно снизило ценность для науки накопленных в этот период в ряде европейских музеев древнеегипетских коллекций.

В 1828–1829 годах в Египет совершает поездку знаменитый ученый, расшифровавший иероглифы, Жан Франсуа Шампольон. Он не ведет раскопок в поисках новых древностей, а посещает уже известные исторические памятники. Зато он впервые читает на них иероглифические надписи, определяет, кто из фараонов их построил, — словом, привязывает их к истории, вновь открывает ее, расширяя наши исторические знания на несколько тысячелетий. Его потрясает беззастенчивое разворовывание египетских древностей. Шампольон направляет Мухаммеду Али письмо, в котором призывает его прекратить разбазаривание национального богатства. Он обращает внимание паши на то, что достопримечательности Египта, если они будут сохранены, привлекут тысячи европейцев, а это принесет постоянный и значительный доход казне. Этот аргумент подействовал на правителя. 15 августа 1835 года он издает указ, запрещающий вывоз древностей, о создании в Каире музея, принадлежащего правительству, о прекращении использования камня древних построек и принятии мер по охране и консервации памятников. Впервые был назначен директор Службы древностей. Однако указ в основном остался на бумаге. Экспонаты созданного музея были раздарены Мухаммедом Али и его преемниками иностранным визитерам. Все же этот указ ознаменовал новый, более цивилизованный подход к национальным сокровищам страны. Во всяком случае, вывоз крупных памятников теперь был значительно затруднен. К сожалению, Шампольон не увидел результатов своих усилий: он скончался в Париже 4 марта 1832 года в возрасте 42 лет.

Отношение к египетским древностям стало, однако, меняться с появлением нового поколения ученых, продолживших традиции, заложенные Шампольоном. Один из них — французский ученый Огюст Мариет. В 1850 году он прибывает в Египет, где начинает раскопки в Саккара. Ему помогла огромная эрудиция: натолкнувшись в пустыне на полузанесенную песком голову сфинкса, он вспомнил, что древний историк Страбон, говоря о Серапеуме, вблизи Мемфиса, упомянул о том, что Аллея сфинксов, ведущая к захоронению священных быков — Аписов, постоянно засыпалась движущимися песками.

Действительно, во время раскопок откапывали одного сфинкса за другим. Затем были раскопаны два храма, посвященных Апису, — один египетский, другой греческий. Было найдено большое количество статуй из бронзы и камня, в том числе превосходная статуя Аписа. В ноябре 1851 года Мариет вступил в подземное кладбище священных быков, покоившихся в огромных гранитных саркофагах. Но только один из них избежал разграбления. Захоронение оказалось весьма богатым, однако на самого археолога наибольшее впечатление произвели отпечатки на песке босых ног рабочих, последними покинувших склеп. Интересно, что в середине прошлого века пришлось прибегнуть к помощи пороха, чтобы открыть тяжелую крышку саркофага. У остальных саркофагов все крышки были аккуратно сдвинуты грабителями еще в древности.

Мариет быстро приобретает мировую известность, и тогдашний правитель Египта Саид-паша назначает его первым директором Службы древностей и куратором музея, который намечалось создать в Каире. Теперь Мариет получил возможность вести раскопки в любом месте страны и, как высокий правительственный чиновник, мог просто сгонять на работу жителей близлежащих деревень. Мариет постарался полностью использовать открывшиеся передним возможности. Одно время раскопки проводились сразу в тридцати семи местах, разбросанных от Дельты до первого порога Нила. Только в Гизе и Саккара им было вскрыто более трехсот захоронений, кроме того, расчищены храмы в Эдфу, Дейр-эль-Бахри, Карнаке. Мариет препятствовал любым раскопкам, кроме официальных под своим руководством, не давал использовать древние руины в качестве строительного материала, мешал вывозу древностей за границу.

Несомненно, что Мариет искренне стремился сохранить древние памятники для последующих поколений, но он был сыном своего времени, и проводившиеся им раскопки велись с точки зрения современной археологии грубо и неграмотно. Да и мог ли он по-настоящему контролировать их, если в его распоряжении находилось более 2780 рабочих? К лихорадочным поискам эффектных находок его толкали и обстоятельства: ему надо было произвести впечатление на правителя Египта, чтобы добиться от него новых ассигнований на раскопки, а также строительство и содержание музея.

Следующий правитель Египта, хедив Исмаил, видимо, ценил Мариета и нередко давал ему поручения, далекие от его специальности. Так, он выполнял дипломатические функции при дворе императора Франции Наполеона III и даже участвовал в создании либретто оперы Верди «Аида», заказанной, как известно, египетским правителем по случаю открытия Суэцкого канала. Мариет скончался в Каире в 1881 году и был похоронен рядом с созданным им музеем в подлинном древнеегипетском саркофаге.

Его место в Египте занял другой французский ученый, также завоевавший всемирную славу, Гастон Масперо. При нем были предприняты попытки установить более действенный контроль над памятниками древности и прекратить нелегальную торговлю ими. Но результатов это почти не дало. Не только частные торговцы древностями, но и представители европейских музеев продолжали свою деятельность, правда с этих пор нелегальную.

Собственно, и археологические раскопки, даже те, что проводились Мариетом, а затем Масперо, являлись, как уже отмечалось, «узаконенным» грабежом вплоть до того времени, когда в ноябре 1880 года в Египет прибыл английский археолог сэр Флиндерс Питри. При нем впервые стали уделять внимание тщательной регистрации всех находок, включая самые мелкие, отмечать место и соответствующий слой, в котором они были найдены. В Фаюме Питри раскопал поселение строителей пирамиды. Найденные им орудия труда, предметы домашней обстановки не представляли никакого интереса для коллекционеров или археологов предыдущего поколения, но они позволили восстановить картину жизни тружеников во времена XII династии. Огромным достижением египтологии стало открытие Питри памятников культуры додинастического Египта. Опубликованный им в 1904 году труд «Методы и цели археологии» возвестил о зарождении подлинно научной археологии.

Однако нужно признать, что варварский грабеж памятников древнего Египта в XIX веке имел и другой, диаметрально противоположный эффект. Собранные в европейских коллекциях, шедевры древнего искусства вызвали небывалый интерес как широкой публики, так и научных кругов. Именно эти коллекции содействовали тому, что многие будущие светила египтологии еще в детстве «заболели» древнейшей цивилизацией, возникшей на берегах Нила, а ведь без такого «заболевания», горения вряд ли они достигли бы высот в избранной ими нелегкой и в то же время романтической профессии. Более того, эти бесценные коллекции побудили общественное мнение решительно выступить против дальнейших актов вандализма, против разграбления исторических и культурных ценностей.

В XX веке египтяне взяли в свои руки как охрану, так и изучение памятников древности. При Каирском университете было открыто отделение египтологии. Мы можем гордиться тем, что инициатором организации этого отделения был наш соотечественник, известный египтолог В. С. Голенищев, чья богатейшая коллекция составила основу древнеегипетского отдела Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве.

В настоящее время руководство археологическими работами, а также музеями сосредоточено в руках египетских специалистов. Среди них немало крупных ученых, плодотворно работающих в области археологии и египтологии, изучающих язык, литературу, искусство и религию своих древних предков. Первым, своего рода патриархом египтян-египтологов является Ахмед Камаль-паша, начавший свою карьеру еще в прошлом веке. Мировую известность приобрели Селим Хасан, Мухаммед Гонейм, Лабиб Хабаши, Абдель Монейм Абу Бакр, Ахмед Фахри и ряд других. Были приняты меры по охране основных исторических памятников, по превращению нелегального вывоза древностей за границу. Иностранные археологические экспедиции работают под строгим надзором[19].

Но, к сожалению, полностью прекратить подпольную торговлю древностями египетским властям не под силу. В стране, пожалуй, трудно найти место, где бы не было исторических памятников той или иной ценности. Чтобы организовать их действенную охрану, необходимы огромные средства, которыми страна, имеющая массу самых насущных проблем, просто не располагает. К тому же этой подпольной деятельностью в наше время занимаются не отдельные «любители» или группы лиц, как было в прошлом веке, а широко разветвленная сеть, своего рода международная мафия, специализирующаяся на торговле древностями. Конечно, стимулом этой торговли служат неимоверно взвинченные за последние десятилетия цены на любые «антики».

Правление президента Анвара Садата, отказавшегося от революционных завоеваний и не считавшегося с подлинными национальными-интересами страны, самым печальным образом сказалось и на сохранности сокровищ древнеегипетской цивилизации, и дело тут даже не только в том, что сам президент и его супруга направо и налево раздаривали своим заокеанским друзьям уникальные древние произведения искусства и ювелирные изделия, находившиеся в музейных хранилищах.

Президент Анвар Садат был одержим «любовью к перемене мест». Полдня он нередко проводил в одной из своих резиденций, полдня — в другой. Таких резиденций в разных частях страны у него были десятки. Облюбовал он для себя и небольшой особняк вблизи пирамид Гизы, принадлежавший египетской Службе древностей. Но, разумеется, этот особняк был слишком скромен для Садата. Потребовался «ремонт», обошедшийся в 224 тысячи египетских фунтов. Самое же странное в этой истории то, что счет за «ремонт» был направлен для оплаты Службе древностей, которая — не могла этого сделать при всем желании — ее ежегодный бюджет составлял 60 тысяч египетских фунтов. После убийства Садата эта резиденция была снесена наряду с другими современными постройками в районе пирамид.