— Ты говорил, что мы вместе в лабораторию поднимемся, — напомнила Лукину, озадаченная его реакцией.
— Да чего тебя по лестницам таскать туда-сюда. Сам по-быстрому сварганю.
Почему мне кажется, что на самом деле он спешит остаться один, чтобы… Что? Спокойно обдумать нечто или позвонить кому-то?
— Данила, что, блин, происходит? — спросила напрямую.
Но где Лукин и где “напрямую”.
— Здесь в данный момент? Или тебя общая политическая обстановка в мире интересует? Если что, я не слишком слежу за ново…
— Лукин, кончай! Меня интересует почему ты так озадачился, как только Зээв Ааронович рассказал о перевороте в ковене.
— Фигня! — отперся ведьмак, легко укладывая меня в постель.
— То есть говорить ты об этом не хочешь. — констатировала я, получив в ответ только досадливый его выдох. — Тогда поясни уж — почему не дал на меня избавнику посмотреть.
— Потому что ты и так сейчас полудохлая, василек, а к твоему сведению, прямой взгляд избавника от магии, собственно, объект его визуального внимания и избавляет. В зависимости от его силы — либо на короткий срок, либо надолго повреждает связь со своей силой у живых или очищает от случайного накопления магии, а так же нарочно наложенных проклятий предметы. А нам надо сейчас ущерб хоть какой для тебя? Ни хрена! Все, лежи спокойно, вон книжку про любовь сопливую пусть тебе мохер ходячий принесет, а я пошел делом займусь.
— У Рогнеды если и были книжки, то древние и на французском, — фыркнула я.
— Ну так, закажи срочную доставку читалки или планшета и читай себе на здоровье, — практически огрызнулся ведьмак, уходя. — Телефоном только глаза не гробь!
— Слушаюсь, бабуля.
Я же огляделась в спальне и вздохнула, оставаясь один на один со своими мыслями. Хотела позвонить навию, но тут же отказалась от этого. Рассказать ему всю правду о победе над заимцем я не могу, не упомянув сестру, а вранье ему нафига? И можно ли объявлять победу, если жертва монстра еще не найдена. Да и вообще…
— Слушай, а вдруг мы этого заимца не до конца убили, и он теперь как-то от меня запитался? — поделилась я неожиданно посетившей мыслью с Данилой, явившемуся с подносом на одной руке а-ля заправский официант, за которым по пятам шел недовольно ворчащий Алька.
— Ты же сказала, что бошку ему оторвали.
— Да, но кто сказал, что он от этого совсем сдох? Тараканы без башки вполне себе бегают несколько дней. Хотя Игнат Иванович говорил, что заимцу необходим прямой физический контакт с жертвой… хм… а он просто треснул меня, с ног сбивая. Это можно считать контактом? Вдруг это какой-нибудь способ сохранения им жизни в экстремальных условиях. Отхватил кусок, чтобы не сдохнуть совсем.
— А сам что, отрастит новую голову и целехонек?
— Типа того. Хотя Ленка, наверное, почувствовала бы, если бы он не сдох. У тебя есть версии?
— У меня нет версий, а есть твердая уверенность, что усиленное целебное зелье закроет эту тему. Поэтому я иду его варить, а не остаюсь с тобой гадать впустую.
— Ау, сестренка, можно войти? — окликнул из коридора Василь.
— Конечно! — обрадовалась я, а Лукин быстро ушел, толкнувшись с оборотнем в проеме плечами. — Я переживала как ты. Завтракать со мной будешь?
— Не-а, я уже перехватил. Да мне-то что будет? — отозвался вошедший Василь легкомысленно, но при этом несколько секунд смотрел вслед ведьмаку, хмурясь. — А майору хатенку его теперь по-любому чинить. И тебе, смотрю, досталось. Лис поэтому психует?
— А он психует?
— Пахнет так.
— Вряд ли это из-за меня. У него настроение после известия о смене власти в бывшем ковене Марии испортилось.
— Хм… — прокомментировал это Василь, озираясь в спальне.
— Хм? Не информативно, знаешь ли. Можно чуть более развернуто?
— Это зависит от того, что ты уже знаешь о прошлом… общении Лиса и кое-кого из этого ковена.
— Если ты об их практически разорвавшей сердце истории с Василиной, то я в курсе.
Внутри внезапно слегка запекло, но я себя одернула. Люся, не тупи. Прошлое — оно прошлое и есть. У всех в наличии и никак этого не поменять.
— Ну, тогда мне тебе нечего особенно сказать.
— Да ладно, если постараешься, то найдется, думаю. Мне все только в общих чертах известно.
— Ты можешь злиться, а я этого не хочу. Не из мужской солидарности с ведьмаком, а потому что ты теперь для меня — своя.
— Обещаю, что не буду.
— Врешь, как все бабы, но раз просишь. — он привалился мощным плечом к стене, все еще изучая помещение. — То что у них тогда заварилось… оно было сильно. Полыхало так — все вокруг были в курсе. Но при этом тогда существовал фактор, из-за которого никак по-другому сложиться не могло. Очень властный и сильный фактор. А сейчас его не стало.
— То есть, у них были сильные чувства, но старая стерва Мария была против, и поэтому все пошло наперекосяк и закончилось почти убийством?
Логично все. Судя по тому, что говорил о Марие Данила — она была той еще параноидально одержимой угрозой собственной власти сукой. А Лукин с его тягой собирать вокруг собственной персоны других подлунных стал бы реальной ей угрозой, даже если ради своей любви к Василине пошел бы в их ковен. Короче, его было проще убить, чем подчинить, а лучше всего организовать это руками самой же дочурки, сделав из этого акт демонстрации личной преданности главе.
— Ну, это обычная история у подлунных, когда дело этих самых сильных чувств касается. Не как у людей — посрались, разошлись, стекла побили или там шины на тачке порезали. Тяжелые расставания у подлунных — почти всегда чей-то труп.
— Люди тоже и кислотой в лицо плещут и заказывают друг друга или сами мочат.
— Людей хотя бы общепринятые законы тормозят, а у нас такого не существует. Только страх мести, разве что.
— Ясно.
Мы замолчали, и оборотень глядел на меня пристально, будто ожидая, что я спрошу: каковы шансы того, что старые чувства могут возродиться теперь, когда препятствия нет. Ведь Лукин сам мне озвучивал, что попытка убийства — не повод долго держать зло среди любовников в подлунном мире, по крайней мере, среди ведьм и ведьмаков. “Нормальные ведьмовские эротические фантазии” — так он, смеясь, сказал, когда призналась в том жутком импульсе горло ему вырвать и сердце выдрать.
Но нет, развивать эту тему здесь и сейчас не стану. Это разговор для нас двоих с Данилой, раз мы пара, а не для обсуждения с кем-то третьим.
— Я видел ту странную вампиршу… — тихо сказал Василь, выдержав паузу и поняв, что прежняя тема закрыта. — Твою сестру, так?
— Угу, — я напряглась, не зная еще как реагировать.
— Она ведь… хм… очень особенная, так?
Теперь я промолчала, чувствуя, что мое напряжение продолжает расти.
— Я никому не расскажу о ней, сестренка. И вообще обещаю забыть и впредь не замечать, если ты гарантируешь, что она тебе не навредит.
Она так-то тебе может запросто навредить, если поведешь себя по-другому.
— Обещаешь это пока я тебе “сестренка”? — намекнула я ему на “а что потом?”
— Пока? А ты собираешься от нашего “родства” откреститься вскоре? — широко ухмыльнулся оборотень, показав зубы.
— Я думала это ты поспешишь отряхнуться от него, как только печать сойдет.
— Нет, — лаконично ответил оборотень уже без тени улыбки.
— Спасибо.
— За то, что обещаю тайну хранить или за то, что отрекаться не собираюсь? — хмыкнул Василь чуть насмешливо.
— Да за все оптом. И за то, что еще наверняка будет.
— Тебе опасно рядом с ней, держи это в голове, сестренка.
Я не успела ответить, из угла вышагнул Никифор и намекающе кашлянул.
— К тебе гонец с сообчением, хозяйка, — доложил он, многозначительно подвигав своей густой монобровью и зыркнув на Василя.
Видать Фанирс уже вернулся.
— Ухожу, — понял все сам мой “братишка”, — А ты, кстати, еще подумай о том, что когда что-то полыхает ярко, то и прогорает быстро до сухого пепла, в котором ни искры потом не разыскать.
— Спасибо. — повторила я опять. — Я подумаю.
Бросив через плечо : “давай, выздоравливай”, Василь покинул спальню.