Ведьма. Истоки

Но потерянной в нигде пребывала недолго. Темнота вокруг стала просветляться, причем, одновременно везде, как если бы мягкий, явно лунный, судя по оттенку, свет проникал ко мне отовсюду. Я понимала, конечно, что нахожусь в некоем видении, а не в реальной воде… ну скорее всего, ибо с этой магией ни в чем нельзя быть уверенной, так что не брыкалась, а просто ждала, пока меня вроде как медленно вращало по кругу, позволяя осматривать волшебно подсвеченную водную пустыню.

Ой, нет, уже не пустыню. Нечто показалось, еще мало различимое и именно туда меня и несло, похоже, неощутимым никак призрачным течением. Предчувствия чего-то опасного или дурного меня не посетило, так что я стала спокойно дожидаться развития событий. Одно только напрягало нешуточно — полное безмолвие. Всегда болтливая без всякой меры по поводу и без вода сейчас хранила полное молчание и вообще никаких обычных для себя звуков не производила. И из-за этого так и подмывало поковыряться пальцами в ушах, извлекая из них несуществующие оглушающие затычки.

Однако, об этом дискомфорте я забыла, как только объект на пути моего следования по течению стал обретать четкость и детали. Сначала я разглядела цвет — такой же интенсивно голубой, какой был у Айданы. Вот только размер этого камня (им он, по крайней мере, и выглядел) был огромным. В такой зыбкой перспективе и без ориентиров для сравнения точно не определить, но в десяток моих ростов — легко. И при этом ни на каком дне он не стоял, а просто парил в толще воды, как и я, неумолимо к нему несомая.

Я еще удивлялась этому, а вид стал меняться. Голубая глыбища медленно повернулась сама или уж меня стало смещать — не знаю, но в сплошном камне появились размытые просветы, говорящие о наличии отверстий в общей массе. И по мере приближения и вращения они становились все больше и четче, и вскоре до меня дошло, что я вижу настоящие стрельчатые арки, в количестве трех штук, вырезанные или выдолбленные в общем теле парящей бирюзовой скалы.

Движение, толкавшее к этому чуду прекратилось, оставляя меня парить, взирая на все в изумлении и неподвижности, зато в просветах всех трех арок что-то стало шевелиться. Очень медленно там проявлялись зоны легкого затемнения, как если бы в некоторых местах вода становилась плотнее и плотнее. А потом эти темные объекты начали обретать силуэты человеческих фигур и набирать краски, и множиться.

Не знаю, сколько времени спустя — почудилось через считанные минуты, я уже ошеломленно рассматривала сотни плавно дрейфующих за каждым арочным просветом женщин, а они в свою очередь все глядели на меня, улыбались, протягивали руки и делали приглашающие жесты.

Они все были абсолютно разными, не похожими внешне, обнаженными полностью или во всевозможных нарядах самых разных эпох. Общим у них было одно — исходящая мощная аура приветственной радости, сфокусированной на мне. Такого всеобъемлющего родственного тепла и уюта я не чувствовала никогда! Даже не представляла, что подобное может существовать! Это было нечто не поддающееся объяснению никакими известными мне до сих пор словами. Как то самое волшебное, ни с чем не сравнимое чувство, когда тебя нежно гладят мамины руки в детстве, забирая все печали и защищая от всех невзгод в мире, только внезапно мам у меня сотни и сотни.

Не представляю, сколько у меня ушло времени на справиться с поглотившим полностью шоком, но когда все же очнулась, сразу поняла зачем я здесь. Ради выбора. Выходит, прав Лукин — в сказках никакие не выдумки. И передо мной то самое, так часто упоминаемое распутье, где нужно выбрать свою дорогу, а огромная каменная арка — пресловутый камень с выбитыми письменами. Только в моем случае никакие не письмена, а группа агитации из числа встречающих… ну, очевидно, прародительниц. И изумляться не время, нужно выбирать.

На беглый взгляд истоки всех трех путей ничем не отличались, как и в основной массе женщины за ними. Ни один из проходов не казался ярче, заманчивее. Но при более пристальном изучении различия нашлись и очень значительные. По центру группа прародительниц, которые показались самыми обычными людьми, вот только за спиной и вокруг каждой мерещилось нечто непонятное. Не сумев так сразу разобрать что же это, я обратила свое внимание на арку справа, да так и застыла, если это определение сейчас применимо. Женщины там были прекрасны, вот просто до абсолюта и при этом настолько же ужасающи. Нет, не внешне, это исходило от их внутренней сути. Сразу пришли на ум самые восхитительные и разрушительные моменты проявлений водной стихии. Исполинские ледники неимоверной красоты и способные одним скольжением уничтожить все и всех, гигантские волны цунами, запросто стирающие цивилизации, подводные течения, от которых зависели жизни миллиардов живых существ. Приливы, сносящие все потоки после ливней, наводнения, либо засухи, что оказываются смертельнее любого потопа. Это все и виделось мне в той стезе, куда звали эти прекрасно-жуткие незнакомки. Вот только в них самих не чувствовалось ничего человеческого. Откуда-то пришло знание, что они расстались со всем людским в себе с легкостью и без сожаления, став по сути своей порождением нашей общей стихии. Теми самыми сущностями, к которым как раз люди всех времен и обращались с нижайшими мольбами, взывая то о дожде, то о его прекращении, о приходе воды, о ее милосердном отступлении, кому в своей вечной жестокости смертные приносили бесполезные жертвы, коих никто не требовал. И от этих стихийных сущностей веяло такой непостижимой моим разумом свободой, могуществом и бесчувствием, что меня это на момент захватило целиком и едва не поволокло к ним. Стать из простой человечки силой без границ, это ли не чудо, шанс, какой дается необычайно редко, по факту даже никогда.

Померещилось, что это именно то, единственно необходимое, и великолепнее этого быть ничего не может, и я хочу, хочу так… но что-то мешало. Жгло, не пускало, как если к моему телу или точнее сознанию привязали тяжеленный якорь. Моргнув недоуменно, я подняла свою правую руку, обнаружив там фейринский помолвочный браслет. Черный гладкий металл с сияющей сейчас до рези в глазах серебристой вязью рисунка реально жег кожу, и был импульс содрать его.

Лукин! Да кто он такой, чтобы удерживать! Но первый ожог стал обращаться теплом, которое стремительно влилось прямиком в мое сердце, а оттуда ниже, и уже следующий взгляд, брошенный на так желанный только что правый путь отрезвил. Прародительницы там виделись все такими же невозможно прекрасными и преисполненными неимоверной силы, но их стезя больше не ощущалась моей. Я приложила руку с браслетом к груди над сердцем, в котором не было пустоты, как у них, и склонила голову, благодаря за предложенное и отказываясь. Мне ответили все такими же добрыми улыбками, вот только в них теперь сквозила легкая тоска. Пришло от них знание, что уж очень давно никто не избирал эту дорогу.

Я перевела взгляд на левую арку, снова скользнув по центральной лишь рассеянным взглядом и вздрогнула от импульса иррационального ледяного возбуждения. От женщин, ждущих там, тоже исходила аура мощи, меньше, чем от стихийных, но она была плотнее, жестче что ли. Вот они были теми, кто не отказался полностью от человеческого в себе и обратили силу ему во благо, точнее так, как им хотелось. Опять же никаких сожалений ни о чем, только трансляция того бесподобного, сравнимого разве что с высшей степенью сексуального наслаждения, чувства превосходства над окружающими. Быть почти всемогущей среди тех, кому нечего тебе противопоставить, это ли не идеальное проявление счастья.

Я смотрела и смотрела на этих… ну не знаю, так и подмывало их величать темными повелительницами и вдруг одна из них, та, что стояла к арке ближе всех, покачала головой и повторила мой жест, адресованный предыдущим господаркам. С улыбкой приложила ладонь к груди, и это повторили и остальные, начав медленно отступать и растворяться. Ясно, этим я не подхожу, значит. Эх, не выйдет из меня всемогущей повелительницы, к ногам которой все и все. В самый последний миг перед исчезновением одна из бывших господарок остановилась и указала на меня, потом на себя, что-то беззвучно произнесла. Кажется это было "Ты можешь воззвать".

Осталось только и вернуться к последнему пути. И вот тут-то я смогла наконец если не рассмотреть, то как-то почувствовать, что же это за странный туманный ореол, что окружал каждую из них. За их спинами стояли мужчины и дети. Любимые, родные, близкие. Те, кто согревал и хранил, а случалось и ранил их души при жизни, так похожей на самую простую людскую. Те, кем дорожили они сами и ради кого и выбрали свою стезю. И вот здесь было и сожаление и печаль, горечь разочарований, но никаких сомнений в правильности выбора! Ни в том, что от вселенски огромной силы они брали в свой путь такую малость, ни в том, что иногда оказывались недолговечными перевесившие могущество чувства, ни о том, что было упущено нечто более важное.

И рвануться в эту арку для меня было настоящим облегчением, которому ничто не стало препятствием.

Я пронеслась под бирюзовым сводом и мгновеньем позже вывалилась в мир запахов ночного леса, тысячи его звуков, призрачного света Луны и гнилушек. А еще в кольцо объятий Лукина.

— Василек? — он всматривался мне в лицо напряженно и с отчетливой тревогой.

— Я выбрала, — пробормотала, еще моргая без остановки, привыкая к резкому изменению вокруг. — Я выбрала тебя.

— Хорошо, — ответил Данила спустя паузу в несколько секунд таким резко просевшим голосом, что вышел какой-то невнятный хрип, и повторил: — Хорошо. Очень.