Ведьма. Истоки

Глава 24

— Да какого черта! — не смогла я сдержать возмущенного вопля, при виде здоровенного трухлявого пня, вставшего на нашей дороге. В третий раз, между прочим.

Вчера я отнеслась с юмором к удовлетворенному посткоитальному ворчанию Лукина, что прозвучало примерно как “слава тебе Луна, хоть сладкого обломилось, а то ходить голодным придется до самого дома хрен знает сколько”.

Сладким этот наш акт близости можно было назвать только при наличии тех самых пресловутых титановых яиц. Происходило нечто болезненно-острое скорее уж. Поначалу даже какое-то насилие над собой напоминающее, для меня уж точно. Прикосновения, поцелуи ведьмака будто взламывали тонкую, но крепчайшую ледяную корку, покрывающую каждый сантиметр моего тела, а под ней словно и не было кожи — одни обнаженные нервы сразу же. А губы и руки, сильное тело Данилы — чистый огонь, что бил сходу по ним жесточайшим контрастом. Жгуче больно мне, бритвенно остро для него и каждый раз распахивая глаза, затянутые пеленой страсти-муки прямо-таки ожидала увидеть моего любимого всего изрезанного в кровь. Я едва-едва утерпела, не начав сопротивляться его ласкам, что ощущались взаимными пытками. Наоралась так, что бедные наши лошади не ускакали только благодаря крепким веревкам, а прочая живность лесная точно разбежалась. Может, за то сейчас и огребаем.

Короче говоря, секс у нас не секс вышел, а некий сеанс реанимации моей чувственности и оживления влечения к Лукину, а уж чем стал для него — вряд ли пойму когда-то. Будь он морально послабее или хоть чуть пообидчивее, то ни черта бы и не вышло, я ведь не все время абстрактно орала, а очень даже местами по адресу, то бишь по нему проходилась. Потому что вытерпеть это молча невозможно, и никакие доводы типа “Надо, Люся, надо” не работали. Зато когда магическое “обморожение” организованное мне Айданой, дабы отвернуть от любовника и опекуна, отпустило, нас так лихо обоих кайфом унесло, что я еще долго и пальцем шевельнуть не могла, паря в плотном облаке долгой-долгой-сладкой эйфории. Вот потому и отнеслась к пессимистичным прогнозам Данилы насчет нашего похода весьма легкомысленно, ведь очень сложно думать о плохом, когда вся твоя сущность поет от оживления или даже какого-то заново рождения. Так что я только жмурилась, улыбалась и взирала в будущее с оптимизмом отчаянно удовлетворенной женщины. А зря.

Местный лесной хозяин, к которому Лукин сразу честь по чести обратился с дарами и всем уважением, нам не показался и подношений не взял. Василю тоже контакта с ним установить не удалось. Так что, наутро в путь тронулись мои спутники в весьма мрачном настроении, а спустя пять часов и три круга, считай, на месте, оно в полной мере накрыло и меня.

— Ти-и-ихо-о-о, василек, — протянул с натянутой искусственной улыбкой на лице Данила, спешиваясь и подходя к нам с Мамалыгой. — Не шуми, а то как бы хуже не стало.

— Куда, блин, еще хуже-то? — возмутилась, перейдя однако на шепот и окинув окрестности нервным взглядом. — Мы уже должны были примерно треть отмахать, а вернулись по факту почти к началу пути. Как такое быть-то может?

Ясное дело, что глупо спрашивать об этом Лукина. Здесь в лесу свой хозяин, власть его почти безгранична, характер, судя по тому, что читала-слышала и убедилась сама — скверный, а натура склонная к совсем-совсем недобрым шуткам.

— Может, может, не психуй, Люсь. Разберемся. Давай пока привал устроим.

Я с протяжным стоном стекла практически на землю из седла и еще некоторое время цеплялась за сбрую, пока в онемевшие ноги возвращалась кровь. Все же наши занятия верховой ездой дважды в неделю почти не подготовили меня к настоящему конному походу. Мало того, что это не короткая проездка по усыпанному опилочками манежу, а многочасовая изнуряющая тряска в постоянном напряжении. Все эти вверх-вниз по пересеченной местности, прыжки через ручьи и мелкие промоины, ветки в лицо так и лезут, только и смотри, чтобы коленом в ствол вредная кобыла не втерла, резко шарахнувшись в так же незнакомой для нее обстановке.

Василь, круживший в животной форме на некотором удалении от нас, обернулся и появился на поляне. Полез за своими штанами в седельную сумку вьючной лошади ведьмака, поглядывая на нас немного виновато. Ладно, леший нас с Лукиным крутит, между ведьмовским племенем и лесными особой дружбы никогда не бывало, но оборотня-то за что?

Не теряющий самообладания Данила опять первым делом достал всякую снедь из сумок и, отойдя подальше, с поклонами и вежливыми речами предложил часть лесовику, разложив все по тому самому гадскому пню, к которому нас упрямо выводило. Только после этого расселись перекусить и мы, с надеждой поглядывая в сторону даров. Но противный местный повелитель так и не явился и забирать подношение под прикрытием морока тоже не стал. Вот же лишайник бродячий, чего упертый-то такой?

— Ладно… — вздохнул удрученно Лукин, когда стало понятно, что ждать благосклонности вредного старикашки или кто он там по возрасту, бесполезно. — Воспользуемся людским способом, авось сработает. Давай, василек, снимай все с себя и одежду шиворот-навыворот переодевай. Обувь тоже придется местами поменять и лошадей в поводу поведем, чтобы своими ногами.

— Эммм… ты это серьезно?

— Еще как. Не дрейфь, ноги если натрешь, я их тебе за ночь залечу.

— Но зачем пешком-то?

— Мы с тобой не такие великие мастаки в верховой езде, чтобы дальше сидя задом-наперед тронуться, согласись, — привел он странноватый на мой взгляд довод.

Но за время вместе я привыкла доверять своему мужчине, поэтому только уточнила.

— И все эти дурацкие ухищрения нам помогут?

— Есть вероятность — да, и пока других вариантов не вижу. Если бы этот лесной царек хоть сказал нам — за что взъелся.

— Много чести тебе, ведьмачье отродье, чтобы я сам, вольный лешак и господарь над чащей этой, перед тобой ответ в чем держал.

Раздавшийся неожиданно прямо у меня за спиной голос-скрип настолько не был похож на человеческий, что я с испуганным воплем взвилась с места, прыгнув сразу на пару метров вперед. В процессе прыжка зацепилась уже развязанными шнурками за торчащий из лежачего бревна сучок и растянулась на земле, едва успев прикрыть руками лицо. Сзади послышался противный смех, больше всего напоминающий звук трущихся друг о друга веток, и вспыхнувшая обида мигом вздернула меня с четверенек.

— Смешно тебе?! — в горле заклокотало, как если бы из меня готов был вырваться поток кипятка под давлением, и, развернувшись, я увидела нагло восседающего на том месте, откуда я так позорно сорвалась, страхолюдного мужика.

Кожа грязно-зеленоватая, неряшливая общая копна из волос-бровей-бороды сизого, точно как свисающий с деревьев лишайник, цвета. Из этих зарослей торчит только здоровенный мясистый нос с крошечным клочком травы на конце, и светятся глаза, от вида которых мурашки по коже. Черные-черные, а посредине вместо зрачка ярко-синяя завораживающе мерцающая искра. Это все, что рассмотреть успела прежде чем выкинуть руку вперед, жаждая ответить на обиду. У ног лешака вырвалась из земли водяная струя и, ударив вверх, врезалась в его мясистый нос и лицо, опрокинув на спину. Смех тут же прекратился, лесовик задрыгал в воздухе ногами в чудных башмаках явно из разных пар, да еще и надетых не на те ноги.

— Ну все, трындец нам, — как-то очень-очень спокойно констатировал Лукин, шагнув вперед так, чтобы закрыть меня собой, и принялся торопливо рыться в своих чудо-карманах. Рядом с ним, плечом к плечу встал оборотень, оскаливаясь. — Василек, готовься бежать так, как сроду не бегала. И это… убить тебя мало, конечно, но я тебя, заразу…

Договорить ему не случилось. Леший восстал, возвращаясь в прежнее положение как кукла-неваляшка, дернул рукой — корявой веткой, и уже настоящая огромная ветка от ближайшего дерева снесла обоих моих защитников, забрасывая далеко в кусты.

— Ишь ты, господарка водная явилась — не запылилась! — заскрипел лешак и прикрикнул, только я изготовилась врезать ему еще раз уже совершенно осмысленно. — А ну не балуй, девка-дура! Здесь в лесу все равно я тебя одолею! Подумаешь, и пошутковать уже нельзя, кипит она сразу!

— При всем уважении к вашей силе и возрасту, шутки у вас дурацкие, — сглотнув горячий ком в горле и мигом почему-то успокоившись, ответила лесному деду, рассматривая уже лучше.

— Вотчина моя — как хочу так и шучу, — ворчливо ответил он и дернул единственным торчащим из лишайниковых волос ухом. Левым. — Вот как — в своей — полноправной владычицей станешь, так там свои порядки и наводи и суди-ряди. Где вас, шлынд бессоромных столько носило-то? Разве то дело, когда маетность без глазу и руки хозяйской летами да зимами бесчестными простаивает? Ключи-ручьи без присмотру, хиреют, вглубь уходят, а у меня оттого лесу худо. Ох и беспутные вы, водные, хуже вас только ветрогонки — вот где совсем расщеколды волочайные! Одно бы им смуту наводить, листья рвать, ветки ломать…

Меня посетило легкое чувство дежа-вю, но я быстро опомнилась.

— Вы, уважаемый владыка лесной, тогда бы и не строили нам козни, когда мы по делу с друзьями идти пытаемся. А то водите нас кругами, веселитесь, а сами потом хаете меня, что у меня вотчина стоит без хозяйки!

— А и хаю! В своем праве!

— Не стыдно вам? Мы к вам с подарками и уважением, а вы баловать взялись — уже смело упрекнула я заносчиво задравшего нос лешего.

— Сдались мне ваши подарки, когда они не те, что мне желаются, — огрызнулся лесной весельчак.

— А как нам было узнать чего вам желается, если вы с нами сразу и говорить не стали?

— Еще бы я с этим… — лесовик недобро зыркнул на выбравшегося уже из кустов растрепанного ведьмака, — говорить бы стал. Сама бы шла, кланялась, небось спины бы не сломала.

Вот же паскудный старикашка. Ну фиг с ним, и правда, не сломаюсь. Встала прямо и поклонилась в пояс, махнув рукой, точно как в фильмах-сказках видела.

— Прости меня и спутников моих, владыка лесной, что уважением тебя обделили несправедливо. Не со зла то, а по молодости и незнанию. Молви мне волю свою, чего тебе желается за проход нам по твоей вотчине невозбранный.

— Ну вот, это совсем иное дело, — довольно заскрипел лешак. — Было у меня прежде тут неподалеку болото, клюквой богатое. Ох и клюква была — крупная, числом несметная, бабы местные из деревень окрестных косяками ходили за ней, мне на потеху. Но ключи, что болото то питали, иссякли, да и высохло оно, пропало вместе с ягодой. — Он сдвинул лохматые брови и зыркнул с упреком. — Вот и возврати мне болото ягодное, а я за то не только пущу вас без помех, но и помогу людей лихих на пути обойти.