Ведьма. Истоки

***

— Так, Люська, кончай носом шмыгать и меланхолии предаваться. Все, выходные окончены, возвращаемся к подготовке к походу.

Я проводила грустным взглядом задние фары кроссовера Волхова, что увозил от меня маму и сестру, и тяжело вздохнула. Обернулась и уткнулась лицом в свитер на груди Лукина.

— Ну вот, теперь все в соплях твоих будет, — проворчал нарочито недовольно ведьмак, но с готовностью обнял и зарылся лицом в волосы на макушке. — Василек, ну вот чего ты киснешь? Повидались, нагулялись, наобщались, все круто у вас… нас стало. Чего же ныть?

Это правда, мы целых три дня гуляли по городу, любуясь праздничным убранством и иллюминацией, ели всякие вкусности, которыми торговали на каждом углу, и обошли добрую сотню магазинов, с целью не столько шоппинга, сколько зырринга, и даже в кино были и в океанариуме с экзотариумом. Короче, впечатлений как и в детстве не случалось — выше крыши. Конечно и сами прогулки, особенно глазами подлунных выглядели весьма любопытными. Ленка постоянно была под пологом невидимости, а по пятам за нами ходили Лукин, Волхов и Василь. По версиям, курсировавшим среди подлунных, которые дошли до всезнающего Данилы, все трое являлись моими любовниками. Я даже спросила наедине у ведьмака, не задевают ли его подобные слухи, особенно учитывая новый уровень наших отношений. На что он пренебрежительно фыркнул в своей обычной манере и заявил, что эти слухи наоборот повышают мой статус в среде нелюдей. Потому как это какой же силой надо обладать мне, чтобы не просто иметь в любовниках таких мужчин, а позволять себе наглость еще и не утруждаться общаться с ними по отдельности и таскать за собой всех разом.

В общем, как раз тот случай, когда черный и скандальный, порождающий массу домыслов и предположений пиар — самый лучший пиар.

— Я не ною. Но мне грустно, — пробубнила я в мягкий трикотаж.

— Ну вот, и прекрасно тогда, что у меня есть масса идей, как тебя задолбать тренировками, дабы на грусть ни сил, ни времени не осталось. Шевелись, иди собираться. Нам еще в специализированный магазин заскочить и выбрать тебе сапоги или ботинки для верховой езды нужно и седло под твою попу подобрать максимально удобное.

Я снова вздохнула, подняла голову и прижалась губами к его шее, прямо над равномерно пульсирующей в такт пульсу толстой веной, лизнула кожу. Теперь вздохнул, глубоко и рвано, уже Лукин, и биение у моих губ стало чаще. Я ощутила возбуждение Данилы как волну, стремительную и плотную, что облизнула-промчалась по обоим, кратко стянув мышцы внутри сладкими узлами.

— И-и-и все же иди ты одевайся, василек! — решительно отстранился Лукин, не упустив возможности, однако, напоследок стиснуть мою ягодицу.

Из большого магазина “Конный мир” мы выкатились с груженой через верх тележкой. Два седла, названных тетенькой консультантом пробежными, ремни, подпруги, нагрудники, подхвостники, недоуздки для выпаса во время отдыха, уздечки, железо, которое мне придется научиться совать в рот бедолагам лошадям, высокие сапоги с жестким голенищем, ботинки (на всякий случай, в походе сменную обувь брать негде), краги к ним, перчатки, стеганые жилетки и несколько пар штанов для верховой езды, плюс большие такие плащи-палатки, что закрывают не только наездника, но и лошадь от шеи до крупа. О забавных сетчатых намордниках, спреях от насекомых и для легкого вычесывания прицепившихся в хвост репеев, чомбурах, рептухах, мягких раскладных ведрах для поения, объемного баула с разнокалиберными щетками и гребнями и прочей мелочи я вообще молчу. Ничего себе так заехали за сапожками.

— Пипец, ты уверен, что нам все это понадобится? — спросила, наблюдая за тем, как Лукин перегружает наши покупки в свой багажник. — То есть… если все это предстоит везти лошадям, то куда там еще нам на них взбираться? Еще же и наши какие-то вещи и продукты.

— Василек, не тормози. Я купил нам по две лошади. На одной едешь, другая твое барахло везет.

— Ты купил нам по две лошади? — опешила я. — Купил? Я думала… ну не знаю… мы их в аренду возьмем.

— Люсь, лошадь — живое существо, каждое со своим характером. Даже если бы мы учились обращению и езде здесь на одних, то по месту нам бы пришлось искать новых, и не факт, что сразу бы поладили. Неизвестно, сколько дней по сложной местности, с фиг его знает какими возможными осложнения подлунного свойства, на животном, с которым у тебя нет контакта. Нам такое нужно в походе?

— Нет.

— Ну вот, и я так подумал. Проще тут до весны выбрать скотинку по душе, договориться с ней, приноровиться и вперед потом на коневозе отправить. Выедут за сутки до нас, и на месте старта одновременно будем примерно. И вообще… разве тебе не нравится мысль о том, что ты теперь крутая коневладелица?

— Из меня по твоим же словам еще и слуговладелица такая себе, а тут еще и лошадь, — пробурчала я и, смирившись с неизбежным, поблагодарила: — Спасибо, что беспокоишься обо всем и продумываешь наперед.

— Ну, а на кой по-другому тебе сдался бы я? — ухмыльнулся Лукин, галантно распахивая для меня дверь авто. — Зря что ли присваивала.

— Я вовсе не для этого! — возмутилась, плюхнувшись на сиденье. — Твоя практическая полезность имеет крайне мало отношения к тому, что я хочу видеть тебя исключительно своим.

— Василек, это так поначалу бывает, до первой серьезной заварухи или бытовой проблемы. А потом, если твой мужик оказывается бесполезным и ни на что не способным в подобный момент у женщин и случается прозрение-разочарование. И такое, по моему опыту, процесс необратимый. Так что, либо ты даешь своей женщине все, что ей нужно во всех смыслах, либо нет и тогда не скули потом, что она на сторону смотреть стала.

— А это разве не в обе стороны должно работать?

— Василек, в этих делах нет таких понятий, как “должно”. Только личный выбор и желания. И никаких гарантий, кстати.

— Хорошо. Тогда мой личный выбор и желание — мы оба будем стараться не разочаровывать друг друга. А для этого станем честно говорить, если почувствуем что-то.

— Что-то?

— Да все ты понимаешь! Если у тебя появится чувство, что я тебе что-то не додаю, недорабатываю в отношениях — ты мне сразу скажешь.

— Я по-твоему злостный враг собственной сексуальной жизни?

— При чем тут это?

— Да при том, Люсь, что женщина может хоть сто раз просить тебя все честно ей говорить, но все равно, даже самая адекватная, не готова к этому на самом деле. Восприятие, василек. Мужчина говорит все прямо, как есть, и не имея в голове мысли обидеть или задеть, а женщина все равно умудряется обидеться. А обиженная женщина — мужчина без секса.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь.

— Ничего подобного. Там, где у нас только холодное виденье реальности, у вас — ее восприятие сквозь призму эмоций. То бишь, ваша реальность всегда… как это… немного дополненная и измененная.

— Ты не…

— Так, стоп! Вот не хватало нам еще сейчас и из-за этой фигни доспорить до повышенных тонов. Тормозим, Люська.

Я замолчала, посопела, глядя на дорогу, и вынуждена была признать, что ведьмак прав. Вот даже сейчас я ощущала легкий неприятный осадок, весьма напоминающий обиду. Хотя точно сказать не смогла бы отчего: оттого, что Лукин пресек спор волевым решением или что он, по факту увел все от моего конкретного предложения быть полностью откровенными в сторону обобщений.

На частной конюшне, куда мы прибыли, меня ждало еще одно, хоть и совсем небольшое, разочарование. В моем воображении рисовались тонконогие, изящные скакуны с горящей блеском шкурой, обязательно вороные или огненно-рыжие, а вывели нам в манеж нечто низенькое, максимум полтора метра в холке, мохнатое, серовато-желтоватое в белых пятнах и на толстеньких ножках-коротышах.

— Ваши две чистокровные башкирки, — с гордостью сообщил мне невысокий, очень сухонький и подтянутый мужчина средних лет, вручая поводья. — Вьючные у вас помеси башкирок с тяжами.

Я решила, что моя будет та, что пожелтее и с богатой белой гривой. Присмотрелась повнимательнее, понюхала ее, обняла за шею. Кобыла в ответ понюхала меня и несильно тяпнула за плечо.

— Вы ей понравились, — обрадовал мужичок с ноготок.

Даже боюсь представить, что было бы, если бы я вызвала у этой бестии неприязнь с первого взгляда.

— Угу, она мне тоже. Как ее зовут? — сказала, погрозив кобыле пальцем. Она попыталась ухватить и за него, но темные глаза блеснули озорно.

— Мамалыга.

— Да уж… я бы тоже кусалась, дали бы мне такое имя.

За пару часов занятия нам показали как чистить лошадь (Мамалыга прихватила меня разок за бок и чуть не врезала головой в лицо), как седлать (коварная кобыла несколько раз хлестнула мне по глазам хвостом и стукнула себе по брюху задней ногой, где как раз случайно была моя рука), осматривать изнутри и проверять на наличие забившихся камешков копыта (я уже со смирением ждала очередной каверзы, но ее не последовало), и под конец мы проехались кругов десять по манежу (и, оказывается, что полтора метра над землей на комке мышц, у которых черте что на уме — это офигеть, как высоко).

Короче, когда я очутилась, наконец, дома в своей столовой, то рухнула на первый попавшийся стул и вытянула ноги, только сейчас поняв, как они дрожат.

— Я пахну конским потом и шерстью, — понюхал свой рукав Лукин. — Пошли залезем в ванну, а слуга пусть колданет над одеждой.

— Иди, я посижу еще капельку, — махнула я рукой, вертя ноющими стопами.

— Уверена, что тебя не нужно туда отнести?

— Не-а. Иди. Я скоро.

Телефон тренькнул, оповещая о сообщении в мессенджере. Я вытащила его и рассеянно уставилась в экран, не сразу поняв, что и вижу. Из динамика лился гул, какой бывает обычно в людных местах, и на экране действительно было такое. Судя по всему, съемка велась в зале какого-то ресторана и запечатлела она Лукина, которого я едва смогла узнать. В дорогом и идеально сидящем темно-синем костюме с гладко зачесанными волосами, что обычно торчат как хотят, он сопровождал к столику роскошную красавицу в платье с та-а-аким декольте и открытой до предела спиной, что совершенно непонятно, как оно вообще на ней держалось. Данила что-то сказал девице, наклонившись к самому уху, и ее грудной, дико сексуальный, смех перекрыл на несколько секунд общий шум. Они подошли к столику, ведьмак отодвинул стул, его спутница уселась, а он снова наклонился, наверняка имея в таком положении полный обзор на еще скрытый платьем минимум, взял за руку ее и поцеловал пальцы. Вышло это настолько интимно, многообещающе, дразняще, что мне почудилось — по телу промчалась волна смертельного холода, заморозившего меня от пальцев на ногах и до горла. И дышать мне внезапно стало нечем.