Глава 2


— Надеюсь, ты четко себе представляешь объем упущенной прибыли? — почти безразлично осведомился Лукин, как только Зээв Ааронович покинул мой дом, и не пытаясь скрыть самодовольной улыбки.

— Довольно смутно, — пожала я плечами. — Но это был принципиальный вопрос, и, в конце концов, я не нуждаюсь.

— Не нуждается она. Смотри, миллионерка какая, — сорвался-таки на ворчание Данила. — Между прочим, не давать облапошить тебя, а через это и твоего опекуна — это принципиальный вопрос уже для меня.

— Никто нас не облапошил.

— Ха! Еще как!

— Данила, ну неужели тебя совсем не смущает то, что с помощью этих вещей кому-то нанесли бы вред?

— В моем возрасте смущаться уже какая-то нездоровая фигня, василек. И с какой стати меня, как и тебя, должно колыхать, кто и кому чего-то там нанесет? Разве это сделали бы мы сами? Нет. Разве Захельмахер продавал бы эти цацки ничего не подозревающим лохам? Опять же нет. Люди, покупающие у него “заряженные” бирюльки, прекрасно знают, за что отваливают такие деньги. Знают и берут их осознанно, значит, и все грехи на них. Не на тебе. Я не против поглазеть на тебя в каком-нибудь супер-геройском обтягивающем костюмчике, но дурацкий развевающийся кусок тряпки все бы испортил. Хорош тянуть на себя одеяло ответственности за все про все. Пупок надорвешь, поняла?

— Не-а, не поняла. Если я могу, не напрягаясь причем, сделать так, что вреда не будет причинено вообще, то почему же не добиться этого?

— Отдав барыге ценности в три раза дешевле, да еще и за вычетом стоимости за их магическую чистку? — пренебрежительно скривился ведьмак, как от кислятины в рот попавшей.

— И что? Лукин, сумма-то в итоге все равно вышла по моим меркам заоблачная, — начала уже потихоньку раздражаться я. — Столько и за две жизни нормальному человеку не потратить.

— Да-а-а, видать, не изгоняется из тебя так запросто провинциальная нищебродина, василек, — вздохнул ведьмак сокрушенно, глянув как на убогую. А вот это уже обидно, пусть и заслуженно, наверное. Смотри, аристократия столичная выискалась. — И ты не человек, уясни уже. Затраты у тебя, знаешь ли, другие. И спрос с тебя другой. Я тебе сколько толочь буду, что надо учиться деньги любить и охотно брать, потому как иначе сила и магия чем другим брать и с тебя, и с тех, с кем дела ведешь, станет. Да еще болтать больше станут о том, что ты у меня на всю голову странная для подлунной.

— Черный лис боится слухов?

— Балда! Эти самые слухи могут кого-нибудь навести на мысль о твоей не только странности, но и слабости, тогда как я в поте лица создаю для всех твой образ, как адски сильной и коварной ведьмы, к которой соваться — суицидником надо быть.

— Ну, вообще-то Зээв Ааронович сказал, что доброта нынче повод для подозрения. Так что я, можно сказать, тоже работаю на создаваемый тобой имидж. Вдруг я то самое адское коварство благими порывами маскирую.

— Бестолочизм твой чем бы замаскировать, — отмахнулся Лукин сокрушенно. — Ладно, может, ты и права, и вряд ли настолько прожженный делец поверил в твою настоящую мотивацию до конца. Он же не знает тебя так, как не свезло узнать уже мне. Небось все ногти до локтей себе сгрызет, гадая, в чем же состоит твой истинный умысел и реальный выхлоп.

— Если не поверил, то почему просто не отказался?

— Из любопытства, василек.

— Странно для меня это. Сомневаться и не доверять, но ввязываться. Глупо же.

— Эх, нет в тебе духа авантюризма, Люська! Ты как будто сразу бабулькой на свет уродилась. Вот тебе разве не мечталось никогда о приключениях, расследовании страшных преступлений у соседей или раскрытии жутких интриг?

— Нет, не мечтала.

— Что, и о дальних странствиях, кладах и подвигах? Особенно летом, когда по утрам было время поваляться подольше и в школу бежать не надо?

— Летом мы с Ленкой вставали еще раньше, чтобы маме до пекла успеть в теплицах и на грядках помочь. А потом на рынок местный перли на продажу обычно. И подвиг, о котором мне мечталось — это взять и заработать столько денег, чтобы не нужно было так горбатиться, долгов вечных не стало, вещей всем новых купить, чтобы не чьи-то недоноски. Особенно перед первым сентября, чтобы одноклассницы не стремали. И блины хотела попробовать с икрой. Красной. И креветок огромных на гриле, как по телеку. Вот, кстати, именно эту мечту я так до сих пор и не исполнила. И насмехайся сколько влезет.

Данила смотрел на меня с полминуты как-то нечитаемо, но очень пристально. Небось думает, что я предприняла попытку жалость в нем пробудить. И правда, чего понесло-то? Нормальное у меня детство было, страдалицей себя ни тогда, ни сейчас не ощущаю, и хуже люди жили. У нас хотя бы дружно все всегда, и не спился в семье никто. А икра и креветки эти… фигня. Вот прямо сегодня на ужин и закажу. Наверняка можно доставку из какого-нибудь ресторана устроить. Дело то всего лишь в деньгах.

— Намекаешь на то, что я тебя давно никуда не выводил? — Ну вот, так и знала!

— Да ты меня каждое утро выводишь, блин. И все больше из себя, — огрызнулась я. — Нельзя разве купить беговую дорожку и хотя бы в такую погодную жопу по этим сугробам не бегать?

— О, кстати! — встрепенулся Данила. — О беге и жопах. Василек, ты что о лошадях знаешь?

— В смысле?

Что-то мне ни сам вопрос, ни оживление в его лукавых зенках не нравятся.

— В смысле опыт общения имеешь?

— Ну… видела. Через забор. Мужик у нас один в конце улицы держал. У него еще жеребец придурошный был, вечно бросался как собака и зубами страшно лязгал.

— И это девочка из сельского Кукуево! — наигранно возмутился он.

— Из поселка городского типа, умник, — возразила, но он забил на мое уточнение, пренебрежительно отмахнувшись.

— Я что-то такое и предполагал, так что, молодец такой, организовал для нас посещение частной конюшни дважды в неделю. Будем учить тебя верховой езде и общему обращению со скотинкой этой. А! И еще два дня в неделю будем брать уроки скалолазанья.

— Чего?!

Загрузка...