«Помните одно: никогда ему не верьте, это самый фальшивый человек, какой есть на свете».
«Встал я рано — в шесть часов
Где резинка от трусов…?».
Хахаха!
А, ни трусов, ни «резиночек» от них нет — здесь, пока всё на завязочках. Даже, самые что ни на есть, простые мужские носки здесь так хитро-мудро одеваются, что хоть плачь сквозь слёзы… Представляю, хоть пока ни разу не видел — как дела обстоят с женскими чулками: поди, пока их с дамы снимешь, забудешь — для чего это делаешь!
Вспомнил я этот матершинный детский стишок и тотчас нарисовал быстренько несколько рисунков и подал заявку на патент через знакомого «жидовчика» Алексея Николаевича: не сейчас — вовремя войны, так после онной он меня озолотит!
Однако, вернёмся к делам нашим царским…
Сегодня суббота, но дел выше крыши!
Представшего с самого ранья пред мои августейшие очи, коллежского секретаря… Пардон! Штабс-капитана Свиты Феликса Николаевича Ястржембского, я усадил за свой письменный стол и:
— Сегодня нам с Вами предстоит написать несколько законов. Сейчас, я вкратце Вам продиктую основные положения первого, затем Вы его оформите в плане юрисдикции и, представите на подпись… Ну и, так далее — с последующими.
Похаживая туда-сюда, я надиктовывал своему юрисконсульту основные положения…
Первый закон — об отмене «сухого закона»[110], не вызвал у Ястржембского никаких эмоций.
Однако, лишь от названия второго: «Закон Российской Империи об введении военного положения», у моего юридического консультанта, стали расширяться глаза и приоткрываться рот.
Опережая его вопросы, я:
— Если, что-то будет непонятно по оформлению — проконсультируетесь в Генеральном Секретариате или Имперской Канцелярии.
— Государь! В юриспруденции Российской Империи, принят термин «Исключительное положение» — введённый в оборот в восьмом году Владимиром Матвеевичем Гессеном…
— Кто такой, почему не знаю?
— Вы должны знать — должно быть запамятовали: это — российский государственный деятель, юрист и публицист. Активный член Конституционно-демократической партии, депутат Второй Государственной Думы, руководитель нескольких комиссий по разработке ряда законопроектов…
— Да, что с памятью моей стало… И, что? Такой закон — «Закон об исключительном положении» был принят Думой? Почему не знаю? Почему, до сих пор не действует?!
— Нет… Он был отклонён.
— Ну, вот видите, Феликс Николаевич? Придётся, нам с Вами закон об «военном» и «чрезвычайном» положении — вслед за ним принять, раз нашим думцам «исключительное» положение не нравится!
— Хорошо, Ваше Величество… Но, боюсь что и этот закон, ожидает та же печальная судьба.
Быстро его успокоил:
— А, Вы не бойтесь — а пишите, господин штабс-капитан. «Бояться», я за Вас буду…
Далее — «Закон Российской Империи об ответственности должностных лиц за нарушение приказов Верховного Главнокомандующего, в период действия военного или чрезвычайного положения».
Ну и, наконец — четвёртый — последний, на сегодня закон:
— «Об особой подсудности, в период действия на территории Российской Империи военного или чрезвычайного положения…».
До десяти утра прозанимались с ним «законотворчеством», затем пришлось ехать на панихиду по «убиенным воинам» — такое, пропустить было никак нельзя.
После второго завтрака — награждение казаков из Лейб-Гвардейского Сводно-Казачьего полка. Раздав свыше сорока «крестов», после церемонии пригласил есаула Мисустова к себе в кабинет и, имел с ним беседу. Первым делом, мой собеседник отчитался об проделанной работе — об нюансах по принятию под начало Конвоя Свиты.
Затем, поговорив про организацию моей личной безопасности и, уточнив кое-какие «рабочие» моменты, я его отпустил — а сам взялся изучать письменный доклад по организации моей охраны, составленный Спиридовичем. Сам же генерал уехал в «отпуск по семейным обстоятельствам» в Петроград — как мы и, договаривались.
Мой небольшой «ляп» стал заметен сразу: многие в Свите недоумевали — семья у Спиридовича, оказывается, в Киеве…
— По моим «семейным делам», — быстро нашедшись, стал отвечать так.
…Оказывается, Самодержавие в целом и меня самого — любимого, в частности, берегло-охраняло просто уйма народа и куча структур! Но главной и самой «близкой» из них, была Императорская Дворцовая Охрана или просто — Дворцовая полиция под началом генерал-майора полковника Герарди Бориса Андреевича. Она охраняет Самодержца и Семью в её резиденции — Царском Селе.
В пятом году, уже однажды упоминавшимся генерал-губернатором Треповым, эта служба была реорганизована и в ней была создана новое подразделение — Особый отряд охраны, обеспечивающий безопасность царя при выездах. Этот «отряд» набирался в основном из отставников-гвардейцев и насчитывал без малого три тысячи бойцов из различных гвардейских полков при четырех офицерах.
Начальником Особого отряда охраны являлся уже лично знакомый мне генерал-майор Спиридович Александр Иванович. Он охраняет меня и мою семью при выездах из резиденции Императора.
Для охраны моей августейшей особы, от Дворцовой полиции в Ставку было непосредственно откомандировано порядка чуть свыше семидесяти человек, плюс от других структур.
Императорский поезд Ставки охраняют в три линии: первая линия — «живая изгородь», цепь часовых Сводного пехотного полка. Вторая линия охраны, на расстоянии сто шагов от первой — солдаты от Первого Железнодорожного полка. Наконец, третья линия — конные разъезды Лейб-Гвардейского Сводно-Казачьего полка в ночное время.
Эти три «линии обороны» препятствуют проникновению посторонних на территорию Ставки минуя пропускные пункты.
Непосредственно же Особый отряд охраны, обеспечивает взаимодействие всех этих структур, следит за пропускным режимом, устанавливает личность прибывавших лиц и сопровождает их, ведёт наблюдение за «населением» и поддерживает «порядок, тишину и благочиние» на территории, прослушивать телефонные разговоры и так далее…
В принципе, всё достаточно хорошо продумано — надо только навести порядок руками Спиридовича и Минсустова, да добавить отряд личных «секьюрити» — чтоб, всегда были «при теле» и, можно спать спокойно.
До поры до времени!
Ближе к вечеру, проводил в Тулу уже получившего высшее унтер-офицерское звание — «зауряд-прапорщик», Максимова Егора Афанасьевича. Пред отправкой на вокзал, как следует проинструктировал его и вручил такие же «бумажки» — как и, капитану-артиллеристу Смыслову Александру Яковлевичу.
Поделился с ним опасениями насчёт «объёмной холодной штамповки» и получил интересное предложение:
— А, может, в горячую на оправке ковать, Вашенство?
Буквально в двух словах и на пальцах, он мне объяснил суть этой нехитрой технологии.
— Ну, что ж — попробуй! Тогда и, вся остнастка за тобой, Егор Афанасьевич! Думай не только, как этот пулемёт будет стрелять… Но и, о том — как его делать.
Зная об пагубном пристрастии господина зауряд-прапорщика к алкоголю, провёл с ним долгую беседу, пытаясь психологически «закодировать» его. В «том» времени, у меня был некий соответствующий опыт: один родственник-алкаш — по линии второй жены, уговорил посещать с ним собрания общества «Анонимных алкоголиков» — чтоб ему скучно не было. Вот я там и, набрался! Опыта…
Однако, помня про фиаско у «родственника», я особенно то, на разовую «кодировку» не полагался. И, опять же, через есаула Мисустова — приставил к Егору Афанасьевичу двух уральских казаков постарше из староверов, со строгим наказом следить за трезвым образом жизни подопечного — как заботливая мать за целомудрием любимой дочери.
— Не обессудь, Егор Афанасьевич, но выпить я тебе разрешу только тогда — когда ты мне пулемёт сделаешь…, — в этом месте я ему заговорщически подмигнул и добавил замогильным голосом, — а не оправдаешь наших августейших надежд — помрёшь трезвенником, причём — очень скоро. Всё понятно?
Тот, вытянулся по стойке смирно и, непреклонно-серьёзно ответил — как клятву какую или обет произнёс:
— Да я всё понимаю. Ваше Императорское Величество… СДЕЛАЮ!!!
И, до самого «отбоя» в первом часу ночи — опять с «законотворчество» с Ястржембским и бумаги, бумаги, бумаги…
Царская работа!
На следующий день, отстоял в первый раз обедню в главном могилевском Храме, чувствуя себя дурак-дураком — очень плохо знаю православные обряды.
Когда то, сразу после развала Союза, увлёкся было Православием. Потом увидел по «ящику» Ельцина — крестящегося в Храме и Митрополита, благословляющего его… Так противно стало! Как будто, к чему то — очень грязному прикоснулся. Бросил я это дело, короче и, остался неверующим…
Окружающие посматривали на меня несколько недоуменно… Исполняющий таинства священник, выглядел несколько оторопело и, по всему его виду — испытывал острейшее желание нае…бнуть «Помазанника божьего» кадилом в лоб, как следует. Хорошо, что рядом были Генеральный Секретарь и Имперский Канцлер! Они, незаметно одергивая или, шикая чуть слышно на Самодержца, помогли избежать наиболее западлянских косяков.
Надо срочно — как только немного освоюсь, отделить церковь от государства — чтоб, пореже в таких вот «мероприятиях» участвовать! Заодно, наберу несколько баллов у прогрессивной общественности, особенно — у молодёжи, отменив обязательные уроки закона божьего в учебных заведениях.
После второго завтрака встретился и имел длительную продолжительную беседу с занятным старикашкой с прикольными огромными, пушистыми усами — которые поначалу признал за раздвоенную бороду. Присмотрелся… Иттить! Да ведь, подбородок у него совершенно голый! Это, не какой-нибудь цирковой клоун в отставке — сбежавший из мест призрения, а сам глава российского правительства! Председатель Совета министров Горемыкин Иван Логгинович…
Мать моя, Императрица Мария!
Должен признаться, мой посетитель тоже мною в немалом изумлении «любовался», дивясь моему новому обычаю — хотя, уверен: его заранее предупредили про мои «заскоки».
Что я про Ивана Логгиновича знаю[111]? Если честно, то очень мало! Вроде как по политическим убеждениям — крайне правый монархист, был инициатором разгона Думы в шестом году и в данный исторический момент, пляшет под дудку моей гемофильной Алекс и нашего с нею «Лучшего Друга» Распутина.
Суть его визита в Ставку и аудиенции у меня, в чём?
В Империи только-только прошёл один правительственный кризис и, готов был тут же разразиться второй.
Началось всё, примерно так.
Посетивший весной фронт Министр финансов Барк, узнав о диком бардаке и в частности — нехватке оружия, боеприпасов и прочей амуниции, вернувшись, поставил вопрос «ребром»: правительство должно быть разогнано, а назначенное новое «работать рука об руку» с Думой и общественными организациями — чтоб, как следует снабжать армию, всеми положенными ей ништяками.
В этом месте — три раза «ХИХИХИ!!!».
В результате, непередаваемых на бумаге интриг и дрязг, Царь согласился уволить четырёх наиболее одиозных на взгляд оппозиции министров — в частности, Военного министра Сухомлинова — уже по самые уши замаранного дерьмом шпионского скандала «полковника Мясоедова». Вместо них, под нажимом «общественности» и Думской оппозиции, были назначены лица «либерального» толка, в частности: Военным министром был поставлен генерал Поливанов — известный своими связями с крупными промышленниками и политиками из Госдумы.
Однако, самого главного — Председателя Совета министров Горемыкина, чью забавную «двухбородую» физиономию, я имею удовольствие наблюдать в сей момент — мой Реципиент оставил на прежней должности.
И, любой — даже, самой тупой горной козе понятно почему!
Пока сей забавный, но в доску преданный старикан находится в своём кресле, царь может пойти на некую «либерализацию» кабинета — чтоб, достичь хоть какого-то согласия с Думой и с «общественными организациями» — под которыми подразумеваются две центровые ОПГ по распилу бюджетного бабла: Земгор[112] и ЦВПК[113].
Ясное дело, это встретило воистину зубовный скрежет либералов из Думы, надеявшись превратить существующий Кабинет министров в «правительство народного доверия», мирным путём. Поэтому, никакого «согласия» не получилось — дальнейшие события развивались по принципу: дай ему палец — он всю руку по локоть отхватит!
Что было бы, если Николай согласился бы на требования «Прогрессивного блока» и отдал бы на откуп Госдуме право формировать Правительство по своему усмотрению? Так называемое «Правительство народного доверия»? Он, потерял бы власть прямо сейчас — а Россия покатилась бы по «февральской» кривой дорожке, на полтора года раньше! Кончилось бы всё равно — гражданской резнёй и диктатурой: если и не Ленина с Троцким — так какого-нибудь «льва с головой барана»… Вроде генерала Корнилова, то бишь.
Наш, российский либераст — он, ведь только разрушать мастак, а как что-то создавать или на приемлемом уровне управлять — ему уже на дурняк доставшимся, так он — обсе…рается каждый раз и, обос…равшись — тут же разбегается по заграницам «вонять»… Писать мемуары, то есть.
ЭТО — АКСИОМА, ДЕТОЧКИ!!!
Доказано в 17-ом году, было подтверждено в 1991-ом.
Однако, даже под председательствованием Горемыкина, новое «либерализированное» правительство — тут же принялось за своё разрушительное действие. Теперь, их усилия были направленны на Ставку и на её Верховного Главнокомандующего — Великого князя Николая Николаевича. В ход шло всё — включая анонимные доносы на его ближайших помощников генералов Янушкевича и Данилова.
И, опять результат, был для всех крайне неожиданным: вместо замены, действительно — дискредитировавших себя Начальника Штаба и его главного генерал-квартирмейстера, Император снял с должности Великого Князя и, Верховным Главнокомандующим — вместо него назначил самого себя, любимого!
Это решение моего Реципиента перепугало всех: даже самого Горемыкина и министров, не входящих в «фронду» к нему. Лишь осознание того, что фактическое руководство Действующей армией, Николаем было передано новому Начальнику штаба генералу Алексееву — имеющего репутация здравомыслящего и осмотрительного человека, способного рассуждать разумно и, самое главное — популярного в думских кругах, несколько остудило страсти…
Но, не надолго!
Не успел закончиться первый правительственный кризис, как тут же начался второй!
Депутаты Госдумы и министерская «фронда», с новой силой обрушились на Председателя Совета министров. Видать по всему, этот балдёжный старикан очень многим дорогу перешёл: в письмах, найденных мной в архиве моего Реципиента, отставки Горемыкина требовали буквально все — от его же собственных министров, до думцев из «Прогрессивного блока»! И, особенно, на него клыками скрежетал мой предшественник — Великий Князь Николай Николаевич.
Хитросплетения подковёрных интриг, в которых я ещё не смог разобраться и, такое ощущение — вряд ли когда, разберусь.
Этот, Горемыкин — тоже хорош, нечего сказать! Возможно, смещение предыдущего Верховного — было его, моей Гемофилии и «старца Григория» рук дело, а вовсе не думцев — я точно не знаю… Вот он и приехал, «вкусив крови» — требовать замены министров и роспуска Четвёртой Государственной Думы, пока «мазь прёт».
Далее, «реальная» история будет такова: пойдя на его поводу, мой Реципиент уволит нескольких — особо досаждающих Горемыкину министров и 3-го сентября распустит на «каникулы» Думу… Однако, это лишь принесёт новый головняк! Иван Логгинович, до того берега попутает — что его отставки будут хором просить, уже не только министры и Дума — но и, моя Алекс с Гришкой и, даже представители союзников!
Где-то, уже этой зимой или в начале весны, придётся его снять и заменить на другого, не менее забавного старикана — Штюрмера. Что приведёт к новому витку правительственного кризиса, новой смене правительства уже осенью шестнадцатого… Бардак, кем то метко прозванный «министерской чехардой», закончится Февралём и отречением моего реципиента от должности Императора России.
Ну и, что делать?
Что, конкретно МНЕ(!!!) делать? Сделать наоборот — это клоуна нагнать? Что-то изменится в лучшую сторону?! Такое ощущение, что — чтобы я не делал, это приведёт лишь к ухудшению ситуации…
Довольно-таки долго пробеседовали и, я воочию — буквально на своей шкуре, убедился во всех огрехах советского образования. Их здесь в гимназиях, видать, таким предметам учат, что я и названия их не знаю!
Это вам не армия, здесь простым окриком: «СТОЯТЬ, БОЯТЬСЯ!!!», ничего не добьёшься…
Это — ВЫСОКАЯ ПОЛИТИКА!!!
Я пытался беседовать с Горемыкиным аргументированно, убедить собеседника своими — на мой взгляд, разумными постулатами и логическими выводами.
Все мои предложения, в двух словах сводились к знаменитой фразе кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!» Типа, давайте доживём до конца этой войны, а там уже — со всем русским радушием друг другу в глотки вцепимся… Ну и, плюс всякие логические доводы — способствующие нашему с ним взаимопониманию и достижению хоть какого-нибудь консенсуса.
Но… Никакая моя «хиромантия» на него не действовала! Этот, закалённый — в подковёрных баталиях клоун, хоть говорил тихо — чуть слышно, но… Он из меня, буквально «верёвки вил»! А, с тему на тему так ловко перескакивал, что я чувствовал себя второклассником-второгодником — по запарке попавшим на лекцию по сопромату в технический ВУЗ. Самое интересное, что вся его аргументация сводилась к моему же и монархии благу и, так ловко, что я не находился что возразить — разве что попаданческий ноутбук с инфой ему показать, которым меня «высшие силы» — или как их там, не удосужились снабдить!
Так ничего и, не решив я подошёл к окну — давая понять, что аудиенция закончена.
— Вы не намерены распускать Думу, Ваше Величество? — спрашивает напоследок.
— Пока нет. Министрам же, предписываю оставаться всем на своих местах — без каких бы на то, изменений. Как только положение на фронте позволит этим заняться, я сам разрешу все несогласия между Вами и ними…
Хоть и старался не показать виду — но заметно было: вышел надутый как индюк.
Теперь надо написать письма, пригласить и по очереди побеседовать с лидером фрондирующих министров Кривошеиным и Милюковым — одним из лидеров думского «Прогрессивного Блока».
Ох, сколько «царской работы» подвалило… Где там мои секретари?
Следующим я принял попросившегося на приём генерала граф Келлера[114] Фёдора Артурьевича, командующего Третьим конным корпусом, возвращающегося на фронт после краткосрочного отпуска проведённого в Харькове с семьёй. Кроме всего прочего, граф имел звание Генерала Свиты ЕИВ… Это, один из двух военноначальников, изъявивших желание защитить моего Реципиента в марте семнадцатого. С таким человеком, обязательно надо наладить контакт!
Входит, слегка прихрамывая огромный человек и слегка недоверчиво на меня поглядывая, здоровается:
— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество!
Этот генерал умело поддерживал хорошие отношения с моей Гемофилией, которая частенько поминала про него в своих письмах — поэтому я, встретив его у дверей кабинета и, в свою очередь поздоровавшись и пригласив присесть в кресло, тут же живо поинтересовался — нащупывая ключик к доверительной беседе:
— Императрица, в своём последнем письме мне, передаёт Вам огромный привет, господин генерал и, интересуется, как здоровье вашего сына от второй жены? Право, запамятовал его имя… Который, был этой весной с Вами «в деле»?
Холодок недоверия, сразу же был растоплен: граф широко улыбнулся и ответил, слегка картавя на немецкий манер:
— Передайте Государыне, что Борис вполне оправился от полученной этой весной контузии!
ЖЕСТЬ!!!
Должно быть, жаркое было «дело» — раз сыновья генералов, контузии получают!
— А расскажите, Фёдор Артурьевич, про весенние бои в Карпатах!
В детстве и юности, частенько приходилось рассказы ветеранов слушать. Правда, Второй мировой войны — Великой Отечественной и, ни разу среди них генералов не попадалось… Поэтому, было очень интересно.
Последовал получасовой, интересный — хотя и несколько экспансивный рассказ генерала Келлера, как в марте этого года, недавно принятый им Третий конный корпус — в составе одной кавалерийской и двух казачьих дивизий, обрушился в ночной атаке в конном строю на австро-венгерскую группу войск — обходившую наш Юго-Западный Фронт с левого фланга и, наголову её разгромил.
Седой уже, как лунь генерал — по-ребячески понтуясь, не забывал упомянуть про своё личное участии в сабельных схватках с венгерскими гусарами… Слегка, попенял ему:
— Ай, ай, ай, господин генерал! Не бережёте Вы себя для Отечества и Престола… Неужели, никого помоложе не нашлось шашкой махать?! Вот напишу Александре Фёдоровне — пусть поругает Вас за ваше безрассудство!
Ничуть не испугавшись, Келлер лихо подкрутил щегольские гусарские усики:
— Так, это в пехоте генералы войска «посылают», Ваше Величество, а кавалерию — «водят»!
Что-то очень знакомое… Так, вроде ж — такое раньше про моряков слышал?
На груди боевого генерала красовался новенький орден «Святого Георгия 3-й степени», а на боку шашка с «моей» личной повестью — награды за те бои, про которые граф упомянул как-то мимоходом. Я про них и, не знал!
— Ладно, «горбатого могила исправит», — типа, махнул рукой я, — просто напишу Государыне, что Вы ни капли не изменились…
Пора начинать и серьёзный разговор, подводя к делам реорганизации армии к боям следующего года — в которых, этот бравый и пользующийся немалым авторитетом генерал, будет мне опорой.
— Как Вы находите наши потери, господин генерал? — спрашиваю, глядя прямо в глаза, — насколько он ужасны, как Вы считаете?
— В кавалерии, потери вполне приемлемые — для войск, готовых их понести для победы над неприятелем, Ваше Величество! — лихо начал Келлер, но затем несколько помрачнел, — а, вот в пехоте… Боюсь, Ваше Величество, что прежней пехоты у нас уже нет.
— Неужели, всё так плохо?!
Впрочем всё, что он сказал, или ещё только собирается сказать — я и сам прекрасно знаю.
«Первая шашка России» печально покачал головой:
— Все подготовленные в мирное время солдаты, уже практически кончились. Получаемые пехотой этим летом пополнения, в значительной части состоят из «ратников 2-го разряда» — то есть людьми уже в возрасте и, до этого не служивших. После нахождения их, в течении нескольких недель в запасных батальонах — где их никто почти не учил, за отсутствием должного числа унтеров и офицеров, их безоружными и кое-как обмундированными толпами отправляют на фронт — где они сразу же попадают в ад самых кровопролитных боёв, которые только знает история!
В принципе, всё это мне уже давно известно, но надо поддержать разговор — «вербуя» этого выдающегося военноначальника, в число моих стойких и даже фанатичных приверженцев:
— Почему так вдруг плохо стало с кадрами? Почему, даже унтер-офицеров нет — чтоб обучить пополнения?!
— «Что имеем — не храним, потерявши — плачем…». Мобилизация в самом начале войны, Государь, была проведена просто на удивление бестолково! Очень часто, призванных из запаса старших унтер-офицеров — имеющих опыт японской войны, ставили не на взвод — а на отделение, а то и просто — посылали в бой рядовыми. Про младших унтер-офицеров, я уж просто промолчу! Эти драгоценные кадры погибли в первых же боях без всякой пользы и, теперь на эти ответственные должности, пехотным офицерам приходится ставить полных неумех[115]…
— Плохо… Унтер-офицер — это основа любой армии! Командуют армией я и он — а все остальные, только передатчики моих приказов. Очень плохо! А как дела обстоят с офицерскими кадрами, господин генерал?
Генерал Келлер, только махнул от досады огромной лапищей:
— Основным пополнением строевых офицерских должностей в действующей армии, уже стали — даже, не больные, старые или увечные тыловики! А всякие, прошедшие четырёхмесячные курсы в «школах прапорщиков» при учебных бригадах, «грамотеи»!
— «Грамотеи»?!
— Ну, да! Сначала туда принимали лиц с высшим образованием, затем — с незаконченным высшим и недоучившихся студентов, со средним… Теперь уж, слава Богу, докатились до просто грамотных!
С непередаваемым гвардейским сарказмом, кавалерийский генерал петушил в хвост и гриву своих пехотных коллег:
— Образовательный ценз снижен до крайнего минимума: теперь, в офицерах и выходца из мещан не сразу найдёшь! Как бы не наполовину, школы прапорщиков заканчивают дети крестьян и рабочих…
Короче, «рабоче-крестьянской», российская армия стала ещё задолго до Октября.
— Ну и вместе с тем, отличившихся унтеров и даже просто — солдат из грамотных, очень часто стали производить в прапорщики прямо на фронте — минуя всяческие учебные заведения…
В этом месте я насторожился: появилась некая идея.
— …Одно хорошо: карьера в пехоте стала просто стремительной! Нужда заставила — пришлось донельзя упростить правила производства офицеров в следующие чины. Подполковника, к примеру, можно было получить после 2-месячного командования батальоном — когда, такое раньше было?! Если раньше не убьют, конечно…Любое ранение у пехотных, тоже — очень важный повод для следующего повышения в чине!
Чтоб, моя «идея» сформировалась окончательно, требуются кое-какие уточнения у знающего дело эксперта:
— А как Вы считаете, господин генерал, какие офицеры лучшие получаются — подготовленные в школах прапорщиков в тылу, или «произведённые» на фронте из «отличившихся» унтеров и солдат?
Хорошенько подумав, Келлер ответил:
— С одной стороны, конечно, какая-то базовая подготовка должна быть — на фронте её не получишь… С другой стороны, в школах прапорщиков учат воевать будущих офицеров, те — кто зачастую сам, ни разу пороху не нюхал! Понятия не имеющих про полевые проволочные заграждения, про значение тяжёлой артиллерии и пулемётов, про роль аэропланов и блиндированных автомобилей… Зато, знающих толк в муштре на плацу!
— Без муштры, тоже — никуда! — я вспомнил своё «приятное» времяпровождение в показательной и образцовой советской учебке, — основа армии — дисциплина, а без муштры её не будет.
— Согласен, да дело то не в этом! Уж поверьте мне, Ваше Величество… Как бы это объяснить… Я…
— Объясните на каком-нибудь простом примере, Фёдор Артурьевич!
— Понял! Вот почему, лошадей в армию мы отбираем: эту — кирасирам, эту — гусарам, эту — в артиллерию, а эта — только в обоз и, годится… А почему, в школы прапорщиков — десятки тысяч образованных молодых людей были брошены без всякого разбора?!
Я глубоко задумался и молчал, «обсасывая» появившуюся идею, а генерал продолжал:
— Конечно и среди «этих» всякие попадаются, порой — довольно способные! Помню этим летом, как-то попросил для охраны штаба стрелковый батальон из резерва… Заходит какой-то совсем мальчишка (двадцать два года, как потом оказалось!) и представляется: «Начальник первого батальона, 409-го полка, прапорщик Василевский!»…
— «Двадцать два года»?! Удивительно! — это, не «наш» ли это будущий маршал Василевский, интересно?
— …Интересуюсь, оказывается из недоучившихся студентов, закончил шестимесячную школу прапорщиков. Однако! Да, раньше — чтоб батальон получить…
Келер, покрутил головой — как будто отгоняя навязчивое наваждение.
Я, слегка светанул «послезнанием»:
— Да! Возможно будущие историки, назовут эту войну «войной прапорщиков»[116]…
— Это Вы верно заметили, Государь! Я так и, сказал в тот раз своим офицерам: «Еще два года войны, господа и, все вчерашние прапорщики станут у нас генералами!»
Он, басовито хохотнул, но затем помрачнел пуще прежнего:
— Плохи наши дела, Ваше Императорское Величество! Очень плохи.
Хреново, очень хреново… Конечно, всё это я уже «давно» знал, но одно дело — знать, а другое — услышать от очевидца.
— Фёдор Артурьевич… Судя по всему, в эту зиму на фронте надо ждать некого затишья. За этот период, нам жизненно важно восстановить нашу пехоту — без пехоты нам войны не выиграть! Причём, восстановление надо начинать снизу верх — от рядового состава, унтер-офицерского и офицерского… Вы бы не могли мне в этом помочь?
— Это моя святая обязанность! Пред Господом Богом и присягой — данной мной Вашему Величеству!
Поменьше бы поэтики и побольше реальных дел… Но, этот генерал, вроде — «реальный пацан», имеющий немалый вес среди генеральской «братвы» и, если он возьмётся за дело, то — сделает!
— Пожалуй нам стоит перенять немецкий обычай «выращивать» офицера из солдат, а не привозить их уже готовыми из тыла… Как Вы считаете, Фёдор Артурьевич?
Генерал скептически хмыкнул:
— У германцев, всяк призывник грамотен! Из любого, хоть счас фельдфебеля или даже обер-офицера готовь… А у нас грамотный рядовой — большая редкость и, потеря каждого — невосполнима.
— Разве лучше, когда один «грамотный» — но неопытный офицер и, мало того — по своим личностным качествам, не годящийся занимать командную должность, погубит целое отделение неграмотных солдат? Взвод — а то и, роту? БАТАЛЬОН(!!!) — как Вы сами пример привели?
Генерал Келлер несколько смутился:
— Ну, не знаю… Что Вы предлагаете, Ваше Величество?
— Я предлагаю за период затишья создать новую Русскую армию — старая уже себя изжила и с честью погибла на полях сражения в Восточной Пруссии, в Галиции и в Польше! Первым делом для этого, надо постепенно перейти на следующий порядок комплектования подготовки кадров: в тылу, лишь проводится трех-четырёх месячная общая военная подготовка новобранцев и, более длительная — шесть месяцев или год, обучение техническим специальностям: пулемётчика, наводчика, связиста и так далее… Всех подряд: дворян, крестьян, грамотных, не шибко грамотных — на общих основаниях!
Генерал, внимательно слушал и в глазах его я видел неподдельный интерес и заинтересованность.
— …Затем, новики поступают в запасные подразделения — учебные роты или батальоны при полках действующей армии, где опытные солдаты, унтеры и офицеры учат их всяким фронтовым «премудростям» — учат воевать, говоря по-русски. Заодно, к новичкам присматриваются — кто на что годится, пока на лишь короткое время выводя на передовую в окопы — давая им время обвыкнуться, «понюхать» пороху, послушать свист пуль…
— Пока, всё замечательно, Ваше Величество, продолжайте! — в полном восторге воскликнул мой собеседник, ударив себя по коленке ладонью.
— Уже на этом этапе можно выделить молодых, грамотных солдат с задатками лидеров и, отправить их в полковые школы для обучения на унтер-офицеров…
— Правильно! Каждый начальник будет стараться выбрать лучших: от них его карьера как офицера и, быть может — сама жизнь зависит! — Келлер, сильно возбудился, — и учить унтера в этой «полковой школе» будут ДЛЯ СЕБЯ(!!!), а не для чужого дяди.
— Однако, позвольте я закончу, Фёдор Артурьевич!
— Ой… Ради Бога извините, Ваше Императорское Величество…
— Ничего, ничего! С кем не бывает… Так же и, дальше: уже опытные унтер-офицеры, направляются в дивизионную школу прапорщиков. Повоевавшие и набравшиеся боевого опыта прапорщики — в корпусную офицерскую школу… Ну и, как «вишенка» на верхушке торта — ускоренные курсы при Академии Генштаба, для проявивших себя офицеров. Это — будущие полковники и генералы. А самый главный принцип Вы уловили точно, господин генерал: каждый военноначальник — направляя претендента на следующий чин на учёбу, будет твёрдо знать — что он готовит его ДЛЯ СЕБЯ!!! С ним ему воевать, побеждать или умирать.
Подумав, я вспомнил кое-что из опыта Великой отечественной войны и добавил:
— Сегодня же напишу указ, чтоб все раненые без всякого исключения, после излечения направлялись в свою «родную» часть!
— Преклоняюсь перед мудростью Вашего Императорского Величества! — воскликнул восхищённо генерал.
Помолчали, каждый про себя осмысливая сказанное и услышанное… Остался нерешённым один вопрос:
— Однако боюсь, даже для создания такой системы у пехоты уже нет кадров, — заглядываю через глаза в самую генеральскую душу, — Фёдор Артурьевич! Кавалерия не могла бы поделиться с пехотой унтерами и офицерами?
— Ваше Императорское Величество! — Келлер прижал руку к груди напротив сердца и слегка поклонился, — просите что угодно — жизнь за Вас и Отечество отдать, но только не перевода в пехоту! Да и, чему кавалерист может научить пехотинца?
— Быть офицером, может научить! И, обратно — самому научиться пехотному бою: в этой войне, коннице такое не помешает.
— Я всё понимаю. Ваше Величество… Но, большинство офицеров-кавалеристов, посчитает перевод в пехоту незаслуженным наказанием.
Вскрикиваю, в неподдельной досаде и нетерпении от генеральской непонятливости:
— Господи… Да, не навсегда же! Пусть, каждая кавалерийская дивизия возьмёт шефство над находящейся поблизости пехотной и, на зимний период займётся подготовкой их начальствующего состава… В одной же лодке плывём! И, «тонуть» будем все вместе — пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы и, прочие — моряки и сапёры…
Келлер, надолго «завис»… Затем, с воодушевлением:
— Хорошая быть может идея, Ваше Величество!
— Вот и, возьмитесь за её реализацию — с вашим авторитетом, господин генерал, обязательно получится! Задержитесь в Ставке на недельку, напишите — что для этого Вам понадобится и, затем мы издадим соответствующий приказ.