Вестник и Крымская война

Глава 12 Через победу мои оковы будут разрушены.

5 декабря 1852 года.

В штабе коалиции шло собрание. Результаты прошедшего года никого не устраивали. Даже несмотря на ситуативные победы, все они омрачились серьёзными потерями. Плечо снабжения до Крыма оказалось слишком огромным, ведь Турция не могла ничего поставить сама. Султан оказался слишком бедный, а империя жила только за счет английских и французских кредитов.

Все больше и больше стран выступало на их стороне, но войск не хватало для решительной победы. Русские оказали намного крепче чем предвидела разведка, единственное, где они значительно уступали, так это во флоте. Все, что они могли, так это создавать множество точек напряжения и разорять отдалённые территории. На очереди стоял Север и Тихий океан. Все уже знали, что с американской Калифорнии Русские кормятся золотом, но знать и суметь что-то с этим сделать, совсем разные вещи.

Более того, в Лондоне, Париже, Барселоне, Вене и Риме, почувствовали призрачное наличие голода. США, колонии Франции и Испании в Америке, Английская индия просто не могли прокормить всю европу. Нужны были богатые запасы зерна, которые находились в Петербурге и Мариуполе. Собственно эти два города намечались чуть ли не главными целями для похода в следующем году.

Коалиция собиралась идти на крайние шаги, призвав на службу не только загадочных людей, но и просто чудаков с безумными идеями. Пожилые генералы и адмиралы, так называемые ветераны наполеоновских войн, были слишком старыми. Требовалось обновить кровь.

Как-то вечером Лорд Раглан пригласил к себе Феникса для беседы, наедине.

— Уважаемый месье, я не могу словами передать, какую ценную помощь вы нам оказываете. В следующем году, мы намерены раз и навсегда разобраться с Крымом и сконцентрировать удар на балтике, чтобы вынудить Николая сдаться.

— Ближе к делу, — заскучал Феникс.

— От нашего агента, стало известно, что Мариуполь главный центр снабжения России на Юг. Если мы ударим там, то это парализует сразу три фронта.

— Так у вас есть корабли, а Мариуполь портовый город, — заметил Феникс.

— Все так. И мы это сделаем сразу, как только наступит весна. А сейчас же мы просим вас, оказать нам услугу. Нужно убрать несколько ключевых человек в городе. И я выдам список целей, которые нужно будет повредить. Но людей, первым делом!

— Ладно, — Феникс пожал плечами и взял со стола яблоко.

На полуострове выращивали очень вкусные фрукты. Ему нравилось.

***

Мариуполь.

Вместо любителей оперы, или богатых желающих поправить здоровье, улицы города наполнились солдатами. Почти каждый день приходили поезда с ранеными, некоторые составы уходили обратно, но уже загруженные оружием или пополнением. Вокруг Мариуполя развернули пехотные и артиллерийские училища.

Рабочая зона сильно расширилась, ведь на строительство новых кораблей требовались рабочие. Для борьбы с эскадрой коалиции по приказу генерал-губернатора Воронцова все паровые суда перестраивались по новому проекту. Азовское море уже напоминало закрытую банку с мухами, и стоило только эскадре прорваться через Керчь, как начался бы кошмар. Поэтому князь готовился.

Еще до войны между Великими странами шла гонка, кто же больше и раньше построит новых паровых кораблей. Россия сначала отставала, но потом резко стала нагонять, увеличив количество паровых фрегатов, причем сразу на винтовом движателе. Это уже окупилось меньшими потерями гражданского флота чем ожидали в адмиралтействе. Правда оставались Северная и Тихоокеанские эскадры, которые не прошли испытание, но время должно было все показать.

Под конец рабочего дня Вадим закончил составлять расписание для поездов на ближайший месяц и пошел в кабинет Воронцова. Они оба работали в отеле на берегу Азовского моря. Здесь находился координационный штаб южного фронта, офицеры быстро втянулись в новую систему управления и закопались в карты, решая как и куда двигать силы, чтобы нигде не возникало дефицита. За год работы заводы вышли на оптимальный режим и стабильно увеличивали выпуск вообще всего.

Более того, несмотря на сложное положение, экономика по чуть-чуть но росла. Среди частников стали популярны теплицы. Люди с удовольствием закупали новейшие удобрения, чтобы выращивать еду для себя. Только стоило посмотреть в соседние губернии, как руки опускались. Еще двадцать восемь процентов находилось в рабстве, как бы его не называли. Старое поколение чиновников, дворяне, помещики, всеми силами саботировали переход людей в другой класс. В империи участились насильственные, хм, свержения помещиков. Третье отделение только и могло, что пожать плечами, мол, сами довели людей.

Вадим тряхнул головой и постучал.

— Входите.

Воронцов сидел за квадратным столом, к которому буквой Т приставили прямоугольный. Вадим насчитал пять телефонных аппаратов и три большие карты в кабинете генерал-губернатора.

— Михаил Семенович, поехали домой. Работа никуда не убежит.

— А, Вадим! Не ну как, — он показал на стопку документов, — да, наверное ты прав. Пошли.

Он выглянул в окно, солнце уже давно зашло.

— Софья будет ругаться.

— Будет, — согласился Вадим, — ей положено.

— Слушай, мне уже третью неделю докладывают, что доктор Гааза, что-то подготовил и приглашают генералитет посмотреть. О чем речь?

— Да, Михаил Семенович, говорят, что доктор придумал какую-то жутко мощную мазь, чтобы раны лечить. Он уже отправил партию в Севастополь, и Николай Иванович Пирогов очень горячо хвалил. Но я честно сам не видел. Нет времени выбраться, — Вадим хохотнул.

— И не говори.

Они подошли к тяжелым дверям, где уже давно консьержа заменила пара караульных.

— Ваши милости, карета готова, — сообщил адъютант Воронцова.

— Значит, не будем морозиться, — Вадим прошел к карете первым.

Воронцова же остановили в дверях. Подбежал посыльный со срочным посланием.

— Черт, как не вовремя. Вадим, я, я еще задержусь, — Михаил Семенович виновато поджал губу.

— Хорошо, но не задерживайтесь, дома вы тоже нужны, — сказал Вадим, забираясь в карету, — поехали.

После шести в городе наступал комендантский час. Его ввели по просьбе Вадима, чтобы отлавливать возможных шпионов и полностью искоренить преступность, которой и так было немного.

С каждым днем войны ставки только росли. Уже началась серия саботажа в тыловых городах. Противник старался повредить все, до чего мог дотянуться. Получалось с переменным успехом. И если правительство плакало по деньгам на восстановление, то Вадим радовался, что гнилые люди вскрылись именно сейчас. Противник скорее бился головой об укрепленные стены, чем успешно наступал. Кавказский фронт же полностью показывал всю глубину упадка Турков, они не выдерживали, вся Османская империя трещала по швам. Сколько бы Франция и Англия не вносили денег, починить турков они уже не могли. Сами ввели страну в зависимость, сами за это и расплачиваются.

Карета выехала за город и повернула к одинокому поместью. У дверей Вадима встретил Егерь и забрал шинель.

— А Михаил Семенович?

— Задержали, — Вадим зашел и увидел Софью, она игралась с Петром в гостиной.

Софья подняла взгляд и поняла.

— Задержали? Не говори, я поняла.

— А где девочки? — Вадим разулся и расстегнул воротник.

Егерь же ушел греть ужин, а то тот остыл.

— У мамы, устроили вечер русской поэзии, — Софья поднесла маленькому Пете деревянную игрушку в виде всадника на коне.

— А ты чего не пошла?

— Вадик, ну вот где Петя и вечер поэзии? Это же снова начнется, — она пальцами изобразила "козу рогатую, — и так разленились, уроки не учат, Петю балуют только.

Вадим улыбнулся, подошёл и чмокнул Софью в лоб. А потом пошел в кабинет, расстёгивая рукава.

— Сейчас, пять минут и пойдем пить чай.

— Хорошо.

Он закрыл за собой дверь и прошел к камину, потянул за скрытый рычаг, приложив силу, и потайная дверь за камином открылась. Вадим проверил ловушки и, удостоверившись, что никто не проникал в бункер, спустился по лестнице.

Вадим расстегнул и снял бронежилет из-под рубашки и снял контакты с портативной батареи на поясе. Даже находясь в сотнях километрах от фронтов он держался настороже.

В бункере хранилось оружие. Прототипы новой взрывчатки и ядов. Вадим исследовал все способы борьбы с новым врагом, тайно борясь с теми, кто попадался ему на пути. В морозильнике бункера хранилось несколько образцов, в том числе и сердец этих странных существ. Отдельно Вадим хранил черный череп коллеги, заперев его в отдельный несгораемый сейф. Ни то, чтобы его могло что-то прям уничтожить, Вадим скорее боялся кражи, ведь на любой, даже самый хитрый замок, находился ключ.

Вадим проверил сигналы от радиостанций и пошел наверх.

Камин тихо закрылся, и Вадим позволил себе налить немного ликера. В дверь тихо постучались.

— Вадим, можно?

— Да, Соф, заходи, — Вадим сел в кресло рядом с рабочим столом.

Рядом стоял еще небольшой диван и кофейный столик. Сбоку в окно мягко светила луна, а в кабинете пахло дубом.

— А у нас, для тебя есть подарок, — сказала Софья и подошла с Петром к центру комнаты, — а где папа?

Мальчик в пижаме показал на Вадима и сделал неуверенный шаг, а потом еще и еще, пока не оказался у Вадима в руках.

— Потрясающе, — Вадим погладил сына по голове и повернул к Софье, — так, а теперь, где мама?

Мальчик протопал по ковру и чуть не упал в конце, но Софья его мягко поймала. Вадим почувствовал, что сидит и улыбается.

— Что? — он поднял взгляд на встревоженную Софью, которая прижала к себе Петра.

— Твои глаза!

Вадим повернулся к бокалу с ликером, в котором отразилось холодное бледное лицо и пара ярких синих огней.

— Блять, — Вадим заметил и еще одно отражение.

За окном на фоне луны висела человеческая фигура с парой ярких как звезд огней.

Вадим дернулся, чтобы вскочить с кресла, но в это мгновение окно пробила пара ярких шаров. Они залетели прямо в камин, где находилась сигнализация для бункера. Как бы быстро Вадим не соображал, он сделать ничего не мог.

Поместье поглотила яркая желтая вспышка. Он видел все, абсолютная память, нечеловеческая реакция впервые стали бременем. Словно в слайд шоу, каждый новый кадр приносил новую волну боли. Вадим хотел бы остановить эту киноленту, замедлить, порвать, выбросить и забыть как страшный сон, но не мог.

Кадр за кадром, миллисекунда за миллисекундой он видел, как они сгорают.

Взрывом его горящее тело вынесло на улицу, на лужайку перед тем, что осталось от поместья. Казалось, что Вадим просто лежит в снегу, задрав голову к звездам и не обращает внимание на разгорающийся пожар.

***

Николай словно бредил. Каждый раз, как лейбмедику удавалось сбить температуру он словно видел кусочек реального мира. Как приходила его жена, сыновья, дочка. Как вокруг кровати словно наседка кружился доктор. Как раз за разом приходил Василий, менял влажные повязки у него на голове. Кормил с ложечки и разговаривал с императором, словно Николай его слышал.

— Вот Николай Павлович, еще ложечку, — Василий кормил обессилевшего императора, — это поможет, точно поможет.

Он приложил ладонь ко лбу Николая, чтобы проверить температуру.

— Я уверен, что вам рано еще нас покидать.

Василий постоянно следил за состоянием Николая, не уходя из его комнаты. Часто он вел разговор сам с собой, просто смотря в стену.

— Вот, знаете, приходил опять митрополит. Ну вот в нем ничего, от богобоязненного человека. Не преклоняется он перед высшей миссией, да и свою не понимает. У нас же у каждого есть миссия, иначе, зачем бы нас послали в этот мир? Вот пока человек не выполнит это миссию, то некуда ему деваться. Хоть он с крыши прыгнет, хоть под коляску броситься, а пока миссию не выполнил, никогда его не отпустят, с нашей грешной…

Иногда разговоры продолжались часами. В моменты просветления Николай просил пить или ходил в туалет. Чтобы помочь императору приходила старая няня и тогда они вместе обтирали Николая Павловича влажными полотенцами. А потом Василий снова приглядывал за императором.

— Вот и у вас же есть миссия. Я недавно думал, вы сделали столько шагов, остался только самый последний. Самый, самый главный. Только представьте, Николай Павлович, если вас запомнят, как Николай Освободитель, а не эти глупости, вроде Палкина. Но я вам ничего не говорил.

Николай не помнил, чтобы Василий так откровенничал с ним раньше, но чувствовал, что что-то важное есть в этих словах.

— Николай… Освободитель… — прошептал император пересохшими губами.

— Да, да, именно так я и говорю, — кивнул Василий, не сразу заметив, что ему впервые полноценно ответили, а потом спохватился и быстрее-быстрее налил императору чаю, — Николай Павлович, батюшка! Выпейте, выпейте скорее.

Денщик осторожно протянул блюдце к губам императора и дал отпить.

— Медленнее, медленнее, не спешите, не спешите так, — нянчился Василий.

А потом Николай Почувствовал, как ему полегчало, и он ушел в мягкий теплый сон. Не такой нервный, полный страшных снов и переживаний как обычно.

На следующее утро, он почувствовал, что прям полегчало. Словно что-то натянутое в голове отпустило, и даже дышать стало легче. Он больше не задыхался от душного воздуха комнаты.

Василий все так же караулил рядом с кроватью, но видно устал и задремал, повесил голову на бок.

— Вась… Вася… — тихо позвал Николай, чувствуя, что пересохший язык еле шевелится, — Вася…

Денщик несколько раз нахмурился во сне и открыл глаза, под которыми за бессонные ночи выросли большие синяки. Его одежда скомкалась, а седые волосы местами слиплись.

— Николай Павлович? — денщик уверенно посмотрел на императора и проморгался.

— Воды.

— Сейчас, сейчас все будет, — он снова набрал чая из чайника на блюдце и поднес Николаю, — он уже остыл, но крепкий, как вы любите. Пейте осторожно. Так, так.

Николай блаженно прикрыл глаза.

— Как себя чувствуете? Тут все жутко волнуются.

— Лучше, — твердо ответил Николай Павлович.

***

Вадим голым лежал в бескрайнем озере. Сверху находилась пустота космоса, где единственной видимой была Земля. Огромный голубой шар, покрытый периной облаков.

Сколько он здесь лежал? Что делал? Все проплывало мимо, не интересуя Вадима.

— Ты знаешь, что такое "эффект обзора"? — спокойно спросил человек, который сидел рядом.

Всегда ли он там сидел, а Вадим его просто не замечал? А может он только появился?

— Этот бескрайний космос, его обманчивая пустота и неизвестность. А против них этот маленький голубой шарик, жемчужина наполненная жизнью.

Человек щелкнул пальцами.

— И все. Миллиарды людей, тысячи лет истории и культуры исчезли, — человек встал, — но тебе нет до этого дела. Поэтому, — он развел руками, — ты здесь.

Человек сделал несколько шагов и оказался прямо напротив лежащего Вадима, словно ходил по небу.

Перед Вадимом был точно такой же Вадим, только без застарелых шрамов, без бледности на лице и абсолютно здоровые, живые глаза.

— У нас есть все время вселенной, я никуда не спешу, но уверен, что у тебя найдется парочка незавершенных дел.

Вадим не ответил. Человек же продолжил.

— Знаешь, почему ты такой, какой есть?

У Вадима дернулась губа. Человек приблизился, так близко, что его дыхание касалось Вадима.

— Почему ты, а не кто-то из местных?

— Они… — Вадим говорил медленно, — они такие, хрупкие…

Вадим поднял руку и щелкнул пальцами.

— И их нет. Только холодный и мертвый космос.

Теперь человек ничего не ответил.

Вадим осмотрелся, словно ему стало не комфортно, от того, что кто-то так близко подошел. Ноздри Вадима раздулись и он оскалился.

— Суки…

Вадим поднялся. Человек же оказался над ним, головой вниз, словно отражение.

— Нет. Они только дети. Какой же я дурак… Слепец, что возомнил себя… какой же дурак.

Вадим ходил по воде, поднимая волны.

— Но там была одна из этих тварей… жалкая пародия… порождение бездны…

Человек ничего не ответил.

— Нет. Никаких оправданий, сколько, сколько мельтяшеней.

— Ну ты же не машина, — уловил его настроение Человек.

— Может, может, машине было бы легче…

— Машина никого и ничему не научит, — покачал головой Человек.

— Но я такой дурак, столько ошибок. Такое отношение… — у Вадима в голове проносились целая жизнь.

— Так исправь их.

— Но как?

— Я только запись, — улыбнулся Человек, — ответ на этот вопрос, ты должен найти сам.

Вадим открыл глаза. Он лежал на больничной койке в палате. Все тело покрывал панцирь гипса. Кроме него в углу комнаты сидел Егерь, и выглядел он не лучше, чем себя чувствовал Вадим. Половину лица Егеря покрыл уродливый шрам, левую руку он прикрывал перчаткой, волосы торчали пучками, словно заново отрастали.

Егерь спокойно открыл глаза, и они встретились взглядами. — Вадим Борисович…

— Не надо, я все помню… — ответил Вадим, хрипя горлом.

— Тогда, что мы будем делать?

— Мы найдем эту тварь, я выдерну ему язык и заставлю сожрать собственное сердце, — Вадим сказал то, что хотел услышать Егерь.

Все, что нужно было вестнику, так это доделать работу.