Ветрогон

Глава 11 Интерлюдия: Афина Ураганова и куратор от Службы

Представитель Службы показался Афине вполне профессиональным, а значит, предварительно заслуживающим доверия. Невысокий — ниже ее — седоватый мужик под сорок, с остатками военной выправки, но добрым прищуром (явно отработанным) и мирным тоном скорее напоминал профессионального психиатра. Умел располагать к себе.

В переговорную, где у них назначена была встреча, он вошел с термосом и двумя стандартными белыми чашечками, которые Афина привыкла ассоциировать с госпредприятиями. Их, наверное, все в одном месте закупали.

— Хотите кофе? — спросил службист. — У нас в столовой хороший варят.

— Нет, спасибо, — Афина покачала головой.

— А я себе налью. Устал, сил нет. Рабочий день у нас, увы, ненормированный.

— У нас с этим строже. Инженер на АЭС должен всегда быть выспавшимся и внимательным. Никакого кофе на рабочем месте. Не хочу нарушать правила, мне еще на работу возвращаться от вас.

— Как житель этого города, всецело одобряю, — улыбнулся службист. — Кстати, я вам по телефону не представился. Меня зовут Никодим Матвеевич. А вы — Афина Аполлоновна, я правильно помню?

— Правильно. Смотрю, вы тоже про меня собирали сведения.

— Да нет, просто попросил ваше личное дело из отдела кадров Ящика.

Афина кивнула: «ящиком» в обиходе называли Службу ядерного щита из-за характерной аббревиатуры.

Службист Никодим уселся напротив Афины за стол в маленькой переговорной, кстати, отделанной и оборудованной проще и беднее, чем аналогичные помещения на атомной станции. И строгостей при входе было поменьше: Афине просто выписали пропуск при предъявлении паспорта, даже сетчатку просвечивать не стали или отпечатки пальцев сверять.

— Я так понимаю, вы теперь наш с Кириллом куратор? — сразу взяла Афина быка за рога. — Потому что ведь именно с вами я два дня назад разговаривала. И сейчас меня на вас перенаправили.

— Так и есть. Когда к нам обращаются семьи инициированных или тех, кому была только предложена инициация, мы всегда стараемся, чтобы их поддержку обеспечивал один конкретный человек. Хотя в мои обязанности входит и подбор других специалистов по необходимости — в частности, психолога, если вам это нужно.

Никодим испытующе поглядел на Афину. Та мотнула головой:

— Нет, спасибо. Я как-нибудь сама.

— У вас хороший настрой и ситуацию с сыном вы переживаете отлично, — кивнул службист. — Но обращаться за помощью, особенно в такой сложной ситуации, не стыдно. Не надо ждать, пока станет невыносимо.

— Пока мне нормально, — пожала плечами Афина. — Тем более Кирилл сделал все возможное, чтобы меня успокоить. Хотя с его стороны так рисковать, да еще когда он только-только был инициирован!..

— Для его возраста это совершенно нормально, — заметил Никодим. — У детей в принципе промежуток между идеей и воплощением ее в жизнь меньше, чем у взрослых, а у детей, поставленных в такую ситуацию… — он покачал головой, как будто вспоминая что-то. — Вы даже не представляете, на что подросток может пойти в подобных обстоятельствах.

— Немного представляю, — сухо сказала Афина.

— Смотрю, вы многое знаете о Проклятье и о действии гиасов, — заметил службист, прихлебывая кофе.

— Читала, — Афина пожала плечами. — В детстве сама хотела стать девочкой-волшебницей… Хорошо, что это быстро прошло. Потом, когда родила ребенка, стала опасаться, не случится ли такое с сыном. Как многие родители, я полагаю. Вот и почитала кое-что. Даже сходила на один открытый семинар, который ваша Служба для родителей проводит.

— Тогда вы особенно хорошо держитесь, — кивнул Никодим. — Я знаю, как это непросто, когда ваши давние страхи оправдываются.

— Ну, Кирилл не собирается сдаваться, — Афина приподняла брови. — Пока у меня больше поводов гордиться им, чем паниковать.

— Вот это правильный настрой! — поддержал ее службист. — И даже исторически верный. Веками семьи, в которых появлялись дети-волшебники, гордились ими. И только меньше века назад научно-технический прогресс достиг такого уровня, что, с одной стороны, дети-волшебники как феномен потеряли свою значимость, а с другой стороны… — он замялся, не зная, как подобрать слова.

— Утратили свои преимущества? — подсказала Афина. — Раньше лишний рот вон — гора с плеч, плюс этот ребенок гарантированно не умрет от голода и болезней. Да еще и родным может помочь, если беда случится. А теперь детей мало, над ними трясутся, уход любого из семьи — трагедия. Вы к этому ведете?

— Примерно, — кивнул службист. — Обычно если в семье есть еще двое-трое детей помимо волшебника, ну или хотя бы один ребенок, это смягчает психологический удар для родителей…

— Я поняла намек, — остановила его Афина, — но мои репродуктивные планы обсудим как-нибудь в другой раз. Пока меня интересует будущее того ребенка, который у меня уже есть. Что Кириллу может угрожать? Я имею в виду, помимо монстров.

— Пока трудно сказать, — Никодим со вздохом отодвинул чашку с кофе и сложил руки домиком. — Не буду от вас скрывать, его поведение нас радует еще больше, чем ваше. Он явно проанализировал механизм Проклятья и тут же стал использовать его в своих интересах. Но случай это не уникальный, хоть и редкий. Такие… сообразительные дети выходят с нами на связь, предлагают свои услуги. Мы всегда с крайней осторожностью используем подобные контакты, хотя пользы они приносят тоже много. Однако дети-агенты редко держатся долго.

— Что вы имеете в виду? — Афина почувствовала, как душа у нее ушла в пятки.

Никодим явно увидел ее тревогу, потому что он поспешил заверить:

— Простите, я неудачно выразился! Я имею в виду, перестают выходить на связь, хотя нам доподлинно известно, что они живы… Год, два, три, не больше пяти — и все, теряют интерес к сотрудничеству, перестают вообще узнавать новости и интересоваться внешним миром.

— Ясно… — Афина постучала средним пальцем по столу, но заметила нервную привычку и оборвала стук. — Кстати о сотрудничестве. Эту… Ледяную глыбу с монстром доставили в лабораторию? Я обещала сыну, что прослежу.

— Да, в Акбаева-тринадцать при военном госпитале.

— Акбаева-тринадцать?

— Научно-исследовательский центр фауны Междумирья имени Фарука Акбаева, — пояснил службист Никодим. — Филиал номер тринадцать. Фактически, насколько я понимаю, это просто две штатные единицы, которые работают по совместительству, и несколько специфических приборов. Свежего материала попадается довольно мало, смысла развертывать полноценный лабораторный комплекс нет, специалисты бы простаивали. Так что сотрудники госпиталя опишут экземпляр, подготовят его для отправки в столицу, немного возьмут себе на эксперименты. Стандартная процедура. Хотите, отправлю вам протокол осмотра? Чтобы вы сдержали обещание.

— Да, пожалуйста… И часто вам доставляют такие туши для препарирования?

— Как я уже сказал, очень редко. А чтобы именно ребенок-волшебник что-то принес, да еще в таком состоянии сохранности…— он покрутил головой. — Даже не припомню, когда такое случалось. На моей памяти и на памяти наших старожилов точно не было. Говорю же, ваш случай — уже не рядовой.

— Что вам от меня нужно? — правильно поняла Афина намек.

— То, что вы уже делаете. Просто продолжайте общаться с Кириллом и сообщать нам обо всех контактах. Честно выполняйте функцию связного, чтобы у Проклятья не было повода сработать. Говорите не от себя, а от имени нашей Службы или вот вашего Ядерного щита, если они вас попросят что-то передать сыну — а такое может случиться. Строго придерживайтесь этой роли. Старайтесь не искать встреч с сыном самостоятельно. Если понадобится срочно что-то ему сообщить личное — звоните мне, мы подберем повод. Но злоупотреблять таким не стоит, так что, еще раз, по возможности ограничивайте себя. Помните: большинство детей-волшебников очень быстро учатся заботиться о себе сами, а ваш Кирилл, кажется, уже и так это умеет.

— Никодим Матвеевич, — перебила его Афина, которая до этого очень внимательно слушала, — я правильно понимаю, что Проклятье следит за каждым шагом Кирилла, и если почувствует, что он недостаточно серьезно относится к этому оправданию — что я его связной как сотрудник одной из служб Ордена и работаю на благо всего человечества — то оно может… Что? Отозвать разрешение? Телепортировать Кирилла прочь отсюда? Или даже убить его?

Несмотря на то, что Афина говорила в целом спокойно, голос ее дрогнул на слове «убить».

— В практической плоскости — можно сказать и так, Афина Аполлоновна, — кивнул службист. — Вы очень точно отобразили возможные последствия. Но что важно понимать. У Проклятья нет сети дронов наружного наблюдения, оно полагается на самих своих фигурантов. Наши ученые точно установили, что связь с Проклятьем у инициированных осуществляется через сердце, — для наглядности службист постучал по левой стороне груди. — Причем и в прямом, и в переносном смысле. В прямом: связь с предметом-компаньоном действительно реализована через сердечную мышцу. В переносном: ум, честь и совесть ребенка-волшебника контролирует Проклятье. В некотором роде ребенок сам себя наказывает за нарушение принципов Проклятья, порой даже до летального исхода. Взять хотя бы контакты с родителями и шире, с любыми родственниками и прежними друзьями. Если ребенок твердо убежден в том, что он делает все правильно и выступает исключительно как защитник, если он, так сказать, на позиции «старшего» или в крайнем случае равного по отношению к родителю, если общается с ним только по делу или чтобы его защитить — Проклятье не станет ему мешать. Это, как вы понимаете, требует зрелости мышления, готовности взять на себя ответственность, сильного упрямства и даже известного высокомерия. Они далеко не у каждого ребенка есть в достаточном объеме, а то бы все более-менее смышленые давно бы вслух объявляли, что их любимые мама с папой — допустим, их личная служба психологической разгрузки! Потому что, покушав маминых пирогов, они будут лучше истреблять чудовищ.

Никодим Матвеевич довольно улыбнулся своему примеру. Афина осталась мрачной, и у службиста улыбка тоже сошла с лица.

— То есть достаточно твердо верить в то, что ты прав? — спросила она. — А где же тогда истории детей-маньяков? Чтобы творили, что хотели, и считали себя в своем праве? Ни одного не припомню.

— Нет, одной веры недостаточно, — покачал головой Никодим Матвеевич. — У Проклятья существуют и другие ограничительные механизмы. Один из них — мнение других детей-волшебников или даже обычных людей. Скажем, если кто-нибудь снимет уличный опрос, где каждый встречный-поперечный будет на камеру говорить: «Кирилл Ураганов — конченый злодей!», и ваш сын это увидит, он может в самом деле пострадать, даже если сам себя злодеем считать не будет. Зарегистрированы случаи, когда, чтобы телепортировать ребенка, достаточно было толпы, которая кидалась камнями и орала «Убирайся, проклятый!».

— Ясно, — кивнула Афина. — О чем-то таком я догадывалась, ведь есть же запрет на публичное поношение детей-волшебников.

— Как человек с юридическим образованием, вынужден вас поправить, — мягко заметил Никодим Матвеевич. — Запрет касается все-таки не поношений на публике. Первоначальная формулировка звучала как «хула или брань на детей-волшебников без доказательств злонамеренности оных». Сейчас, согласно комментарием Верховного кодификационного комитета, эта статья закона формулируется как, дай Творец памяти, «публичное изложение негативной оценки действий детей-волшебников без твердых доказательств того, что оные дети-волшебники имели намерение нанести неспровоцированный вред или ущерб мирным жителям, в том числе их движимому и недвижимому имуществу». Просто на практике большинство телеканалов и новостных агентств, не говоря уже о блогерах, сталкиваются с определенными трудностями при сборе доказательств злонамеренности — со стороны зачастую непонятно, умысел перед тобой, или ошибка. Поэтому считается, что запрет, так сказать, зонтичный… — службист развел руками.

— Мы уклонились от темы, — напомнила Афина.

— Да, прошу прощения… Итак, о чем я говорил?.. А, да. Так вот, одной веры в то, что действуешь не из личных побуждений, а на благо всего человечества — мало. Нужно еще и взять на себя роль взрослого в отношении с родителями…

— Вы это тоже говорили.

— Да? Прошу прощения, говорю же, не выспался, — Никодим Матвеевич снова подвинул к себе чашку, отхлебнул еще кофе и слегка поморщился: видно, напиток успел остыть. — Проклятье запрещает детям общаться с родителями не из какой-то особой зловредности древних магов, пусть сейчас в это трудно поверить. Они вовсе не хотели дополнительно мучить тех, кого инициировали, или наносить им психологические травмы. Впрочем, оберегать они их тоже не стремились. У этого запрета, который касается всех без исключения детей-волшебников, даже если иногда кажется, что это не так, одна-единственная причина: вывести ребенка из-под влияния родительской семьи. Магам очень важно было, чтобы дети-волшебники не стали инструментами в войне кланов или государств. К слову, запрет брать деньги за любую работу оттуда же: дети-волшебники не должны становиться наемниками! Поэтому только бартер, и то с ограничениями. А родителю при личном контакте очень легко подчинить волю ребенка. В конце концов, может сработать просто привычка. Так что, Афина Аполлоновна, при встречах ни в коем случае не давите авторитетом и даже не проявляйте лишней заботы!

Афина криво улыбнулась.

— Кира задавишь, пожалуй… — но улыбка тут же исчезла. — Так. Мне нужны параметры. Какая забота лишняя? При нашей последней встрече я его обняла…

— Если Проклятье не среагировало на это и не отправило Кирилла прочь, значит, все в порядке, он не воспринимает ваши объятия как предложение защитить и взять на себя ответственность, — вздохнул Никодим Матвеевич. — Но тут очень тонкая грань. Например, фраза «береги себя» может уже оказаться триггером. Если хотите сказать что-то похожее, говорите так: «береги себя, ведь ты защищаешь человечество». Чувствуете разницу?

Подумав, Афина кивнула.

— Кстати, насчет «отправить прочь». Если вдруг Кирилл исчезнет посреди разговора с вами — ради Творца, не паникуйте и не начинаете сразу винить себя в его гибели! В девяти случаях из десяти за нарушение правил Проклятье отправляет ребенка в Убежище — знаете же, что это такое?

— На семинаре рассказывали, да, — кивнула Афина.

— Ну вот. А еще может быть так, что как раз посреди вашего разговора Проклятье призовет его сражаться с Тварью. В моей практике был такой случай.

— Ясно, — Афина нахмурилась. — Слишком много всего. Я не запомню так сходу. У вас есть какая-то памятка для родителя?

Никодим Матвеевич покачал головой.

— Многое из того, что я говорил сейчас, закрытая информация, в открытом доступе мы это не публикуем. Во избежание. В конце концов, все, что мы знаем о гиасах и их срабатывании, выведено эмпирическим путем. Могут быть накладки. У меня есть краткая брошюра, чего нельзя делать при общении с ребенком-волшебником — она не только для родителей, для всех вообще. Хотите, зайдем ко мне в кабинет, я вам ее отдам.

— Нет, спасибо. Если это такая синяя с сотами на обложке, я ее уже скачала в Сети. Вчера еще.

— Да, именно! Синяя с сотами на обложке. Как все-таки приятно иметь дело с разумным человеком, Афина Аполлоновна.

— К сожалению, в данных обстоятельствах не могу сказать того же, — ровным тоном произнесла Афина.

— Естественно, — Никодим Матвеевич, казалось, ничуть не обиделся. — Естественно, вы предпочли бы даже не знать наш адрес. Но тут уж ничего не поделаешь. Напишите мне, пожалуйста, свою электронную почту, я вам пришлю отчет лаборатории о трупе чудовища… Да, вот на этом стикере можно. Спасибо.

Символично проводив мать Кирилла до выхода из переговорной, службист вернулся за стол. Отпил прохладный кофе, меланхолично открыл термос и опять наполнил чашку. Потер переносицу. Честно сказать, он не любил таких женщин, как Афина Ураганова. Почему-то дамы с телосложением борца-тяжелоотлета обычно обладают непоколебимой уверенностью, что только они знают, как правильно. Спросят как лучше, сделают по-своему — а ты виноват! Диву даешься, как её сын смог вырасти еще более волевым и упрямым. Без привычки чуть что прятаться за мамину спину. А он смог — иначе Проклятие не подпустило бы его к Афине и на пушечный выстрел.

Никодим Матвеевич задумался. По результатам этой встречи ему следовало заполнить анкету о своих личных заключениях и впечатлениях. Кирилл Ураганов ворвался в базу данных их Службы прямо в соответствии с фамилией — мало кому удавалось так ярко заявить о себе в первые три дня после инициации, да еще и показать себя таким явным кандидатом на дальнейшее сотрудничество! Если не отметить в его анкете «подходит для первого этапа Программы», начальство не поймет. Никодим замается писать объяснительные.

Но что-то все-таки грызло службиста, не давало покоя. Может быть, мама Кирилла — чуйка чуяла, что от нее могут быть неприятности. Может быть, сам Кирилл. Он вел себя слишком напористо, не в соответствии со своим прежним психологическим профилем — а Никодим Матвеевич успел переговорить с его одноклассниками, учителями и прочитать отчеты школьного психолога за все годы учебы (потому и не выспался). Все характеризовали Кирилла как очень спокойного, довольно нелюдимого и равнодушного до меланхолии мальчика — если не считать истории со скабрезным изображением учительницы литературы в виде идола плодородия. Списали на начинающееся половое созревание и не стали серьезно наказывать.

«А какое, к демонам, половое созревание, если его инициировало?» — мелькнула у Никодима Матвеевича мыслишка.

Мелочь, конечно, но… Как бывший юрист, Никодим не мог отделаться от ощущения, что с этим Кириллом Урагановым все значительно сложнее, чем кажется.

Ладно, была не была. В анкете Никодим все запишет по инструкции. И рекомендует сразу же передать Кириллу Ураганову — через мать или иным способом — коммуникатор Ордена. Это легкий и компактный ударопрочный прибор на солнечных батареях; почти такой же, только с немного другими настройками, вкладывают в аварийный комплект летчикам. Данные об оперативной обстановке на него передаются без гражданской цензуры. Если Кирил начнет им пользоваться по назначению — можно будет пробовать аккуратно продвигать сотрудничество на следующий, второй этап.