Ветрогон

Глава 6

— Ну, я того… Там, понимаешь, такая жесть… А оно потом само типа, ну, того… Короче, не знаю…

Вот так изъяснялся Фитиль, на которого я было понадеялся — и это я еще исключил длинные мычащие паузы и непонятную бурную жестикуляцию! Действительно, чудно́, за неимением других цензурных эпитетов. Косноязычие в терминальной фазе.

Я даже заподозрил, что у парня какие-то органические поражения мозга, а потом — что он в самом деле происходит из средневековых крестьян. Правда, для этого слишком уж современный у него был сленг. А вот на мысль о первом наводили какие-то дерганые движения и не задумчивый, как мне сначала показалось, а прямо остекленевший взгляд.

В общем, было ясно, что искомой информации я от мальчишки не получу. Ну разве что факт в копилочку базы данных о детях-волшебников: Проклятие, оказывается, в самом деле не смотрит на интеллект. Вот до такой вот степени.

Однако на один вопрос я все-таки дождался от него четкого ответа.

— Кто здесь был дольше всего? Из присутствующих?

— Ну, это, понимаешь… Там, в смысле… Если так посмотреть…

— Вот кто был тут из ребят, когда ты впервые сюда прилетел? — пришлось переформулировать. — Из тех, кто сейчас здесь?

Взгляд Фитиля впервые сконцентрировался на мне, и он неожиданно четко сказал:

— Стеша.

— А кроме нее?

— Ну, там, типа… У кого лук со стрелами… И такой еще… Рыжий…

Никого рыжего я из ребят не заметил, но к обладателю лука со стрелами — он тут был такой один — все же подошел. Однако мальчишка чатился с кем-то в телефоне и попросту отмахнулся от меня.

— Ты журналист, что ли? Прилетел — и сразу всех расспрашивать? Подожди, после ужина байки травить будем, тогда и поговоришь.

Но я уже закусил удила. Меня реально напрягало это равнодушие… Даже не равнодушие, а расслабон, что ли? Детям было как будто ни до чего. И я решил все-таки узнать, кто из присутствующих раньше всего появился в этом Убежище.

Подумав, я изменил стратегию и решил расспросить сперва детей с самыми архаичными на вид предметами-компаньонами.

Так вышло, что я довольно много читал о детях-волшебниках. Нужно же было узнать о феноменах мира, в котором выпало жить! Правда, куда больше них меня интересовала история Ордена и искровое оружие (насколько я знал, в моем прежнем мире подобные разработки если и были, в серию так и не пошли), но история Ордена неразрывно связана с детьми-волшебниками. Так что мне доводилось и серьезные монографии о них пролистывать, и «диванную аналитику» из Сети потреблять.

В чем сходились и серьезные, и диванные эксперты: едва ли магистры древности, создавая свое Проклятье/Благословение, оставили где-то безграничный склад рандомных зачарованных штуковин, которые потом присваиваются подходящим детям. Скорее всего, предметы-компаньоны создаются (как вариант, формируются из некого зачарованного вещества) под каждого конкретного «заказчика». Возможно даже, с момента рождения, и растут вместе с ним, а годам к двенадцати как раз дозревают — с этим связано и время инициации. Ну, была такая гипотеза, хотя все больше сходились на том, что это лишь второстепенное соображение, а вообще-то время становления ребенка-волшебника выбрано именно по тем причинам, которые приводятся в легенде: чтобы магическая сила уже выросла, а дух еще не успел «загрязниться скорбями мира».

Так вот, считается, что внешний вид предмета-компаньона определяется подсознательными предпочтениями ребенка-волшебника — что-то, что выглядит для него максимально круто, достойно или статусно. (Это косвенно подтверждается тем, что, с моей точки зрения, ничего более стильного и смертоносного на вид, чем мой Ветрогон, в Убежище не было). Но не совсем, а в границах, установленных древними магами — иначе были бы известны предметы-компаньоны в виде огнестрельного оружия и сотовых телефонов.

Так что надо искать такие предметы-компаньоны, которые сочли бы крутыми дети предыдущих эпох. Скажем, больше всего изукрашенные драгоценными камнями или имеющие вид таких штук, которые давно уже никто не использует и даже в фильмах не снимает.

Поэтому я попытался пообщаться с девочкой, в алькове которой стояла вся утыканная самоцветами, как погремушка, керосиновая лампа. Диалог наш строился так:

— Привет! Какой красивый у тебя предмет-компаньон! — я указал на лампу в алькове. — Как его зовут?

— Привет, новенький, — хмыкнула девочка. — Это не мой предмет-компаньон, это из сувенирного магазина, мне подарили. А мой компаньон вот, — она коснулась сережки в ухе. — Зовут Сердце Огня, можно просто Агни. И подкат у тебя незачетный, незасчитан.

Последнее было сказано совсем уж издевательским тоном.

Я почувствовал, что краснею — адски, свекольно и против своей воли. Это я-то, проживший целую жизнь в другом мире, женатый и разведенный!

— Да я и не думал! — что еще хуже, голос мой сорвался.

Девчонка совсем уж расхохоталась, еще и громко так, на весь зал. К нам начали оборачиваться.

«Все, нафиг, — подумал я злобно, — к девчонкам больше не подхожу!»

Кстати, бывают ли между детьми-волшебниками какие-то романтические отношения? Исследования на этот счет говорили четко: все дети-волшебники инициируются строго до начала гормональных изменений, скороспелых среди них нет, даже среди женского пола (так-то дамы обычно взрослеют раньше). Что я знаю и по своему опыту: девчонки меня, как Кирилла Ураганова, пока интересовали только теоретически.

Но в том-то и дело, что люди не сводятся к гормонам. Случаются, что и первоклассницы кокетничают, и детсадовцы влюбляются. Да, тут больше фантазий и подражания взрослым, чем реального чувства, но все же.

Наверное, стоило оставить попытки. Но я решил все же попробовать еще раз и поговорить с мальчиком, чьим предметом-компаньоном, похоже, было тележное колесо. Или очень странный щит с дырками по кругу.

«Это точно не сувенир, — решил я, — кто будет изготавливать колесо из драгоценного металл и украшать его рубинами и изумрудами! Еще и сочетание цветов такое, красное с зеленым… Типично средневековое!»

Колесо висело на крюке возле спальной ниши, расположенной на втором ярусе — туда можно было только подлететь, никаких лестниц архитектура башни не предусматривало. Но хозяин отсутствовал, ниша пустовала. Должно быть, он — или она, пусть даже мне почему-то казалось, что девочка таскаться с колесом не будет — находился в зале.

Блин, как его быстро найти-то?..

Хотя…

Я взлетел к нише и аккуратно, кончиком пальца тронул колесо. Реально самым кончиком и тут же отдернул руку — если верить слухам, этого достаточно. Слухи оказались достоверны, я это понял уже и по тому, что мне пришлось преодолеть нехилое внутреннее сопротивление ради этого простого жеста.

Тут же один из тех двух ребят, что резались в приставку, развернулся и сердито посмотрел на меня:

— Эй! Ты что творишь⁈ Совсем берега потерял⁈

— Прошу прощения! — я вскинул руки. — Я нечаянно! Хотел нишу рядом с твоей занять!

— Ну так занимай, а грабли при себе держи! А то я тебя в следующий раз за яйца схвачу, посмотрим, как тебе понравится!

— Ну-ну, — это подал голос парень с посохом и книжкой, который Ураган, укоряя геймера. — Парень новенький, чего ты сразу бычишь?

— А чего он… — буркнул геймер, но эскалировать не стал. И хорошо, а то я тоже уже внутренне кипел от раздражения, могло и до драки дойти. Да, в этом случае я реально был не прав — нельзя касаться чужого предмета-компаньона! — но в своем нынешнем состоянии сдержаться в ответ на агрессию не смог бы.

Я слетел вниз, опустился рядом с Ураганом. Если подумать, именно он недавно парой слов успокоил возмущенную Стешу…

— Слушай, получается, ты тут порядок наводишь?

— Да нет, — он отложил книгу и спокойно поглядел на меня. Ураган не щурился и не носил очков, но у него был такой характерный слегка рассеянный взгляд, как у близорукого. Возможно, инициация вылечила ему зрение. — Просто я тут самый спокойный. Вот и напоминаю людям прописные истины потихоньку. И ты тоже запомни. Драться детям-волшебникам можно только если это тренировка. Попробуешь реально, на эмоциях кого-то ударить — сразу исчезнешь. Предупреждая твой следующий вопрос: я тут недолго, меньше трех лет.

Умный. И явно посматривал за мной, раз услышал, о чем я пытаюсь узнать.

— Ну надо же… — поразмыслив, я сел прямо на пол рядом с его кроватью, скрестив ноги. Сесть рядом с собой на лежанку он ведь меня не приглашал. — Ты тоже пытался что-то разузнать? Что-то сделать?

— Типа того. Поначалу.

— А потом?

— А потом — как все. Забил. Нечего тут узнавать. Проклятье есть проклятье, все правила придуманы не нами, но нарушить их невозможно. Зато времени читать — море. Если не подставляться попусту. Чего и тебе советую.

— Ясно, — хмыкнул я и встал. Разговора не получалось.

Да и вообще, что-то мне все меньше и меньше нравилось в этом уютном — уютненьком! — Убежище.

Прежде чем я решил, кого опрашивать следующим и стоит ли вообще кого-то опрашивать, раздались ровные, мерные удары металла о металл, а за ним голос Стеши:

— Суп готов! Налетай!

Оказывается, она стучала половником о снятую с котла крышку.

Народ тут же зашевелился, потянулся к тарелкам, мискам, а потом неровной очередью — на раздачу. Откуда-то Стеша извлекла и огромнейший, размером с лопату большой печи пирог (надо же, успела испечь, пока я тут гулял!), по запаху действительно умопомрачительный. К тарелке супа каждому полагался ломтик — не сказать, чтобы прямо большой, но распробовать можно.

— Фу-у, а суп-то опять без мяса! — сказал чей-то мальчишечий голос. — Грибы одни!

— Сходил бы на охоту, было бы мясо, — возразил ему девчоночий.

— Вот сама бы лучше к мясникам слетала!..

— А мне грибы нравятся.

На этом обмен репликами замолк, но разговоры за обеденным столом не стихли: ребята переговаривались дружелюбно и… Не то чтобы лениво, но без спешки как-то. Сравнение с лагерем перед отбоем снова пришло мне на ум, только, вообще-то, в детских учреждениях за столом куда больший ажиотаж. Обычно перед следующим приемом пищи несовершеннолетний, активно двигающийся просто в силу возраста народ успевает сильно проголодаться и сметает все в момент. А эти… Ну не то чтобы они ели как на светском приеме, но…

Ураган поднялся и пошел к столу одним из последних, тоже словно бы одолжение делал.

Может быть, дети-волшебники слабее чувствуют голод, чем обычные дети?

Да не сказал бы. У меня лично уже сводило желудок, но к столу все равно идти почему-то не хотелось. Может быть, реплика о мясе задела: я-то ничего не сделал, чтобы пожрать. Даже грибы эти дурацкие не собрал.

— Внимание, прекрасные дамы и благородные господа! — один мальчишка (кажется, второй из игравшей в приставку парочки) поднялся и шутовски раскланялся. — Предлагаю поднять бокалы нашей прекрасной игристой… Воды, — раздался нестройный смех, — за новенького! Зовут его Ветрогон, и он, как понятно из имени, воздушник. Инициировался только сегодня и мечтает о том же, о чем мечтаем мы все — спасти весь мир! Поприветствуем же его!

Все дружно заколотили по столу ложками, затопали ногами и завопили. Примерно двадцать пар глаз разом обратились на меня, единственного не подсевшего к столу.

Я еле удержался, чтобы не сделать шаг назад. Блин, откуда этот парень столько обо мне знает, с ним-то я ни словом не перемолвился! Походу, тоже слух хороший. А вообще он тут, наверное, играет роль штатного дуракавалятеля.

Мне снова припомнились детские лагеря в которых доводилось бывать в том еще, первом детстве; здесь Афина Ураганова такими поездками меня не мучила. Но что-то все не складывалось. Как будто не просто лагерь, а…

…а лагерь каких-то ролевиков, старательно, но неумело отыгрывающий рыцарей Круглого Стола. Вон даже стол у них действительно круглый.

— Подойди же и займи место среди равных, о герой! — патетически воскликнул «штатный дуракавалятель»

Остальные тоже засмеялись, но по-доброму, без издевкии. Чувствовалось, что они тоже когда-то стояли на моем месте.

Можно было подыграть… Наверное. Сказать: «Да, о благородный сэр, я принимаю возложенную на меня честь и миссию!» Подойти, церемонно поклониться, налить себе супу…

Но все это время я смотрел не на шутковавшего парня, а на Стешу. Она сидела над тарелкой супа, сложив руки лодочкой и полуприкрыв глаза. Губы у нее чуть шевелились. Молилась?.. Олдскульно, однако!

Меня вдруг как током ударило: нафига я смотрел на предметы-компаньоны, форма которых зависит от кульбитов подсознания, и причуды речи, которые вечные дети с вечно лабильным мозгом подхватывают очень легко? Надо смотреть на мелкие бытовые привычки. Девочка, которая в двенадцать лет спокойно готовит одна еду в огромных котлах и печет пироги в печи, да еще и молится перед едой! В культе Творца, самом распространенном на землях Ордена, это уже лет двести как не принято, а у других религий и молитвенные жесты другие.

Выходит, я с самого начала разговаривал со старейшей из детей, собравшихся в Убежище? И, похоже, уже получил от нее все мудрые советы, которые она могла мне дать.

Стеша открыла глаза и принялась есть, совершенно не обращая внимания на шум и суету вокруг. Видела она уже все это и не один раз…

Тут я принял решение. Не хотелось мне садиться среди этих детей за большой стол, выбирать нишу, врастать в их расслабленную рутину, и даже разыскивать отсутствующего Свистопляса и просить чему-то научить — не хотелось.

— Это путь в никуда, — пробормотал я очень тихо, себе под нос.

А вслух и громко сказал:

— Прошу прощения у благородного собрания, но у меня возникли срочные дела в другом месте! Остаться на ужин никак не могу.

И взмыл к люку в потолке, не тратя времени на лестницу. К хорошему быстро привыкаешь, вот и полет для меня уже стал естественным, словно ходьба.

— Пирог хоть возьми! — крикнул кто-то вслед. — На тебя ведь Стешка нарезала!

Но я не стал задерживаться, даже ради пирога.

Дуракам везет, вот и мне повезло с пещерой. Понятия не имею, что бы я делал, если бы не нашел ее.

Вылетев из Убежища прямо в осеннюю ночь над темными и безмолвными горами, я трижды уже пожалел о своем… Что? Красивом жесте? Мгновенном отвращении к лотофагам?[1]

Нет, ну правда: завели тут себе ко-ливинг и сейф-спейс, выражаясь гребанутым сленгом моего прошлого мира, и деградируют в свое удовольствие! Потому что ничем кроме деградации я такое равнодушие объяснить не могу. И даже перспектива быть выкинутым Проклятьем на встречу летающему монстру никак их не колышет, не заставляет куда-то двигаться, как-то развиваться… Прямо сразу чувствуется.

Грыз, правда, червячок сомнения: а может, все не так, как мне показалось, может, я просто в неудачный момент прилетел, когда все пассионарии отсутствуют? Но я вспоминал досаду Огнереза, с которым столкнулся на крыше (а я так понял, что это и был Огнерез, один из двух более активных жителей Убежища), непробиваемое спокойствие Степаниды-Разящей, разочарованное равнодушие Урагана, пустой взгляд Фитиля. Ну и диалог в очереди на раздачу, насчет мяса и грибов, как вишенка на торте. Какая-то помесь обломовщины с… Даже не знаю, мало я читал детской литературы, чтобы сравнение подобрать. В этом мире было неинтересно, в старом мире — не помню. «Праздник непослушания»[2] только лез в голову, но ведь не похоже совсем. Разве что в том плане, как дети спихнули с себя ответственность за самодисциплину и делают что хотят…

Тут я чуть было не притормозил в воздухе. Да-да-да, точно. Никакой самодисциплины ни у кого, разве что у Степаниды какие-то остатки… И то — ей ведь просто нравится готовить, она и делает это с привычностью автомата. А я с позиций своего опыта знал, что утратить самодисциплину — самое страшное. Как запой. Начинаешь с одной стопочки за компанию, а просыпаешься через неделю в канаве без копейки денег, и в твоей квартире бомжи ночуют (нет, со мной такого не случалось, я умозрительно).

Поэтому оставаться мне нельзя было, ни на ужин, ни на ночь. Там и позавтракать захочется, по саду прогуляться, малины нарвать, а вот уже обед, а потом прилетит Свистопляс и все же предложит взять у него пару уроков — Ураган ведь упоминал, что спарринговаться можно — а там опять ужин… Нет-нет-нет.

Ну что ж, раз я такой умный, стильный и самодисциплинированный покинул этот приют для спивающихся — метафорически! — детишек, то встает вопрос: где спать? И что есть?

Ну, допустим, летающему охотнику не должно быть проблемой поймать какого-нибудь горного козла, их дальше в горах должно быть много. Но вот что с этим козлом делать потом? У меня ведь ни ножа — разделать его, ни спичек — зажарить. А магией я владею только воздушной… Вроде бы. Точно не огненной.

Впрочем, охотиться можно только с восходом солнца, ночь придется провести натощак. Ничего, не помру. А ночевать-то где? Так и носиться до утра над бездною… То есть над скалами, ничего не видя?

К счастью, взошла Луна, и сразу стало гораздо светлее. Не как днем, но стало можно разобрать контуры предметов, а складки гор подо мной из непроницаемо-черных окрасились темно-серым. Удалось рассмотреть на них светлые валуны и даже… Что это, темная дыра? Щель какая-то?

Спустившись, я обнаружил, что передо мной действительно щель — ведущая в самую настоящую пещеру! Внутри было темно, хоть глаз коли, но движения воздуха не чувствовалось.

— Эге-гей! — громко сказал я на пробу.

Эха не услышал, значит, места тут немного. Хм, а может быть…

Я мысленно потянулся к Ветрогону и — вуаля! — на кончике глефы вспыхнул маленький синий огонек. Ага, вот и проблема «не чем приготовить козла» решилась: я сразу понял, что огонек можно сделать не только ярким, но и горячим. Это, конечно, не боевая огненная магия, но некий базовый набор, сообщаемый всем детям-волшебникам.

Стало видно, что пещера в самом деле очень мала, просто глубокая выемка в скале, площадью примерно как однушка или двушка. Никаких ответвлений, проходов, туннелей или боковых коридоров. Отлично, значит, можно не волноваться, что на меня из этого бокового коридора что-то вылезет.

А вот как быть уверенным, что скала на меня ночью не обрушится?

И тут же понял: не обрушится. Откуда-то я знал это совершенно точно, не на уровне «авось, обойдется!», а на уровне «посмотрел отчет геологов по данному району». Но разбираться, откуда пришло это знание, я уже не мог: навалилась дикая, просто невероятная усталость. Все-таки день был очень длинный.

Последним усилием я вызвал мощный воздушный поток на уровне земли — во все стороны сразу. Мелкие обломки камня и крошка, которыми был усыпан пол, разлетелись в разные стороны, застучав о стены. У моих же ног очистился пятачок довольно ровного базальта. Нет, не засну: ведь ни одеяла, ни подушки, ничего. Да и голод не даст. Ну, хоть полежу…

С этими мыслями я улегся, положил рядом глефу — и немедленно отрубился, как выключили.

[1] Речь идет о народе блаженных из поэмы Гомера «Одиссея»: поедая лотос, они забывали свои тревоги и жили вполне растительной жизнью.

[2] Автор Э. Успенский