Я вижу все те же глаза, куда бы ни шел, где бы ни находился, во всем и во всех; среди населенных городов и в безлюдных пустынях; у колыбели новорожденного и у гроба умершего, который опускают в могилу. Я вижу их, когда смеется счастливец и плачет бедняк, — они передо мною всегда и везде. Они смотрят на меня с лица той женщины, которую я хотел полюбить; я вижу их у моего лучшего друга; у палача и у жертвы; они выглядывают из-под шелкового покрывала и из-под меховой шапки, вечно те же, они смотрят на меня.
Глаза преследуют меня днем и ночью; утром, когда я просыпаюсь, они около моей постели, а вечером, лишь только я закрою глаза, они мерцают во мраке. И этих глаз не два, как на лице человека, они роятся мириадами и зарождаются точно из неистощимого ларца; они будто принадлежат фантастическому исполину, который охватывает своими руками всю землю. Они следуют за мною, они впиваются в мою душу как зубы в мясо, и куда бы я ни повертывался, я неизбежно встречаю их; как бы я ни сопротивлялся, я узнаю их; я вдыхаю их с воздухом, впиваю с солнечным светом; я воспринимаю их со словами людей и с мыслями в книгах. И они смотрят на меня с выражением побитой собаки, со злобой пойманного врага; они — точно скрытый под одеждой нож, точно крадущиеся шаги за спиной, — точно мысли, не воплотившиеся в слова, точно слова, не получившие иного звука, как шипящее дыхание. Мучительные и коварные, презрительные и насмешливые, — они смотрят в мои больные, слабые, прищуривающиеся глаза, глаза раба, которые видят мелькающее синее покрывало господина среди золотых горизонтов будущего.