Видения молодого Офега

XIV.

Я сидел в комнате среди своих друзей. Моя кровь волновалась, сердце наполнялось тревогой, и мне становилось трудно дышать. Тогда я вскочил и начал ходить по комнате взад и вперед.

„Что с тобой?“ воскликнули мои друзья.

„Тут дурной воздух, и очень душно“.

Мои друзья переглянулись и стали пристально на меня смотреть.

„Ты все это воображаешь себе“, сказал тот, который продал свой единственный глаз за конторский стул.

„Почему же мы все ничего не замечаем?“

„Разве вы не видите как ярко светит солнце. Отворите все двери и окна“.

„Очевидно он хочет, чтобы у нас сделался насморк“, пошутил юморист и забрался в угол к самой печке, где вскоре и захрапел.

„Наша комната — как комната“, продекламировал тот, который должен был вечно декламировать с тех самых пор, как он потерял свой естественный голос в помойной яме.

„Раз эта комната годится для нас, то она сойдет и для него, — прошипел человек, сбывающий свои убеждения за двадцать ёр, принимая их за золотую монету; у него всякий раз поднималась кислая отрыжка, когда у него мелькало собственное мнение.

„Спусти занавески и ты избавишься от солнца“, прошептал другой. Он уже никогда не решался говорить громко с тех пор, как ему досталось от его хозяина за то, что он сказал, будто у его собаки длинные уши.

„Нехватает только, чтобы ты покинул нашу спокойную комнату, нас и все вообще и отправился в пустыню“, издевался косолапый, ходивший точно в кандалах.

„Ты сказал!“ воскликнул я, и мое просветлевшее лицо озарило всю комнату солнцем. Все мои друзья повскакали со своих мест. Одноглазый смотрел своим единственным глазом, дремавший пробудился, стоял и смотрел с глупым видом; декламатор в пафосе поднял руку, у моего желчного друга дрожали губы, точно он был не в состоянии произнести ни слова, так сильно в нем разыгралась желчь; шептун просил о чем-то; у косолапого сделались судороги. Я бросился к выходу, но тогда все сразу закричали:

„Помни, раз ты запрешь за собою дверь, то уж никогда больше не отворишь ее“.

Я уже держался за ручку двери, но повернулся и взглянул на своих друзей и не мог узнать их; мне казалось, что я прежде никогда не видал их.

Это были собаки, у которых я отнял кусок мяса; шулера, которых я вывел на чистую воду; дикие звери, прозевавшие добычу; рабы, которым я нанес удары палкой, — но это не были те прежние люди, которых я звал друзьями. А комната? Она была всем, чем угодно, но только не моим прежним жилищем, нет! Она стала логовищем диких зверей, змеиным гнездом, домом сумасшедших...

Я растворил дверь и с силой захлопнул ее. Все окна были усеяны лицами, но я шел один, и на душе у меня было радостно. Я шел между белых ландышей и вдыхал майский воздух.