Viva la Mésalliance, или Слава Мезальянсу

Глава 11. Из праха

1.

— Ты как себя чувствуешь?

Простой вопрос, заданный взволнованным девичьим голосом.

Любой другой человек на месте Даркена должен был бы обрадоваться тому, что за него беспокоятся. И особенно, что беспокойство это выражает рыжеволосая красотка высокого происхождения — единственный лучик света, ласкающий чувство прекрасного пана Маллоя в этих мрачных катакомбах, средь изуродованных тел людей и мутантов.

Вот только Дарк был не «любой другой человек». Да и время для вопроса слечна Штернберк выбрала совершенно неудачное.

— Бесконечно глупый вопрос, Туна, — девушка уже успела вернуть пациенту дар речи, но голос звучал хрипло, неестественно. — Ты отлично знаешь, как я себя чувствую. Моё тело насквозь проморожено анестезирующим контуром. И я даже не способен впасть в депрессию или начать испытывать раздражение, потому что вся моя биохимия находится в принудительно-нейтральном, даже чуть «приподнятом», состоянии, опять же твоими стараниями.

Даркен действительно не испытывал ни раздражения, ни злобы, ни печали. Внутри него плескалось нечто безликое, терпкое. В каком-то смысле даже пьянящее. Но по ощущениям оно всё же больше напоминало не вино, а скорей стремительно высыхающий сверхсладкий чай, в котором вязли практически все чувства и эмоции.

Вот только Фортуна обиделась. Возмущённо надув щёчки, она выпрямилась и от души засадила с ноги прямиком в пах пану Маллою. Тот лишь удивлённо поднял лысую надбровную дугу, прикрытую наскоро состряпанным эрзацем кожи.

— Знаешь, ты меня так напичкала болеутоляющими заклятиями, что я, наверное, не ощутил бы боли, даже если бы у меня там всё ещё была мошонка.

— Знаю! — обиженно ответила девушка, отворачиваясь и скрещивая руки на груди. — Потому и пнула! Даркен, я же переживаю, если это вдруг не очевидно! Вообще-то, ты в плену побывал! Над тобой издевались! После такого быстро зарабатывают ПТСР! И это в лучшем случае!

— СПГС, — поправил её молодой человек.

— ПТСР! Посттравматическое стрессовое расстройство! — возмущённо топнула ножкой некромагичка и обернулась через плечо. — Кто из нас лекарь? Ты или я? И что за СПГС такой?

— Синдром поиска глубинного смысла, — ответил Даркен. — Он останется при мне. А стрессовое расстройство мы сейчас купируем: пока внутри меня плещется твоё ядрёное успокоительное, я выжгу все особенно тяжёлые воспоминания, оставив только самое важное. Спокойно и без нервов. А вот с поиском глубинного смысла ничего поделать не получится.

Молодой человек повернулся в сторону стоящего поотдаль молчаливого громилы и коротко кивнул ему, а затем поднял руки, чтобы «номеру три» было удобней облачать сюзерена в доспехи.

Маллой-младший собирался явиться подчинённым, как победитель. А победители идут своими ножками. Даже если появление на публике изрядно затянулось.

— Значит, с тобой всё будет в порядке? — переспросила Туна, а затем медленно выдохнула, приложив пальцы к груди. — Забавно… я сейчас волнуюсь больше, чем ты. И ведь логично же говоришь, но что-то меня гложет.

— Ты столкнулась с тем, чего не можешь понять. И ты не способна осознать, что же именно тебе понять не дано. Всё же на виду: и опасности, и методы проиводействия им. Но пугают тебя именно те изменения, что произошли со мной. Ты понимаешь, что перед тобой не тот Даркен Маллой, которого ты всё это время знала.

— Возможно, — не стала спорить девушка. — Возможно, что ты прав. Но скажи мне, раз уж ты так хорошо понимаешь, что именно с тобой произошло: как именно изменился Даркен Маллой?

— Сложно выразить словами, — молодой человек даже не притронулся своими неуклюжими пальцами к застёжкам кирасы, оставив их на попечение «номеру три». — Глобально я не изменился. Просто стал лучше понимать некоторые вещи. Мне теперь дано осознать разницу между различными версиями одного человека, и почему тому, кто мог пройти Ад, но не прошёл его, стыдно перед тем, кто в Бездне побывал. Это, кстати, и сгубило моего друга.

Некромаг кивнул в сторону своего двойника, лежащего на неровной пыльной плитке.

— Кстати, Туна, я только сейчас подумал: разве не проще было бы взять частичку меня и пересадить её в практически целое тело, нежели восстанавливать эту развалюху?

— Проще, — согласилась девушка. — Но менее зрелищно. Кроме того, чувствовал бы ты себя после такого финта с моей стороны, весьма паскудно. И тут уже я ничего не смогла бы поделать: процесс связи души с телом ускорить невозможно.

— Справедливо, — согласился молодой человек. — Ладненько, давайте уже потопаем на выход, а то нас уже, небось, порядком заждались. Мы насколько припозднились?

— Ая заходила тебя проведать сорок минут назад, и до того момента ещё час, — доложился Гало. — Думаю, челядь уже порасползалась по домам, исключая минимальное оцепление и специалистов, собирающих останки и трупы, а вот ковен весь на месте.

— Интригу мы держим долго, да? — усмехнулся Даркен. — Ладно, пошли. Я сброшу по дороге излишки… топайте лучше вперёд, а то заклинания у меня мощные будут выходить. Очень мощные. Я прямо чувствую это.

2.

Предсказание Гало относительно обстановочки наверху оказалось весьма близко к истине.

Челядь, действительно, не стала дожидаться пафосного явления пана Маллоя. Если не считать, конечно, начальников. Рядовые разъехались, кто по больницам, зализывать раны физические, а кто по домам — разбираться с духовными. Молодой человек был уверен, что большая часть простолюдинов, шуршавших по округе, приехала сюда уже после сражения.

Кстати, поле брани выглядело весьма живописно. Даже красиво.

Оставшиеся лежать на земле тела — принадлежавшие, надо полагать, мутантам и только лишь им, ибо человеческим останкам не место под открытым небом — были уютно укрыты пушистым снежком, который много где оставался нетронутым, даже несмотря на активную движуху среди челяди. Из-за этого складывалось весьма своеобразное ощущение. Какое-то умиротворённое. Уютное. Словно бы не было никаких изуродованных и разорванных на части снарядами, да мощными заклинаниями, насекомоподобных тварей, брызгавших кислотой. Словно бы никто не умер, а все лишь уснули

Так и хотелось лечь рядом и натянуть на себя это пушистое мягенькое белое одеяло, спрятавшись под ним от яркого солнышка.

А может, это всё вина не живописности пейзажа, а того магического коктейля, которым Фортуна в принудительном порядке успокоила нервы сюзерена?

Так или иначе, Даркен вышел на улицу, чуть прищурил очи от лучей небесного светила и улыбнулся миру, ничуть не смущаясь того факта, что из-за наспех натянутой на его физию суррогатной кожи, подобный выверт мимики всё больше напоминал скалящуюся черепушку, чем достойную живого человека лыбу.

А вот подчинённых изрядно смутил новый облик сына рода Маллой, да тот факт, что из свёртка, что тащил на плече флегматичный Гало, торчала до боли знакомая блондинистая макушка. Похоже, что подобное явление они сочли изрядно экстравагантным даже по меркам Дарка, однако сказать ничего не решались, не зная, как именно может отреагировать на вопросы босс, вернувшийся совершенно не таким, каким уходил.

Молчание. Поведение баранов. Одна из того списка причин, по которым сын ректора к людям из внутреннего и внешнего круга относился совершенно по-разному.

Даркен развёл руки в стороны и окинул присутствующих взором доставшихся ему от двойника пронзительных серых очей, которые пересадила сюзерену Фортуна, спешно заменяя суррогатные глаза на что-то, что выглядит хоть сколько-нибудь по-человечески.

— Братья! Сёстры! Кузены и кузины! И им сочувствующие! Давненько я вас всех не видел! Пару дней ведь, да? — переспросил он у Гало.

Громила показал рукой неопределённый жест, который можно было бы характеризовать, как «более-менее».

— В общем, это время я провёл с пользой. Опробовал техники экстремального массажа! Пообщался с интересными людьми! И услышал много такого, что не говорят гостям, которые имеют шансы после подобных разговоров остаться в живых!

Публика оживилась. Неуверенный в себе внешний круг наконец понял, что стоящий пред ними типок, смутно напоминающий человека, всё же их старый добрый Даркен Маллой. Тот самый пройдоха, который любую беду обращает себе во благо, да ещё и делает вид, что всё так и было задумано. И не важно, как он выглядит. Не имеет значения, какие потрясения выпали на его долю.

Даркен Маллой останется Даркеном Маллоем. Точка.

А ещё, его речи довольно внятно говорили наиболее смекалистой шляхте, что начальство сумело выяснить кое-что важное о своём противнике, и впереди их всех ждёт ещё как минимум одно столкновение с живой силой врага.

Столкновение, которое несёт одним славу и уважение, а другим — в лучшем случае, погибель.

— Вы правы! Вы абсолютно правы! Нас ждёт война! — развёл молодой человек руками. — Сегодня мы нанесли мощный удар по ресурсным базам нашего недруга! Но он всё ещё не повержен! Он не испытывает нужды уползти прочь, подволакивая конечности и заливая свой путь слезами! Хотите ли вы знать имя нашего врага?! Хотите ли вы знать, кто дерзнул покуситься на сами основы богемийского общества?! Кто эта редиска?!

— Да-а-а-а!!! — ответил оратору стройный хор.

Некромаги и высокоранговая челядь. Они кричали в один голос, словно рота солдат, заранее вымуштрованная сотрясать воздух исключительно одновременно со своими товарищами.

— Хотите знать, кто презирает шляхту, но при этом считает себя в праве использовать челядь, как разменную монету?!

— Да-а-а-а!!!

— О-о-о, я знаю! Я знаю имя! — Даркен поднял палец и тихонько рассмеялся совершенно искренним, весёлым смехом. — К нам явилось древнее зло! Сертифицированная сволочь! Попаданец из древней Форгерии обратно в Форгерию! Некромагичил и водил армии ещё во времена античности!

Молодой человек выдержал паузу. Цепкий взор серых глаз скользил по лицам подчинённых. Отмечал детали мимики. Ждал, когда терпение слушателей вот-вот закончится.

От взгляда сына рода Маллой не укрылось, насколько сильно отличалось нетерпение одного единственного человека на фоне всех остальных. Виктор. Виктор Злобек. Если все остальные демонстрировали предвкушение, то ворон, глядящий на оратора исподлобья, был напряжён, как человек, который опасался услышать нечто, что ему не понравится.

Интересная деталь. Очень интересная. Но её некуда было класть в мозаике причинно-следственных связей. Приходилось просто отложить в сторону с пометкой «изучить получше».

— Ганнибал! Да-да, тот самый! И потому я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен!

Даркен лихо вскинул кулак, и его жест повторили почти все слушатели. Но не Виктор. Он усмехнулся, опустил голову и слегка покачал ей. Как человек, который определённо знал больше, чем те, кто его окружает.

Но кто, кроме «номера один» обратил внимание на странное поведение пана Злобека? Никто. Народ ловил волну, создаваемую речами и жестикуляцией лидера. Людям было важно ощутить свою значимость, нащупать момент, когда удобней всего выслужиться перед сыном высокого рода и урвать себе кусочек с барского стола.

— Враг подкован в создании мутантов, он умеет действовать на чужой территории, заключать кратковременные союзы и стравливать соседей друг с другом! В ближайшее время нас ждёт новый бой, и нам этот бой навяжут! Я хочу, чтобы каждый из вас был на низком старте! — молодой человек решительно ткнул пальцем в сторону земли рядом со своими ногами, жестом обозначая фундаментальную важность этого указа. — Соберите свои летучие отряды! Почините сломанное оружие и обновите прах в державах! Будьте готовы подорваться средь ночи! Некогда мой великий предок Сципион Африканский уже обломал рога этому сатиру, и будьте уверены, что я сделаю это вновь!

На сей раз стройности голосов не было. Кто-то поддакивал. Кто-то молча кивал. А кто-то погрузился в задумчивость, обмозговывая сказанное и собирая в кучу информацию об имеющихся у него ресурсах. К последней категории относилась, в основном, не самая богатая шляхта, да командование челяди, понимающее, как легко будет допустить в текущей ситуации ошибку, которая вполне может стоить виновному не только головы, но и посмертия.

— Но мне нужен крепкий тыл! Так ступайте и обеспечьте мне его!

Слушатели козырнули. Каждый по-своему. Кто ударил кулаком в нагрудную бронепластину, а кто приложил руку к виску в жесте воинского приветствия. И разошлись. Кто решительно ступал, точно зная, куда надо успеть, а кто расслабленной походкой человека, считающего, что имеет право отдохнуть.

Но Виктор двинулся прямиком к «номеру один».

— Дарк, — молодой человек ощутил, как Фортуна дёрнула его за локоток. — У меня тут на связи Ёлко.

— Отлично, дай сюда трубку, — ответил сын рода Маллой и, не дожидаясь реакции со стороны дворянки, уверенным жестом забрал у неё из рук мобильный. — Алло? Дорогая?

— О, Семеро, что у тебя с голосом? — раздался из динамика ошарашенный голосок «номера два». — Туна, конечно, упоминала, что тебя сильно потрепало, но мне думалось, что уж за два часа-то тебя могли собрать заново.

— Знаешь, иногда сделать что-то с нуля проще, чем переделывать, — просипел в трубку Дарк. — Меня сильно размотало…

— Броню тоже, — упавшим голосом ответила девушка.

— Пришлю к ней Фортуну, — ответил молодой человек. — Послушай, ты мне сейчас нужна. И как аналитик, и как возлюбленная. Можешь приехать ко мне в поместье?

— Могу, но… думаю, тебе лучше добраться до храма Лешей.

— Э-э-э… что?

— Я не могу сейчас оставить Броню. Не когда ей так тяжело. Не в самом начале наших с ней отношений.

— Ваших с ней отношений? — Дарк тут понял, что ничего не понял. — Так! Меня не было всего пару дней, а вы тут уже, оказывается, в отношениях?

— Не бухти, — вздохнула Ёла. — Так будет лучше для всех. Ваша с ней свадьба серьёзно усилит род Маллой: события последних суток существенно укрепили ей статус богини…

— Отключи. В себе. Рационала, — отчеканил в трубку молодой человек. — Мне не нужно, чтобы девушка, которую я люблю, сводничала меня с другой.

— Это нужно мне.

Сказала, как отрезала. Даркен был вынужден замолчать. Потому что ему нечего было ответить. Слишком уверенно звучал высокий звонкий голосок слечны Каппек, слишком твёрдо. «Номер два» облачила в слова именно то, что хотела облачить. Здесь не имелось никаких разночтений.

Молодой человек попросил отключить рационала, и его собеседница отключила. Она аргументировала собой. Своими чувствами. Если уж не чувствами к Броне, которых, скорей всего, не было, то уж чувством собственной важности — точно.

Продолжив с ней спорить Дарк показал бы, что решения Ёлко для него не имеют значения. Лишь его собственные амбиции.

— Я приеду, — нехотя произнёс сын рода Маллой. — Но не потому, что считаю это правильным. Всё происходящее очуметь, как неправильно. Я приеду, потому что именно ты об этом попросила.

— Спасибо, Дарк, для меня это очень важно, — голос девушки наполнился теплотой. — Я вызову твоего тёмного дворецкого Вольдемара. Фортуне нужно будет уделить время Броне. И… ещё кое-кому. Ладушки, поговорим потом: мне ещё много куда нужно позвонить.

То, насколько в Форгерии традиционный звук разрыва соединения был схож с последним вздохом умирающего, в данной конкретной ситуации ощущалось, как ироничная насмешка мироздания. В другой ситуации некромаг бы наверное расстроился, но сейчас он был столь сильно накачан магическими антидепрессантами, что просто усмехнулся, абсолютно честно оценив шутейку судьбы.

— Поедем в храм, — он не глядя протянул телефон Фортуне, ловя выжидающим взором взгляд Виктора. — В храм Лешей, я имею в виду. Ладно, Вик, прекрати меня уже сверлить глазами: в моей броне, судя по всему, сейчас лишняя дырка появится.

— Вы не знали или сознательно умолчали? — поинтересовался ворон.

— Разумеется, я сознательно умолчал, что за глупый вопрос?! — возмутился Дарк. — Говорить такие вещи при всём честном народе без подготовки — неимоверная глупость! А о чём я умолчал, кстати?

— Предлагаю обсудить этот вопрос уже в Даркомобиле, — сделал Вик изящный приглашающий жест.

— Отличная идея! — улыбнулся «номер один». — Кстати, куда мне лучше скинуть броню?

— Ко мне в машину, — отозвался доселе молчавший Лукан Кучера откуда-то сзади: видать бочком-бочком занял-таки местечко за спиной начальства, пока оно толкало речи. — Мы ведь сегодня на фургончике прибыли.

— Ну, тогда не будем тянуть, — небрежно пожал плечами сын рода Маллой.

3.

Даркомобиль неспешно скользил меж домов, будто бы вовсе не касаясь колёсами покрытого белым снежком асфальта. Не то, чтобы Даркен не успел привыкнуть к качественной подвеске своей именной машины, однако сейчас это ощущалось, словно вишенка на торте сказочной атмосферы.

Ещё там, на пустыре, густое одеяло снега казалось элементом чужеродным, но желанным. Словно прибывшим из иного мира, где нет жестокости и насилия, а ответ на вопрос «правда, мы будем всегда?» — положительный без всяких экивоков и утаиваний. Но там одеяло укутывало поле брани. Мёртвое. Сейчас же белые пушистые сверкающие колючки лежали на газонах, деревьях, козырьках магазинчиков и подъездов, обращая серенький, но всё же живой спальный район, выстроенный из безликих коробков многоэтажек и неуклюжих практичных торговых точек, проросших то тут, то там, словно грибы или мох, в поистине красивое и даже уютное место. Словно декорации советской новогодней истории старого мира Даркена.

Быть может, это всё было не столь красиво, как казалось молодому человеку, но комбинация ностальгии и колдовских успокоительных делала своё дело, позволяя восторгаться, по сути, совершенно бытовыми мелочами.

— Так о чём я умолчал, Вик? — обратился «номер один» к водителю.

Да, за рулём находился ворон. Хозяин машины решил не спорить с этим. Он догадывался, что наличие у пана Злобека ключей не являлось случайностью. Скорей, сие был знак о том, что та, кто обычно заведует ключами, считает текущего их обладателя достойным доверия. В определённой мере.

Сам Даркен не долго думая плюхнулся на переднее пассажирское к явному неудовольствию Фортуны, вынужденной делить заднее сидение с уже успевшем где-то раздобыть несколько сочащихся жирным соусом гиросов Гало.

— О роли слечны Глашек, разумеется, — ответил Виктор. — Точнее, её иной версии, официально не признанной оригиналом.

— А откуда ты об этом узнал? — изогнул надбровную дугу сын ректора.

— Не то, чтобы слечна Лешая скрывала эту информацию. Я умею сопоставлять факты. Да и разговор синеокой аватары божества с паном Праведным был достаточно информативен. Если знать, на что обращать внимание, разумеется.

— Паном Праведным? — усмехнулся Дарк. — Гало говорил, что он — весьма миленькая тян. Многое удалось выдавить?

— Не то чтобы, — ответил ворон. — Но это исключительно из-за нехватки времени: думаю, выяснить детали будет не очень-то сложно. Полагаю, собрав воедино всю имеющуюся у нас информацию, мы сможем увидеть картину целиком.

— Увидеть или осознать? — хохотнул «номер один», отлично понимая, что радуется не самым радостным вещам. — Там всё довольно запутанно. Как я понял, Ганнибал-тян, когда пригревал у себя на грудях копию Глашек, понятия не имел, с чем придётся столкнуться?

— Ганнибал-тян? — удивлённо переспросила Фортуна. — Да ладно? Он — женщина? Его этот статус устраивает?

— Ага, он женщина. Причём мелкая, рыжая и очкастая. Веснушчатая пигалица, — ответил Дарк. — Думаю, Ганя сейчас выглядит младше, чем есть на самом деле. В смысле физиологического, а не ментального возраста, конечно же.

— Довольно много поводов изменить своё тело, — задумчиво произнесла Туна. — Неужели древний некромаг не мог всё это исправить? Несоответствие пола? Проблемы с глазами?

— Ты переоцениваешь уровень некромагии времён античности, — улыбнулся Даркен. — То, что у них считалось «гением», ныне — уровень начала второго курса. Я лично схем Гани не видел, но копия Глашек много смеялась и громко удивлялась «как эта ересь вообще работает». Кстати, давайте придумаем Тёмной Глашек какое-нибудь другое название, чтобы точно не перепутать с Глашек Светлой.

— Давайте назовём её Перловкой? — предложил Гало.

— Почему Перловкой? — удивилась Туна.

— Не люблю перловку, — поморщился «номер три». — Но она у нас достаточно дешёвая, поэтому курса до второго я постоянно ей давился.

— Я хотел предложить вариант «Не-Джо», чтобы сделать отсылку к «Часовому Армагеддона», но Перловка — куда веселей, — усмехнулся Дарк. — Плюс, правильней называть «Не-Джо» кого-то, о ком мы знаем всё, кроме имени. А тут у нас всё совсем наоборот: имя есть, а с психологическим портретом глухо.

— Психологический портрет имеется, как минимум, у слечны Глашек, — заметил Виктор. — Возможно, ещё и у слечны Каппек.

— Так… говоря о психологических портретах… — вмешалась в ход беседы Туна. — Так что там с Ганнибалом? Он что, правда может создать паразитное заклинание-трансформер, но не способен вылечить себе глазки или сменить набор гениталий? Серьёзно?!

— Да, — без тени иронии ответил ей «номер один». — Так и есть. Во всём, кроме своей основной фишки, Ганя — студент-первак, причём не самого лучшего ВУЗа. Конечно, великий полководец прошлого старательно заполняет лакуны в своём познании некромагии, роя носом интернет. Но не так-то просто за пару лет нагнать двухтысячелетний разрыв в науке колдовства.

— Аналогично и в других аспектах, — заметил Виктор. — Все науки, включая социальные и военные, шагнули далеко вперёд. Что во времена, когда Карфаген ещё не пал, было вершиной тактики и стратегии, ныне — примитивнейшие трюки. По сути, наш противник сейчас должен восприниматься не как гениальный полководец, а как просто талантливый варлорд-самоучка.

— Звучит не очень страшно, — отметил Гало, рассеянно шарясь по карманам в поисках завалявшейся где вкусняшки.

— Не советую вам недооценивать Ганнибала, — ворон бросил на мегатериума короткий, но очень внимательный взгляд чрез зеркало заднего вида. — Его талантов и харизмы хватило, чтобы долгое время водить за нос того же пана Праведного, который в прошлой жизни был человеком военным, да ещё и не самого низшего сословия.

— Долго? — изогнула бровь Фортуна. — Как давно Мец и Ганнибал знакомы?

— С самого детства, — ответил Дарк. — Ганя — рыжая соплячка, и наш дорогой друг-самурай — член рыжей многодетной семьи. Конечно, это просто предположение, но я на девяносто девять и сорок три сотых процента уверен, что если я попрошу показать мне фотографии четы Праведных с их спиногрызами, там будет это маленькое очкастое создание.

— Всё сходится, — кивнула дворянка. — В целом, я уже представляю себе жизненный путь карфагенянина в Богемии: великий полководец прошлого рождается средь челяди…

— Бедной челяди, — вставил свой червонец Гало, судя по шуршанию, таки нашедший, чем подкрепиться.

— Тем более, — вновь кивнула девушка. — Не могу сказать, что я бы поступила также, как и он. Скорей, предпочла бы легальный путь, но шляхта не очень любит двигаться с насиженных мест. Никто не любит. А бывшему полководцу, уже единожды пережившему свою смерть, военный путь вряд ли претит столь же сильно, сколь и мне. Но что мы имеем по их связи с Перловкой?

Даркен пожал плечами.

— Я был свидетелем лишь следствий их знакомства. И сейчас Ганя находится не в завидном положении: Перла обладает слишком большой силой, а её психология и до обращения в богиню была тем ещё вывихом мозга. Сейчас уже сложно понять, кто из этих двоих инструмент, а кто — мастер. Думаю, карфагенянин был бы не против избавиться от столь опасной подружайки, но давний противник моего рода — отнюдь не тот человек, с которым я склонен заключать союзы.

— Думаю, я поняла, как они встретились! — обрадовалась Туна. — Сковронский же упоминал о «таинственном сюзерене». Теперь, когда мы знаем, что это Ганнибал, логично предположить, что в его интересах было заявиться в Ковач, к Стенающей Роще. Было бы странно, если бы он не захотел себе ручную богиню. Глашек сейчас у многих вызывает интерес: у принцессы Слунце, например.

— Да-а-а-а… этот интерес, наверное, был бы даже раздражающим, если бы я имел физическую возможность испытывать раздражение, — хмыкнул «номер один». — Впрочем, думаю меня бы больше раздражал тот факт, что казалось бы побеждённые Сковронские так быстро вновь дали о себе знать. Администратор Стрыга… даже изменив внешность и голос Экза осталась Экзой.

— А ты проницателен, — с уважением произнёс Гало.

— Я тебя умоляю! — взмахнул руками «номер один». — Она хотела, чтобы я её узнал. Для девочки было крайне важно, чтобы я понимал, за что меня так сильно мучают. Впрочем, думаю, мне стоит сказать «спасибо» её одержимости. Ганя хотел изничтожить меня с концами, стерев душу в порошок на каком-то специфическом ритуале. Но Экза, по научению Перлы, в ответ на вопрос «кто здесь Даркен Маллой» ткнула пальцем в другого человека.

— Не думаю, что карфагенянину удалось бы осуществить задуманное, пока средь запасов вашего славного рода имеется хотя бы частичка вашей плоти, — выразил сомнение Вик.

— Экзи так же говорила, — усмехнулся сын ректора. — Но многозначительное «вода камень точит» Гани намекнуло мне, что пара-тройка таких процедур в сравнительно короткий промежуток времени могла бы настолько сильно травмировать мою душу, что восстановлению я бы подлежал лишь формально.

— В универе такому не учат, — задумалась Фортуна. — Вряд ли потому, что твой папенька страдает от переизбытка человеколюбия…

— У него с человеколюбием, как у меня с кошками: он любит смотреть на него со стороны, умиляться, может даже погладить пару раз, но никогда не заведёт себе нечто подобное, — взгляд Даркена задержался на группе детишек и их мамочек, что высыпали на пустырь перед домом, дабы заняться оперативным возведением снеговика. — Впрочем, разве для кого-нибудь из нас будет секретом, что у любого дворянского рода есть пачка магических… секретов? Тут уж нет ничего удивительного или необычного. Тем более, что происходящее сейчас с Глашек достаточно чётко даёт понять: механизмы распределения потоков памяти, незыблемость которых лежит в основе нашего общества, не столь совершенны, как принято считать.

В салоне авто на несколько секунд повисла тишина. Некромаги обдумывали сказанное, складывали вместе детали головоломки и пытались осознать, чего именно не хватает в получающейся мозаике.

Молчание нарушила Туна, озвучив то, до чего каждый итак уже дошёл своим умом.

— В личность можно вмешаться извне… происходящее с Глашек, хоть и выглядит необычно, на самом деле, не выходит за пределы университетской программы. Все знают, что при оживлении человека можно настроить его память таким образом, чтобы она была доступна всем двойникам. Однако никак нельзя получить доступ к памяти этих двойников, если те её не «расшарили».

Вик неспешно, словно в замедленной съёмке, кивнул.

— Как человек, находившийся рядом со слечной Лешей в непосредственной близости в моменты её последних «приступов божественности», могу сказать, что получаемая ей информация не структурирована. Она «ловит» не сознательное, а подсознательное. Думаю, это оттого, что души запытанных в Коваче всё ещё находятся при ней, а все формулы оживления, известные некромагам рассчитаны на стандартную структуру внешнего контура. Другой вопрос… что я только что осознал, какой именно трюк хотел провернуть Ганнибал.

Даркен выразительно изогнул надбровную дугу и обернулся в сторону водителя.

— М-м-м-м? — вопросительно протянул сын ректора.

— Пытки… если бы карфагенянин был заинтересован только в уничтожении души, он бы не отдал пана Маллоя в руки Сковронской даже на пару дней: юная слечна вряд ли ему настолько нужна, чтобы древний полководец решил рискнуть шансом на ритуал ради поигрулек этой мстительной особы с нервной системой своего обидчика, — ворон решительно мотнул головой. — Нет, панове. Ганнибал не мог не знать о том, насколько быстро привыкли жить коренные обитатели XXI века и гости из предыдущего столетия. Ему было необходимо, чтобы на момент ритуала в памяти жертвы имелся набор травмирующих событий, которые можно было бы принудительно «расшарить», прежде чем стереть всё остальное.

— Хитро, — восхитилась Фортуна. — Читать чужую память некромаги не умеют, но уловить мощь эмоционального окраса, отделяющую насыщенное колдовское топливо от ненасыщенного нам под силу. Расшарь насыщенное, выжги ненасыщенное. Почему мы ещё не используем обратный принцип для лечения психозов?

— Потому что насыщенными бывают не только травмирующие воспоминания, — заметил Гало. — Сильные положительные, стирать никак нельзя: они часто являются каркасом личности, и та разваливается, если их убрать.

— Да-а-а-а, — задумчиво ответил Даркен. — Такая вода и впрямь сточит любой камень. Мне дико повезло, что всё обернулось именно так: Экзи послушалась именно Перловку, а не карфагенянина, а потому все травмирующие события не попали в общий доступ и оказались выжжены в рамках профилактического каста, моя текущая личность не была уничтожена, да и сама Сковронская из-за необходимости тащить за собой чумодан с моей тушкой не сумела скрыться от моего двойника.

Сын рода Маллой пару секунд мысленно разглядывал новые кусочки головоломки, а затем задал очередной вопрос.

— Но зачем Перловке потребовалось спасать мою личность от разрушения? В смысле… не думаю, что это то, что она делала по приколу. Хотя это существенно подняло бы мой градус интереса к её персоне.

С заднего сидения раздалась тихая хрюкающая усмешка Гало.

— Как будто бы без того твой градус интереса к Перловке низок.

От взора серых глаз Даркена, пытавшегося найти в зеркале заднего вида лицо громилы, не укрылось, как Туна поджала губки и поспешила отвернуться к окну. Необычное поведение для рыжей красотки: обычно она умеет держать лицо. Чтобы какая-либо непрошенная эмоция сумела миновать привычку дарить миру исключительно многократно отрепетированные жесты и мимику, она должна быть не только сильной, но и достаточно неожиданной.

Иными словами, у слечны Штернберк появилась какая-то догадка, которая ей самой сильно не нравится, но которой она предпочла бы не делиться с товарищами по ковену.

В какой-то момент рыжие, словно осенняя листва, очи Туны поймали отражённый зеркалом взор пана Маллоя. Даркен слишком долго и слишком внимательно изучал реакцию подчинённой, и это от неё не укрылось.

Губы девушки шевельнулись, дозволяя разуму облечь непрошенные и неприятные мысли в слова.

— Есть несколько пророчеств, которые при определённой трактовке слишком легко ложатся друг на друга. Одно из них предполагает активные действия со стороны потомка рода Сципиона Африканского. И эти активные действия приведут к войне… к мировой войне. Что довольно удобно для божества Хаоса, которым и является Лешая.

— Я могу узнать, что это за пророчества? — поинтересовался Даркен.

— Пророчество про мировую войну, думаю, известно каждому: тут нет ничего мистического, просто умозаключения попаданцев из реальностей, где подобное, в отличие от Форгерии уже происходило, — ответила Туна. — Учитывая, что магическое оружие массового поражения в связи с последними достижениями науки и шпионажа резко потеряло в эффективности, сейчас самое время для того, чтобы начать активно махать кулаками.

Машина плавно свернула в сторону промзоны: разумеется, был маршрут и покороче, однако перекрытие улиц привело к образованию пробок, которые в ближайшее время вряд ли рассосутся, а оттого и приходилось ехать к храму Лешей кружным путём.

Сын ректора задумчиво поднял очи к потолку. Конечно, молодой человек предпочёл бы, чтобы над головой сейчас не было крыши, и ничего не мешало бы глазеть на яркое солнышко в серых небесах, но по такой погоде Даркмобилю следовало бы забыть о своей кабриолетной сущности и не вспоминать до самой весны.

— А ведь недавний приступ Броньки существенно ускорил вялотекущие процессы, — пробормотал себе под нос «номер один». — Это, конечно, ещё ничего не доказывает, но выглядит подозрительно: божеству хаоса и прямь выгоден хаос мировой войны. Та-а-ак… а род Сципиона Африканского? Это ты сейчас не про те слова пифии: «три твоих потомка будут править Римом»?

— Римом правили только двое, — многозначительно изогнула бровь слечна Штернберк.

Фортуна не стала говорить больше. Её поза, со скрещенными на груди руками, её осторожные фразы и цепкость взора значили куда больше, чем любые слова.

Однако эффект сильно смазало вмешательство простодушного Гало.

— Так, а почему мы все думаем на Дарка? Как будто бы у Сципиона потомков мало?

Взгляд Туны даже не говорил, он кричал «номеру три» о том, насколько тот, по мнению хозяйки взгляда, непроходимо туп и лишён минимального чувства такта.

Но вместо девушки громиле ответил сын рода Маллой.

— Во-первых, я живу за пределами Рима. Даже более того, я живу за пределами государства, под контролем которого этот город сейчас находится. Так что, скорей всего, если я захочу порулить там, то не выдвину свою кандидатуру на выборы мэра, а отобью его у Корсики, — развёл руками молодой человек. — Во-вторых, я достаточно молод и горяч для того, чтобы решиться на такую авантюру. Ну и в-третьих, я тупо ближе всех к текущей аватаре хтонического божества.

Даркен не выдержал и хохотнул.

— Но опираться на подобные выкладки: бесконечно глупо!

На сей раз обжигающий взор Фортуны достался уже сыну ректора, осмелившемуся столь беспечно отозваться о том, что столь сильно беспокоило прекрасную слечну.

— Серьёзно, Туна, просто нельзя выдвинуть одну единственную, пусть даже и гладко выглядящую, версию событий и цепляться за неё всеми конечностями, закрывая таким образом свой разум от всех остальных, равновероятных вариаций объяснения. В конце концов, меня кто-нибудь спросил, интересен ли мне Рим? А вдруг я, когда говорю, что собираюсь править всем миром, просто прикалываюсь?

В салоне авто вновь воцарилась тишина, но её свергли спустя всего несколько ударов сердца.

— Бред какой-то, — покачал головой Гало.

— Ты хоть сам в это веришь? — скептически изогнула бровь Туна.

— Для человека, который не желает власти, вы слишком быстро копите мощь, — высказал своё мнение Вик.

— Да, действительно, что-то неубедительно прозвучало, — согласился с подчинёнными сын рода Маллой.

4.

Наконец, Броня сумела собрать воедино все свои мысли, чувства, разложить по полочкам все эмоции, расставить приоритеты и наступить на горло всем своим страхам.

Только сегодня девушка осознала, насколько верным решением было при строительстве храма озаботиться «крепостью одиночества»: просторной комнатой без единого источника света, обитой изнутри металлом.

Броня не знала, сколько времени провела за закрытыми дверьми. Это не имело значения. Важным было лишь то, что девушка могла расслабиться. Позволить себе в гневе бросаться на стены и кромсать их клешнёй, вминать металл ударами кулака и грызть обломки с нездоровой смесью жадности и злобы. И никто от этого не пострадал. Абсолютно никто.

Наконец, скрипнули петли, возвещая об открытии створки. Кромешную тьму прорезал луч света, осветивший не только обнажённое тело, не успевшей восстановиться после недавней схватки слечны Глашек, но и кусок стены, всем своим видом говорящий о том, что придётся потратиться на ремонт «крепости одиночества».

На пороге стояла Ёлко, а за её спиной можно было разглядеть взволнованные моськи Илеги и слечны Штернберк.

— Броня… ты… уже всё? — уточнила аналитик. — Мы уже пять минут не слышим скрежета металла и грохота.

— Да, всё в порядке! — бодро отозвалась Лешая и широко улыбнулась. — О, Туна! Рада, что ты отозвалась на мою просьбу! Как видишь мне… надо бы привести себя в порядок.

Ёла послушно отошла в сторону, пропуская вперёд рыжеволосую красавицу. Та не торопилась входить в жутко выглядящее помещение, покрытое шрамами от попыток сдержать беснующуюся слечну Глашек. Разве что сделала пару неуверенных шагов навстречу синеглазке.

— Здесь не только я. Даркен тоже прибыл. Та его версия, которую спасли из плена. Его уже успели «починить», так что, выглядит главный уже прилично, но если он будет себя вести неадекватно, не удивляйся.

— С чего бы мне удивляться неадекватно ведущему себя Дарку? — фыркнула Броня, поднимаясь с места. — Это ведь его обычное состояние. А с вами-то что, слечна Штернберк?

— Со мной? — осторожно переспросила Фортуна.

— Ты собралась пересобирать меня в комнате, где нет источников света? — спросила Лешая, уверенно направляясь к выходу. — Это же неадекватно! Илега, ванна готова?

Русоволосая попаданка, довольная тем, как уверенно и бодро себя ведёт госпожа, лучезарно улыбнулась.

— А то! Как грохот стих, так начали набирать! Там и светло, и грязь смыть можно, и вообще! — она рассеянно почесала кончик своего острого носика и стрельнула в сторону слечны Штернберк хитрым взглядом васильковых глаз. — Ванная буквально в соседней комнате. Помнится, мне приходилось много ругаться со строителями, которые считали этот проект чересчур замороченным и неправильным.

А вот Ёлко жизнерадостного настроя камеристки Лешей не разделяла.

— Броня, ты точно в порядке? Когда ты только заявилась в храм, на тебе лица не было, а сейчас ты ведёшь себя уж чересчур бодро.

— Ой, я что, не имею права себя немножко пожалеть? — небрежно отмахнулась от вопроса аватара божества. — Ты лучше скажи, Жаки и Меца уже оживили?

— Да, — кивнула аналитик. — Слечна Кюсо взялась сторожить пана Праведного. Сказала, что уже достаточно хорошо изучила все его трюки и больше не упустит.

Броня вскинула бровь.

— Виктор в храме?

— Да, — кивнула Ёлко. — Он пострадал незначительно: пара ожогов и ушибов.

— Пусть сменит Жаки на посту, а слечну Кюсо направьте ко мне. Похоже, я недооценила мощь комплекса неполноценности бедняжки.

— Я займусь этим! — весело вскинула ручку Илега и тут же, не дожидаясь одобрения госпожи, умчала в сторону выхода, звонко цокая каблучками.

Синеглазка некоторое время смотрела вслед убегающей служаночке, не отказывая себе в удовольствии умильно улыбнуться, а затем обернулась к Фортуне.

— Elsis… ещё кое-что, пока я не забыла, а ты не приступила к моему исцелению: подставь, пожалуйста, ладошки?

Слечна Штернберк медлила где-то секунду, прежде чем наконец шагнула к Броне и исполнила просьбу. На губах дворянки появилась смущённая улыбка.

— Прости, мы с Ёлко изначально настраивались увидеть тебя в ином настроении, а потому и выглядим столь рассеянными.

Раздался громкий щелчок, какой звучал каждый раз, когда смыкались самодельные челюсти левого предплечья, и в сложенные «чашечкой» ладошки Фортуны упал откушенный указательный палец синеглазки.

— Ух! — удивлённо вскинула бровки красавица. — Холодный! Даже ледяной!

— Ну, я же Лешая. Хтоническая богиня Хаоса, — небрежно пожала плечиками слечна Глашек. — Я, вообще-то, просто обезболить его пыталась, но видать слегка «перебрала». Думаю, со временем он перестанет «фонить».

— Почему ты даёшь его мне? — поинтересовалась Туна, возлагая левую длань на державу, чтобы добавить к магическому хладу отсечённого пальца новых оттенков: без нужного заклинательного контура лишённая связи с живым телом плоть быстро придёт в негодность самым неаппетитным из возможных способов. — Разве род Маллоев больше не обеспечивает тебе восстановление?

Взгляд рыжих глаз красавицы скользнул правой кисти Брони. Три пальца: большой, средний и безымянный. На последнем поблёскивало кольцо с изящной гравировкой и небольшим ярким рубином.

— Не хочу, чтобы род Маллоев мог оказать на меня давление, — повела плечами девушка и аккуратно коснулась искалеченной ладонью щеки слечны Штернберк. — Туна… если я ругаюсь и отмахиваюсь от тебя, это не значит, что я не ценю то, что ты для меня делаешь. У меня в тот момент не имелось ни времени, ни моральных сил, чтобы говорить о предложении принцессы. И это было вдвойне неразумно, когда моё воскрешение из мёртвых целиком и полностью зависело от доброй воли ректора.

— Ты ему не доверяешь? — Фортуна опустила задумчивый взгляд на одиноко лежащий в её ладони перст синеглазки.

— Конечно же нет! — возмущённо воскликнула Броня. — И принцессе я не доверяю! Ты думаешь почему я столько времени размышляю о свадьбе? Я должна осознавать, какие цели преследует лицо, предлагающее мне брак, какие в этом случае у него будут выгоды, какие потери, и какими инструментами давления оно может и собирается воспользоваться.

— Диверсифицируешь риски? — изящно изогнула бровь рыжеволосая красавица.

— Я тебе доверяю, глупышка, — мягко улыбнулась Лешая. — Ты обо мне начала заботиться ещё тогда, когда никто не звал меня аватарой божества, когда я была простой безродной занудой, пусть даже многообещающей и привлёкшей внимание пана Маллоя. Выгоды, на которые ты рассчитывала тогда, определённо ниже, чем те, которые ты можешь иметь от отношений со мной сейчас.

Уголки губ Фортуны слегка дрогнули, а затем начали медленное, но уверенное движение по направлению к ушам. Лик дворянки озарила тёплая улыбка.

— Знаешь, было бы куда лучше, если бы ты остановилась после слова «глупышка» и не пыталась рационализировать причины своего доверия до полной потери жизни в словах.

В музыку девичьей беседы вмешался высокий звонкий голосок Ёлко.

— Зато так мы можем быть уверены, что пред нами именно та слечна Глашек, которую мы все помним и к которой привыкли. Только Бронька, находящаяся в здравом уме и твёрдой памяти, будет так старательно разжёвывать причины своих решений, что по итогу получается каша, употребить которую — целое искусство.

Розовоглазая нетерпеливо кивнула в сторону дверей, ведущих в ванную.

— Ладно, давайте уже пересоберём нашу зануду обратно, а то её нынешний внешний вид заставляет меня нервничать.

5.

Броня задумчиво смотрела на свою правую руку. Пять пальцев. Несмотря на то, что Фортуне пришлось их выращивать буквально с нуля, — в конце концов, у слечны Глашек, в отличие от Даркена, не имелось запасного тела, с которого можно было бы быстренько снять все необходимые «детали», — даже зная, где следовало искать помарки и ошибки, девушка не могла найти ни единого признака, который бы указывал на то, что эти пальцы были «не родными». Лишь временное ощущение чуждости, от которого не отделаться способом отличным от банального ожидания.

Персты Лешей утонули в золотистой шевелюре слечны Кюсо. Француженка всё ещё не решалась поднять на госпожу очей, однако уже начала тихонечко льнуть навстречу ласке. Кто бы мог подумать, что такой простой жест, как поглаживание по голове, детский и нелепый, будет оказывать на некромагичку столь сильное влияние.

— Я горжусь тобой, Жаки.

Как же Броне хотелось сказать эти слова раньше. Они буквально жгли горло, но не представлялось подходящего момента. В компании Ёлко и Фортуны было куда как сподручней говорить о делах, политике, проводить разбор полётов штурма клуба «Кампричикос», но никак не уделить внимание скромно сидящей в дальнем уголке большой глубокой ванны, больше напоминающей компактный бассейн, миловидной француженке.

Но теперь, когда аналитик и лекарь покинули помещение, удовлетворившись внешним видом и состоянием здоровья слечны Лешей, та смогла подозвать к себе Жаки и погрузить пятерню в мягкие, приятные на ощупь, длинные волосы подчинённой.

— Гор…дитесь? — в голосе девушки слышались разом надежда и недоверие.

— Ты сильно выросла с нашего с тобой последнего боя. Твоё поражение является не столько следствием ошибок или недостатка навыка, сколько результатом неприспособленности классической школы магии к противостоянию на сверхблизких дистанциях, — ответила Броня. — Но главное не это. Куда важней, что ты ни на секунду не усомнилась в том, кому намерена служить. Но знаешь, что заставило бы меня гордиться ещё сильней?

Ответом был внимательный взгляд больших голубых глаз блондинки.

— Если бы ты наконец перестала сомневаться в том, кем ты являешься.

Жаки некоторое время размышляла. Её личико, разом задумчивое и довольное, выглядело забавно и умильно.

— А кем я являюсь?

— Знаешь… правильней было бы, если бы я отправила тебя саму размышлять над ответом на этот вопрос, вот только ты этот ответ уже знаешь и ведёшь себя соответственно этому типажу, — спокойно ответила Броня. — В данный конкретный момент Жаклин Кюсо — это паладин Лешей.

Синеглазая задумалась. Даже её рука, шарящаяся в золотистых волосах француженки замерла к вящему недовольству последней.

— Не нравится мне слово «паладин». Оно вызывает ассоциации с весьма конкретными стереотипами. Тут определённо нужен феминитив. «Паладья». Есть такое слово?

— Паладинша? — изогнула бровь Жаклин. — Такое слово в богемийском точно есть.

— Да есть, но мне не нравится, как оно звучит. Сразу представляется какая-то толстая пани Клавдия из дешёвой студенческой — в смысле ВУЗа для челяди — столовки с цигаркой в зубах, — поморщилась девушка. — Фу, мерзость какая. Пусть будет паладья. Мне нравится. И вообще, я богиня или как? Как сказала, так и будет!

— Ладно, принято, — улыбнулась француженка, которую непосредственность госпожи больше не пугала, а расслабляла. — Раз уж мы с этим разобрались, тогда… погладь паладью!

Она решительно ткнула указательным перстом в лежащую на её макушке длань аватары божества, а затем слегка поелозила головой.

— Погладь паладью, златокудрую рыцаршу хаоса и обнимашек!

Синеглазка рассмеялась. Довольно и даже с некоторым облегчением. Паладья заслужила того, чтобы её погладили по голове.

— Твоя просьба исполнена, о храбрая слечна Кюсо.