Глава 5. Мертвецы не рассказывают историй


1.

Последние минут десять Даркен провёл, лёжа на шкафу. Не то, чтобы здесь было удобно валяться, однако же молодому человеку не было известного иного места в этом проклятущем облицованном бело-коричневой плиткой подвале, где интернет работал бы столь шустро, как здесь, у маленького прямоугольного окошечка под самым потолком.

По-началу «номер один» собирался просто позалипать в ленту соцсеточки, однако когда сразу после очередного мема увидел новость о том, как Броня Глашек прилюдно осадила правителя одного из самых могущественных государств мира, решил приобщиться к просмотру прямой трансляции королевского приёма. Разумеется, к той версии, что сопровождалась самыми угарными комментариями.

И, как оказалось, не зря.

Увиденное настолько шокировало Даркена, что он, забывшись о том, сколь близко к потолку находится его жёсткое ложе, попытался резко сесть, что, разумеется, вылилось в необходимость принятия профилактических мер против шишки.

Ни с того ни с сего Броня взъелась на наследника империи булкохрустов, да столь сильно, что на добрую четверть минуты впала в то состояние, в каком пребывала в последний раз в Коваче.

Перед своей смертью.

Конечно, камера оказалась не способна полностью передать все детали происшествия. Она смотрела строго под определённым углом, ей было не дано уловить потустороннего холода. Да и сама Лешая являлась вполне себе человеческих размеров мясной девочкой, а не огромной неоновой прелестницей в небесах, однако же тому, кто единожды видел то перевоплощение, ту манеру двигаться, словно бы ничто на свете не могло ей повредить, слышал эти интонации, было уже не перепутать ту сущность, что оторвала цесаревичу лицо, с мнительной молчаливой занудой Глашек.

Но данные события следовало характеризовать, как невозможные. И не потому, что Броне были недоступны те магические приёмы, что она демонстрировала в прямом эфире на весь мир, а оттого, что эти магические приёмы были недоступный конкретно данной версии Брони. Им следовало быть ноу-хау той версии синеглазой безродной студентки, что поглотила сотни запытанных Сковронскими насмерть душ и осталась расти человекоподобным древом средь руин в Коваче.

Откуда подобной силе и навыку появиться в руках той, что была восстановлена из пальца, предусмотрительно оставленного занудой для создания резервной копии незадолго до тех трагических событий?

От этих мыслей молодого человека отвлёк бодрый голосок Илеги.

— Хе-е-ей! Пан Маллой!

«Номер один» вытащил один наушник и перевёл на девушку вопросительный взгляд.

— Пани Гнежишешек просила передать, что жертва очнулась. Но срок после восстановления механических функций тела был выдержан минимальный. Оживлённый будет находиться в состоянии, крайне похожем на то, в каком пребывает человек после нескольких дней бессонницы.

— Храпака дать он всегда успеет, — Даркен вытащил второй наушник, и едва вакуумная мембрана перестала стоять на пути шума от ударов крупных градин о стекло, как тот поспешил добраться до ближайшей к нему барабанной перепонки, привлекая к себе внимания, что не мог получить ранее, когда предыдущий наушник покинул свой пост в дальнем от окна ухе. — Но кофейку ты бедолаге завари. У него был сложный день: его кости обратились членистоногим мутантом.

— Уже! — ответила камеристка слечны Глашек и исполнила самый самодовольный книксен из всех, что когда-либо видела Форгерия. — Чёрный, как среднеафриканский король, и крепкий, как убеждения декабристов.

— Благодарю, — молодой человек перекатился к краю шкафа, а затем, свалившись со своего высокого ложа, извернулся в воздухе и ловко приземлился на ноги. — А ты, я посмотрю, шустрая сопля.

— Како-о-ой комплимент, — ехидно прищурилась девушка, изящно прикрывая рот ладошкой. — Вы лучше скажите, вам что-нибудь принести? Чай? Кофий? Горячий шоколад?

— Откуда ты это всё здесь берёшь? Тебя допустили до кухни? — поинтересовался дворянин.

— В коридоре стоит кофейный аппарат, — небрежно пожала плечами служаночка.

— А ты, я посмотрю, ленивая сопля, — Даркен с притворной строгостью пригрозил девушке пальцем. — Горячий шоколад. И самый максимум сливок, что ты сможешь выжать из этой шайтан-машины.

— Шайтан? — удивлённо похлопала васильковыми глазками Илега.

— Леший, — небрежно отмахнулся некромаг, направляя свои стопы в сторону комнатушки, где происходило оживление жертвы. — Просто так звучит прикольней.

— Обычно леший машины не любит. Это же вотчина Семерых… — служаночка прижала кулачок к подбородку и сосредоточенно уставилась на ближайшую стенку. — Хотя, Броня обожает технические примочки… а она — Лешая… значит…

Дарк просто оставил лисичку-камеристку мучаться философскими вопросами в одиночестве, да продолжил свой путь к цели. Благо, идти оказалось недалеко: требовалось миновать всего две двери. Процесс этот был не столь быстрым исключительно оттого, что молодому человеку приходилось придерживать створку, пока Букль с важным видом цокая когтями по кафелю вразвалочку пройдёт следом за хозяином.

Помещение, где происходило оживление, само по себе являлось достаточно тёплым. Тех же, кто в этом сомневался, был призван переубедить градусник, что висел на стене прямо у самого входа: по сути, он был первым, что видел любой вошедший, ибо прежде чем оказаться в комнате с кушеткой и предназначенной для омовения тела сантехникой с лейкой на длинном шланге, приходилось миновать короткий извилистый аппендикс.

Однако, несмотря на то, что столбик ртути в термометре застыл на отметке в двадцать два градуса, от ощущения холода отделаться не получалось. Двуцветная плитка, хромированный каркас кушетки, коричневая клеёнка, слегка топорщащаяся из-под короткой грубой простыни, на которой сидела девица, чья нагота была прикрыта одним лишь белым полотенцем: всё это тихонечко нашёптывало глазам, что показатели техники и температурных рецепторов тела в сговоре и просто хотят скрыть от хозяина правду. Любой, кто хочет не замёрзнуть, обязан получше укутаться в шубу.

Однако тёплые одеяния не были способны защитить человека от магического хлада и холода человеческого безразличия. А именно такое сквозило из состояния ожившей жертвы мутации. Мало того, что бедолаге не дали нормально отоспаться после пробуждения, и теперь он вынужден предстать пред тремя незнакомцами, среди которых были представители обоих полов, в виде далёком от того, который приписывают приличия, так ведь ещё и тело принадлежало не ему.

Да, некромаги Форгерии были способны воссоздать человека из одной фаланги пальца с нуля. Но это очень трудоёмкий процесс, требующий от лекаря ещё и навыков художника: вселенная и не думала сама подстраивать внешностью восстанавливого под его ожидания, а потому целителю приходилось лично конструировать кости, мышцы, кожный покров и прочие мелочи, ориентируясь на фотографии и медицинскую карточку больного. Да и, безотносительно навыков коронера это был бы процесс крайне долгий.

Но у Даркена не имелось на это времени.

А потому, он был вынужден наступить на горло совести и человеколюбию и дать отмашку на прилаживание куска рыжего скальпа к черепушке невостребованного темноволосого тела. Женского тела.

Что поделать, если все мужские тела, что были в этом морге, или ещё ждали востребования, а потому неприкосновенны, покуда родные либо не попрощаются со жмуриком, либо не оплатят оживление, или же уже частично переработаны в прах? Так что, несчастному обладателю игрек-хромосомы — пол жертвы к тому моменту уже был установлен, исходя из беглого анализа останков, — пришлось мириться с пробуждением в тушке невысокой молодой женщины. Кстати, клок непослушных рыжих волос на фоне гладких тёмных смотрелся довольно-таки уместно. Словно бы его обладательница намеренно привела в порядок всю причёску, а один конкретный кусок выкрасила в яркий цвет и оставила топорщиться, а затем ещё и лаком обработала, чтобы эффект сохранялся даже после смерти.

Когда Дарк вошёл в комнату, пострадавший сидел на кушетке, поджав согнутые в коленях ноги к сочненькой девичьей груди, и накрыв голову двумя руками. Поза была весьма жалостливая. Усталая. Вымотанная. И пусть стараниями целительницы тело было абсолютно здорово, от разбитого состояния после возвращения к жизни, не уйти: оно рождалось не за счёт биохимии, полностью подвластной некромагам, а из процессов, происходящих на границе миров материального и духовного.

Душа оживлённого заново налаживала связи с бренной плотью.

Оттого и не до стыда было бедолаге. Не смущали его ни присутствие коронера, ни бесстыдно разглядывающий полунагое тело Лукан, ни вошедшей Дарк, что первым делом движением ноги вытянул из-под стола простенький стул с жёсткой седушкой, на пару секунд наполнив небольшое, даже тесноватое помещение противным скрипом хромированных ножек о кафель.

Развернув мебель спинкой от себя, «номер один» уселся на неё задом наперёд, сложив руки на закруглённой хромированной перекладине её каркаса.

— Добро пожаловать в реальный мир. Нет, ты не сошёл с ума. Твоё тело на самом деле женское. Но можешь сказать «спасибо», ведь от тебя остались лишь жалкие ошмётки, а так ещё есть возможность подзаработать и нанять мага для смены пола, — молодой человек усмехнулся. — Ну или же тебе может понравиться всегда иметь под рукой полный набор сочных женских прелестей.

— Премного благодарен, — усталый голос был довольно низковат и даже с лёгкой хрипотцой, но с мужским его спутать было решительно невозможно. — Прошу меня простить: в последний раз мне так было плохо, когда я по молодости перебрал с сакэ. Даже суппуку не приносило мне столько страданий: такое ощущение, будто бы моя плоть отторгает душу.

— Ощущение близко к реальности, мой дорогой друг, — ответил Дарк. — Но это не отторжение, а, напротив, обратный процесс. Могу сказать, что я тебя понимаю: сам после пробуждения выдул литров пять молока, прежде чем почувствовал себя полноценной частью Форгерии.

Некромаг наклонился вперёд и ободряюще похлопал оживлённого по плечу.

— Не знал, что ты из Ниппона. Разве азиаты бывают рыжими от природы? Или ты красился, как настоящий плохой парень?

— Я жил в Ниппоне в прошлой жизни. В этой я никогда не покидал границ Богемии.

— Я тоже люблю аниме, — бодро ответил «номер один» и протянул собеседнику руку. — Маллой. Даркен Маллой.

Оживлённый ответил не сразу. Сначала он чуть приподнял голову и одарил дворянина и его жест, приглашающий пожатию длани, тяжёлым взглядом.

Пожалуй, даже более тяжёлым, чем следовало бы ожидать от человека в таком состоянии. «Номер один» получил все основания полагать, что его собеседник испытывает сыну ректора неприязнь: личную или же классовую.

Тем не менее, спустя долгих пять секунд восставший из мёртвых ответил на рукопожатие. И хват его был весьма крепок, как для столь хрупкого тельца. Но недостаточно, чтобы причинить тренированному некромагу минимальный дискомфорт.

— Праведный. Мец Праведный.

— Сильное имя, — кивнул Дарк. — Скажи-ка мне, Мец, как ты был проклят?

— Я… не уверен, — собеседник вновь уткнулся лицом в колени. — Просто в какой-то момент я почувствовал себя плохо. Очень плохо.

Это было мягко сказано. Очень мягко. Грудь кормящей мамочки не может быть такой мягкой, как эта формулировка. Исходя из имеющихся у некромагов сведений, последние минуты своей жизни проклятый отхаркиваркивался кислотой, которая разъедала ему рот и губы. Его кости сильно сместились и исказились, начали давить на мышцы по всему телу, вызывая чувства, схожие с теми, что бывают при переломах.

Впрочем, можно было предположить, что неизвестный мог позаботиться об анестезии мясной сумки для вынашивания членистоногого мутанта. Но не из гуманистических соображений, а исключительно для конспирации процесса мутации.

— Чем ты занимался, перед тем, как почувствовал себя плохо? — поинтересовался Дарк.

— Я? — Мец даже не шелохнулся. — Ничем особенным. Просто гулял. Мне хотелось побыть одному.

Раздался громкий звук хлопающих крыльев: это Буклю надоело сидеть на полу среди скучного, претендующего на стерильность, интерьера морга, и он взлетел-запрыгнул на кушетку, где сейчас сидел оживлённый. Молодой неясыть с некоторым интересом смотрел на обнажённую спину допрашиваемого, а в жёлтые птичьи глаза сузились в подозрительно-недобром прищуре.

— Почему?

— Это личное.

Грохот, с которым ударился о дверцы шкафа отброшенный Даркеном стул, заставил коронера дёрнуться, а Лукана подобраться и вытянуться по струнке, но пан Праведный, у которого было куда больше поводов опасаться гнева некромага, вновь продемонстрировал завидное спокойствие.

— Для меня тоже! — наследник рода Маллоев никогда не был склонен недооценивать тот эффект, что создавали резкие переходы от дружелюбия к агрессии. — Ты думаешь ты один тут с Морте Сантой лобызался? Какая-то курва посмела покуситься на мою безопасность, и я не остановлюсь ни перед чем, чтобы найти её.

Сероглазый блондин сделал пару шагов к кушетке и многозначительно склонился над собеседником, приблизившись к его голове так близко, что каждый выдох заставлял волосы на голове допрашиваемого, как те, что цвета ночи, так и те, что были ближе к рыжине осенней листвы, трепетать.

— Ни. Перед. Чем, — тихо, но внятно и с нажимом продолжил Дарк. — Я ясно выражаюсь? Я тут не собираюсь играть с вами в фантики, пан Праведный. Я задаю вопросы и получаю ответы. Если вы что-то пытаетесь скрыть, я записываю вас в подозреваемые и пытаю с особым пристрастием. Не надейтесь на защиту Лешей: она мой вассал, и мы с ней уж как-нибудь договоримся о судьбе секретничающей челяди.

И только сейчас Мец дрогнул. Лишь когда нависший над ним дворянин назвал прозвище Глашек. Это было лёгкое движение, почти незаметное. Не следи «номер один» так внимательно за допрашиваемым, он бы, право слово, скорей всего упустил бы данную реакцию.

Вот только Дарк не мог понять, о чём ему говорит эффект, коий производило на собеседника упоминание того имени, под которым главная зануда УСиМ была известна в культе. Сын ректора был в курсе, что Бронька умеет пугать. Он сам её совсем недавно присмотрел на должность палача именно по этим причинам. Другой вопрос, что вся деятельность кружка по интересам, что восхвалял синеглазую занудку, как Лешую, была конструктивной. По крайней мере, насколько «номеру один» было известно, эта религиозная организация работала по схеме, близкой к благотворительно-волонтёрской.

Хотя, вот сама Глашек то и дело неожиданно появлялась рядом с распустившимися за время правления Сковронского коррупционерами, и карала их. По крайней мере простая челядь попадала под горячую руку Брони чрезвычайно редко.

Наконец, Мец поднял голову. Карие девичьи глаза смотрели прямо в серые глаза Дарка.

— Это личное. Я поссорился с друзьями. Из-за мелочи. Мне не понравилось, как наш неформальный лидер отзывался о выдуманном персонаже литературного цикла, а остальные его поддержали. Я оказался в меньшинстве, а потому чувствовал себя преданным и разбитым. Хотелось просто идти, куда глаза глядят. Возможно, подраться. Спустить пар.

Допрашиваемый говорил спокойно, сдержанно. Каждое произнесённое слово казалось очень выверенным.

Даркен не верил, что такой человек мог испытывать столь сильные эмоции из-за какого-то нелепого спора о несуществующем персонаже. Но знал, что такие люди бывают.

— Что ты делал в подвале? — задал дворянин следующий вопрос.

— Мне не хотелось валяться на улице, корчась от боли. Я посчитал, что будет лучше провести это время подальше от человеческих глаз, чтобы не позорить свою семью, о которой злые языки скажут, что они вырастили сына-алкоголика.

— Что означает граффити с гарпией?

— Я не знаю. Просто выглядит круто. Внушительно.

Губ некромага коснулась усмешка.

— И ты, весь больной насквозь, на границе гибели, решил просто намалевать на бетоне крутой рисуночек?

— Творчество помогает отвлечься, — ответил Мец. — Интерес к хокку я потерял, когда богемийский стал моим родным языком, а западная поэзия мне не близка. Граффити обладает определённой эстетикой, схожей с каллиграфией. Мне нравится погружаться в процесс. Я изучаю чужие тэги и эмблемы, как новые иероглифы.

— То есть, твоя версия происходящих событий: шёл по улице, поскользнулся, потерял сознание, очнулся — гипс? — серые очи Дарка опасно прищурились.

— Нет гипса, — ответил допрашиваемый. — Я шёл по улице, почувствовал себя плохо, подумал, что скоро потеряю сознание и спрятался в подвале, где попытался отвлечься от своего состояния, погрузившись в граффити. Как потерял сознание, уже не помню, а очнулся здесь, в морге, в теле девы.

— Ладно!

«Номер один» внезапно расплылся в широкой улыбке и зажмурился.

— Звучит правдоподобно. Я в это верю. Ладно, пойду узнаю чего это там мой горячий шоколад задерживается, — дворянин выпрямился и бодро щёлкнул рядом с ухом пальцами и выставил перед собой согнутую в локте руку. — Букль, двигай со мной, ты же любишь шокозяву!

В следующую секунду лицо Меца превратилось в каменную маску, а тело мелко задрожало: это неясыть, прежде чем вспорхнуть на подготовленную хозяином импровизированную жердь, на секунду задержался на плечах допрашиваемого, вцепившись в них своими острыми когтями.

— И вы пейте свой кофий, пан Праведный! — дождавшись совёнка, дворянин развернулся к выходу и махнул на прощание рукой. — Не брезгуйте им! Напиток поможет вам быстрей ощутить себя живой молодой и красивой слечной, коией вы сейчас и являетесь!


2.

Дарк чувствовал некоторое раздражение из-за невозможности полностью сконцентрироваться на поглощении горячего шоколада. Наверное, сказывалось время недосыпа, особенно критичное в случае восстановления из столь малого количества останков, как один безымянный палец.

Он в целом чувствовал себя паршиво. Настолько, что за последние несколько минут, что молодой человек стоял с пластиковым стаканчиком в руке, прислонившись к стене в паре метров от кофе-автомата, он сделал раз в пять меньше глотков, чем бодренький Букль, что сидя на предплечье хозяина, то и дело опускал клюв к тёмной, с белыми разводами пенки, жиже.

Однако Даркен понимал, что ему требуется демонстрировать бодрость. Да и грешно ругаться на Лукана, который не унимался именно оттого, что всеми силами хотел помочь.

— Да врёт он! Врёт, курва! — сын нувориша ходил пред носом сюзерена взад-вперёд, словно запертый в клетке лев. — Он знает куда больше, чем говорит. Я уверен.

— И я уверен, — спокойно ответил «номер один». — Скажи лучше, есть что интересного по имени Мец Праведный.

— Абсолютно ничего, — мотнул головой собеседник. — Обычная челядь. Не чиновник. Не силовик. Нашего возраста, из многодетной семьи. Отец у него тот ещё люмпен, но, вроде как, не сильно беспокоит окружающих. Предположительно этнические ирландцы. О семье Праведных сказать нечего, кроме того, что они все бедные и рыжие.

— Шика-а-арно, — Даркен неторопливо пригубил уже начавший остывать шоколад. — У меня уже есть в коллекции повёрнутая зануда-отличница из рода простолюдинов, а теперь я встретился с представителем бедного рыжего семейства. Слушай, Лук, у тебя имеются знакомые очкарики-сироты? Молнию на лбу я могу и сам обеспечить.

— Всё шутки шутишь? — пан Кучера перестал метаться из стороны в сторону и замер на месте, уперев руки в боки. — А я думал, что ты хочешь узнать, кто тебя убил.

— Хочу, — спокойно кивнул «номер один». — И даже узнаю. Слушай, тебе, как новенькому в команде главгероя, полагается восхищаться моей крутостью, а не учить дедушку кашлять. Здесь весь вопрос не в том, что подозреваемый лжёт, а в том, как докопаться до истины.

— Я не буду оригинален: пытки. Тем более, что оживлённое тело так удачно оказалось женским.

Даркен и Букль разом вцепились в Лукана подозрительными взглядами.

— Вот так откровения! — воскликнул «номер один». — Так ты у нас, оказывается, поклонник грязного жёсткого соития?

— Сказал тот, кто по уши влюбился в девицу, предпочитавшую самый мальчуковый стиль одежды из всех возможных, — усмехнулся собеседник.

— Справедливо, — небрежно пожал плечами Дарк и, поднеся к губам пластиковый стаканчик, перевёл взгляд на вышедшего из-за угла Гало, что сжимал в руке азиатский бамбуковый меч. — Йо, Ллорко! Смотрю, ты решил сменить вооружение.

— Нет, прости, — с улыбкой развёл руками громила. — Во-первых, я не люблю работать с прахом, а во-вторых, карфагенская магическая школа не просто так канула в Лету.

«Номер один» от неожиданности аж поперхнулся шоколадом.

— Что ты сказал? Карфагенская?

— Угу, — Гало прямо на ходу поднял предмет обсуждения и слегка крутанул рукоять, извлекая из неё контейнер, наполненный чем-то сыпучим. — Знаешь, эта штука поставила в тупик даже такого любителя оружейного порно, как я. Благо, мы совсем недавно с Илегой по музеям прогуливались: так там были образцы тех посохов, что использовали войска Ганнибала.

Лукан фыркнул:

— Ладно, я ещё поверю, что в рукояти оружия, требующего двуручный хват, кто-то может додуматься спрятать прах, чтобы таким образом колдовать… но этот синай бамбуковый. Кто вообще в Форгерии, кроме Глашек, колдует при помощи деревянного оружия? Это больше похоже на контрабанду. Прах там часом не высоконасыщенный?

— Бамбук тут для маскировки и нанесения ударов, — пояснил громила. — Я проверил: в клинке спрятаны кошачьи позвонки.

Лицо пана Кучеры вытянулось. Он перевёл напряжённый взгляд на сюзерена.

— Некромаг? Этот рыжий заморыш — нелицензированный некромаг? — секундой позже Лукан осклабился. — Ну, это уже преступление против короны. За такое душу уничтожают. Теперь пан Праведный точно расколется.

— Прямо душу уничтожают? — без энтузиазма похлопал глазами Дарк. — Надо будет перечитать законы и приказы. Мне казалось, что всем начхать, а мы тут, оказывается, самоучек посмертия лишаем.

— А ты как думал? — развёл руками сын нувориша. — В современный век технологий сделать из знаний тайну уже невозможно. Но необходимо: вон, в ЕССР самоучек не отлавливали и не убивали, так там революция свершилась и дворян всех перерезали, да на ближайшем дереве вздёрнули. Тогда король и выпустил приказ… внутренний приказ. Нелицензированных некромагов убивать, но тихо. Без лишнего шуму.

— Шоб не пугались, лишний раз не прятались и не уходили в подполье? — хмыкнул «номер один» и вновь приложился к стаканчику. — Похоже, времена, когда смысл в секретности приказа был, прошли: Мец — явно из тайных…

Взгляд серых глаз вцепился в чёрный, с белыми разводами того, что осталось от пенки, напиток.

— И, возможно, он связан с теми «ожившими легендами», о которых говорил Сковронский.

— Что? — поинтересовался Гало, отвлекаясь от изучения надписей рядом с кнопками кофейного автомата. — Какими легендами?

Дарк не торопился с ответом. Где-то пару секунд он сомневался, стоит ли об этом говорить, но, всё же, решился.

— Перед тем, как разлететься на мелкие ошмётки и смыться в ливнёвку, наш дорогой друг с истерическими нотками в голосе сказал «легенды оживают», — пояснил потомок рода Маллой. — И он говорил не только о Броньке, что в тот момент обратилась огромной древесной девой, скручивающей вооружённых некромагов в форму бессильных уродцев с той же лёгкостью, с которой любопытный мальчишка отрывает лапки жуку. Было ещё кое-что. Что-то неизвестное. Эти слова мне прочно засели в голову, несмотря на то, что я пытался их выбросить. Судя по контексту, речь шла о каком-то таинственном сюзерене.

Лукан перевёл задумчивый взгляд на кассету с прахом, извлечённую из рукояти бамбукового меча.

— И эта легенда родом из Карфагена…

Дарк усмехнулся.

— И специализируется на уродливых чудовищах. Знаете, будет весьма иронично, если вдруг окажется, что всё это время у нас под носом скрывался переродившийся Ганнибал, который вместо того, чтобы идти официально поступать в магический универ, просто начал организовывать своё тайное общество.

Юный пан Кучера небрежно пожал плечами.

— Не вижу ничего ироничного. Если предположить, что Ганнибал действительно переродился в Богемии, то скорей всего это произошло в семье челяди, а не дворян. И если ты не везучая симпатичная девка, приглянувшаяся ректору УСиМ, как партия для его сына, то потолок твоей карьеры, мягко говоря, ограничен, безотносительно навыков, — резонно заметил он. — Для матёрого некромага с опытом ведения военных действий на чужой территории было бы осмысленней основать тайный ковен. Особенно, если учесть, что наша страна сейчас находится в крайне шатком состоянии, подпираемая с Востока верными шавками русских, с Запада — краснопёрыми, а с Юга — амбициозной Македонией. Любая из этих сторон будет счастлива обратиться к уже существующей оппозиции и швырнуть в неё бюджетом. Особенно — коммуняки. Они на спонсировании революций целую псарню сожрали. С костями.

Даркен многозначительно улыбнулся и пригрозил предыдущему оратору пальцем.

— Ай-ай-ай, пан Кучера, ай-ай-ай. Историю основателей собственного ВУЗа не знаете.

— Род Маллоев идёт от самого Сципиона Африканского, — напомнил Лукану Гало, наконец, решившийся ткнуть пальцем в кнопку, что отвечала за приготовление порции подогретого молока. — Того самого, что одолел Ганю в той знаменитой заварушке со слоноподобными мутантами.

Уязвлённый обвинениями в недостаточной полноте знаний некромаг, сконфуженно поджал губы.

— М-м-мда… — протянул он. — Действительно… тогда ироничненько… ладно, что-нибудь ещё интересное или компрометирующее было в вещах этого типчика?

Гало небрежно пожал плечами.

— Баллончики с краской, переломанная и оплавившаяся мобилка, ключи от хаты, ну и обрывки одежды, ясное дело. Куртка и кофта ещё сохранились, но всему остальному — кранты.

— Хорошо, — кивнул Дарк. — Собери меч обратно так, чтобы оживлённый не догадался, что мы в курсе его маленького секрета. И пусть Илега подготовит шмотки бедолаги: как только град закончится, Мец покинет морг.

Лукан изогнул бровь.

— Слушай, босс, вопрос, может быть, тупой, но я не могу понять: это ты его отпускаешь восвояси для реализации своего загадочного плана по добыче истины из космического пространства или же хочешь его выставить на мороз, не дав по-человечески отоспаться.

— И это хороший вопрос, мой дорогой друг, — улыбнулся «номер один». — Вижу, начинаешь осваиваться со своей сюжетной ролью. И правильный ответ: «отпустить восвояси». Но я уверен, что Мец сам откажется от идеи «высыпаться». Помимо особенностей его характера, которые мне удалось подметить за те несколько минут общения, что у нас были, в пользу этого решения говорит его оружие.

— Угу, — поддакнул Гало, залпом осушая пластиковый стаканчик. — Чем дольше нелегал находится рядом с группой любопытных некромагов, тем больше шансов, что они докопаются до маленького грязного секрета допрашиваемого. В интересах нашей спящей царевны: как можно быстрей свалить куда подальше. По крайней мере, я бы именно так и сделал при первой же возможности.

— И мы эту возможность пану Праведному предоставим, — бодро фыркнул Дарк. — Потому что мы — душки.


3.

Давненько уже Броня не чувствовала себя настолько беззащитной. Девушка уже успела привыкнуть опираться на магическую силу и пусть невысокий, но в меру стабильный социальный статус будущего некромага. Однако сегодняшние события с разбегу выбили эту опору, из-за чего слечна Глашек ощущала себя балансирующей на краю обрыва, куда её могло столкнуть одно лишь слово принцессы. Да что там слово? Достаточно лишь жеста или взгляда.

И это безотносительно того, что разум безродной вдруг решил сыграть с ней в жестокую и пугающую игру. Разум. Главная гордость синеглазой зануды и её основной инструмент в достижении любых целей, без которого даже магическая сила не имела совершенно никакого смысла.

Оттого юная слечна Глашек и смотрела столь долго в сторону двери, что отделяла покои дочери короля от коридора, где остались матушка, Ёлко, Гиацинт и Вик. Лишь Рояль было дозволено скользнуть следом за хозяйкой, прежде чем Фортуна толкнула створку, метафорически отрезая Броне путь к отступлению из помещения, где ей придётся объясняться пред дочерью государя и тремя её пышно одетыми фрейлинами, ежели те решат взять слово.

Будто бы он, этот выход, вообще был.

Безродная опустилась на корточки, подобрала змеюку и выпрямилась, прижимая ту к груди. Хоть рептилия и была хладнокровной, как рептилиям, в общем-то, и полагается, её близость грела девушку. Грела лучше одежд, лучше стен фиолетового цвета, украшенных картинами, отображающими разные периоды жизни принцессы, да изящными канделябрами.

— Я польщена.

Два простых слова достигли сознания Брони с большой задержкой. Ей даже потребовалось время, чтобы осознать, что сказаны они были хозяйкой данных покоев, дочерью правителя Богемии.

— Эм… что?

Девушке не удавалось понять, чем могла быть польщена сама Слунце Лотарингская, самая настоящая принцесса, горячо любимая народом.

Впрочем, собеседница на вопрос отвечать не торопилась. Она спокойно дождалась, пока смуглокожая фрейлина с рубиновыми волосами наполнит фужер желто-зеленоватым хмельным напитком, и лишь затем обратилась к гостье. Синеглазке всё ещё было непривычно видеть, как могучие воительницы, вроде Руби Ольгёрн — очевидным решением было выкрасить волосы в цвет имени — в свободное от сражений время прислуживают госпоже, словно рядовые служанки.

— Твой имидж. Ты копируешь меня. А подражание — самый искренний из комплиментов.

— А?

Броня перевела взгляд на ростовое зеркало в тяжёлой вычурной рамке.

Подражание? О чём же говорила принцесса?

Да, та, кто была известна под именем Лешей, обладала длинными послушными тёмными волосами, но на том сходство заканчивалось. Ведь не было у неё той аккуратной чёлки, что опускалась едва-едва ниже бровей. Синие глаза слечны Глашек имели естественное происхождение, а не были магически окрашены в цвет сладкого немецкого вина. Фигуры были похожи, но это, скорей, случайность, чем закономерность. Да и могло ли быть иначе, если обе некромагички проводили крайне много времени в тренировках?

— Признаюсь, госпожа, ваш имидж и ваши поступки вызывают у меня исключительно восхищение, — ответила Броня, не отводя взора от зеркала. — Но наше внешнее сходство более чем поверхностное, и я не стремилась к нему намеренно.

В беседу ворвался мелодичный громкий смех пышногрудой блондинки, что беспечно сидела на постели в то время, когда её госпожа, сама принцесса Богемии, продолжала стоять на ногах.

— Вы правы, слечна Штернберк! — обратилась к Фортуне эта громкая фрейлина. — Лешая совсем не умеет читать атмосферу или льстить! Любая другая на её месте немедленно рассыпалась бы в заверениях о том, что всё именно так, как и говорит Слунце, да ещё и не забыла бы отвесить пару комплиментов на тему прозорливости собеседницы.

— А вы думали, отчего я забеспокоилась, когда узнала, что моя lesis решила пообщаться с мансой? — с улыбкой развела руками рыжеволосая красотка. — С неё сталось бы сказать императору Мали в лицо то, что думает. А думает о людях она чуть ли не исключительно плохое.

Броня услышала, как совсем рядом цокнул каблук, а затем увидела отражение принцессы, что мягко обняло зеркального двойника оскандалившейся слечны Глашек и поднесла к её губам тот фужер, из которого, судя по лёгком беску на одной их хрустальных стенок, совсем недавно пила сама.

— Значит, мне нет смысла сомневаться в том, что моя гостья искренне восхищена мной, — произнесла Слунце Лотарингская, опуская подбородочек на плечо безродной. — Это приятно. И существенно облегчит мне жизнь, ведь, возможно, я смогу получить от неё то, что хочу, просто озвучив желание.

Броня некоторое время стояла молча, ощущая губами прикосновение хрусталя и хмельного напитка, а затем, всё же, решилась сделать небольшой глоточек, на пару секунд прикрыв глаза.

— Возможно мой вопрос будет неуместен… но разве вы не собираетесь допрашивать меня относительно деталей нашей с русским цесаревичем перепалки?

— Перепалки? — переспросила третья, последняя из фрейлин принцессы, обладательница роскошных длинных русых волос, спускавшихся чуть ли не до колена, что стоя в уголке, то и дело скользила пальчиком по планшету. — Как мило… наследнику престола одной из самых могущественных империй было нанесено тяжеленнейшее оскорбление: ему прилюдно сорвали кожу с лица. Но это мелочи — по моим сведениям, лекарям до сих пор не удалось разобраться, что же вы за заклинание на него наложили, из-за которого он потерял контроль над всеми мышцами тела, включая те, что мешали ему публично обмочить портки.

— Правда? — удивлённо взметнулись вверх бровки принцессы. — Очаровательно! С этого ощипанного цыпленка давно следовало бы сбить спесь! А то его ухаживания становились чрезмерно навязчивы.

Слечна Лотарингская вновь обернулась в сторону зеркала, чтобы иметь возможность видеть лицо Брони.

— Между прочим, они были столь безыскусны, столь грубы и отталкивающи, что в расстроенных чувствах я начала искать утешения в объятиях слечны Галериан, хотя ранее и не могла подумать о том, чтобы возлечь с женщиной. Но теперь, благодаря вам, я получила отличный повод отвергнуть его: уж слишком опозорился цесаревич.

— Ещё один casus belli? — невесело усмехнулась безродная.

— Ох, не берите в голову! — закатила глаза принцесса. — Я уверена, что Александр был со мной столь груб именно оттого, что хотел получить тот самый casus belli. Поводы для войны — дело десятое, когда есть причины. Мой отец, конечно, надеялся избежать открытого противостояния с восточным гигантом, но даже он в глубине души понимал, что русские не предоставят нам условий, которые можно было бы назвать удовлетворительными.

— Мы стали бы просто буферным государством на пути красной угрозы, откуда бы спешно выкачивали ресурсы, чтобы они не достались ЕССР, — механическим тоном произнесла Броня. — Российской Империи не было бы резона вкладывать много сил в оборону наших рубежей от коммунистов.

— И-мен-но! — прочеканила по слогам дочь государя, а затем удовлетворённо цокнула языком. — Так что, мне тоже нет никакого резона отдавать вас царю. По крайней мере, с политической точки зрения. Однако, я могла бы это сделать из личных побуждений. Надеюсь, вы не дадите мне причин стать мстительной фурией?

Слечна Лотарингская очаровательно рассмеялась, прикрыв пухлые губки кончиками пальцев, а в голове у Брони тем временем пронеслась мысль о том, что шляхта не привыкла бросать слов на ветер.

Даже шутливую угрозу, прозвучавшую из её уст, следовало воспринимать всерьёз.

Тем временем, пока принцесса отвлеклась, пожелав смочить горло хмельным напитком цвета змеиного яда, слово взяла Фортуна.

— Именно поэтому я оставила Гиацинт снаружи, — улыбнулась elsis, спрятав ручки за спину. — Сейчас она успокаивает твою матушку: это несложно, когда ты знаешь о том, что за закрытыми дверями идёт отнюдь не допрос.

— Впрочем, — подала голос слечна Лотарингская, — допросу всё равно быть. Как минимум потому, что меня лично терзает любопытство, относительно деталей происшествия. Однако, чувствую я, что вам сейчас тяжело говорить и думать на эту тему, а оттого я буду милосердна и отложу свои попытки выпытать из вас правду на утро.

— Вы желаете видеть меня утром, моя госпожа? — хоть намёк и был весьма прозрачный, Броня, будучи любительницей прямых ответов, решила уточнить.

— За завтраком, — улыбнулась та и вновь поднесла бокал к губам собеседницы, одарив её лукавой улыбкой. — Тогда и поведаете мне, да и моей семье, что же именно случилось в бальной зале.

— А во сколько вы обычно завтракаете? — уточнила девушка.

Ответ был не совсем тот, что она ожидала.

— Не беспокойтесь. Нас с вами разбудят.

— Нас?

Извилина в голове едва шевельнулась, но безродная волевым решением велела ей лежать и не рыпаться. Не хватало ещё пробудить Лешую, усиленно размышляя о намёках и недомолвках. Не то, чтобы Броня хорошо понимала механизм, что привёл божество в её тело и передал контроль над ним в руки высшей сущности, однако она могла сделать разумный вывод, что это напрямую связано с ментальным перенапряжением: никогда доселе ничего подобного не случалось, если не считать ковачского инцидента, где поводов для перегрева мозга, кстати, имелось более, чем достаточно.

Зануда отказывалась угадывать, что кроется за словами дочери государя и решила просто спросить. А заодно предложить принцессе передать фужер собеседнице, дабы не отвлекаться и далее на попытки поить её, словно ребёнка.

От этого Броня чувствовала себя неуютно.

— Я плохо понимаю намёки, госпожа. Говорите, пожалуйста, прямо.

Пальцы девушек на секунду соприкоснулись в момент, когда бокал перекочевал из одних рук в другие.

— Как скажете, слечна Глашек, — улыбнулась слечна Лотарингская. — Вы уже говорили о том, что восхищаетесь мной. Причём, судя по контексту, уже довольно давно. И из надёжного источника мне известно, что вы крайне небезразличны к женской красоте в интимном плане.

Алые глаза принцессы стрельнули в сторону Фортуны.

— Буду ли я права, если предположу, что были бы счастливы провести со мной ночь столь жаркую, что открой мы окна, во всей Богемии растаял бы снег?

Броня ощутила, как вспыхнули её щёки, безо всяких слов выдавая все эмоции безродной.

Ощущая жуткое стеснение, девушка спряталась от ответа в бокале с алкоголем, да в забытии прижала Рою к груди столь крепко, что та вытянула шею, дабы посмотреть хозяйке прямо в глаза самым недовольным и обвиняющим взглядом.

— Ну же, слечна Глашек, — улыбка принцессы стала коварной. — Вы же говорили, что любите прямоту. Так произнесите вслух то, что у вас на уме. Не заставляйте меня гадать.

Броня оторвалась от фужера и передала его в руки Фортуне, после чего коснулась головы змеи, чтобы поглаживанием извиниться перед ней за неаккуратность.

— Да. Я бы не просто провела бы с вами ночь с удовольствием, но и мечтала об этом ранее, задолго до нашей встречи. Полагаю, именно этот ответ вы и желали услышать, и я вас заверяю: сказанное является правдой, — девушка рассеянно облизнула губы, что умудрились столь быстро высохнуть, несмотря на недавнее касание хмельной влаги. — Но вы сами выбрали формулировку «произнесите вслух то, что у вас на уме». А на уме у меня всегда поиск подвоха. Даже когда кажется, что ни одна мысль не бродит по просторам коры головного мозга. Скажите мне, госпожа, действительно ли вы вдруг так сильно воспылали ко мне страстью, или же за вашим желанием увидеть меня в своей постели скрываются иные мотивы?

Слечна Лотарингская не ответила сразу. Прежде она шагнула к собеседнице, аккуратно коснулась подбородка той наманикюренным пальчиком и мягко скользнула подушечкой перста вниз по шее, к самому воротнику. Было видно, что принцесса наслаждается тем эффектом, что производила на безродную гостью своими внешностью, статусом и манерой поведения.

— Иные. Хоть я не нахожу подобные отношения отвратительными, и даже могу получать от них удовольствие, им далеко до тех чувств, что я испытываю к некоторым мужчинам. Но сердце представителей правящей династии не принадлежит им. В интересах короны будет вверить моё тело вашим рукам. А я — преданная слуга короны. Как, надеюсь, и вы.

Броня пару секунд молчала. Она мягко положила ладонь на кисть руки принцессы и слегка погладила её подушечкой большого пальца.

— Думаю, после того, что я сделала, дабы уничтожить угрожающее короне незаконное производство высоконасыщенного праха, у вас не должно возникнуть сомнений в моей лояльности. По крайней мере, в ближайшее время. И, ежели ради блага страны мне потребуется покрыть ваше нагое тело поцелуями, предварительно магически изменив чувствительность ваших рецепторов, поверьте, страна останется довольна тем, с каким рвением я буду исполнять свой долг. Но я должна понимать смысл… что именно наше государство выиграет от того, что вы мне предлагаете.

Слечна Лотарингская подмигнула безродной.

— Слияние культов.

— Слияние культов? — удивлённо вопросила Броня.

— Именно так, слечна Глашек. Думаю, вам известно, насколько силён мой культ. Не нужно напоминать об этом. И, я хочу отметить, что у вашего культа также большое будущее. Хоть он пока и мал, его скорость роста восхитительна, а события сегодняшнего дня убедят в вашей божественности ещё большее количество людей. Даже если я в официальном заявлении не скажу, что у меня нет никаких сомнений в том, что вы являетесь аватарой Лешей.

Принцесса возложила руку поверх кисти гостьи, заключая ту меж двух своих ладоней. Жест очень мягкий. Домашний. Трогательный.

— Но разве у меня будут причины не произнести этих слов, ежели вы согласитесь с идеей объединить наши культы посредством свадьбы? В таком случае я буду иметь прямой мотив усилить ваши позиции.

Рассеянно оглядевшись вокруг Броня отметила реакцию фрейлин. Самая серьёзная из них, строгая особа с длинными русыми волосами, закатывала очи, точно считая если уж не всю затею принцессы, то, как минимум, метод достижения цели, смехотворной глупостью. Смуглокожая Руби взирала на всю эту картину с высокой степенью любопытства, словно бы смотрела кульминационную сцену какой-то мелодрамы. Даже предательский блеск в уголках её глаз выглядел так, будто бы эта могучая воительница вот-вот разрыдается от трогательности происходящего. Что же до пышногрудой блондинки, что беспечно восседала поверх покрывал ложа госпожи, то та, поймав взгляд слечны Глашек, ободряюще улыбнулась и кивнула ей.

Но если осведомлённость фрейлин о планах дочери государя Богемии ещё была ожидаема, то отсутствие удивления на лице Фортуны Штернберк, что слегка заговорщески и довольно тянула уголки губ к ушам, казалось безродной чем-то неправильным, нарушающим естественный ход событий.

— Сколько у меня времени на принятие решения? — уточнила Броня.

— Времени? — бровки Туны резко взлетели наверх. — О чём тут вообще можно размышлять? Это ведь отличная партия!

Рыжеволосая красотка сорвалась с места, быстрым шагом подошла к синеглазке и коснулась кончиками пальцев её плеча.

— Дорогая, да любой человек в Богемии не только бы свою душу продал, он бы отправил в Забвение пару городов, лишь бы иметь шанс оказаться на твоём месте. Что с тобой, Бронь? Ты никогда раньше не была насто-о-о-олько асоциальна, чтобы не понимать насто-о-о-олько очевидных вещей.

Похоже, что абсурд данной сцены окончательно доконал русоволосую фрейлину, и та, всё же, решила вмешаться в беседу:

— Слечна Глашек, я переведу на ваш язык: принцесса отдала приказ, пусть даже не в привычной вам форме. Отказ в данной просьбе не просто оскорбит королевскую семью, но и является, по сути, предступлением.

— Терри! — резко огрызнулась в сторону подчинённой дочь короля. — Я просила тебя попридержать язык за зубами. Или, как ты сама говоришь: «отдала приказ, пусть даже не в привычной тебе форме». Я отлично знаю, с кем я разговариваю, и если бы я хотела отдать слечне Глашек приказ, я бы ей об этом сказала прямо.

Судя по пассивной реакции Терри — а, точнее, Терезы Гальто, дамы, не столь запоминающейся, как принцесса или Руби Ольгёрн, в силу привычки следовать за госпожой тенью и не привлекать к себе особого внимания, — подобные пререкания с сюзереном для неё были делом обыденным. На лице фрейлины была лишь лёгкая форма раздражения, но не больше. Хотя, Броня чувствовала, как напряглась царственная особа, как стала крепче хватка её рук, сжимавших кисть безродной.

Слечна Лотарингская была достаточно зла на подчинённую.

— Госпожа, — обратилась синеглазка к своей собеседнице, надеясь сгладить неловкость ситуации, — слечна Гальто лишь следует своему долгу. Её жёсткие слова не испугали и не отвратили меня, а ваши пояснения позволяют мне лучше понимать ситуацию. Прошу вас на неё не злиться.

Принцесса медленно выдохнула, прикрыв алые очи, а затем сделала шажок в сторону безродной. Теперь меж их телами было крайне мало пространства, и их положение стало возможным назвать «интимным». Туфли касались друг друга носами, а юбка короткого платья Слунце Лотарингской то и дело соприкасалась с полами пиджака Брони.

Что уж говорить о девичьих руках, что всё ещё были сплетены вместе на уровне груди. Рояль даже полностью перебралась на шею хозяйке, чтобы не оказаться в теснине.

Синеглазке казалось, что она способна вот так просто, не концентрируясь на магическом чутье, ощутить стук сердца дочери государя. Ровный. Спокойный. Учащённый разве что самую малость.

— Терри меня порой раздражает, но в её лояльности я не сомневаюсь, — улыбнулась принцесса. — Но, на самом деле, нам с ней нравится бесить друг друга. Думаю, понравится и вам, слечна Глашек. Но скажите, что именно вас смущает в прозвучавшем предложении? Мы могли бы это обсудить.

— Оно слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Я могу ухудшить условия на ваш выбор, — хихикнула слечна Лотарингская.

— Не стоит, — покачала головой Броня. — Мне нужно самой выявить подвох, ежели он есть. И я не готова дать положительный ответ здесь и сейчас. Если мне доступно время на размышления, я бы предпочла им воспользоваться, иначе я буду склонна отказаться: я бесконечно далека от оппортунизма и при прочих равных предпочту путь, что выглядит более длинным, но обещает меньшее количество сюрпризов.

— Я понимаю… — улыбка принцессы стала заговорщеской и хитрой. — Сколь не были вы строги и не любили прославлять рациональность, вы всё ещё желаете конфетно-букетного периода и томной романтики. Того, что вам не даёт ваш жених.

Броня не могла сказать точно, права ли собеседница, и если права — то насколько? В конце концов, одно дело тот путь, что мы определяем сознательно, а другое дело — стремящиеся всплыть из подсознания хотелки. Люди не властны над своими хотелками и даже более того, зачастую сами оказываются их рабами. Но не желая признавать власть потаённых желаний, склонны облачать их в форму, более приемлемую с точки зрения принятой разумом доктрины.

Вполне возможно, что синеглазка и правда медлила не из-за осторожности, а из-за того, что на самом деле жаждала немножечко романтики. Несмотря на то, сколь много у неё уже романтических взаимосвязей с другими девушками.

— Не могу сказать ни «да», ни «нет», — вновь покачала головой безродная. — Я сейчас не готова разбирать по кускам свою личность и рассматривать её детали под микроскопом. Мне нужен отдых. Критически нужен отдых. Я просто отказываюсь минимально напрягать свой мозг, что сегодня засбоил из-за перегрева. Потому, давайте не будем говорить о будущем. Сосредоточимся на том, что происходит здесь и сейчас.

— Вот и правильно! — вскинула ручку бодрая светловолосая фрейлина. — Можете бросаться в меня фужерами и проклятьями, но я на стороне гостьи.

Блондинка поднялась с места и, выхватив у смуглокожей подруги из рук бокал, — Броня отметила, что Руби практически не прикасалась к алкоголю и больше смачивала губы для вида, — решительно подошла к безродной и, обхватив её за талию, решительно прижала к себе.

На поверку эта женственная особа с пышным бюстом оказалась весьма могучей. Даже по меркам некромагов. Словно бы вместо мышц у Оливитесс Галериан было ожившее металлическое волокно. Синеглазка ощутила себя в её объятиях кем-то, вроде котёнка, на которого обратила внимание хозяйская дочка.

— Мы итак дали достаточно информации для размышления. Пусть слечна Глашек неторопливо, в спокойной обстановке, всё переварит. А здесь и сейчас мы все — группа патриоток Богемии и одна змея. Группа весьма красивых патриоток… — фрейлина замолчала на секунду, когда висящая ожерельем на шее безродной Рояль приподнялась на уровень лица блондинки, чтобы посмотреть ей в глаза строгим взглядом, — … и змея тоже весьма красивая.

Пухлые губы блондинки коснулись шероховатой морды озадаченной рептилии.

— И всех нас ждёт ночь, полная сладострастия. Разумеется, во имя блага государства, — хихикнула светловласая ораторша. — И благо Богемии — единственное обязательство, что нас будет сковывать до самого рассвета. И потому, покуда солнце не коснётся наших лиц, прорвавшись сквозь зашторенные окна, мы не Лешая, принцесса, фрейлины и так далее, а Броня, Слунце, Тесса, Терри, Руби, Туна и…

Взгляд тёмных очей фрейлины сконцентрировался на изумрудной шкурке рептилии, задавая немой вопрос, и ответ этот огласила рыжая красавица из УСиМ.

— Роя, — улыбнулась Фортуна и, выдержав небольшую паузу, продолжила. — Рояль. Тоже, между прочим, дева, а потому и не чужая на этом празднике сладострастия.

Всё это выступление заставило принцессу одарить мир весёлым жизнерадостным смехом, в котором даже ухо Брони не уловило ни единой ноты фальши.

— Оливитесс… — начала было слечна Лотарингская, но фрейлина её тут же перебила.

— Тесса! — капризно и строго поправила она госпожу.

— Тесса… Тесса абсолютно права. Не будем задаваться вопросами. Пусть те, кому положено нервничать, нервничают. Я не желаю возвращаться на приём! И никто из присутствующих не желает. Да и нет в этом никакой потребности: то людские страсти и заботы, а нас направляют сами небеса.

Взгляд алых очей принцессы скользнул по лику Брони и ушёл далее, чтобы задержаться на окне. Безродная не сразу поняла, что же именно привлекло внимание августейшей особы. Синеглазке потребовалось примерно секунд десять концентрироваться на обрамлённом окрашенной в кремовый цвет рамой куске тёмного неба, чтобы осознать, что всё это время она смотрела не туда.

Важно не то, что можно разглядеть за окном, а осознание факта, что град более не стучал по стеклу.


Загрузка...