Viva la Mésalliance, или Слава Мезальянсу

Бонус. Два меча

1.

Деревья красиво блестели на солнце. Каждая их сучковатая голая лапа была покрыта толстым слоем льда, что тянул к земле непривычные к таким нагрузкам ветки и тянулся сам длинными тяжёлыми сосулями. Хоть Мец и понимал, насколько сейчас туго приходится растениями, насколько они страдают, он не мог не проникнуться величественностью этого зрелища.

Тем не менее, молодой человек решил не оставаться молчаливым свидетелем чужих тягот, а потому сошёл с дороги и теперь двигался от древа к древу, останавливаясь у каждого, чтобы сбить как можно больше льда с тех ветвей, до которых способен дотянуться.

А лёд был крепким. Он сковал не только деревья или поверхности луж. Даже машины, даже сугробы, абсолютно всё, без каких-либо иронии или преувеличения, принадлежало ему.

Настолько, что даже веса тела, которое наконец-то удалось вернуть себе, спустя столько времени, обычно не хватало, чтобы проломить толстую скользную корку, покрывавшую белеющий под ногами снег. Что уж говорить о замёршей воде, сковавшей несчастные неповинные растения?

Закончив декламировать стихи, Мец улыбнулся.

— Нет. На богемийском всё ещё не звучит.

Молодой человек поправил перевязь с двумя мечами. Костяным и деревянным. Сенсей так и не успела дать новоявленному ученику никаких уроков, но это не значило, что тот не должен готовиться. Он сам изготовил новое оружие. А вот корсиканский браслет, которому следовало бы составить пару основному инструменту дендромага, под его руку подогнала Илега Шайс, камеристка госпожи.

Именно «подогнала». Браслет изначально принадлежал самой слечне Глашек, но Лешая его в очередной раз сломала. Да и во время последнего боя девушка очень даже хорошо справлялась без подобной атрибутики. Ни к чему богине человеческие источники магии. А вот человеку подобное могло пригодиться.

Так что, Илега решила передать вещь с подобной богатой историей первому официальному ученику госпожи. Мец принял подарок, заверив, что будет носить его с гордостью.

Кто бы мог подумать, что судьба сложится подобным образом?

Всего неделю назад пан Праведный был по ту сторону от закона. И верил, что это правильно. Всего неделю назад он во всём поддерживал Ростинку. Всего неделю назад он размышлял о том, чтобы встать бок о бок с ней против той, кого ныне все зовут Перловкой.

А что же сегодня? Сегодня Мец официально служит храму Лешей. Той, кого совсем недавно полагал всего лишь иным ликом упомянутой выше Перловки.

Пан Праведный получил полное отпущение грехов. Шеф Воржишек лично гарантировал молодому человеку отсутствие преследования. Да, конечно, это птица не самого высокого полёта, но ведь он же не сам принимал данное решение, а транслировал волю тех, кто стоит над ним. Да и ощущались его слова весомей, чем слова шляхты. Всё же, служака. Такие люди прямолинейней привыкшего юлить дворянства. У них речи легковесней. Каждая фраза — подобна лепестку на ветру. А полицейские когда говорят, словно камни бросают.

Ясное дело, упускать возможностей Мец не хотел. Он поведал людям Маллоя все детали. И в дальнейшем собирался служить верой и правдой. И даже не потому, что сие давало уважение, деньги и власть. То был скорей приятный бонус к трепету, что бывший самурай испытывал от осознания, что его госпожой и сенсеем стала самая настоящая богиня.

Это, конечно же, великая удача. Но не удачей единой. Каждое решение имело значение. Включая те решения, что пан Праведный принимал задолго до этой жизни.

Всего одно слово, один шаг могли бы изменить судьбу кардинально. Мец ведь мог умереть в другое время. Переродиться в другой семье. В другой стране. Или вовсе — не в Форгерии.

Кстати о семье… молодой человек всё это время держал руку на пульсе, а потому знал, что ничего плохого и непоправимого ни с кем не произошло. Контрзаклинание Маллоев прервало жизни многих. Но никого из семьи Праведных. Конечно, для них оно было бы не критично. Связей Меца теперь уже вполне хватало, чтобы воскресить любого из них. Когда ты служишь богине, смерть обратима.

Достаточно лишь попросить.

— Мец? Мецик, это ты?! Семеро! Радка! Сарка! Это же Мец!

Молодой человек обернулся в сторону звонкого девичьего голоска и в последний момент увернулся от широкого плоского куска льда, который в него запустила младшая сестра.

— Ух! Даска, ты чего?! — удивился он.

Даска стояла на дороге, уперев руки в боки и недовольно надув щёки. Весь её внешний вид выражал возмущение, от сдвинувшихся к переносице бровок до выбившейся из-под вязанной шапочки рыжей прядки. Даже пуховик, казалось бы, был дутым именно оттого, что дулся на Меца, разделяя точку зрения хозяйки.

Всего через две секунды к Даске подскочили Радка и Сарка. Одеты они были, привычно, точно также, как сестрица, из-за чего отличить девочек получалось только по мелким деталям. Вроде уже упомянутых торчащих из-под шапки волос. Аккуратную Сарку видно издалека, так что, выяснить, кто же из тройняшек — Радка, можно было просто методом исключения.

А вот против ещё двух кусков льда метод исключения не помогал. Молодому человеку пришлось спешно выхватывать оружие и отбивать снаряды на лету. Благо, движения отточены уже даже не годами, а десятилетиями тренировок. В мозгу только зародилась мысль об использовании оружия, как неровный, способный резать исключительно на силе магии, костяной клинок уже разбивал ту ледяную глыбу, от которой уклониться было бы сложней.

А близняшки всё веселились. Хохотали во весь голос, как-то даже больше по-мальчишески, да продолжали метать в дорогого братика импровизированные снаряды. Благо, они уже сковырнули толстую твёрдую корку с верхушек сугробов и теперь обстрел вели исключительно снежками.

Мец отлично знал младшеньких. Их бесполезно было увещевать, и игнорировать не имело смысла. Этот шутливый бой окончится лишь когда одна из двух сторон этого шуточного конфликта потерпит однозначное, не допускающее иной трактовки, поражение. Либо же когда придёт весна и обратит весь боезапас в шумные весёлые блестящие на солнышке ручейки воды.

И Мец не собирался признавать поражение.

Ради блага сестёр.

Тройняшки росли в совершенно неправильной семье. Не было у них перед глазами примера женщины, которой они могли бы подражать. В смысле, мама-то, конечно, была человеком хорошим и вела себя, как полагается, да вот только счастья ей это не приносило. А кто из семьи Праведных был ближе всего к понятию счастья? Да те, кто демонстрировал силу. Силу магии или силу кулаков. Так что пример сестрички брали с самого Меца, в меньшей мере, да Ростинки-Ганнибала — в большей. Всё же, Ростинка была девушкой. Хоть и с зашитым в душу карфагенским полководцем.

Потому и неудивительно, что близняшки росли не дурами подраться. Да, магию они знали плохонько, но… их было трое. Всегда трое. И они только недавно вошли в возраст, в котором мальчики начинают становиться сильнее девочек по биологическим причинам.

Для их же блага было как можно быстрей усвоить, что драки — это не женская стезя. И потому нельзя поддаваться. Чтобы не создавать у них иллюзий, что на этом поле они смогут вечно обыгрывать мальчишек.

Именно потому Мец мгновенно собрался. Он двигался, как в настоящем бою, стараясь не допустить попадания единого снежка. И пусть мышцы были почти не разогреты, но тело… это было почти то самое тело, управлять которым он учился последние девятнадцать лет. Не мелкое худенькое девчачье, едва собственный вес способное волочить, если не подмешать немного колдовства.

Сестрички едва успели среагировать, когда старший брат внезапно оказался рядом с ними и начал методично, быстро, но плавно и мягко швырять их в сугроб: именно туда, откуда они сами недавно сняли крепкую жёсткую ледяную корку. Лишь одной из них, Радке, удалось зацепить бывшего самурая, влепить снежком в бочину в самый последний момент. Не критично, но обидно. Особенно обидно, что несмотря на некоторую чуждость восстановленного тела, — оно было очень похожим, но Мец чувствовал определённую степень расхождения со своей старой оболочкой, — не удавалось на неё списать этот казус. Это сам пан Праведный допустил ошибку недооценив прыть сестрицы.

Однако шутливый бой подошёл к концу. Тройняшки валялись в сугробе, кто вверх ногами, а кто — частично утонув в снегу, и весело дёргая конечностями, смеялись. Лишь Даска слегка морщилась да старалась поменьше двигать левой рукой.

Мец неторопливым движением вернул оружие на место и одарил девочек хмурым взглядом.

— Это что у нас выходит? Меня не было неполную неделю, а вы уже прогуливаете? Сейчас будний день! Вам учиться надо!

— А мы не прогуливаем! — поспешила оправдаться Сарка, поправляя съехавшую во время падения в сугроб шапочку.

— У нас училка по лит-ре кони двинула! — пояснила Радка.

— Да и всё равно, этот предмет бесполезен! Читать мы давно умеем, а эти сочинения древних писак, ничего не знающих о нашей жизни, — просто чушь свинячья! — заключила Даска.

Мец нахмурился и обжёг сестричек самым строгим взглядом из всех возможных.

— Нельзя радоваться тому, что учитель умер, как этому радуетесь вы.

Ответ был дан тремя голосами разом.

— Так её же оживя-ят по страховке! — ответили близняшки, а затем продолжила одна только Сарка. — Просто пока не успели. Там очередь большая.

Молодой человек поморщился.

— Ладно… рассказывайте, с кем подрались.

— Ни с кем!

— Мы были милашки!

— Как мышки!

— Как кексики!

— Как мышки-кексики!

И вновь они заговорили хором.

— Со сгущё-ёночкой!

А затем Даска добавила тихонечко сдавленным голосом.

— Или вишнёвым джемом.

Мец сделал шаг к последней, опустился на корточки и решительно потянулся к сестрице, делая вид, что хочет взять её за руку. За ту самую, которую девочка старательно берегла.

Стоило Даске испуганно сжаться, как молодой человек тотчас же замер.

— Вы кого обмануть пытаетесь? — спросил он устало. — Я был там, где поливают кровь, всю предыдущую жизнь. Я знаю, как выглядит человек, у которого что-то болит. А у тебя болит рука. Там небось синяк от локтя до самого плечевого сустава. Кто его поставил?

Даска насупилась.

— Папа.

— Она за меня вступилась, — поспешила оправдать сестрицу Сарка.

Мец недовольно цыкнул зубом.

— Стоило мне отвернуться… стоило всего на недельку умереть… он вообще страх потерял…

Молодой человек выпрямился и решительно размял шею.

— Пришло время положить этому конец.

— Ага, конец… — безысходно вздохнула Радка. — У него работа, в отличие от тебя, нормальная. Твоих денег не хватит содержать семью.

— Зато пятак разобьёт! — добро гыгыкнула Даска, поднимаясь на ноги.

— Да нет, девочки, — поправила их Сарка, успевшая уже устранить любые признаки своего недавнего пребывания в сугробе, — невнимательные вы. Я одна заметила, что у Мецика синай больше не в оплётке?

— Хм… действительно, — пробухтела Радка. — Я как-то не смотрела туда. Да и мечей теперь два. Кстати, с чего бы два, братец? Ты разве имеешь право на два меча?

— Ага! Тем более, что это не дайсё, а дайдай, — ехидно добавила Даска.

Мец опустил голову и улыбнулся. Он был доволен. Доволен собой. И доволен тройняшками.

— Теперь я имею право на два меча. Вы всё правильно поняли.

— Кто? — нетерпеливо спросила Радка.

— Лешая.

— Богиня? — удивились девочки. — Козы-ы-ырно!

— Козырней некуда, — согласился с ними бывший самурай. — Ладно… пришло время мне становиться мужчиной в доме.

И Мец зашагал решительно к дому. А следом за ним семенили тройняшки, весело перешёптываясь и перехихикиваясь. Ухо молодого человека улавливало отзвуки разговоров: чай голоса у сестричек звонкие, молодые. За те пятьдесят метров, что нужно было преодолеть по дороге к подъезду, малышки уже успели прийти к выводу, что «Мецик» стал официальным некромагом, и теперь имел право вообще на всё. И под этой эгидой девочки начали выдумывать казни для папеньки. И чем дальше, тем эти казни становились разом и нелепей, и, если кому придёт в голову реализовать нечто подобное, страшней.

Сказать по чести, имелось у пана Праведного такое недостойное желание, сделать былью некоторые из фантазий младшеньких. Уж больно много ненависти было у него к форгерийскому отцу. К этому жалкому и ничтожному мусору, который верил только в силу кулаков и крепость спирта. Однако существовали в жизни моменты, когда тебе не нужно делать что-то просто потому, что ты это можешь. Да и сами мелкие, на самом деле, узрев на практике воплощение фантазий, стали бы отнюдь не столь улыбчивы, сколь улыбчивы были сейчас.

А Мецу очень хотелось, чтобы его сёстры улыбались.

Чтобы все родные улыбались.

Кроме отца.

И кроме Ростинки.

Грустно это всё, конечно же. Но иногда, чтобы сохранить жизнь, надо отсечь больную конечность.

Чтобы сохранить семью, нужно избавиться от тех, кто для неё опасен.

Оказавшись в здании, молодой человек решительно прошёл мимо лифта и зашагал далее, вверх по лестнице. Тело требовало движения. Просто, чтобы хоть чуточку остудить кипящую внутри кровь. Да и не имелось у Меца ни малейшего желания ждать лифтовой кабины. Хотелось оказаться дома как можно скорей.

Лишь оказавшись у дверей самоучка осознал, что желания ослепили его разум.

Какой смысл был торопиться? Будний день ведь. Сам же отчитывал только что тройняшек за прогул. А школьники, всё же, покидают школы раньше, чем это делают люди, обременённые трудовыми обязанностями. Даже такие, как отец.

Быть может ещё в понедельник имелся какой-то шанс найти того «болеющим» дома. Но со вторника по пятницу он стабильно находился на работе. Всё же, при всех своих недостатках, мужчина умудрялся удерживаться за источник, пусть небольших, но стабильных доходов. И тут уж не важно, каким образом: за счёт знакомств ли, за счёт наработанного годами навыка ли.

Но сейчас и это не имело значения. Больше не имело.

Резкое исчезновение в конце маршрута добычи, которую хищническая натура Меца желала сцапать, сильно ударила по настроению. Молодой человек ощутил, как мышцы теряют тонус, как сердце начинает медленней стучать. Казалось, будто бы все силы просто высосали. Но лишь казалось. Пан Праведный отлично понимал, что организм банально решил сэкономить силы, которые обязательно потребуются попозже. Но мозг, после управления телом бодрым, лёгким, идеально реагирующим на малейшие импульсы и команды, столкнувшись с чем-то настолько неуклюжим, слабым и тряпичным, интерпретировал ситуацию вполне конкретным способом.

Остановившись перед дверью, Мец пошарил в кармане, но затем вспомнил, что ключей у него нет. Попортились в кислоте тараканобогомола. Можно было бы постучать или позвонить в дверь. Но поступать так, когда дома имеется младенец — просто подлость по отношению к матери.

Молодой человек обернулся через плечо.

— Кто-нибудь может открыть дверь?

Девочки замотали головами. Все, как одна.

— Папа ключи у нас забрал. «Нечего», говорит, «девкам с ключами шастать, будто их дома никто не ждёт», — проворчала Сарка. — Я попыталась их умыкнуть, за что и огребла бы, если бы Даска не влезла.

Мец задумался.

— Ладно… чего тогда нам дома делать? Там всё равно надо на цыпочках ходить, — он повернулся к тройняшкам и демонстративно потёр руки. — Ну что, кто хочет дукатовых булочек?

— Я! — весело вскинули кулачки сестрички, но, увидев, как братец злобно на них зыкнул и старательно зашипел, приложив палец к губам, скуксились и тихонечко пропищали. — В смысле… я-я-я-я…

— Будут вам булочки. Там же я с вашими синяками разберусь.

2.

Дукатовые булочки…

Многие обитатели Праги, с точки зрения Меца, уделяют им непозволительно мало внимания. Словно бы у богемийцев имелись какие-то комплексы относительно всего «своего». Хотя, казалось бы, страна добилась многого. До сих пор выступала региональным лидером, а уж в компьютерных технологиях как далеко забежала вперёд. Но, нет, многим хотелось чего-то «чужого». Тех же гиросов, придуманных заметно южней. «Своё» богемийцам часто казалось «простоватым» или «серым».

Мец этой точки зрения не разделял. Он любил «своё». И считал, что «своим» надо гордиться. Просто сам он, будучи попаданцем, нёс собой ещё и старое «своё». Ниппонское. Но он понимал, что его старый Ниппон отличается от форгерийского Ниппона. Даже внешне они были не похожи друг на друга.

Но сейчас пан Праведный был богемийцем. И он любил местное «своё». Он был патриотом. Не патриотом какой-то конкретной страны. Он просто был патриотом. Потому и почитал не гиросы или бургеры, а кнедлики и дукатовые булочки.

Мягенькие, воздушные крохотулечки. Мец полюбил их ещё ребёнком, когда впервые взял их ещё непослушными ручками и вдруг понял, что угощение оказалось по размерам «в самый раз». Берёшь их, и даже как-то себя взрослым ощущаешь.

Для пана Праведного дукатовые булочки навечно стали символом детства и материнской любви. Он считал, что их можно есть только тёплыми. Хотя бы в микроволновке подогретыми. Потому что холодная булочка лишалась важной части своего очарования.

Дукатовая булочка обязана греть руки. Это своего рода напоминание о материнской заботе. О душевном тепле.

Впервые Мец попробовал эти булочки без каких-либо добавок. И не важно, что их было принято подавать именно что с заварным кремом: из сливок или смеси молока со сливками. Матушка впервые угостила его булочками без заправки. И с тех пор он даже в кафе требовал, чтобы его порцию подавали именно так. Без крема. И настолько горячими, насколько это возможно.

Разумеется, тройняшкам он не запрещал заказывать угощение «как положено». Или даже заправленное джемом. Или даже шоколадно-карамельным топпингом! Лишь бы булочки были горячими. Это было единственное требование Меца. А если оно не выполнялось, брат недовольно хмурился. И эту хмурость девочки предпочитали не провоцировать, несмотря на то, что сами порой любили пораздражать бывшего самурая.

Просто хмурость разная бывает. Забавная и нет.

То была хмурость отнюдь не забавная. Грустная. Печальная. Разочарованная.

И девочкам сия хмурость не нравилась. Они предпочитали её избегать, уступая в малом. Однако когда брат хмурился из-за того, что тройняшки в очередной раз подрались, тут же вставали в защитную позу. И тут уже отступать приходилось брату.

Мец понимал, что доверие мелких слишком хрупко. И не стоило испытывать его на прочность лишний раз. Для них семейные связи не столь значимы, как для него.

Тройняшки безоговорочно преданы были лишь друг другу. Все остальные могли предать. Их предавал отец. Неумение матери их защитить тоже попахивало предательством. И даже отчуждённость Ростинки они почувствовали намного раньше Меца. И когда Мец последовал за ней, тройняшки уже исподволь стали готовиться к тому, что рано или поздно братец перестанет их защищать.

Теперь доверие малышек, пошатнувшееся из-за того, сколь слепо молодой человек следовал за их старшей сестрицей, стоило бы укрепить. «Подмазать».

И Мец очень боялся момента, когда девочки узнают о том, что Ростинка решила их оставить во имя собственных устремлений. И братцу придётся постараться, чтобы отмыться от подозрений.

Но это всё будет потом. А пока они сидели в оформленном под богемийскую старину кафе. С тяжёлыми деревянными столами и лавками. В стиле средневековой таверны. С официантками в ярких национальных платьях и с волосами, заплетёнными в косы. У тех девушек, конечно, у которых имелось, что в косы заплетать.

Сидели в кафе и кушали булочки, запивая их, кто малиновкой, кто горячим фруктовым морсом, а кто — в частности, Мец и Даска, — кофолой. И правда, зачем нужна кола, если есть кофола? Молодого человека, правда, смущало содержание кофеина в этом напитке, что, вроде как, делало его не лучшим выбором для младших сестричек. Но Даске что-то запрещать было бесполезно. Куда больше смысла имелось в том, чтобы объяснить, отчего же это плохо. Но никто в Богемии не огораживал детишек от наслаждения вкусом этой смеси подслащенных лекарственных трав, что и служило железобетонным аргументом против любых возражений брата.

Слух ласкала приятная музыка. В основном, правда, попса, изредка приправленная национальным колоритом, но оно хоть не нервировало. Колонки пели тихо. Настолько тихо, что порой не различить было слов, лишь общий мотив.

И вот Мец, забыв обо всём, наслаждался вкусом булочек. Или забыв почти обо всём. К сожалению, иные мысли зудели в голове, не позволяя от них так легко отмахнуться.

Молодой человек так расслабился, что упустил момент, когда одна из официанточек остановилась рядом и склонилась к его уху.

— У тебя кости видно на мече, — шепнула девушка.

Бывший самурай обернулся через плечо и встретился взглядом с красивыми большими чайными глазами Хомейны.

— Прикрываете преступников, слечна Норз? — бодро, но также тихо вопросил он и улыбнулся.

Девушка возмущённо выпрямилась и вздёрнула носик.

— Ну, знаешь! — презрительно фыркнула она. — О тебе же беспокоюсь!

Мец не прекращал улыбаться.

— Думаю, мне нужно будет вас отблагодарить, — ответил молодой человек. — Как вы смотрите на ужин за мой счёт?

Забавно было наблюдать, как услышав подобное предложение Хомейна якобы случайно поправила короткие волосы и разгладила складки на юбке, не прекращая, впрочем, демонстрировать высшую степень возмущения.

— Я… подумаю.

Может, девушка и хотела сказать что-то ещё, но тройняшки уже начали ехидненько подвывать, всем своим видом показывая, что уж они-то понимают, к чему тут всё ведёт. Небось уже мысленно поженили брата.

Подобная реакция со стороны малышек заставила Хомейну вспыхнуть. На пару секунд официанточка лишилась дара речи, но затем, всё же, огромным усилием воли переборов себя, вновь наклонилась к Мецу.

— Слышал про то, что Лешая хочет легализовать самоучек? — тихонько спросила она. — Может, тебе стоит попытаться пройти этот экзамен? Уверена, уж ты-то справишься без труда.

Молодой человек пожал плечами.

— А я уже. У меня даже справка имеется на случай, если кто-то не в курсе. Но местные органы власти, в теории, все должны знать. Пан Воржишек обещал, что их проинструктируют.

Мец уже не таился. Он говорил громко. Гордо.

И он хотел, чтобы Хомейна тоже прочувствовала момент.

Было занятно видеть, как меняется выражение лица девушки. Волнение. Быстрый взгляд в сторону. Недоверие. А затем — медленно ползущие вверх тоненькие бровки.

И, наконец, взрыв радости! Столь яркий и громкий. Его ударной волны хватило, чтобы снести все барьеры приличий. Ответственная Хома даже забыла о том, что находится на работе. Высокий пронзительный визг оказался лишь прелюдией к основному перфомансу, когда официанточка буквально напрыгнула на бывшего самурая и сграбастала его в объятия. Поскольку Мец в этот момент сидел, так уж получилось, что его голову вжало в мягкий тёплый девичий бюст.

— Я знала! Я знала! Я в тебе даже и не сомневалась!

Подобный шум в тихой гавани кафешки не мог не привлечь внимания. Но если немногочисленные посетители просто молча взирали на не видящую в своих действиях ничего предосудительного Хомейну и Меца, лицо которого медленно, но неотвратимо заливалось краской в тон рыжим волосам, то вынырнувшая откуда-то из недр служебных помещений рослая администраторша поспешила навести порядок.

— Норз! Что шумишь?

Не прерывая объятий, Хомейна обернулась через плечо и, не моргнув глазом, доложилась.

— Мец теперь некромаг!

Помочь ей в докладе поспешила Радка.

— А ещё, он на свидание Хомку пригласил.

Сам виновник торжества только и смог, что виновато улыбнуться и поднять руку в приветственном жесте.

Администраторша пару секунд молчала. Было видно, что причины радости ей понятны. И она даже сама счастлива за удачливую подчинённую, с которой у них были весьма тёплые отношения. Но лицо потребно сохранять: не гоже жене начальника закрывать глаза на безобразия. Так можно и авторитета всего лишиться.

— После работы визжать будешь, — пробубнила она нарочито строго, но как-то без огонька. — У тебя смена ещё четыре часа. А пока убедись, что у всех заказы на столах. И… некромагу своему налей за счёт заведения.

Она перевела взгляд на Меца, а затем поклонилась. Неглубоко, но поклонилась.

— Прошу прощения за поведение этой юной особы.

Тройняшки разом хихикнули. Все разом.

— Да он явно не против, — заметила Даска, ехидно косясь на всё ещё прижатую к груди Хомейны голову брата.

— Я ещё не настоящий некромаг, пани Эггер, — поспешил прояснить ситуацию Мец, отлично знавший, что скромность красит человека больше, чем регалии. — Меня только-только зачислили на первый курс.

— Но колдовать он уже может! — поспешила уточнить Сарка, за что и получила неодобрительный взгляд новоявленного студента.

— Не важно, — покачала кудрявой головой администраторша. — Так что вам налить?

— Грушёвого сидра. Самого мягкого из тех, что у вас имеется, — пан Праведный не хотел ничего алкогольного, но отказ заставил бы хозяйку беспокоиться.

Женщина внимательно и строго посмотрела на Хомейну. Та лишь сейчас осознала, где именно последние полминуты провела голова молодого человека. Мец это понял по тому, как стремительно девушка помчала исполнять заказ. Словно бы надеялась исчезнуть из поля зрения посетителей прежде, чем кто-то заметит, что она запомидорилась.

Надо сказать, при всей своей бойкости с данной задачей Хома не справилась. И не справилась бы она даже если бы за сидром пришлось бы бежать в погреб, а не до ближайшего холодильника с фирменным логотипом и прозрачной дверкой.

Когда это красноликое создание вернулось обратно и поставило бутылочку перед Мецем, тройняшки вновь гаденько захихикали. И пан Праведный отлично понимал причину их веселья.

Ибо сидр оказался яблочным.

Молодой человек решил ничего не говорить. Он просто молча скрутил с бутылки крышку и сделал глоток, надеясь скрыть за этим движением собственную дурацкую улыбку. Не то, чтобы дико широкую. Одними лишь уголками губ. В конце концов, пан Праведный неплохо владел собой. Однако события последней минуты были достойны того, чтобы их отметили.

В конце концов, не каждый день удаётся увидеть, как эта обычно собранная девушка совершает столь нелепые ошибки.

3.

Как бы хотелось, чтобы ужин с Хомейной был назначен на сегодня. Но, к сожалению, девушка по вечерам училась. Да и было, чем Мецу заняться без учёта свиданий со слечнами, прекрасными не только внешне, но и внутренне.

Например, пришлось вновь обнажить меч, но не чтобы отбиться от новой партии ледяных обломков, попавшей в ручки троняшкам, а от двух бывших соратников, которые, увидев пана Праведного, вдруг решили проявить лихость и «неожиданно» напасть на него в подъезде. Видать, были уверены, что их базового навыка некромагии и численного превосходства хватит, чтобы убить «предателя».

Идиоты.

Единственным, что уберегло их от страшнейшей из кар, был факт наличия свидетелей. Не то, чтобы Мецу с его статусом некромага-первокурсника требовалось скрываться от кого-либо. Просто он не хотел показывать сёстрам самые неприглядные из сторон этой жизни. Потому пришлось просто лишить нападавших жизни. Благо, костяной клинок мог разить быстро и бескровно.

Лучший выбор, когда предстоит биться на глазах младших сестричек.

По крайней мере Мец так считал, когда принимал это решение. Но увидев, сколь беспечно ведут себя тройняшки, тут же изменил мнение.

Как-то больно было смотреть на девочек, похватавших выпавшие из мёртвых рук жезлы и размахивавших ими, словно бы деревенские мальчишки, случайно забредшие на поле боя.

Хотя, нет. Те мальчишки, всё же, увидели бы изувеченные и изуродованные тела, а потому вели бы себя более ответственно. Не стали бы они пытаться ударить друг друга боевым оружием, громко при этом смеясь.

— И снова победа великой Даски Праведной! Слечны рукоплещут! Враги — трепещут! — вскинула над головой руки девочка, довольная тем, как залепила жезлом по лбу сестрице.

Радка недовольно потирала ушибленное место и смотрела на победительницу недобрым, не предвещающим ничего хорошего взглядом, не обращая никакого внимания на тянущую пальчики к оружию Сарку, приговаривающую:

— Дай я теперь попробую. Дай я.

Наконец, Мец не выдержал.

— Хватит.

Он не повысил голоса. Просто произнёс одно слово. Чётко. Ясно. Холодно. Строго.

Три пары глаз мигом обратили на него свои взоры.

И эти взоры были разом недоумённые и требовательные.

— Я был слишком недальновиден и глуп, раз не позволил вам рассмотреть, что именно произошло. Я так не хотел, чтобы вы пугались… но сейчас я вижу, что вашим сердцам не хватает страха. Вы ведёте себя так, будто бы у вас в руках надувные мечи, а не оружие, созданное убивать.

Девочки молчали. Они смотрели на брата серьёзными внимательными взглядами. Напряжённый, кажется уязвлённый у Даски. Тёплый, с отголоском боли — у Радки. Заботливый, нежный — у Сарки.

И именно Сарка взяла слово. Она шагнула к молодому человеку и аккуратно накрыла ладошками руку, которой тот удерживал перевязь с мечами.

— Ты так хочешь, чтобы мы побыстрей повзрослели?

И Мецу стало стыдно. Хотя и не должно было.

Он понурил голову и сосредоточил взгляд на ступенях. Серых. Слегка присыпанных окурками и обёртками с нечитаемым, но узнаваемым благодаря характерному шрифту, названием леденцов от кашля. Молодой человек осторожно подвинул мусор мыском ботинка к краю лестницы и скинул вниз.

— Я хочу, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Чтобы вы были счастливы. И я вижу, что вы счастливы в своей безответственности. Но она же подвергает вас опасности.

Радка недовольно скрестила руки на груди и вздёрнула носик.

— Пхе! И это твоя благодарность за то, что мы не расспрашиваем тебя о том, где ты всё это время был?

— Вот-вот, — поддакнула ей Даска. — А, между прочим, мы знаем, что ты там сам подвергался опасности. А ещё, думаешь, мы не заметили, что ты вернулся, а Ростинка — нет?

Мец нахмурился.

Если честно, он был удивлён тому, сколь долго фамилия Праведных не всплывала в новостях. По всем каналам и радиостанциям Ганнибал проходил под своим громким античным именем, а его современное пока что нигде так и не было упомянуто. По крайней мере молодой человек ни разу его и не услышал.

Но ведь это не навсегда. Сколько пройдёт времени прежде, чем дикторы впервые назовут Ростинку Ростинкой? Как скоро фамилия Праведных начнёт ассоциироваться с пороком, предательством, терроризмом?

Когда мама и девочки начнут ловить на себе озлобленные презрительные взгляды. Когда им начнут плевать в спины те, кому не хватает ума подумать, что лишь невинные, за кем не стоит сокрушительная сила, не способны ответить на подобное?

Благо, за спинами родных стоял Мец. Но лишь в свободное от работы время.

Молодой человек развёл в стороны руки, приглашая сестричек в объятия. Благо, дважды намекать девочкам не пришлось, и те шустренько подбежали к старшему братцу и тот, наконец, смог обхватить разом всех трёх малышек.

— Ростинка не вернётся.

— Мы знали…

— Мы догадывались…

— Мы вас уже оплакали…

Мец чуть покачал головой.

— А если вернётся, вам лучше бежать от неё, сломя голову.

Девочки разом все подняли моськи и устремили на брата вопросительные напряжённые взгляды.

И он ответил:

— Она и есть Ганнибал.

— Курва! — рявкнула Рядка, отцепляясь от молодого человека и отходя в сторону.

— Ка-а-а-ак? — ошарашенно протянула Сарка.

Глазки малышки уже были на мокром месте.

А вот Даска выдала такую пошлую матерную тираду, что Мец аж собственным дыханием поперхнулся. Не то, чтобы он слов таких не знал. Не в этом дело. Просто слышать нечто столь забористое из уст младшей сестрёнки ему не просто не приходилось, в голову не могло прийти, что такое возможно. Словно бы реальность хрустнула.

— Короче, лучше б уж сдохла! — заключила сестрёнка в заключение своей речи.

— Даска! — только и смог выдавить из себя возмущённый Мец.

Голос прозвучал как-то чересчур низко. Даже хрипло.

— Что?! — взмахнула ручками девчушка. — Я не права?!

Молодой человек кивнул.

— Смысл сказанного верен. Но вот форма…

— Согласна, — кивнула сестрёнка. — Лучше б было хокку.

— Даска! — рявкнул Мец.

Девочка замолчала и насупилась, надув губки.

Но едва спустившуюся на плечи тяжёлую гнетущую тишину попытался отогнать слабый грустный голосок Сарки.

— Он ведь не любит хокку на богемийском.

Тройняшки усмехнулись. Как-то не очень весело. Даже чересчур старательно.

Они словно бы усилием воли пытались прогнать дурные мысли, изменить саму реальность могуществом чистого желания и детской невинности. Словно бы если не замечать беды, то и она не сможет заметить их самих.

Вот уже Сарка упорно трёт глазюки, улыбаясь настолько широко, насколько это было физически возможно. Вот Даска скалится во все зубы. Пусть выглядит это скорей агрессивно, чем весело, но попытка засчитана.

Лучше всех получалось, конечно же, у Радки. Она лучше остальных сестрёнок всегда перевоплощалась на сцене.

Мец покачал головой.

— Ладно. Пойдёмте. Мы достаточно долго гуляли. Думаю, он уже вернулся домой.

— Гуляли, как же? — проворчала Радка. — Ты нас заставил уроки делать.

Молодой человек пожал плечами.

— Нужно было как-то время убить.

Сестричка наставительно подняла пальчик.

— Вот-вот! Убить! А ты что сделал? Заставил нас провести его с пользой!

— Тоже мне, специалист по убийствам, — поддакнула дрогнувшим голоском Сарка.

— Бездарность! — возмущённо выкрикнула Даска.

Мец закатил глаза и махнул рукой.

— Хорошо. Как скажете. В убийствах я не разбираюсь. Не то, что вы.

Он решительно шагнул на ступеньку выше.

— Пойдёмте уже. У нас есть ещё одно незаконченное дело.

4.

Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным.

На самом деле, многое в этом — и в любом другом — мире требует холодной головы. Но месть в данном вопросе занимает особое место. Ведь есть великое множество причин, почему бурлящая кровь может всё испортить.

Она слепит.

Она препятствует попыткам смотреть в будущее.

Она толкает делать глупости.

Она не позволяет грамотно оценивать меру наказания.

Но самое главное: она мешает в полной мере насладиться актом возмездия.

Именно поэтому Мец удерживал в узде желание с ходу наброситься на отца с кулаками. Или же начать разговор сразу с оскорблений, с приказа выметаться прочь. Без вещей. Как некогда тот сам велел выметаться матери.

Даже улыбка не коснулась губ бывшего самурая.

Хотя… отчего же бывшего? Разве у юного пана Праведного не два меча на перевязи? Право слово, даже сестрички это отметили, а он сам? Настолько привык считать себя бывшим, что став «нынешним» не сумел это осознать в должной мере?

Молодой человек снял оружие с пояса и поставил в угол коридора, за старым велосипедом. Не хотелось бы раньше времени привлечь внимание отца к изменившимся обстоятельствам.

Мецу хотелось, чтобы старший пан Праведный ощущал себя вольготно. Чтобы падение его ощущалось болезненней.

Новоявленный студент-некромаг и сестричкам велел помалкивать, да только их моськи были уж больно красноречивы. Но с этим ничего не поделать. Не мог он запретить тройняшкам стать свидетелями падения кухонного тирана.

И, всё же, голова самурая была не столь холодна, как он полагал. Иначе как могло так получиться, что он, войдя в дом, совершенно забыл о том, что матушка не видела его уже давно. И что радость её будет чересчур уж выразительной.

До слёз.

До горючих, потоками, слёз.

— Мец… Мецик… где же ты был? Не звонил даже… твой телефон не отвечал…

Молодой человек мягко обнял родительницу и аккуратно погладил ту по плечу.

— Но я же вернулся, — ласково сказал он. — Я не мог вернуться раньше.

Ложь. Мог. Но ему было слишком стыдно.

— Ты мог позвонить…

И в этот момент с кухни раздался уверенный, слегка тягучий бас.

— Да шлялся он не пойми где со своими дружками! Как только в подворотне не сдох?!

Эти грубые слова задели не Меца. Они задели его мать. Из глаз женщины слёзы потекли уже не в два ручья, а в две реки. И вот от этого молодому человеку стало больно.

От этого, да от сизого кровоподтёка под левой скулой родительницы.

Самурай слепо пошарил левой рукой за велосипедами, нащупал рукоятку костяного меча и сжал её. Пальцами же правой он мягко коснулся пятна, уродовавшего лицо женщины, сплетая заклинание регенерации.

— Каждый судит по себе, мама. Когда он отсутствует, то именно по этой причине. Я тебе объясню всё позже. А пока…

Молодой человек склонил голову на бок, оценивая результат своих колдовских трудов. Внешне выходило не очень. Всё же, ускоренная регенерация не устраняла проблемы мгновенно. Следовало проверить ещё через полчаса.

— Приляг. Поспи.

— Но…

— Мужчинам нужно решить мужские вопросы. Женщине там не место.

Твёрдым жестом он отстранил от себя матушку и слегка толкнул её в сторону комнаты. Она как раз должна была в ближайшее время ощутить усталость от того, что организм исцелялся в усиленном режиме. Если, конечно, других причин для усталости у неё не имелось.

— Где ты там застрял, щенок неблагодарный?! Не отвлекай уже мать от работы!

Мец ещё пару секунд внимательно смотрел на родительницу, дабы убедиться, что та всё поняла, и не полезет в ближайшее время на кухню.

Жаль, что мама, в отличие от тройняшек, услышав звуки ссоры, найдёт лишь поводы для волнения, а не для радости. Как и младший брат. Хотя ему, пожалуй, к шумным вечерам не привыкать. Небось уже научился их игнорировать.

Затем Мец решительно зашагал в сторону кухни.

Там молодого человека ждал он.

Великовозрастное ничтожество, которое никогда не думало о будущем.

Ни в этой жизни, ни в предыдущей.

Ему было всего сорок, а уже весь обрюзг. Одрях. Уже заимел проблемы со здоровьем, но и не подумал меньше пить. Точнее, подумал… но быстро передумал. А как приходили заслуженные боли, так лишний раз срывался на окружающих.

Мужчина небрежно глотнул пивка, после чего решительно стукнул бутылкой по столу.

— Что? Чудом тебя пронесло, революционер-самоучка?

— Чудом, — согласился Мец.

Ему самому казалось, что голос звучит чересчур бодро и весело. Однако молодой человек знал, что данное ощущение обманчиво. На деле речь была столь же спокойна, холодна и отрешена, сколь и обычно.

— Ещё мне что-то высказывает, щенок, хотя сам всю семью подставляет, — мужчина поднялся со стула и чуть отвёл руку с бутылкой чуть назад.

Мец видел, как сильно бате хочется влепить сыну по голове. Желательно, чем-нибудь тяжёлым или стеклянным. Но он знал, что нельзя. Что молодая поросль в долгу не останется. Что пакт о ненападении действует лишь покуда оба его соблюдают.

Самурай молчал. И отсутствие ответа воодушевляло Праведного-старшего.

— Сказать нечего, да? Что, захлебнулась ваша революция? — мужчине шутка отчего-то показалась дико смешной, потому обличительная речь прервалась на противный мерзкий гогот. — Сколько там ваших побили?

И в этот момент до Меца начало доходить.

Он прищурился.

— Дай угадаю, ты меня сдал?

Веселье мигом сошло на нет. Не хватало только скрипа патефонной иглы по пластинке.

Не умел Праведный-старший держать себя в руках. И вот теперь спешно пытался отвести подозрения сына, опасаясь, что тот поспешит воздать «заложившему» его отцу.

— Это было бы правильно, конечно. Особенно, когда начались все эти случаи со «Сметаной» и той больничкой, — речи мужчины были сбивчивыми и торопливыми. — Но мы же семья, Мец. Как ты мог такое подумать? Я же о семье забочусь. Вы, дармоеды, вообще живы, потому что я кормлю вас.

Молодой человек улыбнулся. Тепло. Дружелюбно. И как же это выражение лица контрастировало с холодным злым взглядом зелёных, словно два глубоких болота, глаз.

Самурай хлопнул отца по плечу.

— Я понимаю твою точку зрения… понимаю… просто я с ней не согласен, — процитировал Мец сенсея.

— Что? Ты бы на моём месте сдал? — непонимающе и взволнованно спросил мужчина.

Сын поднял брови.

— А я и сдал. Более того, я бился бок о бок с Лешей. В «Сметане». И в больничке тоже. Я теперь герой. Не революционер, а секретный сотрудник. Не преступник-самоучка, а первокурсник УСиМ.

Мец запихнул руку в карман, вытащил оттуда довольно толстую стопку злотых и небрежно плюхнул её на стол.

— И в твоих услугах, как кормильца, семья Праведных больше не нуждается.

Мужчину разом пробил озноб и прошиб пот. Он не мог отвести взгляда от денег. Словно бы они значили куда больше, чем тот факт, что за опасным и мешающим наслаждаться жизнью сынком не приедут люди в форме, не скрутят его и не уведут.

— Сказать нечего, да? — со всё той же улыбкой спросил молодой человек. — Я понимаю. Понимаю. Впрочем, я могу угадать твои мысли. Не стоит беспокоиться: я тебя не убью.

Отец расслабился.

Зря. Ой, как зря.

Впрочем, именно этого Мецу и хотелось больше всего.

— Я поступлю с тобой также, как поступил в своё время с матушкой ты. Я выставлю тебя из дома беспомощным, оставив тебе то, что ты любишь больше всего. Но я не совершу твоей ошибки: я не пущу тебя обратно, как бы сильно ты не плакал.

— Что? — не понял собеседник.

А в следующую секунду ему стало не до вопросов. Ведь сынок не просто так положил руку на плечо. С этой позиции было легко совершить захват.

Мец не стал чересчур зверствовать. Он повредил родителю локоть и ударом пятки раскрошил стопу, а затем потащил подвывающую и стонущую, не способную даже связно материться тушу на выход.

Молодой человек не стал напрягаться и выкидывать отца именно что на улицу. Бросил прямо на лестничной клетке в метре от входа в квартиру. А затем ушёл, закрыв за собой дверь, но вернулся вновь спустя секунд сорок-пятьдесят.

— Я же обещал оставить тебе то, что ты больше всего любишь. Свои обещания я привык держать.

Одна за другой рядом с ошалевшим мужчиной о бетон звякали донышками бутылки. Три с пивом, не считая початой, и одна — с бехеровкой. Уж больно уважал отец этот травяной ликёр. Употреблял лишь по особым случаям, в отличие от других видов алкоголя.

Что ж… потеря семьи и дома вполне могла считаться особым случаем.

— Стой! — сумел собраться мужчина. — Стой!

Мец уже собирался закрыть дверь, но, всё же, внял просьбе и остановился.

— Тут холодно… дай мне хоть одежду… я же в домашнем…

Молодой человек пожал плечами.

— С чего бы вдруг? Ты матушке уличной одежды не давал. Как сейчас помню, что обувь она успела покидать нам за дверь, а сама так и выскочила в одном домашнем тапке.

— Так не зима ж была!

Мец поднял бровь.

— Правда? Ты уверен?

— Да!

Молодой человек молчал. Разве что постарался поднять бровь ещё выше.

— Да, точно! — повторил отец.

— Точно?

Мужчина осёкся. Он опустил голову. Но вряд ли потому, что винился. А потому что не мог придумать новых аргументов. И потому, что ему сейчас было очень больно, и не орал он от этой боли лишь потому, что раненную ногу удачно отставил в сторону, а больную руку аккуратно укачивал здоровой.

Мец закрыл дверь.

Занятно. Папенька даже не помнил. А ведь тогда и правда была не зима.

Тогда была осень.