Властитель свободы

Глава 13

Аттикус выехал из леса на пастбище. Фестус мягко цокал копытами по пышной траве, направив уши вперед. Ему явно нравилась извилистая горная тропа.

Жаль, что поездка не успокаивала Аттикуса. На душе было тяжело. Черт, он даже не чувствовал тепла от коня. Красные пятна плыли перед глазами, заслоняя весенне-зеленые поля. Если смотреть на солнце, могут остаться белые круги; если на убийство — кровавые.

Охрененно много крови…

Убийца не смог далеко уйти, но от того, что он за решеткой, его молодая жена не воскреснет. Черт. Накачанный метамфетамином и стероидами ублюдок пришел в ярость из-за того, что его женщина беспокоилась о семейном бюджете, и заставил ее замолчать с помощью ножа.

Ей и двадцати двух лет не исполнилось.

Аттикус понял, что остановил Фестуса и невидящим взглядом смотрит на горы. Глубокое дыхание не помогало забыть запах крови, ненависти и насилия. Вздохнув, он погладил лошадь по шее.

— Извини, приятель, я…

— Аттикус, ты в порядке?

Он положил ладонь на рукоять пистолета, а потом узнал этот голос.

В мягком синем свитере и коричневых джинсах Джин стояла у деревянной ограды на участке Мастерсонов.

— Привет, — скрипучим голосом сказал он.

Она нахмурилась.

— Что не так?

— Ничего.

Она раздраженно фыркнула и залезла на ограду. Затем сказала низким голосом, изображая его:

— Первый урок на сегодня: быть честным.

Он не смог улыбнуться.

— В точку, дорогая, — он подвел Фестуса поближе и усадил Джин боком на лошадь перед собой.

Раздался клевый писк. Девушка схватила его за рубашку.

Притянув ее, мягкую, удивительно теплую, поближе, он поцеловал ее в плечо и вдохнул аромат лаванды и ванили. Мир по-прежнему оставался чудесным и чистым. Господи, ему нужно было это знать.

— Джин, я…

К его удивлению, она повернулась и крепко обняла его.

— Шшш. Что бы ни случилось, мы сможем это поправить. Шшш.

Он поджал губы. То, что случилось с жертвой, исправить не удастся. И все же сочувствие Джин и ее желание помочь сняли камень с его души. Он глубоко вдохнул. Тьма перестала тянуть к нему щупальцы. Он слышал, как резвятся лошади на соседнем пастбище, как ветер играет в соснах, обрывки разговоров Мастерсонов, спорящих в конюшне.

Жизнь продолжалась. Все в его руках. Он поднял голову, поцеловал Джин в щеку, потом в губы.

Положил руку ей на затылок. Она продлила поцелуй, давая ему все как нежданный подарок судьбы.

Подняв голову, он посмотрел на нее сверху вниз, увидел крошечную морщинку беспокойства меж ее бровей. Она волнуется за него.

— Спасибо, Джин.

Улыбнувшись, она из хорошенькой стала умопомрачительно красивой.

— Всегда, пожалуйста, я бы сказала. Ты собираешься рассказать мне, что случилось?

— Нич… — уже почти снова это же соврав, он поймал себя на слове и грустно на нее посмотрел, — убийство. В городе. Плохо дело.

Она поморщилась.

— Все погибли?

— Да, — к собственному удивлению он добавил: — Жертва — молодая женщина. Ее мужчина вышел из себя, — чертов ублюдок. — Мы задержали его, но она… — челюсти свело, и он не смог больше произнести ни слова. К черту разговоры.

Наклонившись вперед, он схватил Джин за левую ногу, перекинул через шею лошади, так что Джин оседлала Фестуса. Когда Вэр ослабил поводья и заставил лошадь перейти на шаг, Джин тихо беспокойно пискнула. Девушка из города никогда раньше не ездила на лошади без седла.

В этот момент она прочистила горло:

— Ты вроде бы говорил, что твой отчим был агрессивным мужчиной? — вопрос попал в цель, словно она выстрелила в яблочко.

Видимо, он дернул руками, потому что Фестус остановился и через секунду принялся щипать траву.

«Мой чертов отчим». Поверх головы Джин Аттикус смотрел на густые вечнозеленые растения на склонах, окружавших долину. Мама слишком часто была в кровоподтеках. Каждый день после школы он приходил в ужас от того, что обнаруживал.

С усилием он прочистил горло и сказал психологу правду:

— Да, может быть, поэтому это убийство задело меня, — он окликнул Фестуса и медленно направил его к дому.

— Эм, Аттикус, — Джин махнула рукой в ​​сторону поворота к Мастерсонам, — я с Кайли пришла сюда, чтобы покормить лошадей и навестить Саммер, а затем мы собирались вернуться в «Серенити Лодж» и побыть там еще какое-то время.

— Похоже, вместо этого ты побудешь со мной, — увидев ее недовольный взгляд, он неожиданно улыбнулся. — Позвони ей, когда мы доберемся до дома.

— Слушай… — она нахмурившись смотрела на него через плечо, поколебалась и нежно сказала: — Хорошо. Если ты съешь то, что я для тебя приготовлю.

— Мне не нужна кухарка. Я хочу…

Она скрестила руки на красивой полной груди.

— Это единственное, что я тебе предлагаю, Вэр.

— Ты крутая, да? — и охеренно клевая к тому же. Он скользнул ладонью свободной руки под ее руки и сжал ее грудь. Может, ему удастся добиться предложения получше.

«Аттикус Вэр — упрямый мужчина», — подумала Джин. Она позвонила Саммер и Кайли рассказать им, что ее похитили. Саммер довольным тоном велела Джин хорошо повеселиться. Ее подруги одобряли Аттикуса.

Прожив в этом городе всего год, он обзавелся тут очень хорошими друзьями.

Она вернулась к готовке. Свиные отбивные подрумянились, на тихом огне кипел грибной суп-пюре. Она, сунув в духовку смазанный маслом посоленный картофель, сделала огонь побольше, чтобы он запекся до хрустящей корочки.

Когда Аттикус попытался помочь, она увидела, что он еще в рабочей одежде, испачканной в… Нет, она не хочет об этом думать. Она отправила его в душ.

Она слышала, как течет вода на втором этаже. Снимая испачканную в крови одежду, он вспоминает о преступлении? Снова в это вовлекается?

У нее заныло сердце. Все сильные мужчины ошибочно считают, что должны защитить всех, кого опекают?

Возможно, так оно и было, поскольку она чувствовала то же самое по отношению к своим близким. Она должна была им помочь. Она хотела подарить им покой, а если возможно — и радость.

С этой мыслью она взлетела по лестнице в спальню Аттикуса. Она стянула свитер, бросила его на кровать, сняла брюки и нижнее белье.

В прикроватной тумбочке лежали презервативы.

Взявшись за ручку двери ванной, она заколебалась. Если выяснится, что он ее не хочет, ей будет больно. И все же… Расправив плечи, она вошла внутрь. За прозрачными стеклянными дверями была душевая кабина из черного мрамора, вся в тумане — нет, это душ с паром.

Скрестив пальцы и надеясь, что поступает правильно, она распахнула дверь и вошла. Наполненный паром воздух струился по ее обнаженной коже чувственными мазками тепла.

Деревянная скамья для душа стояла справа от нее. В дальнем конце была П-образная мраморная душевая скамья, на которой полулежал Аттикус, прислонившись спиной к стене. Лицо перекошено, рот сжат в тонкую линию.

Он увидел ее. Нахмурился. Увидел, что она держит, и посмотрел на нее голодным взглядом.

— Это на закуску?

Она моргнула.

— Ну, нет, я не принесла…

Он расхохотался, и она занервничала еще сильнее.

— Милая, ты совершенно точно принесла закуску.

Он встал, нависнув над ней. От него пахло чистым, мокрым мужчиной. Отобрав у нее презерватив, он разорвал обертку и вложил в ножны свой очень возбужденный член.

— Стой тут, милая, — он набрал горсть пены из дозатора и нанес ее ей на плечи, слегка массируя, затем на шею. На ключицы.

В воздухе витал запах хвои. Она будет пахнуть, как он. Просто ужас, до чего ей нравилась эта идея.

— Ты такой милый, помогаешь мне вымыться, — сказала она, поддразнивая.

И тут этот милый мужчина положил руки ей на грудь и безжалостно выкрутил ей соски.

Ноги подогнулись от внезапного возбуждения.

Он стальной рукой обхватил ее за талию, прижал спиной к твердой, как скала, груди и потянулся, чтобы намылить — тщательно — ее киску. Она успела порадоваться, что побрилась… там внизу… а затем его ловкие пальцы прогнали все мысли из ее головы.

— О, господи, — прошептала она, ухватив его за запястье, — Аттикус.

— Шшшш, — он безжалостно дразнил ее.

Ее клитор набух, его покалывало. Давление внутри нарастало. Еще немного…

Прежде чем она кончила, он остановился.

— Нееееет….

— Тише, сабочка. Теперь дай руку, — выражение его глаз, плотно сжатые губы вызвали у нее тревожный трепет, и она вложила руку в его большую ладонь.

Повернувшись к стене, он поднял ее руку к белой рукоятке на уровне ее головы. С помощью браслета на липучке, свисающего оттуда, он пристегнул ее запястье к рукоятке. Когда он пристегнул вторую руку к другой рукоятке, ее руки оказались расставлены немного шире плеч, а она сама наклонилась вперед. Он подтащил с другого конца душевой деревянную скамью, заставил ее поставить на эту скамью левую ногу и пристегнул за лодыжку, тем самым вынудив перенести вес на правую ногу.

— Поверить не могу, что позволила тебе сделать со мной такое, — в голове крутилась куча ужасных сценариев.

Он усмехнулся.

— Я кажется говорил, что произойдет, если ты начнешь думать не о том, что происходит здесь и сейчас?

— Я не пом…

— Я сделаю все, чтобы вернуть тебя обратно, — он ударил ее мозолистой рукой по ягодицам, и шлепок плоти о плоть отразился эхом в парящем душе.

— Оу! — она дернулась и попыталась отстраниться. Руки прикованы. И одна нога тоже. Ей никуда не уйти. Это ее пугало, возбуждающе пугало.

Он шлепал ее, снова и снова, еще пять раз, сильными жгучими ударами. Влажная кожа была чувствительнее к боли.

Ее трясло, но каким-то образом ноющая от боли попка посылала обжигающие потоки тепла в ее киску, и она уже не могла сказать, что ее беспокоило сильнее.

— Я думаю, сейчас ты сосредоточилась, — прошептал он и прижался к ее спине. Попку обожгло, когда член потерся о ноющий участок, и она резко вдохнула, чувствуя прилив возбуждения.

Сильной рукой он обнял ее за бедра, удерживая, направил свой ствол в мокрый вход и медленно, целеустремленно вошел в нее. Когда она почувствовала в себе твердый толстый член, ее тело задрожало от желания.

— Блять, какая ты офигенная, — прорычал он

У нее закружилась голова. В этот раз он был более грубым — брал ее где хотел, брал ее как хотел. И чувства переполняли ее душу как член киску. Это то, чего она хотела. Она сжала руки в кулаки, когда он вошел сильнее.

Его грудь скользнула по ее спине, он потянулся в сторону и отрегулировал воду. В нее ударили струи воды. Одна верхняя струя била в грудь, вторая — в низ живота. Он наклонился вперед, его член проник глубже, и тут он отключил верхнюю струю и отрегулировал нижнюю на максимум… и направил яростный поток вниз, прямо на ее широко раскрытую киску. Когда тот коснулся ее обнаженного клитора, она дернулась.

Смешок Вэра отозвался грохотом землетрясения у нее в ушах.

— Это отличное местечко.

— Аттикус, нет, — она попыталась высвободить руки, чтобы прикрыться. Вода била по плоти, жаля и кусая сотнями капель, а потом он ухватил ее за бедра, вытащил член и изо всей силы вошел в нее.

— О, Боже, — невероятные ощущения захватили ее, изнутри и снаружи.

— И она еще ругается, — он рассмеялся, входя в нее быстро и глубоко, а вода безжалостно дразнила клитор. Ее тело напряглось, давление внутри нарастало. А затем неудержимый, как океан, оргазм прокатился по ней, один невероятный спазм за другим, яростно сотрясая ее. Очень, очень сильное удовольствие. Ноги подкосились. Аттикус крепче обнял ее за талию.

— Очень хорошо, милая, — сказал он ей в ухо низким сексуальным голосом. — Я чуть не кончил вместе с тобой.

Но он не кончил, и его все такой же длинный и толстый член внутри нее замедлил движения, они стали нежнее. Аттикус положил руку ей на клитор, защищая от брызг.

Почему он не выключит воду?

Но он медленно входил и выходил из нее, покусывал шею, играл одной рукой с ее грудью. Не спеша и откровенно наслаждался ею.

Ей нравилось и то, и другое: что он не спеша довел ее до оргазма и что он использовал ее, чтобы самому получить удовольствие это было невероятно приятно знать.

Пока он играл с ней и пока его член рисовал медленные круги, ее возбуждение снова вспыхнуло. Ее соски сократились, внутренние мышцы сжались вокруг него. Изысканная пытка продолжалась, и она протестующе заскулила.

Он предупреждающе прикусил ее шею.

Когда она промолчала, он прошептал:

— Вот умница!

Не давая ей двигаться, он потянулся вперед, чтобы отрегулировать душ до жестко бьющей струи… и убрал руку с клитора.

Струя ударила прямо по чувствительной точке, и она встала на цыпочки:

— Нееееееееееееееет.

Он ухватил ее за бедра и заставил остаться на месте. Крепко удерживая ее, он начал входить сильнее, глубже, не замедляя движения, пока внутри нее все сжималось, пока клитор наливался кровью, пока она не зависла над пропастью.

— Нет, нет, нет, — шея выгнулась, мышцы напряглись, она поднималась к пику наслаждения. Все тело свело судорогой от удовольствия. Снова и снова…

Его сильные руки сжали ее бедра, и, кончая он зарычал от удовольствия. Ощущать, как он пульсирует настолько глубоко внутри нее, было невероятно интимно, как будто они соединились на всех возможных уровнях.

Сердце перестало стучать как сумасшедшее, а мышцы, казалось, растаяли. Она обмякла в его объятиях.

— Полегче, милая, — он ткнулся носом в ее щеку, удерживая ее рукой за талию. Она чувствовала, как бьется ее сердце, прижимаясь спиной к его груди, как он согревает ее своим разгоряченным телом. Аттикус расстегнул липучки и снял оковы.

Освободив, он заставил ее повернуться и обнял. Нежно гладя по спине, он поцеловал ее долго и глубоко.

— Вот это я называю закуской.

Час спустя, сидя за широким кухонным столом, Аттикус улыбнулся Джин. Маленькая саба снова оделась после… душа… но длинные волосы все еще были спутаны. Красные прядки снова проявились после того, как голова высохла. Ошеломление, написанное на ее лице большую часть трапезы, вызывало в нем чувство невероятного удовлетворения.

Черт, ему нравилось, как она реагировала на связывание. На него. Член дернулся в знак согласия.

— На что ты смотришь? — она бросила на него вопросительный взгляд.

«На тебя».

— Очень вкусно, — сказал Аттикус, отставляя тарелку в сторону. Он умудрился съесть отбивные, запеченный картофель, салат и выпить стакан вина. И почувствовал, что приходит в норму. — Спасибо, что все приготовила.

— Пожалуйста.

Он стал убирать за собой грязную посуду и обнаружил, что она вынула все из раковины, вымыла посуду и до блеска намыла кухню.

— И за то, что убралась тут. Ты пахала как папа Карло.

— Пожалуйста, — она странно улыбнулась. — Можешь считать это обслуживанием «все включено».

— Уборка, секс и готовка? Похоже на то.

— Я и не задумалась о том, как много сделала, — она наморщила лоб и оглядела вымытую кухню, словно видела ее впервые. Выражение ее лица сменилось с испуганного на непроницаемое. — Мне пора домой.

— Почему? — Теперь ее что взбесило? Он с неудовольствием признался себе, что до сих пор не вполне ее понимает. Что не имел возможности узнать про ее прошлое и она совершенно точно не рассказывала ему никаких подробностей. Осторожная женщина. Он покрутил в руке бокал с вином и внимательно на нее посмотрел. — Ты расстроилась из-за того, что мы трахались?

«Похоже, она поражена. Опять же, южаночка особо не матерится. И не описывает секс такими словами».

— Эм. Нет. Совсем нет.

— Ну, ладно, — она не могла считать, что он использует ее для секса. Он ясно дал понять, что хочет большего.

Он видел, как она оглядывает стол, комнату — смотрит куда угодно, только не на него. На сердце лег тяжелый камень.

— Джин, я бы хотел, чтобы ты осталась на ночь. Это проблема?

— Я… Нет. Да, — она расстроенно на него взглянула и спрятала лицо в ладонях, с приглушенным «Блин!»

Ну, черт, что за противоречия? Он обошел стол.

Прежде чем он дошел до нее, она встала.

— Думаю, мне пора вернуться.

— Думаю, нам пора поговорить, — он протянул ей руку, но она попятилась, словно он ей угрожал. Что за черт? — Джин…

— Прости, Аттикус. Мне надо домой, — она обхватила себя руками.

Может, если бы он знал ее лучше, если бы она была его сабой, он имел бы право надавить на нее. К сожалению, она четко обозначила свою позицию. Они друзья с привилегиями. Не больше. Он сделал паузу, давая ей возможность передумать, за тем сокрушенно покачал головой.

— Собирай вещи. Я заведу грузовик.

Через несколько минут он притормозил перед поворотом к Мастерсонам.

— Не тут. Моя машина у большого дома, — он поднял брови и она добавила: — Я приезжала к Кайли. Она взяла меня с собой, когда поехала кормить лошадей.

Хотя Кайли помогала ухаживать за животными, когда Мастерсоны уходили в горы с экскурсией, она жила в «Серенити Лодж» со своим мужем, Джеком.

— Понятно.

Нажав на газ, он повел машину в гору. Дорога была мрачной, как и его настроение. В машине повисло тяжелое молчание.

Он остановился на парковке «Серенити Лодж» и вылез из машины.

Джин не подождала, пока он откроет ей дверь, и сама выпрыгнула наружу.

— Прости, Аттикус. У тебя был ужасный день и я… вместо того, чтобы помочь, все испортила. Прости, — она посмотрела ему в лицо. — Надеюсь, ты будешь хорошо спать… Ну, спокойной ночи.

Она пошла к своей машине.

Спеша от него уйти? Он поджал губы. Это чушь какая-то. Он догнал ее, открыл перед ней дверцу машины и взял ее за руку, осторожно, но твердо.

— Поговори со мной, Джин. Я что-то упускаю.

Она опустила взгляд на раскатанную землю и примятые сорняки.

«Я дам ей подумать. Если нужно, я готов подождать охеренно долго. Что, черт возьми, творится у нее в голове?»

Через минуту она расправила плечи. Лицо стало бледным и напряженным, она смотрела на деревья. Не на него. Плохой знак.

— Хорошо, дело вот в чем, — сказала она. — Я переехала из Луизианы, убегая от… себя самой. Нет, убегая от мужчины, с которым встречалась. Он был… Нет, я была… — она прикусила губу. — Проблема в том, что я позволяла ему — всем мужчинам — меня использовать. Со мной что-то не так, и я уехала, потому что это был единственный способ, который я смогла придумать, чтобы все прекратить.

Аттикус сжимал зубы до тех пор, пока не услышал, как они протестующе заскрипели. Хорошо бы познакомиться с тем мудаком, из-за которого эта нежная женщина выглядит такой разбитой и потерянной.

— Итак, ты переехала сюда.

— Совершенно верно, — она в итоге посмотрела ему в глаза. — Мне здесь нравится, но я не хочу… отношений…с тобой. Я не доверяю… Нет, я имею в виду, я слишком сильно стараюсь… Я сделала бы все, чтобы…

— Что? — она ему не доверяет? Оскорбленный, он выпрямил спину. Господи. — Ты думаешь, что я тебя использую? — Отчим использовал его мать. Издевался над ней. — Я не просил тебя ни готовить, ни убирать.

— Ты не понимаешь, — она покачала головой. — Я просто не хочу все время только отдавать и…

Он заледенел. Разжал ладонь и выпустил ее руку.

— Мы, черт побери, конечно же не хотим такого. Думаю, тебе лучше покончить с этим прямо сейчас.

Она подняла руку, словно желая дотронуться до его лица.

Он отступил назад. Слишком поздно. Господи, он даже не хотел, чтобы она готовила, и в душ ее к себе не приглашал. И сейчас она обвиняет его в том, что он только берет.

Джин пришла в отчаяние. Боль в глазах Аттикуса сменилась горечью, глаза стали холодными как лед. Словно он увидел незнакомку. Которая ему не нравилась.

Он развернулся на каблуках и пошел обратно к своему грузовику.

Она смотрела ему вслед, чувствуя, как слова прорываются сквозь ком в горле, вспоминая похожую сцену. «Прости, папочка. Не уходи. Я буду стараться еще лучше». Но он ушел, не оглядываясь.

«Престон, прости, что не сдала вещи в химчистку. Я завтра их захвачу».

«Просто не смотри на меня так, словно я тебя подвела.

Люби меня, пожалуйста. Не покидай меня».

И вот она снова хочет сделать все что угодно, сказать все что угодно, чтобы уговорить мужчину остаться. Она отогнала тошноту и заставила себя молчать.

Хлопнула дверца грузовика. С глухим ревом пикап выехал с парковки.

Она стояла, парализованная, слушая удаляющийся гул автомобиля.

Уехал.

У нее вырвалось рыдание, и она подавила и его. Так будет лучше для них обоих. Она слишком сблизилась с ним и опять принялась за старое. Это, конечно, не его вина — все дело в ней самой. Лучше бы ей хватило ума не связываться с мужчиной. С любым мужчиной. Потому что в итоге что? Она превращается в тряпку. Она не позволит себе опять наступить на эти грабли.

Но она причинила ему боль. О, она совершенно этого не хотела.

Внутренний голос говорил ей догнать его. Извиниться. Аттикус не Престон, не ее отец. На самом деле он совершенно особенный мужчина. И поэтому ей еще больше хочется дать ему все. Все, что он захочет.

Она не должна этого делать. Она не настолько глупа.

— Я не собираюсь становиться рабыней мужчины, — громко сказала она. Твердо. Но продолжала вспоминать его несчастный взгляд. Его боль. Что она наделала?

Она сделала шаг вперед. Она должна объяснить.

Нет. Она вернется к нему и откажется от себя — вот что произойдет. Вот что всегда происходит.

Но любовь к нему того стоит.

Нет. Так думать неправильно. Девочка, ты так облажалась.

— Ни один мужчина не стоит…

— Вот что ты думаешь? — услышав грубый мужской голос, она подняла голову. Бекка и Логан стояли возле Беккиной машины.

Бекка выглядела встревоженной.

Но ее муж… Выражение лица Логана было суровым, как гранитные скалы позади него. Он осуждающе посмотрел на Джин, достаточно долго, чтобы внутри нее что-то сжалось, а затем он дернул подбородком.

— Убирайся отсюда.

Он больше ничего не сказал, но продолжение фразы было очевидно.

— Ты того не стоишь.

У нее перехватило дыхание. Не глядя на них, она села в машину. Завела мотор. Нажала на педаль газа.

По пассажирской двери хлестнули ветки.

«О, Аттикус, прости. Ненавижу это. Ненавижу то, что я сделала». Сморгнув слезы, она выехала на серую асфальтированную дорогу, холодную и безжизненную, ведущую обратно, вниз с горы.