Властитель свободы

Глава 17

В середине следующей недели Джин вошла домой, счастливо улыбаясь. Последняя сегодняшняя сессия с заключенным показала, что он прогрессирует.

— Я увидел его прошлой ночью, мисс Вирджиния, мое будущее. Устроюсь на работу. Буду получать настоящую зарплату и откладывать деньги на банковский счет, — Брейден был одним из ее самых молодых подопечных, его осудили за кражу автомобиля. У него был такой большой потенциал, и все же он не мог представить себе будущее без новых преступлений и новых попаданий в тюрьму. Но она наконец достучалась до него. Теперь, когда он увидел другие возможности, они могли работать над тем, чтобы их достичь. Удовлетворение бурлило внутри нее, как шампанское.

Ей нужно составить план для их следующей встречи. Она бросила сумочку на стул и начала искать карандаш.

Она услышала лай Триггера на заднем дворе и пошла по дому, предвкушая, как он будет ее встречать.

— Я иду, мальчик мой.

Стоп. Засов на задней двери не заперт.

Прижав руку к горлу, она развернулась на месте. На столе стояло пиво. Кто-то был в ее доме. Она схватила телефон и набрала 9–1…

— Джин, впусти собаку, пока она дверь не выбила, — раздался голос снаружи. Аттикус.

Она распахнула дверь и шлепнулась на попу из-за восторженного приветствия Триггера.

— Ой!

Приплясывающий мокрый лабрадор ткнулся ей головой в плечо, вертясь вокруг, пока она не погладила его с головы до ног.

— Миленький, ты очень плохая сторожевая собака.

Нисколько не раскаиваясь, он быстро лизнул ее в подбородок.

Как этому глупому животному удалось стать для нее таким важным? Она чмокнула его в пушистый нос.

— Дай мне встать, детка. Мне нужно дать по ушам твоему человеческому другу.

Она вышла на крыльцо и уперла руки в боки.

Ее сидящая в кустах мишень едва виднелась. Но он несомненно мог ее слышать.

— Аттикус Вэр, о чем ты только думаешь? У меня чуть инфаркт не случился, когда я увидела, что дверь открыта. Я думала, это воры.

Он выпрямился во весь рост.

У нее пересохло во рту.

Моросящий дождь хлестал по обнаженным плечам, которые могли бы принадлежать воину-викингу, по мускулистой груди, покрытой пятнами пота и грязи, и рельефному прессу, отлично иллюстрирующему термин «шесть кубиков».

О, господи. Сначала она раскраснелась от злости, теперь — от возбуждения.

Смеясь, он даже не заметил, как она на него смотрит.

— Джин, мой пикап припаркован на улице прямо перед домом.

Она его не видела.

— О, — жар, бушевавший в ней, выжег все возражения.

Поднявшись по ступенькам, он сдвинул назад ковбойскую шляпу. Солнце, пробиваясь из-за облаков, играло на пряжке его родео-ремня, и ее взгляд устремился вниз.

Да уж, джинсы с низкой посадкой — божий дар для женщин. Ее пальцам не терпелось пройтись вниз по узкой дорожке волос от пупка к паху — или свернуть к сексуальной косой складке прямо у бедра.

Она сглотнула.

— Что ты делаешь на моем заднем дворе? Под дождем?

— Строю тебе собачью будку, точнее, строю дом для твоей костлявой дворняги.

Она фыркнула. Он постоянно оскорблял Триггера и все же всегда подсовывал лабрадору лакомые кусочки. Гладил его и разговаривал с ним.

Триггер его обожал.

— Собачья будка это отлично. Спасибо, — господи, вы только на него посмотрите. Аттикус не брился на выходных, поэтому шея пониже бороды была покрыта щетиной. Он выглядел опасным. Хищным. Не в силах удержаться, она шагнула вперед и провела руками по сильным мышцам груди, по каштановым пушистым волосам, дотянулась до сосков. Его кожа была разгоряченной и скользкой от пота и дождя.

Он ухватил ее за запястья.

— Джин, я грязный и…

— Я знаю, — выдохнула она и стянула с себя свитер, затем расстегнула спереди лифчик.

Выражение его глаз мгновенно изменилось — да, он был стопроцентным мужчиной — и его ладони, испачканные грязью, сжали ее груди.

— Дааа, — мягко прошептала она. Она качнулась вперед, достаточно близко, чтобы расстегнуть его ремень и молнию на джинсах. За восьмифутовым забором заднего двора их никому не было видно.

Он взял ее за руки.

— Джин, — предупредил он.

Она знала, что правильная саба должна попросить разрешения, и все же хотела взять в рот больше всего на свете.

— Аттикус, — ответила она, поддразнивая.

Упав на колени, она высвободила его член, вдохнула его яркий мускусный мужской аромат. Он затвердел, и она вобрала его в рот, наслаждаясь тем, как по-детски нежная кожа натягивается на железный стержень: — Мммммм.

— Господи, — Вэр уперся рукой в стену за спиной Джин и облокотился на нее всем весом.

Она подняла голову и улыбнулась ему.

— Я не спросила разрешения, о, Дом. Вы должны будете потом меня наказать.

— Не думай, что я этого не сделаю, — пробормотал он, и она затрепетала. Потому что он сделает. Как Дом, он последовательно, честно и строго соблюдал правила. Ей это ужасно в нем нравилось.

Что ей не нравилось, так это то, что он никогда ни о чем ее не просил. Это было неправильно. Он всегда делал что-то для нее, и игра шла в одни ворота. Теперь, когда она знала, что ее желание заботиться о нем не было односторонним, что эта забота делала ее счастливой, она хотела дать ему больше.

Хотела, чтобы он требовал большего.

Крутя языком вокруг головки, она легко пососала и вобрала его целиком.

Он резко вздохнул.

Она дернула головой и опять легко пососала. Его яички в ее ладони были круглыми и тяжелыми, и она ласкала их, кружа языком по его члену. Так хорошо…

Она остановилась и откинулась назад.

— Ну, нам надо зайти внутрь, — улыбаясь про себя, она начала вставать.

— Даже не думай, — он положил руку ей на плечо и заставил снова встать на колени. Заставил ее поднять голову и внимательно посмотрел ей в лицо. — Ага, тебе нравится делать минет.

Он даже не представляет насколько. Она улыбнулась ему.

Он провел пальцем по ее влажным губам.

— А еще ты командуешь снизу, малышка. Манипулируешь мной, чтобы… — он прищурился, — я попросил у тебя большего.

Она сглотнула. Это так, она хотела, чтобы он не давил на нее, но он раскрыл ее замысел за минуту и предъявил ей это. Ох-ох.

— Мы об этом поговорим, но сначала я приму то, что ты так любезно предложила, — и он ухватил ее за голову.

Когда она открыла рот, он вставил в него член и одновременно осторожно, но безжалостно оттрахал ее. Он держал ее за волосы, и она была вся в его власти, и только он выбирал темп и глубину, двигая бедрами вперед-назад.

Ухватив руками его за бедра, она закрыла глаза и… сдалась. Он входил в нее — его член ударял по задней стенке горла, заставляя ее почти задыхаться, перекрывая дыхание, — но не перегибая палку, потому что это был Аттикус и он знал ее. Заботился о ней.

Она расслабилась, двигая головой в его темпе, зная, что может доверить ему контролировать ее и брать то, что хочется. Радуясь тому, что делает это для него.

Когда он кончил, она глотала и глотала, потом вылизала его, прежде чем он вынул из нее член.

Моргнув, она вернулась к реальности, обвила руками его бедра и прижалась щекой к его обнаженному животу. Ее переполняли чувства — как будто ее сердце стало больше грудной клетки. Не любовь, пожалуйста, не любовь, а благодарность, радость и потрясающее ощущение того, что она там, где ей самое место.

Она чмокнула его в живот и почти беззвучно сказала «спасибо». Он запустил руку в ее волосы, и кожа головы заныла, когда он дернул за них. Колени ныли после стояния на деревянном крыльце, а трусики промокли от возбуждения.

Он усмехнулся.

— Всегда пожалуйста.

Еще пару секунд она смаковала удовлетворение.

Затем, заворчав, он рывком поднял ее на ноги.

— Иди на кухню и разденься. Встань на колени и жди меня.

«Боже, помоги, у меня проблемы».

Долгое время спустя Аттикус сидел на полу в гостиной, прислонившись спиной к дивану, и слушал, как дождь барабанит по крыше.

Одна как следует наказанная и полностью удовлетворенная сабочка сидела у него между ног, положив голову ему на плечо.

Во время наказания он пытался объяснить, что хотя ему чертовски понравился минет, манипулировать Домом нельзя. Она поняла, хотя ей не понравилось узнавать разницу между поркой в целях развлечения и поркой в целях наказания.

Но после того, как он закончил ее наказывать, — ну, то, что он удерживал ерзающую сабочку, особенно, когда эта сабочка Джин, — это возбудило его.

Так что, даже когда слезы высохли на ее щеках и она изо всех сил пыталась не обзывать его, он продолжал удерживать ее, всасывая клитор и доводя ее до быстрого оргазма, прежде чем взять жестко и быстро. Нечасто его член вставал дважды за час, но, черт возьми, шлепать ее было так весело.

Минет, порка и секс полностью вымотали Джин. Она почти спала.

Спокойный и довольный, Аттикус решил встать и приготовить ужин. Сможет ли Джин сидеть на стуле? Он ухмыльнулся. Завтра — в пятницу — у него выходной, но ей предстоит целый день сидеть и консультировать заключенных.

Он перестал улыбаться. Чертова тюрьма. Он ненавидел то, что она там работает. А что если рост местной преступности связан с тюрьмой? У скинхедов, задержанных на прошлой неделе, не было причин приезжать в Биар Флэт, а в их гостиничном номере нашли кучу огнестрельного оружия и мобильных телефонов.

Звонок начальнику тюрьмы ничего не дал. Этот идиот туп как пробка.

Из кухни раздались какие-то звуки. Аттикус напрягся, затем понял, что это Триггер клацает когтями по деревянному полу.

В углу скрипнул стул.

— Триггер, тебе кто разрешал залезать на мебель? — тихо спросил Аттикус.

Пес с грохотом спрыгнул на пол. Недовольно вздохнув, он устроился на собачьей лежанке у стены.

Джин пошевелилась и приподнялась, заглядывая Аттикусу через плечо.

— Ты же сидишь к нему спиной. Откуда ты знаешь, что он делает?

Раз она проснулась, можно встать. Аттикус подхватил ее и усадил на диван.

— Я слышу звук крадущейся собаки. Одиссей спал на мебели, когда я этого не видел.

Она приподнялась, положив руки ему на грудь.

— Ты назвал собаку Одиссеем? Серьезно?

— Мама назвала. Она была специалистом по классической художественной литературе и преподавала английский язык в школе.

— Учительница английского. Ничего удивительного, что у вас, Вэров, такие необычные имена. Аттикус в честь Аттикуса Финча[7], Сойер в честь Тома Сойера?

— Ага. А мой младший брат — Гектор из Илиады. Его собака Андромаха, сокращенно Анда, поскольку Гектор терпеть не может греческую мифологию.

— Он все еще живет в Айдахо?

— Ммммм. Занимается нашим ранчо, хоть и продал кусок, чтобы я мог купить здесь землю.

Джин внимательно посмотрела на него.

— Это был подарок или он продал твою часть?

— Мою часть, — он отвлек ее, запустив пальцы ей в волосы. Свет костра танцевал на тонких волосах, играл на красных прядях, подсвечивал ее бледную кожу и подчеркивал зеленый цвет глаз. Он сомневался, что Елена Троянская была прекраснее. И ни у кого из женщин не было более щедрого сердца, чем у той, которую он обнимал.

— А теперь давай поговорим о том, чем ты занималась сегодня.

Она фыркнула.

— Ты слишком жестоко реагируешь на минет.

— Жестоко? Давай будем честны, зверушка. С учетом того, где ты работаешь, ты видела настоящую агрессию.

— Я… — она уловила серьезное выражение его лица, — хорошо, хорошо. Ты всыпал мне, но ты не злился.

Он улыбнулся.

— Было сложно злиться на тебя после минета. Который ты сделала потрясающе, кстати.

В ее улыбке было видно удовольствие сабы, которую похвалил Дом. Черт, ему нравилось это выражение ее лица.

Потом стыд появился в ее взгляде.

— Прости, Аттикус. Думаю, я слишком долго работаю в тюрьме. Заключенные превосходно умеют манипулировать, и я попробовала провернуть то же самое с тобой.

— Ага. Расскажи почему.

Эмоции пробегали по ее лицу, как облака на сильном ветру.

— Это довольно странно. Мне нравится делать что-то для тебя, особенно теперь, когда я понимаю, что забочусь о тебе, потому что мне это нравится. Но ты никогда ничего не просишь. И я хочу, чтобы ты… использовал меня иногда. Даже если это извращение.

Черт, он все правильно понял. Ей нужно узнать, что она не просит невозможного, а это означало, что ему нужно объяснить свое поведение. Но поговорить о прошлом? Лучше застрелиться…

Запустив одну руку ей волосы, он провел большим пальцем по ее щеке.

— Ты совсем не извращенка. Ты саба, Вирджиния, и один из видов удовольствия для сабы — заботиться. Делать людей счастливыми. Удовлетворять их потребности. Вероятно, поэтому ты выбрала работу психолога. Тебе еще больше хочется продемонстрировать твои таланты Дому. Это нормально, детка.

— Нормально, — она расслабилась, сухо сказав: — Феминистки распяли бы тебя за такие речи.

— Неа. Смотри, подчинение и забота характерны и для мужчин-сабмиссивов. В этом плане все равны, понимаешь?

У нее была восхитительная улыбка.

— Да.

— Что касается меня… — объяснить свое поведение было непросто, — из-за того как обращался отчим с моей матерью, я… колеблюсь… когда я чувствую, что использую женщину в своих интересах.

— Мне кажется, это в тебе говорит твое прошлое, — она нахмурилась. — Твой отчим загремел в тюрьму? Твоя мама в итоге его сдала?

Воспоминания были отвратительными.

— Было дело. Но он бил ее так, чтобы синяки не оставались на видных местах, а она не ходила к врачу. Так что ему назначили психотерапию по управлению гневом, и он держал себя в руках, пока не закончил курс. Потом он чуть не задушил Сойера. Сказал, что убьет нас, если мама снова отправит его под арест.

— И это еще одна причина, по которой ты не доверяешь — не доверял — психологам. Ничего удивительного, — пробормотала Джин. — И как вышло, что он оказался в тюрьме?

От ее понимания по телу разлилось тепло, хоть оно и не стерло холод от разговоров о его прошлом.

— Однажды ночью, мне тогда было двенадцать, он пришел домой в говно пьяный. Заявился на кухню, злой как черт. Любой предлог для него был хорош, чтобы выйти из себя. — Аттикус помнил, как они все замерли от страха.

— Он решил, что не хочет жареного цыпленка, попытался швырнуть в маму сковородку.

Джин уставилась на него.

— С горячим маслом?

— Она бы обожглась. Ослепла. Я бросился на него, выбил сковороду у него из рук, — они оба были в брызгах жира. Отчим ударил его, и Аттикус оказался на полу. Согнулся пополам от удара ногой. — Он был в ярости. Сойер — умный пацан — сначала вызвал копов, потом ввязался в драку. Отчим отшвырнул его к печке. Я думал, эта сволочь его убьет.

— О боже, — она дотронулась до его щеки и отогнала воспоминания о том, как брат неподвижно лежит на полу.

— Он был пьян, — Аттикус пошатываясь встал. Ноги заплетались, его мутило. Это не важно. Он опустил голову и продолжил: — Я уворачивался. Мама и Гектор кидали в него вещи. Мы его отвлекали. — Какое-то время.

Должно быть, она видела выражение его лица. И задала правильный вопрос.

— Тебе было только двенадцать. Он тебя сцапал?

— Когда приехали копы, он хлестал меня ремнем — пряжкой и всем остальным. Они услышали крики моей матери и вломились в дверь, — Сойер лежал без сознания. Избитый. Мать не могла встать. Измученный болью Гектор свернулся калачиком. Аттикус был весь в крови. — Я думаю, что именно тогда у меня появилась симпатия к силовикам. Тем более, что его отправили в тюрьму.

Она нахмурилась.

— Первая судимость. Ему не могли много дать.

— Он вышел до того, как я ушел в армию. Был осужден условно, вернулся в город.

— А когда срок условного осуждения вышел?

— Я служил в армии, когда мама сообщила, что он приходил к ней и вел себя агрессивно, — Аттикус посмотрел на Джин. Она должна знать о нем правду, потому что, если понадобится, он будет снова и снова делать то же самое. — Я пошел в увольнение и нанес ему… убедительный… визит.

Ее глаза расширились, а потом она улыбнулась.

— Хорошо. И?

— Он решил, что в Аризоне погода лучше. Больше не вернулся.

Она похлопала Аттикуса по груди, словно одного из своих подопечных.

— Почему-то я получаю ужасно примитивное удовольствие, узнав, как ты можешь встать на защиту.

— Господи, ну ты даешь.

— Мы даем. Я беспокоюсь, что перегибаю с заботой. Ты боишься злоупотребить просьбами. Разве эти отношения не обречены?

— Ты в итоге признаешь, что у нас отношения?

— Я… нет. Это заголовок статьи в женском журнале, — ее лицо приобрело великолепный оттенок спелых помидоров.

Не в силах удержаться, он сказал:

— Но, милая, если у нас нет отношений, почему вообще об этом говорим? Тем, кто просто трахается, разговаривать не обязательно, правда?

— Мы не только просто… — она сердито на него посмотрела, — ты меня дразнишь.

— Да, черт побери, — он дернул ее за волосы. — Детка. Ты не замечаешь, что у нас серьезные отношения — моногамные, давай-без-презерватива отношения?

Она побледнела.

Вот упрямица. Любая другая выбивала бы из него это признание.

Через мгновение он собрался с мыслями.

— Вернемся к теме, — он взял себя в руки, хотя это было словно вступить в перестрелку без бронежилета. — Как твой Дом, я ужесточу требования. Взамен я жду, что ты скажешь мне, если захочешь большего. Или если я попрошу у тебя что-то, чего ты не хочешь делать.

— Хм, тогда я должна пожаловаться на сегодняшний день, — проворчала она. — Я планировала сделать тебе совершенно другой минет.

— Не морочь мне голову, зверушка. Тебе понравилось, — он чертовски долго был Домом, еще с тех пор, как Капитан взял его на БДСМ-вечеринку и сделался его наставником по этим вопросам. Аттикус провел рукой по ее щеке. Да, он понимал, когда саба счастлива от того, что ее контролируют, берут, заставляют.

Она попыталась надуть губы, но не выдержала и улыбнулась.

— Понравилось, — и потом она проявила то самое мужество, которое он в ней обожал, и пошла дальше: — У нас отношения. Да. Давай без презерватива.

Он поцеловал ее в мягкие губы, прижал к плечу и расслабился. Они и в самом деле были парой. Оба они много пережили в прошлом и были настороже, как зайцы, услышавшие вой волков.

«Но неважно, что нас ждет в будущем. Здесь и сейчас все в моих руках. И она Моя».