Властитель свободы

Глава 21

Джин опаздывала. Сильно опаздывала. Аттикус прислонился к дереву, сложил руки на груди и смотрел, как новички готовятся к вечеру. Ханты обустроили для БДСМ игр широкую поляну, на которую можно было попасть, спустившись по грунтовке за их домом. Из распиленных бревен сделали Андреевские кресты. Несколько настоящих козел, хоть и с некоторыми изменениями, превратились в скамьи для порки. Положенная на бок винная бочка с приваренными к ободам железными болтами прекрасно подходила, чтобы заставить сабу нагнуться вперед и приковать ее так.

Цепи свисали с ветвей деревьев. Веревки, обернутые вокруг стволов деревьев, можно было использовать, чтобы зафиксировать сабмиссивов.

Ночное небо было ясным и красивым, убывающая луна еще не взошла.

Люди приезжали и приезжали. Но Джин все еще не было. Он высматривал каждую поздно приехавшую машину, ожидая ее появления. Сколько времени требуется, чтобы нарядиться для вечеринки? Или Саммер вылетела в кювет, или что-то случилось?

Он не находил себе места от беспокойства. Он отшлепает симпатичную маленькую попку Джин, когда она уже приедет, за то, что заставила его волноваться. Заставила его ждать. В конце концов, прошло уже шесть дней с тех пор, как он ее обнимал. И еще больше с тех пор, как они занимались любовью.

Он поднял взгляд на приехавшую пару.

— Привет, Де Врис. Рад видеть вас с Линдси.

— Вэр, — мускулистый Де Врис с волевым подбородком всегда выглядел так, словно недавно хорошо подрался. Он носил короткую стрижку и был высокомерен, как сержант морской пехоты.

Аттикуса охватила ностальгия. Он пожал Де Врису руку и улыбнулся его сабе, Линдси. Среднего роста и веса. Большие карие глаза. Вьющиеся каштановые волосы с яркими красными и фиолетовыми прядями, подчеркивающими ее яркую индивидуальность.

— Как дела, зверушка? Ты разобралась с делами на юге?

Она улыбнулась.

— Куча плохих парней гниет сейчас в техасских тюрьмах. Жизнь прекрасна.

Отлично. Может, он и не любил мелодрамы, в отличие от Джин, но ему, черт возьми, нравились истории со счастливым концом. Эти двое прошли через многое, прежде чем добились своего.

Кстати о хэппи-эндах, раз он тут со всеми раскланялся, пора идти по своим делам. Если Джин все еще решает что надеть, он притащит ее сюда голышом. После того как затащит в постель.

Они могут сюда не вернуться.

Черт, он по ней скучал.

— Всегда считал горы тихим местом, — сказал Де Врис. — Но, кажется, не для тебя. Ты в порядке?

— Почти вернулся в норму.

Линдси улыбнулась ему.

— В последний раз, когда мы встречались, у тебя была козлиная бородка. Борода тебе больше идет.

— За ней проще ухаживать, — и она не так колет бедра сабочки с внутренней стороны. Аттикус дернул подбородком в сторону стройного молодого человека в эффектной черно-золотой портупее и трусах в тон ей. — Я вижу, ты привел мальчика для битья. Ты собираешься побить его сегодня?

Де Врис оглянулся.

— Вчера вечером мы немного повеселились. Стэн опоздал, так что я разогрел Диксона и подготовил его к встрече в горах.

Де Врис и Диксон практиковали садо-мазо, а их партнеры нет. Так что садист доставлял Диксону боль, которую тот так желал, и возвращал его мужчине Стэну. Партнер Диксона говорил, что собирает сливки — сабмиссив возбужден и готов трахаться. Глядя на то, что делает Де Врис с Диксоном, Линдси обычно тоже возбуждалась…что нравилось Де Врису. Видимо, эта странная схема работала.

— Диксон и Стэн все еще вместе? — это было несомненно так, судя по черному кожаному ошейнику на шее Диксона — в стиле Стэнфилда.

— Они такие клевые, — Линдси тихонько вздохнула, — Диксон плакал, когда Стэн надел на него ошейник. — Она коснулась шеи и уронила руку… и выражение ее лица говорило само за себя. Саба Де Вриса тоже хотела ошейник.

Аттикус внимательно посмотрел на нее. Он мечтал, что Джин захочет того же. Она уже хотела его. Хотела ему подчиняться. В конце концов, она будет доверять ему настолько, что отдаст ему… все.

Прежде чем пойти за ней, он мог немного повеселиться с этой парой. Де Врис был таким крутым парнем, что его будет приятно помучить. Поэтому Вэр перевел взгляд на Линдси.

— Ты слишком сильно раздета, Южаночка, — явно нарываясь — учитывая, что его ребра и плечо все еще не зажили — Аттикус встал между Линдси и Де Врисом. Он взял ее ладони и поднял их, глядя на ее руки. — И запястья тоже голые.

У него за спиной рыкнул де Врис.

Ну, за неделю он не сделал ничего безрассудного.

— Я могу тебе помочь разобраться с этой проблемой. Я люблю надевать на саб наручники и ошейник, даже если это только на один вечер. Не дает другим Домам перейти границы, — то, что он прямо сейчас делает.

Линдси нервно посмотрела на него, он подмигнул ей.

Она моргнула и — вот умничка! — опустила голову, чтобы спрятать смешинки в глазах. — Эм…

— Руки убрал, придурок, — Де Врис оттолкнул его от Линдси и повысил голос: — Саймон, у тебя в сумке найдется пара наручников? И ошейник?

— Правда? — затаила дыхание Линдси. — И ошейник тоже?

— Детка, ты носила игровой ошейник в «Темных Небесах», — Де Врис взъерошил ее волосы.

Линдси поникла.

— Но тот ошейник только показывал, что Ксавье присматривает за мной, а не то, что я…

— …принадлежу кому-то, — понял Аттикус, хотя Линдси не договорила. Понял и Де Врис, судя по изменившемуся выражению его лица.

Ну, сделал все что мог — как оказалось, больше, чем собирался. Аттикус тихо отошел в сторону. Через поляну шел Саймон с кожаными наручниками и ошейником.

Линдси без просьбы опустилась на колени.

Когда Де Врис застегнул ошейник — знак его собственности — слезы счастья навернулись у нее на глаза.

Лаконичный как всегда Де Врис не стал произносить долгих речей.

— Моя. Ты моя, — он поднял ее на ноги, крепко обнял и поцеловал в губы. — Блять, я люблю тебя.

Она обняла его за шею.

— И я люблю тебя.

Аттикус все бы отдал, чтобы услышать это от Джин. Он пошел к пикапу.

На полпути к пикапу от группы Домов и саб отошла красивая женщина. Она остановилась в нескольких футах от него и вежливо ждала, пока он ее заметит.

— Ты что-то хочешь? — Аттикус старался быть вежливым, хоть его голос был похож на рычание.

— Да, Сэр, — она выгнула спину, привлекая внимание к груди. — Я-Я хотела спросить, не планируете ли вы сегодня подвешивание, и, может, вам нужна та, кого вы будете связывать? Я… Я люблю…

Люблю. Гребаное слово.

«Ну, право, оставь Дома одного на несколько дней, и смотри, что происходит». Джин прижала руку к животу, чтобы успокоить бабочек. Минуту или две назад она замерла на месте, увидев Аттикуса, берущего за руки прелестную сабу с цветными прядками в волосах.

Но он больше ничего не сделал, только удерживал ее руки поднятыми вверх. Когда другой Дом ревниво нахмурился и быстро надел на нее ошейник и наручники, Джин поняла, что Аттикус просто дразнил того Дома.

У этого мужчины злой юмор.

Только сейчас к нему клеилась красивая молодая женщина. И судя по самопрезентации, она предлагала ему… все.

Джин шлепнула себя по бедру мотком тяжелой конопляной веревки. Ее терзали сомнения. Он рисковал своей жизнью ради нее. Он даже признался Уайатту, что его чуть не стошнило, когда он полез на валун. Он любит ее — она слышала, как он это сказал.

Это она, слабачка и тряпка, не сказала ему этих слов. У нее вырвался смешок. Почему открыть сердце ей гораздо сложнее, чем встретить смерть лицом к лицу?

Взяв себя в руки, она пошла вперед.

Кайли и Бекка заметили это и пошли за ней.

Она отмахнулась от них, но их беспокойство было очень трогательно. Друзья. У нее есть друзья. Она крепче сжала веревку. Теперь ей предстояло заарканить мужчину. Точнее, дать ему себя заарканить.

Походка стала неуверенной. Та другая саба действительно прекрасна.

Джин напряглась. Не о чем тут раздумывать.

И никаких драк. Раздавать молодым женщинам поджопники очень невоспитанно, так что Джин сделала то, чему учила ее мама. Она остановилась рядом с Аттикусом, глядя на молодую женщину, и улыбнулась ей.

— О, милая, мне так жаль. Господь с тобой, этот Дом несвободен.

Рядом с ней раздался хриплый смех.

Молодая женщина выпрямилась.

— Он мне так и сказал. Извините меня, пожалуйста.

Джин удалось промолчать.

Слегка поклонившись Аттикусу, саба вернулась к друзьям, оставив Джин наедине с Домом, на которого она претендовала.

Аттикус повернулся. Поднял бровь.

О-о. Сабы не должны влезать в разговор. Будем надеяться, что Ксавье здесь сегодня нет. Она не потрудилась посмотреть, так ли это. Вместо этого Джин внимательно оглядела своего мужчину. На левой скуле все еще оставался синяк, два пальца перебинтованы. Он двигался медленнее и без своей обычной опасной плавности. Потому что он пострадал, спасая ее жизнь. Он не был модно одет, как некоторые из Домов, а носил только джинсы, ботинки и черную футболку. Она никогда в жизни никого так не хотела.

— Аттикус.

Не зная, как сказать ему, что у нее на душе, она протянула ему веревки для подвешивания. Этого ему будет достаточно?

Он внимательно смотрел на нее, не говоря ни слова, и ее надежды рухнули.

— Я…

— Я и вправду?

— Что и вправду?

— Несвободен? — он ухватил ее за подбородок и заставил повернуть лицо к лунному свету.

Вот он, шанс сказать ему, что она чувствует.

— Ты… Я… — слова застряли в горле. Земля перестала вращаться.

Он почти неслышно разочарованно вздохнул, и это разбило ей сердце. Она схватила его руку и прижала ладонь к своей груди. Сердце бешено колотилось. — Ты… ты не свободен, — она сделала глубокий вдох. Еще один.

— Джин, — она увидела тепло и радость в его глазах, и Земля снова начала вращаться: — Хорошо. Молодец.

Придя в себя, она поняла, что в его тоне было много удовлетворения. Даже слишком. Хорошо.

Она поцеловала его руку и прикусила палец.

— И еще, ты должен запомнить, что Домы, которые находятся в эксклюзивных, собственнических отношениях, не могут играть с другими сабами.

— Правда?

— Правда. Ни в коем случае, если они хотят сохранить в целости свои причиндалы.

Он расхохотался так громко, что на них стали оборачиваться.

— Поскольку я люблю свои причиндалы, я буду вести себя прилично, — он положил руки ей на бедро. — Однако, может быть, мне понадобится что-то заметное, чтобы отпугнуть всех этих хищных саб.

Она склонила голову на бок.

— Заметное?

— Мммммм, — он взял у нее из рук веревку, повесил себе на плечо и подошел так близко, что ее соски коснулись его груди. Он притянул ее к себе железными руками, и она почувствовала его очень твердую эрекцию, — красивое массивное обручальное кольцо для этого подойдет.

Обручальное кольцо. Казалось, звезды затанцевали над верхушками деревьев. Она улыбнулась и сумела ответить:

— Я разыщу самое большое, — прежде чем он поцеловал ее так крепко, что свадебные клятвы стали излишни.

****

Его маленькая магнолия могла влюбить в себя мужчину без всяких усилий.

Но черт возьми, когда она протянула ему веревки для подвешивания, он обалдел от ее мужества. Он хорошо помнил, как она впервые отреагировала, представив, что ее подвесят.

— Нет. Ни за что. Никогда.

А потом она пережила тюремные беспорядки. Похищение. Насилие.

Теперь она спокойно стояла на коленях под массивным черным дубом, полностью раздетая. Терпеливо принимая все, что бы он ни сделал.

Она его тронула.

Аттикус тихо обошел ее, заканчивая приготовления. Чтобы обеспечить дополнительный свет во время работы, он включил уличные светодиодные фонари, развешанные вокруг мест для сцен. Огромную ветку с прикрепленным твердым наконечником он уже проверил. Веревки и снаряжение приготовлены, стропорез висел на поясе на случай, если нужно будет перерезать фиксаторы.

Он начал, наслаждаясь тем, как она задрожала, когда колючая веревка скользнула по гладкой коже, и тем, как она покраснела, когда он обвязывал грудь. Она полностью расслабилась. Он двигал ее тело, как хотел.

Медленно он обвязал ее веревками. И с каждым прикосновением, с каждым узлом, с каждым поцелуем Аттикус демонстрировал ей, как много ее подчинение для него значит.

Для первого раза он не стал делать ничего хитроумного, а просто воспроизвел позу женщины, откинувшейся на качелях. Попка опущена вниз, верхняя часть туловища наклонена, ноги вытянуты вперед и вверх..

С каждым завязанным узлом от отбирал у нее свободу, силу, волю… и наконец поднял ее в воздух, полностью контролируя.

Когда земля ушла у нее из-под ног, она широко распахнула глаза, как паникующая лошадь. Тяжело дыша, она попыталась высвободиться, хотя находилась всего в нескольких сантиметрах над землей.

Он этого ожидал.

— Спокойно, детка, — встав на колено, он ухватил ее за плечо и вторую руку положил ей под спину, создавая у нее иллюзию поддержки. — Смотри на меня, Вирджиния, — он скомандовал резко, как новичку морской пехоты в первом бою, и нарастающий страх исчез.

Она быстро подняла глаза и встретилась с ним взглядом, ее дыхание все еще было слишком быстрым.

— Хорошо. Очень хорошо, — он говорил очень низким голосом, как с лошадьми — и напуганными сабами. — Чего именно ты боишься, милая? Расскажи мне.

— Чего я… — она задумалась. Нахмурилась.

— Ты думаешь, я сделаю тебе больно?

— Конечно, нет!

Положив руку ей на щеку, он прикусил ее губы, чтобы подразнить тем, что скоро произойдет. — Думаешь, я дам тебе упасть?

Она сглотнула.

— Ну. Нет.

Но тело подсказывало ей, что она может упасть. Он это понимал. Как насчет другого — более глубокого страха.

— Ты думаешь, я брошу тебя?

— Нет. Ты бы этого не сделал.

Она не колебалась и не раздумывала. Его стреноженое сердце словно освободилось и пустилось галопом. Она доверилась ему. Наконец-то.

— Умница.

То, как ее взгляд смягчился от его одобрения, его власти, заставило его крепче ее обнять. Черт, он любит ее. И будет ей говорить это снова и снова.

Но сейчас… время полетать.

Удерживающая ее сеть из веревки, которой он обвязал ее тело, давала восхитительный побочный эффект — сжимала груди. Ее руки были связаны за спиной, а предплечья вместе. Сеть из веревки обхватывала попку и удерживала большую часть ее веса.

Он тихо прошелся вокруг и приглушил светильники. Отблески костра плясали на ее коже. Ночь была прохладной. Ухала сова, ветер играл ветвями деревьев, неподалеку журчал ручей.

Подняв ее до уровня пояса, он развел ее колени вверх и в стороны, открывая ее заветные места. Он заплел Джин волосы в косу и привязал эту косу к свисавшей сверху веревке. Голова получила опору, а Джин не смогла бы ничего увидеть, кроме ночного неба над пологом леса.

Подвешивание — дело медленное, возвышенно-чувственное и требующее от Дома полной концентрации. Он полностью сосредоточился на медленном скольжении веревки, на ощущении обнаженной кожи, на сжатии и давлении веревки, на красоте жесткого шнура, обвязывающего нежную кожу.

— Боже, как ты красива, — сказал он хрипло, закончив вязать последний узел.

Она смотрела на него большими глазами, когда он начал ее связывать; она была спокойна, когда он лишил ее возможности двигаться, а после изначальной паники, когда он поднял ее в воздух и стал аккуратно покачивать, она ушла в сабспейс.

У него кружилась голова от осознания того, что она доверилась ему целиком: телом, разумом и душой.

Он обошел вокруг нее, проверяя, не слишком ли впиваются веревки, и наблюдая за ее эмоциями, и заметил Джейка, который спокойно наблюдал, стоя неподалеку. Даже в глуши были дежурные смотрители. Джейк одобрительно кивнул ему и перешел к следующей сцене.

Аттикус тут же перестал о нем думать и отступил назад, оценивая проделанную работу и свою сабу.

Глаза закрыты, дыхание медленное и глубокое, мышцы полностью расслаблены. Кому-то тут нравится связывание.

Улыбаясь, он встал между ее поднятыми ногами. Да, идеальная высота. Он подался вперед. Его джинсы терлись о ее уязвимую, обнаженную киску, и она провела ладонями по сжатой веревками груди.

Она широко открыла глаза, заставив его ухмыльнуться.

— Ч-что ты делаешь? — она говорила очень медленно — да, она по-прежнему была в волшебной стране. Что его ни капли не смутило.

— Играю с лепестками моей магнолии, — он провел пальцем по ее влажным складочкам. Уже готова его принять.

Она задрожала.

Ее груди, сжатые веревками, набухли до приятной полноты. Несомненно, стали чувствительней. Он проверил это, прокатав атласный сосок между пальцами.

Она вскрикнула и выгнула спину.

О, да.

Когда-то он предупредил ее, что он будет делать, если однажды подвесит ее. Пришло время выполнять обещание.

Неторопливо он играл языком с ее сосками, покусывая и посасывая, пока плоть не стала темно-красной. Когда он выпрямился, подвес закачался взад-вперед, и он увидел, что ее страхи исчезли.

— Хочешь еще? — спросил он низким голосом. Он встал у нее за спиной, чтобы ощутить вкус ее рта. Когда он провел языком по ее губам, она вздохнула.

Он слегка укусил, дразня ее, потом смягчил боль языком.

Когда он выпрямился, она попыталась поднять голову — и не смогла. Он с удовольствием услышал ее стон. Она хотела поцеловать его, но он давал ей только то, что хотел. То, что она попросит.

— Что, милая?

— Еще. Я хочу еще, Сэр.

Он порадовал их обоих долгим влажным одурманивающим поцелуем, чувствуя покорность ее мягких влажных губ, ее желание ему отдаться. Готова ли она капитулировать полностью?

Джин моргнула и увидела, что Аттикус ушел, исчезнув из ее поля зрения. Она попыталась оглянуться, но голова была привязана за волосы так, что она не могла ее поднять.

Он провел ладонью по ее животу. Вниз по ноге. Он все время держал ее за руку, как бы уверяя ее, что даже когда ей не видно, он рядом.

Между ее раздвинутыми ногами что-то появилось — щетка с жестким ворсом. Он ухватил ее за бедра, заставив подпрыгнуть от неожиданно жесткой хватки.

Она смотрела в темное ночное небо, на котором убывающая луна всходила над деревьями. От каменного кострища доносился звук потрескивающего огня. Мерцающий желтый свет танцевал над черными стволами деревьев.

Она качалась, подвешенная, массивная ветка над ее головой скрипела. Мягкое покачивание завораживало, уютная сеть из веревок на теле успокаивала, и отчасти… отчасти потерялось чувство реальности. Мысли уплывали, как воздушный шар, взлетающий к верхушкам деревьев.

Послышался звук расстегиваемой молнии, и она почувствовала, как Аттикус ткнулся стоящим членом в ее влажную плоть. Пальцами он рисовал круги вокруг клитора, и словно крысы за Гамельнским крысоловом, вся кровь устремлялась к его руке на ее киске.

— Пожалуйста, Сэр, — ее мольба прозвучала как стон. — Я хочу вас внутри. Пожалуйста.

Ветка заскрипела, когда он склонился над Джин, опершись рукой на веревки.

Он потерся грудью о ее чувствительные соски, и она резко вдохнула.

— Пожалуйста.

Он смотрел на нее властным темным взглядом, лицо было решительным:

— Когда я решу, милая.

Пальцем свободной руки он провел по ее щеке.

— Ты такая красивая.

Он смотрел на нее таким взглядом… как раньше. Взглядом, выражение которого она боялась признать.

Сегодня, от осознания того, что он ее любит, её сердце разрывалось от счастья.

Подавшись вниз, Аттикус осваивался. Его член разделил ее складочки, вошел в нее, твердый, толстый и неспешный, словно радовался каждому миллиметру, тому, как она растягивалась и как внутри нее все просыпалось.

Куда более интимным было то, что он не отводил глаз от ее освещенного луной лица, входя все глубже.

Изысканная пытка. Она попыталась пошевелиться… не смогла. Он скользнул еще на дюйм дальше, и она закрыла глаза. Оооох.

— Смотри на меня, детка, — сказал он нежно. Твердо.

Она с трудом подняла тяжелые веки и вздрогнула от его пристального взгляда. Он улыбнулся.

— Аттикус, — прошептала она, желая лишь сказать вслух его имя.

— Шшшшшшш.

Он продвигался с мучительной медлительностью. Она тяжело дышала. Внутри все пульсировало вокруг его толстого члена.

И вот он вошел полностью. Его жесткие лобковые волосы касались её киски, яйца легко качались рядом с её ягодицами. Он крепко ухватил сабу за подбородок — еще один способ ее обездвижить, еще один символ ее капитуляции.

— Ты моя, Вирджиния, — сказал он низким голосом. Хриплым голосом, — по собственному желанию. Я разрешал тебе избегать признания. Но это время прошло, — он прикоснулся губами к ее губам, глядя ей прямо в глаза. — Я люблю тебя, Джин.

Он подождал пару секунд, она сглотнула, попытавшись выдавить ответ.

— Скажи мне, — как такой тихий голос может быть твердым как сталь? — Скажи это.

Он вышел из нее, и она отвлеклась, снова вошел. Сделал круг и скользнул глубже.

Его. Она его. Крепко связанная. Удерживаемая веревками, его руками и его волей. Еще одна защитная стена рухнула, и обломки, как облачка, улетели в небо.

Безжалостно его член наполнял ее, выходил из нее и снова наполнял. Ее опухшие груди прижимались к его груди. Руки связаны и неподвижны. Он не отводил взгляд от ее лица, не упуская ни одной эмоции.

— Я…

— Произнеси эти слова, Вирджиния, — на этот раз он поцеловал ее глубже, захватывая ее рот так, как он захватил ее тело.

Когда он поднял голову, слова прозвучали просто и легко:

— Я люблю тебя.

На его щеке появилась ямочка. Исчезла. Он вышел из Джин, вонзился глубже, пробуждая невероятное желание. Она задрожала.

— Еще раз. Скажи это еще раз, — прошептал он. Он удерживал рукой ее лицо. Удерживал веревками ее тело. Удерживал взглядом ее разум. Движение горячего скользкого члена, входящего и выходящего, было самой интимной из ласк.

— Я люблю тебя, Аттикус, — плотина прорвалась, эмоции хлынули на свободу, заполнив иссушенные уголки души. — Я так сильно тебя люблю.

— А теперь трахаемся, — шепнул он и удивился, когда она захихикала.

Он широко улыбнулся. Аттикус отпустил ее лицо, выпрямился и схватил ее за бедра.

— Я возьму тебя, детка, — он наклонился над ней ровно настолько, чтобы она могла видеть его лицо. В уголках его глаз появились морщинки, — я бы сказал, держись, но… какая жалость, ты не можешь шевельнуть руками.

Он констатировал то, что она остро чувствовала — что она полностью обездвижена и он ее контролирует — и она задрожала всем телом.

Он замер, откровенно наслаждаясь ее реакцией. А потом взял ее, жестко входя, используя раскачивающийся подвес, чтобы прижимать ее к себе.

Ее мышцы сокращались вокруг ее члена. Море чувств пробуждалось в ней от веревок, стягивающих ее груди, тепла его рук на бедрах, шлепков плоти и, помимо всего этого, стальной синевы его непреклонного взгляда.

Подобно горной лавине, приближался оргазм… и его было не остановить. Ее мышцы напряглись, ноги дрожали. Она вошла в ритм, он ускорился, пропустил бит, еще один.

Он вышел медленнее, нырнул внутрь, вышел наружу, подводя ее к вершине…вот…вот уже.

А затем в глубине запульсировали волны изысканного удовольствия, поднимаясь в реках ее тела. Беспомощная, связанная, она тряслась и дрожала, не в силах это остановить, не в силах сделать что-либо, кроме как утонуть в этом удовольствии.

— Умница, Джин, — мягко сказал он. И глубоко вошел в нее. Пальцы больно ухватили ее за пояс, его глаза затуманились, и он достиг кульминации.

Его стон удовольствия — самый лучший в мире звук.

Он наклонился и прижался лбом к ее лбу.

— Я люблю тебя, магнолия. И знай, я развяжу тебя, но я никогда не отпущу тебя.

Она прижалась поцелуем к его рту и прошептала:

— Хорошо, — потому что чувствовала всей душой, что даже самые тесные путы не могут помешать ее сердцу разорваться от счастья.

Конец