Мы не обменялись номерами телефонов с Мироном Александрович. Сделка как-то изначально пошла коряво, и ни я, ни он не подумали о том, что нам нужно как-то связываться, чтобы хотя бы договориться о времени. Но я помнила, что няня ему нужна только после шести вечера, поэтому особо не волновалась и не торопилась, надеясь на то, что он за мной заедет.
Смены в кафе у меня сегодня не было, так что после универа я решила заскочить в магазин, чтобы купить немного фруктов и куриной грудки своей беременяшке, которая ждала результатов анализов и набиралась сил для того, чтобы позвонить родителям и обо всем им рассказать. Хотя, мне казалось, что ей и всех девяти месяцев не хватит на то, чтобы сообщить им о своей внезапной, неожиданной и совершенно нежданной беременности.
С пакетами продуктов я устало ввалилась в квартиру, стянула куртку и кеды. В квартире показалось подозрительно тихо. Неужели Настя опять спит или вовсе еще не дома?
В комнате ее не оказалось, но зато она обнаружилась в кухне с подозрительно широкой улыбкой.
— Привет, Май, — чуть растерялась она. — Как дела?
— Привет, нормально, — остановилась я, настороженно ее разглядывая. Пакеты поставила на стул. — С тобой всё нормально, Насть? Улыбка у тебя какая-то странная. Как у Джокера. Жутковато, если честно. Хорошо себя чувствуешь? Живот не болит? Может, тошнит? Голова кружится?
— Всё хорошо, Май, — из ее груди вырвался нервный смешок. Словно не выдержав моего взгляда, подруга резко опустила голову уставилась на свои ногти, под которыми начала неистово ковырять. — Просто… Помнишь Алёну? Ну, ту другую мою подругу, с которой я делала тест на беременность, но ее результат оказался отрицательным? — тараторила она напряженно.
— Помню. И? Вы перепутали тесты, и на самом деле беременна она? — спросила я с некоторой надеждой.
— Почти, — подняла на меня Настя щенячьи глазки. — Понимаешь, Май, тот тест… он… в общем, это был тест не на беременность. Алёна прочитала на упаковке.
— И на что же он был? — насторожилась я, слегка подавшись вперед, чтобы, наверное, лучше ее слышать.
— Он… Ты меня убьёшь, — выдохнула она сокрушенно и спрятала лицо в ладонях.
— Говори уже! У меня сердце биться перестает!
— Это был тест на овуляцию, — быстро проговорила Настя и тут же зажала рот ладонью, глядя на меня немигающими глазищами полными страха.
— Беги, Настенька. Лучше — беги, — едва ли не рычала я, медленно идя по кухне к полотенцу, за которое схватилась и побежала следом за уже исчезнувшей Настей. — Как можно было научиться снимать трусы раньше, чем читать?! — негодовала я, размахивая полотенцем, бегая за подругой, мечущейся по комнате, в которой она понадеялась от меня скрыться. — У меня, блин, слов нематерных нет, чтобы описать, что я сейчас чувствую! Ты хоть понимаешь, что из-за этого я была на волоске от увольнения и влезла по уши в такую задницу, что не вытянешь?!
— Прости меня, Майя! Прости, пожалуйста! — верещала Настя, сложив руки в молящем жесте. — Я виновата. Я капец как виновата! Только не злись!
— Не злись? Я?! — едкая усмешка вырвалась из груди. — На что мне злиться? Я всего-то из-за твоей овуляции наваляла своему начальнику. Подумаешь. Пф. Все подруги так делают.
— Майя, ну, прости, пожалуйста! Мне, правда, очень жаль, — едва ли не хныкала Настя, с которой нас разделяла широкая кровать.
— Теперь будешь знать, с какой подружкой на полоски писать, — ядовито подметила я и закинула полотенце на плечо. — И как вы еще полоски-то сосчитать умудрились? Неужели кто-то из вас двоих до двух считать умеет? Невероятно!
— Ну, прости, — снова эти молящие глазки.
— Егору сказала?
— Нет. И не скажу, — встала в воинственную позу Настя, а я закатила глаза, жалея, что не побила ее полотенцем, когда очень хотелось. — Ушёл, и пусть идёт. Мне слабак не нужен.
— Ты такая мудрая, что аж дура, — возмутилась я. — Если вы действительно всегда предохранялись, то парень был уверен, что ты не залетишь, а ты взяла и «залетела». Конечно, он злиться на тебя и думает, что ты ему изменила. Расскажи ему, а потом уже решайте, что делать дальше.
— Мне нечего с ним делать дальше. Он уже мне изменил и даже не с одной. Так что пусть катится куда хочет. Мне все равно.
— Это тебе все равно, а вот его Дядя-демон каждый день интересуется у меня твоим здоровьем и поговорила ли ты с его племянником.
— Дяде-демону можешь всё рассказать. Пусть он рассказывает своему племяннику, а я ни с кем разговаривать не собираюсь.
— Ножкой еще топни, чтобы я точно знала, кто здесь взрослая и адекватная девушка.
— Я не хочу с ним разговаривать, понятно? Я ненавижу его! — всплеснула руками Настя.
— Ваше дело, — устало отмахнулась я. — Делайте, что хотите, но Дяде-демону я сегодня всё расскажу. Кстати, мне уже пора выходить. Он, наверное, скоро подъедет.
— А зачем он подъедет вечером? У тебя работа в кафе?
— Он хочет нанять меня няней своей сыну.
— Няней? Тебя? — со скепсисом подняла Настя бровь. — А тебе-то это зачем?
— Затем, что мне нужно чем-то платить за учебу. В этом году плата за семестр поднялась, если ты забыла.
— За меня родители заплатили, так что я не знаю, сколько там, — поджала она виновато губы.
— А мне вот надо знать, чтобы знать, сколько заработать, — поплелась я в кухню, где оставила полотенце и убрала купленные продукты в холодильник. Включила чайник, чтобы выпить кофе перед новой работой и посмотрела на Настю, которая всё ещё виновато поглядывала на меня. Внезапно меня догнала мысль. — Если ты не беременна, то откуда тогда все эти токсикозы, перепады настроения?
— А это?… — спохватилась подруга и выбежала из кухни в комнату, из которой принесла мне толстенную книгу «От беременности до родов». — Я ее читала и, видимо, накрутила себя. Самовнушение, короче.
— То есть, — хохотнула я, взяв тяжеленную толстую книгу, удерживая которую дрожала рука. — Эту толмудину ты осилила прочитать, а пару слов на коробочке теста о том, что это тест на овуляцию, а не на беременность, ты не смогла?!
— Ну, прости! — снова эти едва не плачущие глазки.
— У меня нет слов, — вручила я ей обратно ее книгу и налила себе горячий кофе. — Не подходи ко мне дня два. Иначе точно прибью.
— Ладно, — согласно кивнула подруга. — Но я тебя очень сильно люблю. Ты — самая лучшая подруга.
— Но писаешь на тест-полоски ты с другой. Все с тобой понятно, — качнула я головой, давя на совесть Насти.
Через час я вышла из подъезда. На часах было без пяти минут шесть вечера, а ровно в шесть к дому подъехала машина Дяди-демона.
В этот раз я села на переднее пассажирское, так как Тимы в машине не оказалось. Под строгим взглядом молча пристегнулась.
— Запиши свой номер, — подал мне Мирон Александрович свой телефон, на заставке которого был еще совсем маленький Тима.
— Хорошо, — быстро внесла свой номер в контакты. Хотела было подписать себя по имени, но потом сообразила, что по фамилии он меня знает лучше. С его номера позвонила на свой телефон, чтобы тоже внести его контакт себе. — Всё. Держите.
Дядя-демон молча принял свой телефон и оставил его на панели. В салоне машины было тихо, не играла даже музыка. В молчании мы влились в городской поток и проехали так несколько улиц, пока я молча смотрела в боковое окно.
— Что-то случилось? — вдруг спросил Мирон Александрович.
— Нет. Почему вы так решили? — повернулась я, чтобы взглянуть на его профиль.
— Ты молчишь. Это странно. Обычно в кафе в твою смену я слышу только твой треп.
— Просто я общительная, — повела я плечами и снова отвернулась к окну.
— А сейчас что с общительностью?
— Ничего. Просто… — прикусила губу, думая, стоит ли рассказывать ему про Настю. Сама она наотрез отказалась что-либо говорить Егору и кому-либо. Но нужно успокоить хотя бы Мирона Александровича, которого вся эта ситуация с беременностью беспокоила, похоже, ничуть не меньше, чем меня. — Настя не беременна.
— В смысле? — нахмурилась мужчина и в этот раз ненадолго отвлекся от дороги, чтобы с угрозой в серых глазах взглянуть на меня. — Аборт?
— Нет-нет, ни в коем случае, — потрясла я головой. — Просто тот тест… В общем, оказалось, что это был тест не беременность, а на овуляцию.
Мирон Александрович не издал ни звука. Не повернулся ко мне, на его профиле не дрогнул ни один мускул, пока он смотрел прямо перед собой так, будто был в салоне машину совсем один.
Когда я уже не на шутку заволновалась, а не сломался ли он, мужчина глубоко и шумно вдохнул:
— И этим людям законодательно уже разрешено трахаться, — протянул он.
Добавить нечего. Второй раз в жизни я с ним согласна.
Минут через двадцать мы подъехали к новому микрорайону. По крайней мере, об этом кричал рекламный плакат на въезде и еще этому свидетельствовал чистый и яркий вид новых домов.
Миф о бизнесмене Мироне Александровиче развеялся. Я думала, что он живет в шикарном особняке загородом, окруженным высоким забором и шкафоподобными охранниками, а он, оказывается, как и все живет в обычном доме, в обычной квартире.
— Теперь слушай меня очень внимательно, Уральцева, и запоминай, — сказал Дядя-демон, который не спешил покидать машину. Сейчас он казался еще более серьёзным и скупым на эмоции, чем бывал в кафе. — Сейчас дома нас встретит моя мама… — утипути! Кто-то боится свою мамочку? — …ни в коем случае не представляйся ей няней. Для нее ты — моя невеста.
— До свидания, — кивнула я уверена и, с четким намерением свалить отсюда подальше, дернула ручку двери.
— В очередной раз прошу тебя дослушать до конца то, что тебя хотят сказать, — остановила меня мужская рука, захлопнувшая дверцу.
— Я не хочу слушать вас дальше! — возмущенно взглянула на мужчину. — Вы предложили мне побыть няней вашему сыну, на подъезде выяснилось, что я уже, оказывается, ваша невеста. Сейчас мы поднимемся в квартиру, и выяснится, что вы мой сутенер. Ну, уж нет, Мирон Александрович, я на такое не подписывалась. Выпускайте!
— Уральцева, — сквозь стиснутые зубы, как через мясорубку Мирон Александрович выдавил мою фамилию. — Дослушай, а потом делай выводы. Если моя мать узнает, что ты просишься на роль няни, то затребует с тебя дипломы и будет под микроскопом разглядывать каждый твой жест, слово и мимику.
— А-то, если я скажу ей, что я ваша невеста, то ей будет вообще пофиг, кто будет заниматься с ее внуком.
— Именно так, — вполне серьезно согласился со мной Дядя-демон.
— Ничего не понимаю, — покачала я головой. — В чем логика?
— Логика в том, что в свете недавних событий моя мама даже под страхом расстрела не полезет в мои отношения и не станет задавать никаких вопросов, даже если я приведу в свой дом крокодила.
— Ну, не такой уж я и крокодил, — фыркнула обижено. — Не супермодель, конечно, но и не крокодил.
— Причем здесь твоя внешность, Уральцева? От тебя требуется только поулыбаться моей матери, пока она не уедет и не оставит тебя с моим сыном. Всё.
— Я не могу быть вашей невестой, — выдохнула я обреченно.
— Почему? — чуть нахмурился Мирон Александрович.
— Во-первых, вы не в моем вкусе, во-вторых, вы старый.
Прикусила щеку изнутри, чтобы на рассмеяться над тем, как босс возмущенно открыл рот и тут же его захлопнул, обиженно отвернувшись. Интересно, что его больше всего возмутило: его возраст или мой вкус?
— Во-первых, твои вкусовые предпочтения относительно мужчин сомнительны, — собрался он, наконец, с ответом, выдав мне его совершенно стальным голосом. — Во-вторых, мне всего тридцать три, и старым меня точно назвать нельзя.
— Как знать, — хмыкнула я загадочно и отвернулась, чтобы избежать испепеления меня серыми глазами.
— Сейчас мы просто поднимемся в мою квартиру, ты поздороваешься с моей мамой, и я отвезу ее на вокзал.
— Она куда-то уезжает?
— Она каждый день в семь вечера уезжает домой на электричке. Именно поэтому мне нужна няня хотя бы с шести вечера, так как в седьмом часу мама уже начинает сборы.
— О, господи! — мысленно отпинала себя за то, что не поступила на бюджет. Всё-таки, надо было лучше учиться в школе, а не бегать с пацанами по дворам. — Ладно. Идемте. Сыграю вашу невесту разок.
— Идём, — вышел из машины Мирон Александрович, и я следом за ним. — Изобразишь перед моей мамой любезность и посмотришь на меня влюбленными глазами, — сказал он, когда мы подошли к подъездной двери.
— А почему только я должна смотреть на вас влюбленными глазами? — возмутилась я остановившись. — Я ваша невеста, вы тоже должны быть в меня влюблены. Ну-ка, посмотрите на меня влюбленными глазами.
Дядя-демон выдохнул, казалось, всю ненависть и пренебрежение, которое только есть у него ко мне, и, взмолившись небу, наконец, опустил на меня взгляд, заглянув в глаза.
— Мда, — поджала я разочаровано губы. — Фары вашей машины смотрят на меня куда более влюбленно, чем вы, Мирон Александрович.
— Хочешь сказать, что ты справишься лучше? — выгнул он скептически бровь и скрестил руки на груди.
— Ну-у… — протянула я загадочно и опустив взгляд на ворот его рубашки, сделала к мужчине два шага, отчего между нами почти не осталось расстояния, но тела наши не соприкасались. Подняв руку, плавно, едва касаясь, пробежалась кончиками пальцев по маленьким пуговичкам его рубашки и, следя за своими движениями, внезапно заглянула в серые глаза, тьма в которых на мгновение расширилась, будто он испугался. — Вы такой красивый в этой рубашке, — произнесла я томным голоском и мило улыбнулась.
— Кхм, — прочистил мужчина горло и резко втянул носом воздух. — Неплохо. Но видно, что фальшивишь. И при маме обращайся ко мне на «ты».
— Хорошо, любимый, — лукаво улыбнулась я, входя в подъезд, дверь в который открыл для меня Мирон Александрович.
— Рано начала, Уральцева. Рано, — ворчал он за спиной, когда мы подошли к лифту, который он вызвал. Уже в кабине, нажав кнопку четвертого этажа, мужчина с абсолютно каменным лицом спросил. — А где ты так пальчиками научилась делать? Ну, вот это… по рубашке… -
— В фильме для взрослых, — ответила я буднично и краем глаза заметила, как тяжело вздохнул Мирон Александрович, покачав головой.
Да-да, «мой дорогой» огребай все «прелести» «любви» с малолеткой.
Надо же до такого додуматься!
Я — невеста!..