Влипла! или Смотри, не влюбись (СИ)

Глава 22

— Мы, конечно, всё классно придумали с моей ночевкой, кроме того, что мне не в чем спать, — уныло опустила я уголки губ.

Блузка и джинсы мало подходили для того, чтобы я могла в них спать. А раздеваться до белья рядом со своим боссом и его сыном мне совершенно не хотелось.

— Можешь надеть что-нибудь из моего, если не брезгуешь, — ответил Мирон Александрович и обтер руки кухонным полотенцем, только что посолив картошку, которая уже была настолько аппетитно золотистой, что я готова была начинать ее есть прямо со сковороды на плите.

— Если вы дадите мне что-то из своего, достав вещи из корзины для грязного белья, то я, конечно, побрезгую.

— Идём, — качнул Демоня головой в сторону закрытой комнаты. — Мне тоже нужно во что-то переодеться.

Практически на цыпочках прошли мимо комнаты, в которой мирно спал Тим и оба поочередно в нее заглянули, чтобы убедиться в том, что малыш не проснулся и его ничего не беспокоит.

Комната Мирона Александровича и правда выглядела так, будто в ней никто никогда не жил: на полках не было ничего. Прикроватные тумбы пусты, а сам хозяин не сразу смог вспомнить, где у него включается свет.

— Футболка и домашние штаны подойдут? — спросил Мирон Александрович, глядя в глубины своего шкафа.

— Да, давайте, — согласно кивнула я и приняла черную мужскую футболку и серые штаны. — Я в ванной переоденусь.

— Хорошо. Я здесь, — махнул передо мной мужчина таким же комплектом одежды, что дал мне.

Через несколько минут я уже была готова к тому, чтобы поесть и лечь спать. Оставив свои вещи в необитаемой ранее комнате Мирона Александровича, я вошла в кухню, где босс уже разлил по кружкам чай и пытался беззвучно достать из шкафа тарелки.

— Давайте прямо из сковородки поедим, — предложила я. — Так же вкуснее.

Хмыкнув, мужчина положил в центр стола деревянную подставку, а сверху поставил горячую сковородку.

— Я добавил лук. Надеюсь, ты его ешь, — сел мужчина напротив.

— Разве можно есть жареную картошку без лука? Это же не по-христиански! — усмехнулась я. — А можно молоко? Холодное к картошке.

— В холодильнике, — устало указал мужчина и положил на стол вилки. — И мне тоже налей, — махнул он рукой и отставил в сторону налитый им ранее чай, поставив вместо него пустые стаканы.

— Ммм, пища богов! — уплетала я восхищенно картошку, запивая ее молоком. — Вернусь завтра домой с пар и тоже пожарю.

— Я еще ни разу ничего не готовил на этой кухне. Только Тиму каши и пюре.

— У вас неплохо получилось. Кашки и пюре, я уверена, тоже получаются не хуже.

Глядя на уставшее выражение лица Мирона Александровича и вялость его движений, очень хотелось поддержать мужчину. Единственное, что было в моем арсенале, — это трёп. Бестолковый, но очень (как мне казалось) воодушевляющий.

— Возможно, — повел мужчина равнодушно плечом и взял стакан молока, отпив несколько глотков. Проследила его движения, остановившись взглядом на пластыре на его пальце. — Расскажешь об этом? — спросил Мирон Александрович, заметив, куда я смотрю.

— Это пластырь, — ответила я тут же.

— Я о твоей фобии, — лениво улыбнулся мужчина. — Откуда она и как давно? И почему ты раньше мне ничего не сказала?

— Раньше при мне вы как-то не занимались кровопусканием, а момента, чтобы упомянуть о моей фобии, не подворачивалось. Не могла же я принести вам кофе и сказать: «Кстати, если сейчас из вас польется кровь, то я шлёпнусь в обморок! Хорошего дня, Мирон Александрович, и приятного аппетита!»

— Ну, да, — улыбнулся мужчина шире и пристально, чуть сощурившись, всмотрелся в мое лицо, покачивая в руке почти пустой стакан с молоком. — С твоей фобией связаны какие-то трагические события? Прости, если спрашиваю лишнее.

— Мой папа врач. Терапевт. И как-то раз мы ехали на дачу (мне было лет восемь), а по дороге случилась авария. Папа, естественно, пошёл помогать пострадавшим. И там был мужчина… весь в крови… вся голова, лицо, руки… — тяжело сглотнула я, пытаясь унять дрожь голоса и рук. — Он кричал как ненормальный, будто в него бесы вселились, и ломился к нам с мамой и старшей сестрой в машину. Я думала, что уснула от страха, но оказалось, что с того дня я научилась вырубаться от вида крови. И не могу это контролировать. Свою кровь я не боюсь вообще, а вот чужую… В голову сразу лезет тот безумный мужчина с окровавленным лицом, руками… и стекло нашей машины еще всё было в крови…

— Успокойся, — не сразу сообразила, как Мирон Александрович поймал мои руки и прижал их к поверхности стола. — Ты вся дрожишь, Май. Успокойся, — мягкое поглаживание его теплых пальцев вырвало меня из того дня и вернуло в реальность, в которой я сидела за одним столом со своим боссом, что смотрел в мои глаза с неподдельным беспокойством. — Ты здесь. Со мной.

В груди что-то колыхнулось, потеплело. Серые глаза напротив излучали надежность, собранность и вместе с тем почти нереальную нежность.

— Тима плачет, — произнесла я, мысленно благодаря малыша за возможность избежать внезапной неловкости, и мягко высвободила свои руки.

— Точно. А я даже не услышал, — прислушался и чуть нахмурился Мирон Александрович, выходя из-за стола.

— Я всё уберу, — опередила я его действия, когда он потянулся за сковородой. — А вы идите к сыну.

— Спасибо, Уральцева.

Эх! Ну, вот, опять я стала Уральцевой…