Влипла! или Смотри, не влюбись (СИ)

Глава 46

Я сегодня точно побью рекорд по интенсивности закатывания глаз. Либо я придирчива, либо эта росомаха с когтями длиннее моих рук, совершенно не в курсе, как обращаться с детьми. Алина в этой квартире меньше десяти минут, но я уже раз сто представила, как выкидываю её за дверь, вцепившись в безупречную укладку.

— Не нужно давать Тимке такие крошечные детали, — уже не выдержала я, отобрав у горе-мамы её же брелок от ключей с кучей каких-то блестяшек, одна из которых уже успела отвалиться. — К тому же, это ключи — сама грязная штука после денег и сортира. А вы их ребенку.

— А ты откуда такая знающая? — окинула меня женщина скептическим взглядом. — В шестнадцать, поди, родила?

— Нет. Я собираюсь родить в сорок, как вы.

Мысленно возненавидела себя за столь детскую шпильку, но более изощренно, как это делала Алина, я не умею.

— Пойдём, Тимка. Покормлю тебя, — встала я с малышом на руках, который так и не согласился находиться у Алины на руках дольше одной секунды.

— Сколько воспоминаний связано с этой квартирой, — мечтательно вздохнула Алина. — Что мы с Мироном иногда вытворяли на этом диване… Вспомнить стыдно, — хихикнула она игриво.

— Вы про энурез? — спросила я скучающе, обходя этот самый диван, на который теперь больше никогда не сяду.

— Кусайся, деточка, кусайся. Что тебе ещё остаётся? Ты же помнишь, что он со мной ещё не развелся? Понимаешь, что это значит? — хмыкнула Алина и с этой секунды флёр несчастной скучающей по сыночке мамочки спал с нее окончательно. В общем-то, он растворился уже с уходом демонической маман, так как моментально включилась хозяйка квартиры, которая знает и помнит расположение каждой пылинки в этом доме.

— Мирон всё так же педантичен, — полезла она в шкаф в его комнате. Достала одну из рубашек и занюхала её так крепко, что казалось, очень скоро я услышу звук пылесоса, который подавился носком, забытым кем-то под диваном. — Снова начал пользоваться этими духами. Ненавижу их. Эвкалиптом воняет так, будто ополаскиватель для рта кто-то на него пролил, — заключила она, просто швырнув рубашку обратно в шкаф.

И в этот раз я сдержалась. Молча вернула рубашку обратно на вешалку, пока Алина утопала в детскую.

— Пойдём посмотрим, что там ещё твоя мама-ревизор разбросала. Игрушки твои, наверное, по всей комнате? — чмокнула я Тимку в щечку и вышла с ним из комнаты, чтобы зайти в детскую и застать там возмущенную Алину.

— Убожество. Зачем в детской эта кровать? Для няньки? — морщила она накрашенное личико, глядя на кровать, в которой мы однажды с Мироном случайно уснули. — Скажу Мирончику, он её вынесет на мусорку. В детской должен спать только ребенок.

И снова я молча закатила глаза.

— Пойдём, Тимка, кушать, — послала я мысленно Алину в далекое пешее, но пошла она, почему-то, следом за мной и Тимкой в кухню. — Садись, мой хороший. Пристегиваем ремни, сейчас полетят самолётики.

— Не нужно с ним сюсюкать. Он вырастет размазней, — менторским тоном указала мне Алина.

— Тимка еще совсем ребенок. И я буду разговаривать с ним так, как нужно разговаривать с ребенком.

— И что только Мирон в тебе нашёл? — окинула она меня брезгливым взглядом.

— Профессиональные качества няни, — выронила я, едва сдерживаясь от того, чтобы не начать драку маленькой ложечкой. Только присутствие рядом Тимки останавливало меня от полномасштабного конфликта на повышенных тонах.

— Ну, да, — хмыкнула Алина. — Больше в тебе ничего и нет. В общем-то, Мирону это и нужно было, чтобы рядом с ним находилась тень, которая его будет обстирывать, кормить, убирать и в рот заглядывать… С его холодностью и неспособностью любить такая, как ты, — отличный вариант. А ты ещё и юная, совсем ручная…

«С его холодностью и неспособностью любить»? Эта женщина, вообще, хоть немного знает Мирона или она ошиблась квартирой?

В мыслях отчего-то сразу всплыли слова того байкера из бара, который сказал о важности поступков, а не внешнем лоске. Если оценивать Мирона по поступкам, то более заботливого, внимательного и любящего своего сына человека не найти во всем мире.

Как она, живя с ним в браке, не смогла этого разглядеть?

— Помнится мне, по вашему спектаклю перед Екатериной Михайловной с натужными слезами, вы пришли сюда, чтобы уделить внимание своему сыну, а не мне. Может, вам нужен указатель, чтобы вы не забывали, кто из нас двоих ваш сын? Или я могу позвонить Мирону, чтобы он приехал и всё вам объяснил. Уверена, у него это получится лучше.

— А знаешь, ты права, — согласно кивнула Алина, нервно прикусив внутреннюю сторону щеки. — Пожалуй, хватит тебе моего внимания. На сегодня. Тимур, — позвала она его так, будто малыш должен был выпрямиться по стойке «смирно». — Идём со мной. Пусть твоя няня займётся своими хозяйственными делами.

— Он еще не поел, — попыталась я воспротивиться, но не бить же мне по рукам матери, которая берет своего ребенка на руки.

— Он и не ел. Только по лицу размазал, — отерла она небрежно его лицо полотенцем, которое взяла с моего плечо и швырнула обратно на место, будто я неодушевленный предмет.

— Тимка, всё равно, с вами долго не просидит, — напомнила я ей о реакции малыша.

— Просидит. Сейчас мамочка покажет ему ещё парочку интересных штучек из своей сумочки, и мы с ним отлично поладим.

— Ну-ну, — дернула я бровями и засекла время, чтобы знать, через сколько минут, а то и секунд, Тимке наскучит игра в блестяшки из маминой сумочки.

Пока Алина не видела, я быстро набрала Мирону сообщение о том, что его жена в квартире и прямо сейчас играет с Тимкой. Плевать, что мне может влететь за то, что я, вообще, её впустила и разрешила остаться, но он должен знать о том, что она здесь. По ее поведению мне стало более чем понятно, что такая как Алина вполне могла бросить маленького сына ради карьеры, денег или любого другого дерьма, что не испортит её маникюр.

Отправив сообщение Мирону, отложила телефон в сторону и приготовилась считать секунды до звонка Мирона, который совершенно точно будет в бешенстве, когда обо всём узнает.

Рассказать ему о том, что Алину привела его собственная мать или не стоит? Рассказать ему о том, что мне тут наговорила Алина или лучше оставить это только между нами?

Я бы, вообще, не отдавала ей Тимку, но демоническая маман правильно сказала о том, что «нельзя лишать ребенка матери». Очевидно, даже такой, ничего не умеющей, тоже лишать нельзя.

Я с ума сойду! Накинулась на посуду, мытьё которой иногда помогало отвлечься, но всё равно поглядывала на часы в телефоне. Мирон пока не звонил, а Тимка не плакал в гостиной, были слышны только его эмоциональные улюлюкания. Интересно, что ему такого Алина достала из сумочки, что он так спокойно терпит даже её присутствие рядом?

Закончив с посудой, которой было совсем немного, я отерла руки полотенцем, достала из холодильника продукты, чтобы затем приготовить Тимке ужин и снова глянула на экран телефона. Тишина. Может, Мирон не увидел мою смску? Нужно звонить. Решительно взяла телефон, открыла список контактов и невольно вздрогнула, услышав в гостиной грохот, будто что-то упало, а следом раздался душераздирающий Тимкин крик и плач, заставившие меня бросить всё и бежать к нему.

Влетев в гостиную, обнаружила Тимку, лежащего на полу на животике рядом с диваном. Рядом не было никого. Алины будто и не существовало вовсе. Только блестяшка-брелок от ее ключей была зажата в Тимкином кулачке.

Подбежала к малышу, упала перед ним на колени и быстро, едва сдерживая сама слёзы, подхватила его на руки.

— Маленький мой, хороший… Тише-тише… — лепетала я почти истерично.

Сердце замерло, мир поплыл перед глазами, когда на маленьком личике я увидела кровь, текущую из его рта.

— Нет, нет, нет… — шептала я сама себе, тряся головой из стороны в стороны.

Руки и ноги ослабли, голова закружилась и стала совсем ватной. Удерживая Тимку на руках и прижимая его к своей груди, уселась на полу рядом с диваном и стала раскачиваться из стороны в сторону, умоляя себя не вырубаться.

Только громкий Тимкин плач и его ручки, хватающие меня за футболку и шею, держали меня в сознании и не давали выключиться.

— Тише, мой хороший, тише, — поглаживая Тимку по спине, сама уже не сдерживала слёз.

Что ж я за нянька такая буду, если вырублюсь? Тоже, как его мать, оставлю Тимку одного? А если с ним ещё что-то случится?

Паника совсем другого характера опутала грудную клетку.

Нет, я не выключусь! Ради Тимки продержусь столько, сколько будет нужно.

Мелодия звонка встряхнула моё сознание. Прижимая Тимку к груди, а сама к стенам, дошла с ним до кухни, где трясущейся рукой взяла мобильник и ответила на звонок.

— Кто её впустил? — тут же крикнул Мирон холодным, до чёртиков злым голосом. — Какого хрена она делает в моей квартире?!

— Мирон… — выдохнула я всхлипнув. Тимка тоже разразился новой волной плача. — Тут кровь… У Тимки кровь… Алина…

— Что с моим сыном? Что она сделала? — кричал Мирон уже так громко, будто был прямо передо мной.

— Я не знаю… — выдохнула я едва дыша. — Не знаю…

— Майя, — вдруг потеплел его голос. — Ты в сознании?

— Мне плохо. Тут… Я не знаю, что делать, — ноги снова ослабли и я осела на пол, бегая по стенам глазами. Тимка беспомощно хныкал мне в плечо, кажется, успокаиваясь.

— Я уже еду. Слышишь, Майя? Слушай мой голос. Я еду. Скоро буду.

— Хорошо, — выронила я тихо. Рука с телефоном безвольно опустилась на пол. Взгляд снова сфокусировался на Тимке, который тянул в окровавленный рот блестящую дрянь. — Дай мне, солнце. Это кака.

Отобрав у него брелок, в сердцах швырнула его куда-то в угол в сторону гостиной. Понимая, что нужно что-то делать, силой воли заставила себя встать на ноги. Тимку оставила на полу, так как не была уверена, что снова смогла бы его удержать. Порылась в ящиках, нашла аптечку и, сдерживая тошноту и едва дыша, трясущимися руками собрала с Тимкиного лица кровь ваткой. В нижней его губе обнаружила ранку, из которой эта кровь и сочилась. Меня снова повело.

— Всё хорошо, мой хороший. Всё хорошо, — бормотала я, чтобы подбадривать Тимку, который перестал плакать и теперь увлекся упаковкой пластыря. Заодно себя держала в равновесии, понимая, что мне просто нужно продержаться, хотя бы до приезда Мирона.

Он уже едет. Осталось совсем немного подождать.

Больше с пола я встать не смогла. Просто не нашла в себе сил. Меня хватило только на то, чтобы убрать от Тимки повыше аптечку, оставив ее у плиты.

Прижимая к себе Тимку, который, казалось, уже забыл о случившемся, услышала хлопок входной двери, следом — быстрые шаги.

— Майя! — от звука знакомого голоса даже легче дышать стало.

— Мы здесь, — крикнула я вяло в ответ.

Со сверкающими глазами, в которых отражалось всё от злости до паники, Мирон упал перед нами на колени. Взял у меня из рук сына и вместе с ним прижал к себе и меня.

— Ты выдержала, — выдохнул он мне в макушку, пока я с закрытыми глазами слушала его барабанящее в груди сердце.

— Прости меня, пожалуйста, — разрыдалась я, цепляясь за пальто Мирона. — Я не должна была ее впускать… Ты же предупреждал…

— Ты не виновата, — легкий поцелуй в макушку мог бы меня успокоить, но входная дверь снова хлопнула, и в этот раз в квартиру вбежал кто-то ещё.

— Майя, Тимка! — кричал ещё один знакомый голос.

— Всё нормально, Матвей. Мы здесь, — ответил ему Мирон.

Через секунду на пороге кухни показался Матвей, глаза которого мгновенно полезли на лоб, стоило ему посмотреть на нас троих, обнимающихся сидя на полу.

— Твою мать! — выронил он и прикрыл рот ладонью. — Надеюсь, это кровь Алины на тебе, а сама она валяется под окном башкой в урне?

Не до конца понимая, о чем он, опустила взгляд и обнаружила на светло-голубой футболке пятна крови, которых особенно много оказалось на том плече, к которому я прижимала всё это время Тимку.

— Вот это тебя колбасит! — едва ли не присвистнул Матвей, подходя к нам.

— Возьми Тимку, — сунул сына ему в руки Мирон, а сам подхватил меня за плечи и помог встать, сразу усадив на стул. Наполнил стакан холодной водой и протянул мне. — Попей немного.

— Спасибо, — прогнусавила я и, взяв стакан, расплескала половину его содержимого трясущейся рукой. — Забери, — расплакалась тут же, протягивая стакан обратно.

— Не волнуйся. Всё, — обнял меня Мирон за плечи. — Всё в порядке. Ты молодец.

— Я её впустила… Разрешила остаться… Отдала Тимку…

— Ты не виновата.

— И где эта… — не смог подобрать Матвей нужного слова. — Где она?

— Я не знаю, — всхлипнула я снова. — Я осталась здесь мыть посуду, а она взяла Тимку, ушла с ним в гостиную. Потом я услышала грохот, а потом… Тимка в крови… Мирон приехал…

— Она издевается, твою мать?! — вспылил Матвей, отчего я машинально вжала голову в плечи и зажмурила глаза. — Я не про тебя, Майя, — тут же успокоил меня Матвей, мягко погладив по спине. — Не про тебя.

— Я не знаю, — выдохнул Мирон сокрушенно. — Не знаю.

— Ладно, — собрался Матвей, вернув привычное спокойствие своему голосу. — Уложи Майю, что ли. Совсем белая.

— Я не хочу лежать. Где Тимка?

— В гостиной на своем коврике в игрушки играет.

— Я хочу к нему, — взяла я себя в руки, утерла сопли и, держась за стену, пошла к малышу.

Мирон приобнял меня за талию и помог дойти до кресла, которое было ближе всего к Тимке. С кресла тут же сползла к нему на пол и села рядом. Чем ближе к Тимке, тем мне казалось спокойнее.

— Я скорую, кстати, вызвал, — сказал Матвей.

— Я тоже, — ответил ему Мирон, устроившийся в том кресле, с которого недавно сползла я.

— Зря, походу.

— Нет. Нужно посмотреть, что с Тимкой и убедиться, что всё в порядке. Майе тоже нужна помощь, — Мирон откинулся на спинку кресла. Прикрыв глаза, зажал переносицу и болезненно поморщился.

Входная дверь снова хлопнула. День открытых дверей какой-то. Неосознанно прижала к себе Тимку. Матвей и Мирон оба встали и со злыми хмурыми, минами уставились в сторону прихожей, откуда первой вошла в гостиную демоническая маман и, глядя на меня, чья футболка была в пятнах крови, шокировано раскрыла рот:

— Что здесь произошло?!

Следом, шурша пакетами, в гостиную вошла Алина. Широкая голливудская улыбка слетела с её лица, когда она увидела взбешенного Мирона и меня, сидящую на полу в каплях крови на одежде:

— Что ты сделала с моим сыном, курица?!

— С твоим? — вспылил Мирон и пошёл в наступление на Алину, которая несколько растерялась, вероятно, не ожидав такого всплеска негатива со стороны мужчины. Алина отступила к стене, в которую вжалась спиной, глядя круглыми испуганными глазами в лицо Мирона. — Расскажи-ка мне что-нибудь о своём сыне! Что ты о нём знаешь, кроме имени?

Никогда бы не подумала, что Мирон может быть настолько злым. До этого момента я была уверена, что в кафе видела максимально возможные вспышки его злобы, но то, что было сейчас, заставило меня испугаться и буквально собраться в комочек.

Прихватив с собой затихшего Тимку и прижав его в груди, я быстрыми шагами удалилась в детскую комнату. Но это не спасло: конфликт хоть и не был нам виден, но слышен был всё ещё отлично.

— Ты её защищаешь? — возмущенно вскрикнула демоническая маман. — Эту малолетку? Чья на ней кровь, Мирон?

— Тимкина, — включился в конфликт голос Матвея. — Но уверен, Тимка отделался малой кровью с такой-то мамашей. Хотя, третий раз для него может стать последним.

— Что?! — взвизгнула Алина. — Причем здесь я?! Я только что с Екатериной Михайловной пришла! Что ты несешь?! С няньки своей спрашивайте!

— Хочешь сказать, что за полгода ты только сейчас первый раз в этой квартире? — от низкого голоса Мирона моё сердце в очередной раз замерло.

— Да. А кто меня раньше впустил бы?

— Так я же тебя впустила, Алин. Часа полтора-два назад, — несколько растерянно произнесла маман. — Что тут, вообще, происходит, мальчики?

— Да-да, — дрогнул голос Алины, который теперь мне показался не таким уверенным. — Я хотела сказать, что пошла за игрушками для Тимура. Ему совершенно не с чем играть. Вот, — зашуршали пакеты, вероятно упавшие на пол.

Я отвлекла Тимку на плюшевого слоника с барабанами, чтобы происходящий за дверью конфликт для него не был центром внимания.

— А Майю ты предупредила о том, что уходишь? — спросил Мирон.

— Конечно!

— Каким образом? — буквально лез он ей ледяным тоном под кожу.

— Что за идиотские вопросы?! Я сказала ей, что иду в магазин, отдала ей в руки ребенка и ушла.

От возмущения я, кажется, захлебнулась воздухом. Не понимая, что творю и куда лезу, выскочила из комнаты и со слезами обиды на глазах рассказала всё, как было:

— Вы врёте! Вы ничего мне не говорили! Вы просто забрали Тимку и пошли с ним в гостиную, пока я мыла посуду. Тимка упал с дивана, но вас здесь уже не было. Вы просто ушли и ничего не сказали.

— Ты что несешь, дура?! Как я могла не сказать? — ревела Алина и пошла в наступление, явно намереваясь, вырвать мне волосы.

Мирон поймал её за плечо, откинул назад к стене и, схватив пятерней за шею, повернул ее голову в сторону стены, на которой был телевизор и полка со всякими сувенирными мелочами.

— Посмотри туда, — показал Мирон пальцем на длинную полку над телевизором. — Там стоит камера. Если я сейчас просмотрю запись и не услышу на ней, как ты предупреждаешь Майю о том, что уходишь, ты прямо из этой квартиры поедешь на нары за оставление ребенка в опасности. Смотрим?

Алина явно растерялась. Я, в общем-то, тоже. Только приглядевшись, я заметила на полке новый объект — деревяный домик, который еще в пятницу стоял в кухне, и в нем лежали чайные пакетики. Сейчас из него прямо в гостиную смотрел «глаз».

— Молодец, братишка! — порадовался Матвей, потрепав брата по плечу. — Молодец, твою мать!

— Я не слышу ответа! — давил тем временем Мирон на свою жену. — Смотрим?

— Отпусти меня, урод! — дёрнулась Алина, скинув его руки. Трясущейся от волнения рукой, поправила прическу и глянула на меня исподлобья. — Не нужно ничего смотреть. Я не говорила. Удали запись.

— Ага, сейчас! — хохотнул Матвей невесело.

— Мирон, что происходит? Какая ещё запись? Зачем? Ты следишь за Алиной? — демоническая маман, похоже, понимала ничуть не больше моего.

Только вопросов я задавать не могла. Я могла лишь вернуться к Тимке, играть с ним и просто ждать, когда конфликт закончится.

— Расскажи уже ей, Мир. Иначе наша мать так и будет думать, что перед ней хренов ангел, а не тварь, которая бросила ребенка ради теплого песочка.

— Мирон? — давила маман. — Матвей? Ты говорил про третий раз, что это значит? Мне кто-нибудь уже расскажет, что происходит?

— Мам, давай не сейчас, — явно пытался успокоить её Мирон.

— Рассказывайте мне всё сейчас же, или я звоню отцу!

— Мир…

— Чтоб вас! — рыкнул недовольно Мирон. — Когда Тимке было полтора месяца, я не предлагал Алине свободные отношения, перерыв или паузу в отношениях, мам. Она просто уехала.

— Нихрена не просто она уехала, Мир! Эта тварь бросила ребенка среди белого дня, умотала в аэропорт и никому ничего не сказала. Отдохнуть ей, видите ли, приспичило! Устала она! Если бы я не увидел её в аэропорту, когда прилетел из Австралии, и не позвонил Мирону, чтобы уточнить, куда его жена полетела, то Тимки бы сейчас, наверное, и не было.

— В смысле? Я ничего не понимаю, — едва слышно произнесла маман. — О чем вы? Как это — не было?

— О том, мам, — спокойно произнес Мирон. Кажется, я чувствовала, как тяжело ему давались эти слова. — Я не хотел втягивать тебя и отца в этот конфликт. И сейчас не хочу… Алина просто оставила Тимку одного в кроватке с бутылочкой смеси. Никого не предупредив, уехала в аэропорт и улетела. Мне позвонил Матвей, с шуткой, мол, похвалить заботливого мужа, который отправил жену на курорт, а я ничего не знал. Сразу после звонка поехал домой, Тимка был в квартире один, в кроватке, весь в дерьме и в своей рвоте. Видимо, пытался попить молока или… не знаю…

От услышанного из моих глаз брызнули слёзы. Как такое возможно? Она просто бросила сына?

В порыве неразборчивых чувств я взяла Тимку на руки и прижала к себе, словно хотела утешить и извиниться перед ним за поступок его матери.

— Ты оставила моего внука одного? — голосом, словно из самой преисподней спросила маман.

— Что бы с ним случилось?! — вспылила вдруг Алина. — Он всё равно тогда только лежал, спал, ел и орал, когда не делал всё остальное. Подумаешь, немного обосрался. Поесть я ему оставила…

Звонкая пощечина вынудила меня вздрогнуть.

— Мои адвокаты сотрут тебя в порошок, тварь, — отчетливо был слышен голос Екатерины Михайловны. — Я сейчас же звоню твоим родителям.

— Мам, не вмешивай пока в этот конфликт всех, — явно пытался усмирить свою маму Мирон. — Мы поступим следующим образом. Алина, у тебя два выхода из данной ситуации: первый — ты соглашаешься на развод, не претендуешь на сына, и мы больше не видимся; второй — с этой записью, на которой есть доказательства двух эпизодов оставления ребенка в опасности, и в обоих ты только что призналась, я иду в суд, а ты — в тюрьму.

— Никогда не хотела детей, — сказала вдруг Алина замогильным голосом.

— Зачем тогда…? — осёкся Мирон, сухой тон его дрогнул.

— Потому что любила тебя. Думала, и ты меня после рождения ребенка хоть сколько-нибудь полюбишь. Но все стало только хуже.

— Думаешь, я не любил тебя?

— Я этого никогда не чувствовала. Уважение — да, возможно. Но любовь… ты на неё просто оказался неспособен. А когда появился сын, то мне не осталось даже твоего уважения. Я стала как… молочная ферма для него. Ты не интересовался мной. Тебе было интересно только покормлен ли Тимур, поменяла ли я ему подгузник и всё. Ни мои проблемы, ни мои переживания и боли тебе интересны не были. Я стала фоном.

— Ты ошибаешься, — глухо выронил Мирон. — Ты была для меня важна. А любовь… Возможно, я любил тебя не так, как сейчас Майю, но тогда я давал тебе максимум того, что чувствовал.

— Ясно. Я возвращаюсь в Италию. Развод я тебе дам, на сына не претендую. И этот твид… — последовала короткая пауза. — … ненавижу его.