Влипла! или Смотри, не влюбись (СИ)

Глава 23

Тихо убрав всё в кухне, погасила свет и на цыпочках прокралась в отведенную для меня комнату.

В детской Тима горел тусклый свет и было слышно тихое мужское бормотание. Такое ласковое и нежное, что захотелось остановиться и прислушаться. Но этикет гостя не позволял развешивать уши у дверей хозяйских комнат.

Уснула я довольно быстро. Едва стоило оказаться под одеялом, как глаза закрылись сами собой как у старых кукол из моего детства, когда те принимали горизонтальное положение. Но сон мой длился недолго. Сомневаюсь, что я успела поспать хотя бы один час, когда за стеной раздался громкий плач, который не закончился даже спустя пять минут. Ребенок просто кричал и, судя по отчаявшемуся голосу его отца, успокоить его было невозможно.

Не зная до конца, можно ли вмешиваться тогда, когда мой рабочий день давно официально закончен, вышла из комнаты и прокралась в детскую.

Мирон Александрович, обнаженный по пояс, прижимал к груди сына, силясь его успокоить. Ласковые речи и уговоры никак не действовали на маленького кричащего террориста, размахивающего погремушкой.

— Можно я? — спросила я шёпотом и потянула руки к мальчишке.

Не сразу, но мужчина сообразил, что я от него хотела и передал мне в руки своего плачущего сына, который сразу уткнулся мне в шею и, кажется, даже тихо хрюкнул, словно очень сильно пытался втянуть запах моей кожи.

— Вот так, мой хороший. Тише-тише, — мягко похлопывая малыша по спине, стала с ним покачиваться и расхаживать по комнате. — Спи, моя радость, усни… — запела я и повернулась к взлохмаченному Демоне, который, растирая ладонью шею, стоял в комнате, будто из солидарности со мной, но не знал, что ему делать и нужен ли он тут вообще. — …И, папа, тоже в моей комнате усни-и… — многозначительно указала я взглядом на приоткрытую дверь.

— Но… — попытался он возмутиться. Даже рукой что-то в воздухе изобразил.

— Пересменка в саду-у… — тянула я, пока на моих руках успокаивался, но всё ещё всхлипывал Тимур. — Спи, мой начальник, усни-и…

Практически вытолкала мужчину из детской. В некоторой растерянности и сонной дымке он, всё же, ушёл в свою комнату, но дверь закрывать не стал. Видимо, чтобы лучше меня слышать. Поди, и локаторы свои настроил на максимум.

Покачиваясь, танцуя и напевая, наконец, убедилась в том, что Тим уснул. Но стоило мне лишь на чуть-чуть отстранить его от себя, чтобы уложить в кроватку, как он снова проснулся и расплакался. Пришлось начинать всё сначала. Спустя четыре попытки присесть-прилечь стало понятно, что Тим спит только на моих руках и только при условии, что я стою. А я уже начинала чувствовать себя лошадью, которая каким-то образом умудрялась дремать стоя.

Когда я уже перебрала весь свой репертуар, уже просто издавая что-то схожее с мелодичными звуками, в комнату вошёл Мирон Александрович. Заспанный, помятый и едва держащий глаза открытыми.

— Моя очередь, — потянулся он к своему сыну. — Иди поспи. Устала наверное?

— Устала, — согласно выдохнула я. — Но отлепить Тима от себя не получится. Я пробовала. Он спит только если я стою. Дайте мне, пожалуйста, одеяло или плед, а то я уже замерзла. Да и Тима нужно чем-то укрыть, а то у него ножки голенькие.

— Да, сейчас, — чуть запоздалая реакция Демони дала свои плоды, когда на мои плечи легло одеяло.

Словно приобнимая меня сзади, Мирон Александрович укутал в одеяло меня и своего сына.

— Предлагаю следующий план, — к уху прижались мужские губы. Хриплый шепот согрел кожу. — Сейчас и перехватываю Тимку, а ты аккуратно выскальзываешь между нами через низ.

— А если проснется?

— Будем аккуратными — он не проснется.

— Хорошо. Давайте попробуем, — согласно кивнула я.

Мужские руки еще крепче обвили меня и Тима. Короткая команда, сигнализирующая о том, что мужчина держит своего сына, стала для меня стартовым пистолетом к тому, чтобы начинать плавный спуск между родственниками.

Но едва я отняла руки от Тима, как он встрепенулся и расплакался так громко, что у меня даже в ушах зазвенело. Пришлось вернуть все, как было, но только дополнить всё танцами с бубном, хоровым пением двоих сонных голосов, теплым молоком и странными ритуальными танцами, чтобы Тимур вновь уснул на моих руках, прижатый щечкой к моей ключице.

— Кажется, его успокаивает только твой запах и голос, — обессиленно вздохнул Мирон Александрович, снова упаковывая меня и своего сына в одеяло.

— Кажется, — зевнула я. — Идите обратно в комнату. Вам нужно отдохнуть перед работой.

— Тебе, вообще-то, тоже, — мужская грудь прижималась к моей спине, пока мы все трое лениво и сонно покачивались.

— На парах высплюсь, — прикрыла я глаза и слегка отклонила голову назад, привалившись к мужскому плечу, находящему на идеальной для моего затылка высоте.

— Глупо работать на двух работах ради того, чтобы спать на парах и платить за это.

— Подождите, когда я высплюсь, чтобы получить мой остроумный ответ, — с трудом выдавила я и почувствовала тихий смешок, когда мужское плечо слегка дрогнуло.

— Обопрись об меня побольше, — чуть сильнее обнял нас Мирон Александрович и надавил на мои плечи так, чтобы я к нему прижалась. — Пусть твоя спина немного отдохнет.

— Спасибо, — выдохнула я с облегчением. — Так действительно лучше.

— Может, еще раз попробуешь выскользнуть?

— Ну, нет. Если Тима снова так закричит, то у меня поедет крышечка. Я лучше стоя до утра посплю.

— Ты не обязана водиться с ним сейчас, когда я здесь.

— Не обязана, — согласно кивнула я, чувствуя, что глаза открыть уже не в силах даже наполовину. — Но если ребенок спит только так и только у меня, то пусть спит. Не плакать же ему до утра только потому, что я чего-то там не обязана?

— Отступай вместе со мной, — вдруг предложил Мирон Александрович и в плавном танце потянул меня назад, не разрывая объятий.

Послушно последовала за ним. Просто потому, что рядом с ним, пусть даже и в тесном контакте, моя спина чувствовала себя хорошо.

По меняющему положению поняла, что мужчина пытается меня усадить. На себя.

— Тима проснется. Я так уже пробовала.

— Ты уже сидела на мне?

— Не на вас. Я бы заметила, что сижу на холодном камне.

— А говорила, что тебе нужно выспаться для остроумного ответа, — тихая усмешка теплым дыханием коснулась моих волос. — Садись. Я держу тебя.

— Тише-тише-тише, — шептала я, усаживаясь максимально медленно, так как у Тима наметились какие-то движения.

Села на Мирона Александровича, который оперся спиной о стену. Кажется, мы оба задержали дыхание, наблюдая за реакцией Тима. И лишь через несколько минут, поняв, что он не проснется, выдохнули с облегчением. С таким же облегчением я расслабилась и привалилась спиной к мужчине, который сразу принял меня и своего сына в объятия.

— Поспи немного, пока есть возможность, — шепнул Демоня, уткнувшись подбородком мне в плечо. — Я придержу Тима, так что не переживай, что он выскользнет из твоих рук.

— Угу, — только и смогла я выдавить, уже погружаясь в сон.

А утром выяснилось, что переживать мне нужно было не за то, что из моих рук выскользнет Тим, а за то, что и меня мужские руки держали достаточно крепко, когда рано утром я обнаружила всех нас троих спящих на одной узкой постели под одним одеялом. Я обнимала сладко спящего Тима, а меня обнимал его посапывающий в мою макушку отец.

Волна паники и жара прокатилась по телу. Мне действительно было жарко: с одной стороны грело тепло Тима, а с другой — ко мне всем телом прижимался его отец, с которым мы лежали как слипшиеся ложки.

Мужская рука ладонью покоилась на моем животе. Радовало только то, что лежала она поверх футболки, иначе я бы уже врезала кое-кому затылком прямо в нос.

Плавно вытянула руку из-под Тима и прокрутила в голове план того, как выбраться из плена мужских рук. Нужно всего-то гусеничкой уползти вниз под одеяло и слизнем соскользнуть с кровати. Идеальный план.

Подобравшись, начала медленный спуск вниз, с облегчением чувствуя, как мужская рука начала соскальзывать с моего живота, но вместе с тем задирать футболку. Пофиг. Неприятность эту я переживу.

Приходилось двигать плечами, изображая вялую «цыганочку». При этом нужно было руками прикрывать грудь, так как ладонь Мирона Александровича по мере моего спуска ниже оказывалась всё выше от живота и все ближе к моей груди.

Словно почувствовав во сне, что что-то изменилось, мужская рука дрогнула и резко вжала меня в мужское тело.

— Уральцева? — хриплый ото сна голос прошелестел над макушкой. — Я подумал, что Тимка какает, а это ты кряхтишь. Ты там случайно не…

— Нет, — выронила я пискляво. Голос после сна у меня тоже был так себе. — Я пытаюсь незаметно ускользнуть отсюда.

— Время… — куда-то в сторону глянул Демоня и устало уронил голову на подушку. — Шесть утра, Уральцева, — страдальчески и вяло проговорил мужчина, а рука его сильнее обвила меня и рывком вернула в исходное положение, из которого я минут пять «выкряхтывалась». — Можно еще целый час спать.

— Я выспалась, — как маленькая постучала по мужской руке, обнимающей меня. — И хватит меня трогать! У меня парень, вообще-то, есть.

— С нами есть еще кто-то? — будто уже сквозь сон спросил Мирон Александрович.

— Вы не помните?

— М? — вопросительно мыкнул Демоня и приподнял голову. — Кто?

— Мой любимчик, — демонстративно обняла Тима, который сразу повернулся на бочок и положил свою ручку на мою голову. В итоге, я оказалась уткнута носом в мягкий животик. — Видите? У нас тут любовь. А третий — лишний.

— Не смею конкурировать, — мужская рука тут же исчезла с моей талии. По просевшему матрасу почувствовала, как мужчина перекатился на спину и, судя по дыханию, снова уснул.

Молодцы, блин! Классно устроились! А мне не уснуть, не сбежать. Окружили, демоны…

Через несколько минут беззвучного лежания не сдержалась и начала поглаживать Тимура по спине. Аккуратно высвободилась из-под его ручки и мягко чмокнула в пухлые-пухлые щечки, улыбаясь как дурочка. Наверное, примерно так и чувствуют себя настоящие мамочки своих деток, когда целуют их спящих? Всепоглощающее тепло внутри за долю секунды растопило воспоминания о бессонной ночи и потраченных нервах. Хотя, наверное, мои чувства нельзя сравнить с материнством. Я просто нянька, которая скоро исчезнет из жизни малыша, а он обо мне даже никогда не вспомнит и вряд ли узнает, вообще, о том, что я когда-то была в его жизни.

Возможно, я слишком увлеклась, поглаживая Тима, так как очень скоро он проснулся и, растерянно оглядевшись вокруг себя, сфокусировал на мне взгляд.

— Доброе утро, бандит. Кто не давал сегодня Майке спать? — шепнула ему, улыбнувшись, и тут же получила широкую улыбку в ответ, и рассмеялась, когда Тима решил с ходу укусить меня за нос, притянув к себе за щеки. — Ладно. Я всё тебе прощаю. Умеешь ты, конечно, извиняться.

— Па-па-па… — тихий голосок ласково проговорил имя самого дорого для него человека.

— Конечно, папа, — чмокнула я малыша в носик. — Пойдем пока в кухню. Пусть твой папа еще немного поспит, да? Идём, сладкий.

Села в постели, взяла Тима на руки и перед уходом машинально поправила на спящем Демоне одеяло.

В кухне усадила Тима на его стул для кормления. Развлекая малыша болтовней и погремушками, приготовила для него завтрак, а себе заварила свежий чай. На макушке пришлось собрать неопознанное гнездо из волос, чтобы они не лезли мне в глаза и не привлекали внимание Тима, который норовил поймать меня за локон, пока я его кормила.

Через несколько минут после того, как Тим позавтракал, из комнаты лениво и сонно вышел его отец. Нахмурившись от света лампочек, он влез в свою футболку и прошлепал до графина с водой.

— Доброе утро, — буркнул он, осушив стакан.

— Доброе, — выключила я воду, закончив мытье Тимкиной посуды. — Как спалось?

— Бывало и лучше, — выдавил Мирон Александрович недовольно. Коснулся рукой чайника и сразу ее одернул, убедившись в том, что он горячий. — Ты как? Выспалась? — хмуро глянул он на меня.

— Бывало и лучше, — вернула ему его же ответ. — Мне пора ехать домой. Нужно еще успеть принять душ и переодеться перед парами.

— Я тебя подвезу. Минут через десять приедет моя мама, так что ты всё успеешь, — наливал он себе кофе, глядя в кружку так, будто сильнее в жизни ничего ненавидел. Его лицо можно смело отождествлять с утром — такое же хмурое, злое и лучше бы его не видеть.

— Ничего, что ваша мама узнает, что я у вас ночевала?

— Ты — моя невеста. Думаю, она и так догадывается, что мы не стихи под луной читаем.

— Фу! — поморщилась я. — А может, я до свадьбы ни-ни?

— Уже лет сто не существует тех, кто до свадьбы ни-ни, — цинично заявил Мирон Александрович, а я подумала о том, что готова вернуться в эту ночь, где он был заботливым и почти даже милым. Утро ему, явно, не к лицу.

— Тогда меня, похоже, лет сто назад кто-то забыл об этом предупредить, — вздохнула я и пошла в комнату, в которой должна была сегодня ночевать, чтобы переодеться в свои вещи. По пути чмокнула Тимку в макушку и уловила кое-какой запах. — Папа, работа не ждёт.

— До работы еще два часа. Подождёт, — буркнул он раздраженно.

— Тимка покакал. Я про эту работу.

Нервозность в серых глазах тут же сменилась легкой паникой и почти даже мольбой.

— Может, ты его переоденешь?

— Нет, Мирон Александрович. Моя смена начнётся только в шесть вечера, а сейчас поработайте вы. А я посмотрю, — злорадно ухмыльнулась я, видя с какой обреченностью Демоня отставил кружку со своим кофе и подхватил сына на руки.

— Что вы делаете? — подперев плечом дверной косяк, с легкой улыбкой наблюдала за тем, как Демоня разминал плечи и руки, а перед ним на пеленальном столике лежал его сын.

— Подгузник собираюсь поменять. Разве не видно? — выронил мужчина недовольно и глубоко вдохнул, будто собрался погружаться на большую глубину.

— Больше похоже, что вы разминаетесь для того, чтобы основательно втащить своему сыну за то, что он обкакался.

— Уральцева! — с моей фамилией Мирон Александрович выпустил весь накопленный в легких воздух. — Не хочешь помогать — не мешай.

— Молчу-молчу.

Показательно закрыла рот на замок и скрестила руки на груди, с весельем наблюдая за тем, как Мирон Александрович снова набрал в легкие побольше воздуха и склонился над Тимом, который всё это время терпеливо развлекался с плюшевым ежиком.

Разорвав сбоку шов на подгузнике-трусиках, Мирон Александрович явно подавил приступ тошноты, стоило ему увидеть кучку, «слепленую» его сыном.

— Я думала, вы делаете это каждый день, — хмыкнула я.

— Каждый. Но до сих пор не могу привыкнуть.

Лицо босса комично сморщилось, когда разорвал второй шов подгузника.

Я бы помогла, но наблюдать гораздо интереснее.

Мирон Александрович аккуратно приподнял за ножки сына и вытянул из-под него подгузник. Нелепо свернул его одной рукой и отложил в сторону. Сразу потянулся за пачкой салфеток и достал из нее, наверное, половину содержимого, стараясь сделать всё как можно быстрее. Едва касаясь и почти не глядя, стал обтирать сына.

— Серьёзно? — округлились мои глаза. — Тимка покакал, а вы его просто салфеточками протрёте?

— А как еще? Я всегда так делаю, — заявил всезнайка, который очень сильно старался не дышать.

— Вот представьте, что вы обделались, а вам дали только влажные салфетки, чтобы вы там все себе довели до гигиенической чистоты и блеска.

— Я всегда так делаю, — как робот повторил Демоня.

— Как? Обделываетесь и вам хватает пары салфеток?

— Уральцева! — кое-кто терял терпение.

Впрочем, я тоже.

— Помойте Тима.

— Не могу, — очередная салфетка легла на грязный подгузник.

— Почему?

— Я боюсь, — не глядя мне в глаза, ответил мужчина.

— Чего вы боитесь?

— Боюсь, что не удержу Тимку, и он выскользнет из моих руках.

— У вас большие и сильные руки. Никуда он не выскользнет. Идёмте мыться.

— Я не стану, — как перепуганный мальчишка стоял на своем Мирон Александрович.

— Я буду рядом и помогу вам, — заверила я мужчину.

Что-то взвесив в своей мудреной голове и посмотрев то на меня, то на сына, Демоня, таки, решился и подхватил Тима, неся его в ванную комнату на вытянутых руках.

Мне пришлось бежать впереди и включать везде свет, и настраивать оптимальную для ребенка температуру воды.

— Нужно полотенце! — спохватилась я.

— В комнате Тима в комоде, — тут же ответил Демоня, всё ещё удерживая Тима на вытянутых рук.

— Вы пока начинайте. Я сейчас.

Взяла в комнате Тима полотенце, вернулась в ванную и заметила, что ничего не поменялось. Разве что Мирон Александрович стал еще больше паниковать.

— Начинайте, — закинула я полотенце себе на плечо. — Положите Тима животиком себе на руку и подставляйте попку под струю воду.

— Откуда такие познания, Уральцева?

— Я уже говорила, что провела лето с сестрой и ее близнецами. Давайте-давайте, а то сейчас все присохнет, и вы замучитесь отмывать.

— Рукой, что ли? — серые глаза буквально кричали о панике. — Без губки.

— Просто рукой, Мирон Александрович. Это какашки, а не кислота.

— Не напоминай мне, что это!

Вот же истеричка…

С трудом подавила смех и приготовилась, если что помогать мужчине.

Бережно, Демоня уложил Тима на свою руку животиком и поднес его попку под струю воду. И просто ждал, когда вода все сделает сама.

— Рукой, Мирон Александрович, — напомнила я.

Злобно на меня глянув, Демоня глубоко вдохнул и, стараясь не смотреть, начал мыть сыну попку.

Всё это время Тима смотрел вниз и наблюдал за водичкой, в которой иногда кое-что проплывало.

— Мирон Александрович, — позвала я.

— Чего тебе? — буркнул он максимально раздраженно.

— Буэ, — подразнила я его, изобразив тошноту.

И если звуки, исходящие из меня, были фальшивыми, то из Демони исходили сами настоящие.

— Уральцева! — рявкнул он, а я и Тимка лишь рассмеялись.

— Простите, не сдержалась, — изобразила я саму невинность.

Когда с мытьем малыша было закончено, помогла завернуть его в полотенце. И снова всей компанией мы вернулись в детскую, где Мирон Александрович уложил Тима на пеленальный столик и уже почти профессионально переодел в чистый подгузник и бодик.

— Молодец, папа! Да, Тима? — улыбнулась я мальчишке, который что-то улюлюкал на своём.

— Чёрт! Вымок, — буркнул Демоня и рывком стянул с себя мокрую футболку, забросив ее в корзину с Тимкиной одеждой. — Иди ко мне, засранец, — подхватил он сына на руки и со всей суровостью, что у него была, тут же нежно чмокнул малыша в щечку. — Унесешь в мусорный пакет подгузник и салфетки? — обратился ко мне мужчина.

— Э, нет. Меня здесь нет, Мирон Александрович. Моя смена еще не началась, — затрясла я руками и двинулась спиной к выходу из детской.

— Тебе сложно, что ли? Помоги. Всё-таки, жизнь отца-одиночки — не сахар.

— Нечестно возвращать мне мои же слова с парковки, — возмутилась я. — Хотя похвально, что вы их запомнили.

— Ты была так убедительна в тот день, что я не мог не запомнить, — деловито хмыкнул Демоня. — Поможешь?

Перед лицом оказался подгузник и ворох грязных салфеток.

— Нет, — открестилась я и взвизгнула, когда босс пошёл в наступление с вонючим набором в одной руке и со смеющимся сыном — в другой. — Так нечестно! — кричала я, убегая от веселящихся родственничков.

Тимка заливисто смеялся, пока я бегала от них по гостиной, прячась то за креслами, то за диваном, то под журнальным столиком. Подгузником мне уже не угрожали. Пробегая мимо ванной, Мирон Александрович ловко закинул его в мусорное ведро, так что теперь мы бегали и веселились просто потому, что нам этого хотелось. Разве можно отказать себе в удовольствии слушать детский смех? Это нереально!

— Что я слышу? Мой братишка Монюнька смеется?! — донесся до нас насмешливый мужской голос, на который мы все трое тут же повернули головы.

В дверном проеме гостиной стоял мужчина с ухоженной бородой, кожаной курте, в темных джинсах и такой же темной футболке. От него пахло улицей, цитрусом и… свободой. А еще этот мужчина был очень похож на Демоню.

— Ну, привет, родственники! Скучали? — распахнул мужчина объятия.

— Мотя, надень тапочки, — ворчала где-то позади Монина мама.

— Сейчас, мама, надену, — насмешливо отозвался этот самый Мотя. — Дай с братом и его семьей поцеловаться. Особенно с невестой, — подмигнул он мне, за что получил тычок кулаком в плечо от Демони.

С братом? Боже! Демоническая семья становится всё больше…

— Здравствуйте, — подобралась я. Прочистила горло, прочесала пальцами взлохмаченные волосы и торопливо натянула обратно на плечо сползший ворот мужской футболки.

— Привет-привет! — как довольный котяра промурлыкал мужчина и подобно медведю сгреб меня в свои лапища, из которых я успела только тихо пискнуть и испуганно посмотреть на Демоню.

— Это мой брат Матвей, — пояснил, наконец, босс. — Младший. Матвей, ты тискаешь мою невесту.

— Не мешай нам родниться, — покачал меня немного мужчина в своих объятиях и только после этого отпустил, чтобы протянуть мне руку и представиться. — Матвей. Самый классный из семейства Самойловых. Ну, ты это и сама поняла уже, — абсолютно обезоруживающе произнес младшенький и улыбнулся.

— Угу. Майя. Самая классная из семейства Уральцевых и одного Самойлова, — многозначительно кивнула в сторону Демони, который предпочел тяжело вздохнуть, будто ничего глупее еще не слышал.

— А мне нравится твоя невеста! — восхищенно хохотнул мужчина, и я, наконец, смогла высвободить свою руку. — А учитывая, сколько всего мне рассказала маман, пока я ее сюда вёз, то Майя девчонка хорошая, надо брать.

— Не смешно, Мотя, — проворчала мимо нас демоническая маман и оставила полный пакет на кухонном столе.

— Иди ко мне, мелкий! — взял Матвей на руки Тима и закружил его в свои руках. А Тимка был только рад, что на него обратил своё внимание такой большой и с виду грозный дядя с кукишкой на макушке. — Вот это ты подрос, бродяга! Вот это да!

— Не нужно так громко говорить, — проворчала маман обратно в прихожую. — Ты его напугаешь.

— Тима только что покакал, так что пока что он бесстрашный, — ответила я, пока мужики молчали.

Из прихожей на меня вытаращились два возмущенных серых глаза демонической мамы.

Кажется, моя шутка пришлась ей не по вкусу.

Ну, кто бы, собственно, сомневался.

— Мирон, ты на работу не опаздываешь? — спросила маман.

Спрашивала она у сына, но смотрела при этом на меня. Видимо, сказать мне напрямую о том, что мне пора бы уже свалить, ей не позволял этикет и новый серенький твидовый костюмчик. А жемчужная нить на ее шее, видимо, состояла не из жемчуга, а из зубов тех невесток, которые не выдержали ее характер.

— Уже уходим, мам, — ответил ей достаточно холодно Демоня. — Майе пора на занятия.

— О, класс! — обрадовался Матвей и стянул с себя куртку, не выпуская при этом из рук Тима. — Значит, мы с Тимохой за старших.

— Тапочки надень! — неуемная маман принесла своему младшенькому тапочки и поставила их прямо перед его ногами. — В доме же ребенок.

— Жеребенок? Монька развел конюшню, пока меня не было? — явно подтрунивал над ней Матвей, но маман даже осуждающим взглядом на него не глянула.

Похоже, младшенькому в этой семье позволено было всё. В том числе — плести из маминых нервов косы.

Так и хотелось попросить: научи!

— А своих вещей твоя невеста еще не перевезла к тебе? Или она захватывает твой мир постепенно? — словно между делом вопросила маман, разбирающая свой же пакет, в котором, как оказалось, были продукты и что-то из выпечки.

— Мама, — тяжело вздохнул Демоня. — Не лезь в нашу жизнь. Мы сами все решим.

— Угу, решала, — буркнула маман себе под нос, но сделала это так, чтобы ее обязательно услышали все.

Я бы тоже с радостью воткнула своих пять копеек, но, посмотрев на Демоню, поняла, что лучше не обострять ситуацию. Похоже, серьёзного конфликта будет не избежать, если еще и я вклинюсь.

— Я сейчас переоденусь и выйду, — просто сказала я Мирону Александровичу и скрылась в его комнате, где быстро перекинулась в свои вещи и вышла обратно в гостиную, но уже не обнаружила там Демоню. Только его сын, брат и маман.

— Монька тоже переодевается, — глянул на меня Матвей, увлеченно играющий с Тимом. — Сейчас выйдет.

— Хорошо, — улыбнулась я ему уголками губ и, всеми силами игнорируя маман, ушла в прихожую, где надела куртку и ботинки.

Следом пришёл и Мирон Александрович, который был чист, свеж и благоухал древесным запахом и эвкалиптом. Ловко надел туфли, оправил пиджак, который был надет поверх тонкого джемпера, и накинул пальто.

Жизненная несправедливость: мне сейчас в ванной еще час отмокать, а мой босс проснулся и сразу красивый.

— Прощайся с папкой, маши ему лапкой, — забавным медвежьим голосом говорил Матвей, появившийся в прихожей, пока я проверяла, не забыла ли чего. — Кстати, Майя. У меня через две недели день рождения. Приглашаю тебя на свою дачу. Придешь?

— А меня ты не хочешь пригласить? — вопросил Демоня.

— Ты и без приглашения припрешься, — отмахнулся от него младшенький. — Я невесту твою зову. Должен же я хоть с кем-то веселиться в свой праздник, пока вы там все будете на ножах и вилках шашлык делить, да серьёзными мордами мериться.

Через две недели… к тому времени мой срок годности как невесты может подойти к концу, так как Мирон Александрович уже, скорее всего, подыщет более профессиональную няню, чем я.

— Я подумаю, — ответила я обтекаемо и услышала, как совсем рядом хмыкнула маман.

Видимо, ее насмешила моя способность думать. Похоже, она настойчиво сомневается в моих интеллектуальных способностях.

Не срываться, Майка. Не срываться!

— Ну, всё. Нам пора, — деловито кинул Демоня. — Майя на занятия опоздает с вашей болтовней. До вечера, сынок, — чмокнул он Тимку.

— А мне слюней своих на рыло подкинуть не хочешь? — подставил ему щеку Матвей. — Ты меня, кстати, даже не обнял. А я с самолета к тебе спешил.

— Достал, — устало вздохнул Мирон Александрович, но я заметила с каким усердием он прятал улыбку, и брата он, всё-таки, обнял. — Всё. До вечера.

— Готовь печень. Я старшенького еще позову.

— Тогда вечер придется перенести на выходные, — тут же осек его Демоня.

— Ну, конечно. С вами, семейными, работящими, по-другому никак, — чуть закатил глаза младшенький. — Ладно, Май, пока. Встретимся еще.

— Пока, — смущенно улыбнулась. Оказывается, серые глаза могут смотреть с теплотой и дружелюбием.

— Идём, — открыл для меня дверь Мирон Александрович.

— Наконец-то, — послышалось за спиной от демонической маман.

— Любимый, подожди, — остановила я Демоню. — Ты кое-что забыл.

— И что же? — процедил мужчина сквозь зубы, явно теряя терпение. Сверху вниз на меня смотрели очень злые серые глаза.

Молча подставила ему свою щечку и указала пальчиком на место для поцелуев. Краем глаза уловила, как маман, тряся подбородком, молча хлебала яд собственного производства. На это у нее, к счастью, сказать было нечего.

Теплые губы прижались к моей щеке и оставили легкий поцелуй.

— А сюда? — не унималась я, подставив вторую.

В серых глаза сверкнули молнии, когда Мирон Александрович, тянулся губами ко второй моей щеке и поцеловал и ее.

— Любимый, — промурлыкала я довольно и оправила лацканы его пальто.

— Идём? Дорогая, — как кусок стекла выдавил он последнее слово.

— Конечно, Монечка. Идём.

Я огребаю от его маман, он огребает от меня. Справедливо? Вполне.

Еще раз попрощавшись со всеми, вышли в подъезд. Я решила спуститься вниз по лестнице. Мирон Александрович, нехотя, но тоже поплелся за мной.

— Подожди, — вдруг догнала его какая-то мысль. — А зачем я тебя целовал на прощание, если мы вместе уходим?

— Просто. Рефлексы проверяла, — поморгала я невинно и стрелой помчалась вниз по лестнице, завидев опасные вспышки в глазах Демони.