Влипла! или Смотри, не влюбись (СИ)

Глава 29. Мирон

И кто меня за язык тянул? Какая я, к черту, звезда катка? Я только сегодня первый раз в жизни увидел коньки не по телевизору. Это же просто два ножа на каких-то полубабских сапожках с километровым шнурком, и на всем этом нужно суметь удержать равновесие на скользком льду.

Хотя, с равновесием у меня всё получалось. Просто я еще ни разу не отлип от бортика за все те двадцать минут, что мы находились на катке. Уральцева, едва ступив на лёд, сразу въехала в гущу людей и растворилась в ней, а я упал, ударился копчиком и как побитая собака прижался к бортику, что поскулить от боли. Серьезный и самоуверенный вид, будто я всё еще разминаюсь, делал только тогда, когда Уральцева проезжала мимо, будто вообще не касалась льда, а порхала над ним. С наушниками в ушах она даже руки из карманов не вынимала, будто на прогулку вышла, пока я тут боролся за свою жизнь.

Чтобы я еще хоть раз кого-то поддержал? Ни за что!

— А дядя боится! — посмеялся надо мной какой-то шкет, который еще даже до коленки моей не дорос, а уже рассекал по катку как профи.

Проводил малого ненавидящим взглядом и резко выпрямился, так как мимо вновь проезжала Уральцева. Махнул ей рукой и даже умудрился поставить ноги как балерина.

Стало ясно, что больше так просто стоять нельзя. Уральцева хоть и не обращала на меня особого внимания, но скоро поймет, что на коньках я держусь хуже не придумаешь. Нужно просто оттолкнуться и поехать.

Собрав последнюю волю в кулак, внимательно следил за ногами всех проезжающих мимо меня. Вроде, всё достаточно просто. Нужно просто не бояться и поверить тому, что два тонких лезвия смогут меня удержать и не войдут в ступни, пустив меня на лапшу.

Отпустил бортик, глубоко вдохнул и несмело оттолкнулся, заскользив по льду. Кажется, я растопырил всё, даже пальцы ног, лишь бы удержать равновесие. Подобной сосредоточенности я не испытывал еще никогда. Даже голова разболелась, а затем еще сильнее разболелся зад, на который я приземлился, когда мимо меня пролетел на немыслимой скорости какой-то шкет, и разрушил всю мою сосредоточенность и собранность.

— Кажется, перед входом сюда вы немного перепутали слова, Мирон Александрович, — притормозила у моей головы Уральцева и насмешливо смотрела на меня сверху вниз. — Должно было быть что-то вроде: «чемпион по непревзойденному звездежу», а не то, что вы там сказали.

— Я давно не практиковался, — если уж начал врать, то ври до последнего.

— А дядя упал! — проехали мимо меня смеющийся малой, которого я уже анчал тихо ненавидеть.

— Вам помочь? Или лежание на льду входит в вашу программу? — добивала меня Уральцева.

— Ты не сможешь мне помочь. Я для тебя тяжелый.

— Так вы на меня сильно и не надейтесь. Я помогу вам встать, поставлю раком и толкну посильнее, чтобы вы докатились до противоположного борта.

— В этой схеме всё звучит отлично, кроме того, что меня кто-то поставит раком, — кряхтел я, поднимаясь со льда.

— Не бойтесь, Мирон Александрович. Вам понравится.

— А тебе лишь бы поржать, — отмахнулся я от девчонки, которая очень плохо прятала улыбку за прикусыванием нижней губы. — И какого черта здесь так скользко?

— Это на катке-то? — уже не пыталась Майя скрыть своего веселья и рассмеялась в голос. — Возмутительно просто! Лёд и скользкий? Да как они посмели!

— Отстань, — буркнул недовольно, на четвереньках подползая к борту.

— Вы сейчас протяните руку вверх и опять упадете. Дайте я вам помогу, — подлетела ко мне Уральцева и подхватила под руку как раз в тот момент, когда я ее поднял и едва не свалился на бок, когда ноги предпочли разъехаться. — Вот так. Хватайтесь за меня и за борт.

Каким-то чудом Уральцева смогла втиснуться между мной и бортом, обнять меня за талию и удержать в вертикальном положении. Тряхнула головой, чтобы убрать от своего лица пряди волос и хитро улыбнулась, глядя на меня снизу вверх из моих же объятий, которыми я вцепился в ее плечи.

— Ну, что, Мирон Александрович, теперь рачком попробуем?

— Расскажешь кому — уволю. Раз десять.