— Дядя-демон ушел? — оперлась я о Стёпину стойку, чтобы дать себе маленькую передышку. В ровную стопку вложила несколько папок меню. Только что обслужила стихийный банкет, устроенный мужчинами и женщинами, воодушевленными заключением какой-то удачной сделки.
— Ушел. Сегодня на полчаса раньше, кстати, — ответил Стёпа, не отрываясь от смешивания кофейного напитка. Как завороженная наблюдала за тем, как поблескивали кольца на его длинных музыкальных пальцах.
— Куда он, интересно, смывается каждый день и непременно около шести вечера?
— Хз, Май. Может в шесть в Аду поверка? — хитро подмигнул мне парень.
— А он там главный проверяющий, — поддержала я его шутку и рефлекторно повернулась на входную дверь, колокольчик над которой звякнул на все кафе.
Переглянулись со Стёпой и без слов поняли, что шутки про Ад только что обрели еще сотни новых оттенков.
— Видимо, сегодня он решил перекус взять с собой, — протянула я едва слышно, сделав вид, что почесала нос.
Очень сложно было сдержать улыбку, видя, как Дядя-демон, преисполненный пафосом, вошёл в кафе с лицом фотомодели, снял солнцезащитные очки и суровым оценивающим взглядом окинул зал, а ровно под его подбородком был мелкий малыш, который лучезарно всем улыбался беззубым ртом, и болтал ручками и ножками, вися в кенгуру.
— Я хочу потрогать его малыша, — прошептала я блаженно, не в силах отвести взгляд от карапуза, чьи щеки так и манили.
— Которого? — съязвил Стёпа.
— Которого видно, — не осталось я в долгу и внезапно вздрогнула, когда моя фамилия прогремела на всё кафе.
— Уральцева! — рявкнул Дядя-демон, будто на меня глядя в упор, меня не видел.
В одно мгновение я вся подобралась и, нацепив на губы профессиональную деловую улыбку, подошла к Демону и крохотному ангелочку, при взгляде на которого улыбка моя стала самой настоящей.
— Да, Мирон Александрович?
— Принеси в мой кабинет кофе и десертную ложку, — выдал этот бездушный Терминатор.
— Да, сейчас, — вообще, не глядя на босса, подмигнула малышу и отправилась выполнять заказ.
Через несколько минут вошла в кабинет Мирона Александровича, в кресле которого уже сидело маленькое чудо, от которого над столом были видны только глаза.
— Куда кофе поставить? — спросила я у начальника, который вешал кенгуру на вешалку, стоящую в углу.
— Поставь на подоконник. Десертную ложку принесла?
— Да, вот, — поднесла я поближе к его носу поднос, на котором завернута в салфетку лежала ложечка.
— Отлично, — одобрительно кивнул мужчина и достал из кармана брюк крошечную банку с детским пюре. — Можешь быть свободна.
Хотела было сказать, что кормить ребенка каким-то холодным месивом из банки не стоит (по крайне мере, моя сестра точно бы сейчас учинила драку яжмамок), но сдержалась и вышла.
Не прошло и пяти минут, как из кабинета Дяди-демона снова прогремела моя фамилия.
— Младенцем не наелся, вспомнил, что в кафе есть еще одни пухлые щечки, — ехидно подметил Стёпа.
— Опять сейчас орать будет, — приготовилась я к худшему, но в кабинет пошла. — Да, Мирон… Александрович, — запнулась я на его имени, глядя на то, как босс вкидывал в раскрытый рот малыша пюре из баночки.
— Принеси салфеток или что-то такое, из чего можно сделать слюнявчик, — не обернувшись на меня строго проговорил мужчина.
— А… сейчас, — опешила я быстро вылетела из кабинета за Стёпину стойку, где взяла из упаковки новое полотенце и пачку салфеток. — Вот, — в этот раз в кабинет вошла без стука и сразу направилась к столу, за которым сидел мини-босс, а рядом с ним практически на коленях находился Дядя-демон.
— Тима, сынок, ну, кто так ест? — ворчал Мирон Александрович, а у меня слегка отвалилась челюсть, от осознания того, что у Дядя-демона есть такой милый ребенок.
Корявыми движениями Мирон Александрович столь же коряво повязал на шее своего сына полотенце и вкинул в его рот порцию пюре. Вкинул, размазал ложкой и снова вкинул очередную пайку, не дожидаясь, когда малой прожует предыдущую.
— Чего тебе, Уральцева? — буркнул босс недовольно, заметив, что я не ушла.
— Ничего, — поморщилась я, сострадательно глядя на малыша, который едва поспевал за папкой, но всё равно продолжал мне улыбаться. — Просто… Мирон Александрович, вы же помните, что вы ребенка кормите, а не стену шпаклюете?
— Уральцева, — тяжело вздохнул Дядя-демон и бросил на меня тяжелый взгляд из-за своего широкого плеча. — Я просил тебя принести мне кофе и ложечку, а не тупые шутки. Иди в зал и работай.
Стало обидно. Я хотела как лучше, а получилось, что напоролась на колючий двухметровый забор по имени Мирон не-лезь-не-в-свое-дело Александрович.
— Четверть ложечки ему давайте, а не полную. Иначе он так и не наестся. Вымажется только, — сказала я уже просто для того, чтобы было. Из вредности. И вышла из его кабинета, чтобы последнее слово осталось за мной, хочет того Дядя-демон или нет.
И зря я, что ли, сестре все лето с близнецами помогала? Куда-то же мне нужно деть этот опыт!
После выхода из кабинета босса обслуживала столики в обычном режиме. К счастью, моя фамилия больше не гремела на всё кафе, в котором ее скоро выучит каждый посетитель.
Мирон Александрович выходил из своего кабинета несколько раз. Первый, чтобы умыть сына, почти все лицо которого было в пюре, а последующие разы — чтобы суровым взглядом окинуть свои кафешные владения. Ну, или просто хотел покрасоваться перед сыном, который, впрочем, из всего увиденного оценил только маленькие цветные фонарики над головой, к которым старательно тянулся, но его потуги так и не были замечены каменноподобным отцом.
— Уральцева! — донесся из злосчастного кабинета голос начальника, когда я уже закончила смену и собралась уходить домой.
— Ненавижу свою фамилию, — буркнула я устало себе под нос, но в кабинет поплелась, предварительно на всякий случай застегнув куртку до самого горла, чтобы мои намерения свалить отсюда были видны издалека. — Да, Мирон Александрович? — вошла я, не утруждая себя стуком в дверь.
Без предварительных «ласк» в меня полетели ключи, которые я рефлекторно поймала.
— Сходи до моей машины и принеси из нее упаковку салфеток и чистый подгузник, — коротко скомандовал босс.
— А почему именно я? В кафе есть люди и кроме меня. И, вообще, моя смена закончилась пять минут назад!
— Это ведь ты у нас защитница еще нерожденных детей? — слегка вскинул босс широкую бровь. — Помоги еще и рожденным. К тому же, ты единственная, кто точно знает, как выглядит моя машина. И в-третьих, и самое главное, ты мне должна за поруганную у этой машины честь.
— Говорите так, будто я вас около нее обрюхатила и бросила с ребенком. Вот с этим, — подмигнул я лучезарному малышу. — И вообще, помнится, вы мне хвастались тем, что не мешаете личное и рабочее. Обманули?
— Ты сама сказала, что твоя смена закончилась пять минут назад. Так что уже как пять минут… — мазнул он взглядом по часам на запястье. — … началось твоё личное время. Машина, салфетки, подгузник, — с нажимом повторил босс. — Живее.
— Только ради тебя, малыш, — указала я на карапуза и широко улыбнулась ему, чтобы затем резко погасить улыбку и холодно посмотреть на босса, который, похоже, был близок к тому, чтобы запустить в меня какой-нибудь статуэткой со своего стола.
Кое-как сняла машину с блокировки. На заднем сидении ее обнаружила все то, что заказал босс. Да, он, походу, весь детский ассортимент с собой решил захватить! Заодно прихватила погремушку, так как малой играл с дыроколом и разобранной ручкой.
Вернулась в кафе, попрощалась со Стёпой, который сочувствующе пожал мое плечо, но предпочел поживее исчезнуть, чтобы из него не сделали веселого пони.
— Вот, — вошла я в кабинет и сразу наткнулась на вытянутую руку с «надутым» подгузник в ней.
— Выбрось, — не глядя на меня скомандовал Дядя-демон.
Подавляя в себе желание показать ему средний палец, и просто уйти отсюда, взяла из его руки тяжелый подгузник и вложила в руку, которая всё ещё оставалась протянутой, салфетки и новый подгузник. Ключи от машины положила рядом с малым, который с голой жопкой лежал на рабочем столе отца и слюнявил дырокол.
— Приедешь домой… — заговорила я с малышом полушепотом, будто этот разговор был только нашей с ним тайной. И аккуратно забрала из его руки опасную штуку, вложив вместо нее погремушку. — …обязательно расскажи своей маме, что папа вместо погремушки заставил тебя играть с дыроколом.
— У него нет мамы, — холодно отрезал босс и мягко, но настойчиво сдвинул меня в сторону, чтобы ему было удобнее переодеть сына. — И выброси уже это, — указал он взглядом на использованный подгузник в моей руке.
В одно мгновение я прикусила язык. Там, где есть разговор или намек на смерть мне всегда было нечего сказать. Я боялась этой темы, она была мне некомфортна и чужда. В данный момент мне не хотелось верить в то, что этот чудесный щекастый малыш живет без мамочки, имея только сурового отца, у которого четкий лимит по улыбкам — одна раз в полгода.
Сочувствующе посмотрела на ребенка и покинула кабинет, чтобы, наконец, выкинуть то, о чем меня просили, в урну. Переведя дыхание, решила вернуться, чтобы просто спросить:
— Что-нибудь ещё нужно, Мирон Александрович?
— В кафе ещё кто-нибудь остался? — поднял он карапуза на руки и прижал к себе.
— Нет. Все уже ушли.
— Ты сейчас куда?
— Домой.
— Поехали, подвезу, — двинулся он к выходу из кабинета, в котором погасил свет, прихватив с собой кенгуру-переноску.
— Нет, спасибо. Я на автобусе, здесь остановка рядом, — следовала я за боссом и его сыном к выходу из кафе, в котором он постепенно гасил свет и выравнивал и так ровно стоящие стулья.
— Я сказал «подвезу». Нам с Тимом по пути.
И снова захотелось показать ему средний палец. Твердолобый бараносёл, блин!
— Я же сказала, что на автобусе доеду.
— Садись, — не терпя никаких возражений Мирон Александрович открыл передо мной переднюю пассажирскую дверцу.
— А Тим с какой стороны сидит? — спросила я, не торопясь садиться на предложенное мне место.
— По диагонали от водительского.
— Угу, — коротко кивнула и, игнорируя открытую дверцу, деловито обошла машину босса и села на заднее сиденье за водительским креслом.
С улицы последовал тяжелый вздох, после чего открытая для меня дверца захлопнулась и открылась та, что была со стороны детского кресла.
Мазнув по моему лицу недовольным взглядом, Мирон Александрович пристегнул своего сына, сто тысяч раз проверил все фиксаторы и только после этого вынырнул из салона, мягко прикрыв дверь, чтобы затем ее снова резко распахнуть:
— Пристегнись, — буркнул он мне.
— Боже, — вздохнула я и сделала, как он сказал. — Проверите?
Дверь снова захлопнулась, и недовольно сопящий Дядя-демон устроился за рулем. Пристегнувшись, конечно же.
— А это кто, Тима? Че-ре-па-ха, — потрясла перед малышом зеленой резиновой игрушкой, которую он сразу предпочел попробовать на зуб. Один зуб у него, оказывается, все же имеется. — Черепаха ходит так же медленно, как твой папа ездит.
— Потому что папа не может ехать быстрее, чем движется пробка, — буркнул с водительского места Мирон Александрович. И повернулся к нам, так как мы снова стояли, ожидая, когда поток машин сдвинется с мертвой точки. — Ты куда-то торопишься, Уральцева?
— Уральцева торопится не умереть от голода. Кушать хочу, — вздохнула, вспомнив, что дома меня ждало сало с толстым слоем чеснока, от которого токсикозилась Настя и млела я. Из сумки с игрушками выбрала маленького плюшевого тигра и снова обратилась к малышу, который уже потерял интерес к черепашке и уронил ее куда-то под автокресло. — А это кто? Это тигрррр. Съесть тебя, съест! — прорычала и уткнула плюшевого зверя в сгиб маленькой шеи, заставив карапуза взвизгнуть и заливисто засмеяться.
С трудом подавила в себе умиление, заметив с какой теплотой улыбался сыну Мирон Александрович.
— Можем куда-нибудь заехать перекусить. Неизвестно, сколько еще в этой пробке простоим.
— Ну, уж нет! — хохотнула я, не сдержавшись. — Вы наверняка найдете в том заведении десертную ложку и измажете мне пол лица. А мой рот, знаете ли, не дыра в стене, его замазывать не надо.
— Но заклеить не мешало бы, — нашелся с ответом Мирон Александрович и снова отвернулся к лобовому стеклу, устало откинувшись на подголовник. Ладонь с рычага переключения скоростей перекочевала на затылок и шею с силой их растирая. — Ну так что насчет перекусить? Можно взять что-нибудь навынос.
— Я до дома дотерплю, — повернулась к мальчишке, изо рта которого хотела было вытащить опасного хищника — тигра, но малыш поймал меня за палец и тоже потянул его к себе в рот. — Ну-ну, Тим. Это кака. Фу! Не нужно ее в рот тащить.
— Где кака? — резко повернулся к нам паникующий папаша, рыскающий взглядом по сыну и вокруг него. — Я вчера машину мыл. Откуда здесь кака?
— Вы сами ее захотели подвезти. Не нужно так пугаться, — передразнила я его легкую панику и тут же получила в ответ взгляд полный осуждения и усталости, похоже, от меня.
— Как там твоя подруга? — спросил Мирон Александрович через некоторое время, когда поток машин, наконец, сдвинулся.
— Спросите у своего племянника.
В ответ тишина. Ясно, совет пришелся не по вкусу.
— Где научилась так обращаться с детьми?
— Как так? Отвратительно плохо?
— Нормально, Уральцева. На вопросы тоже отвечай нормально.
— Мы уже вернулись на работу, чтобы я начала пресмыкаться?
— Для того, чтобы вести беседу необязательно пресмыкаться, Уральцева. И не дерзи. И давай не будем никого обманывать — ты и на работе не пресмыкаешься.
Молча закатила глаза. Сеанс нравоучений я и от мамы могу потерпеть. Вместо продолжения разговора с боссом, предпочла увлечься его сыном, который, к счастью, был моим фанатом и не ворчал по поводу и без.
— Так откуда опыт с детьми? — не отстал Дядя-демон.
— У меня есть два младших брата десяти и одиннадцати лет, и еще у меня есть старшая сестра, которая полгода назад стала мамой близнецов. Летом я ей помогала не сойти с ума от счастья.
— Ясно, — равнодушно заключил Мирон Александрович.
Зачем, вообще, спрашивал, если ответ интересен не был?
Автомобиль плавно повернул к двору дома, в котором мы с Настей гордо и независимо снимали одну квартиру на двоих.
— Спасибо, что подвезли, — поблагодарила я, выходя из машины. Следом вышел и Дядя-демон. — Пока, красавчик, — сказала я, поставив мужчину в ступор. — Это я вашему сыну. Не вам, Мирон Александрович.
— Ну, естественно, — фыркнул он недовольно.