Выйдя из лифта, Мирон Александрович остановился у черной металлической двери и окинул меня суровым взглядом. Будто что-то выискивал или оценивал.
— Что? — не выдержала я и тоже нахмурилась, оглядев себя. — Что-то не так?
— Всё нормально, — заключил мужчина холодным тоном и достал из кармана джинсов ключи от квартиры. — Говори мало. А еще лучше — не говори вообще, пока не останешься с Тимом одна.
— Может, я вообще в квартиру заходить не буду, чтобы исключить любые риски? — уже шипела я, так как Дядя-демон открывал дверь.
— Идём, — взял он меня за руку и так быстро переплел наши пальцы. Хотела было их вырвать, но держал меня Дядя-демон крепко и действовал быстро, что я даже не сразу сообразила, как оказалась уже в прихожей квартиры на коврике у входа. И стоим мы на нем как два дебила, взявшись за ручки, ожидая чего-то. Первого звонка, наверное. Только букетов и бантов не хватало.
Мысленно подобралась. Сосредоточилась на том, что мне нужно будет сейчас соответствовать своему великовозрастному «жениху», разница с которым у нас целых четырнадцать лет. Чуть сощурила глаза, чтобы хоть немного догнать его по возрасту «гусиными лапками». Выпрямила спину, расправила плечи и состроила самое серьёзное лицо, на которой только была способна. Не такое серьезное, конечно, как у моего «жениха», но, по крайней мере, лучше, чем моя почти детская улыбочка.
— Моня, это ты? — донесся голос из глубины квартиры, и я, не выдержав прыснула, тут же прикрыв рот и нос ладонью.
— Я, мам, — крикнул в ответ Мирон Александрович и мягко дернул рукой, чтобы я приняла вертикальное положение и перестала беззвучно ржать.
— Иди поешь, пока я собираюсь, — кричала всё оттуда же женщина.
— Я не один, мама, — с нажимом и некоторой долей нервозности протянул Мирон Александрович и строго глянул на меня, отчего я сразу собралась, утерев выступившие от смеха слёзы в уголках глаз. — Я хочу тебя кое с кем познакомить.
После этих слов в квартире как-то резко образовался вакуум, а на плечи мне будто камень упал и стал только тяжелее, когда стали слышны приближающиеся к нам шаги.
— Ну, и с кем ты меня хочешь познакомить, сынок? — крайне недовольным холодным тоном прозвучал данный вопрос, а у меня всё внутри обмерло, когда к нам вышла женщина в нежно-голубом твидом костюме. Руки скрещены на груди, маникюр — синоним деловой женщины со вкусом, жемчужная нить на шее и взгляд серых глаз, который оказался в разы суровее, чем у самого Дяди-демона, когда она окинула меня небрежным взглядом снизу вверх, увидела наши переплетенные пальцы и лишь слегка повела тонкой светлой бровью в знак того, что более мерзкой картины никогда еще не видела. — Ну, и кто она? — спросила женщина, больше ни разу на меня не посмотрев. Теперь все ее арктически холодное внимание было сосредоточено на собственном сыне, что дало мне возможность слегка спрятаться за его бицепсом и дать себе маленькую передышку.
— Майя. Моя невеста, — столь же сдержано ответил своей матери Мирон Александрович.
Слегка сжала его руку, словно говоря ему, что всё норм, я еще держусь, за меня можно не волноваться.
— Невеста? — лёд серых глаз снова вцепился в моё лицо. Теперь она смотрела на меня так, будто я была облита дерьмом с головы до ног и облизывалась, смакую вкус, и ловя ртом на лету мух, которые, конечно же, кружили вокруг меня. — Ты ее с уроков забрал?
— Мама, — осек ее Мирон Александрович. — Мы это уже обсуждали.
— Не лезу. Делай, что хочешь, — сразу подняла она руки ладонями к нам и, недовольно фыркнув пошла туда, откуда вышла — обратно в свой тепленький Ад.
Кожей почувствовала, как плечи Мирона Александровича опустились, словно его только что отпустило напряжение.
— Снимай курту и ботинки. Тапочки в тумбочке, — указал он на белую мебель.
— Ваша мама такая… душка, — с трудом подобрала я слово, снимая куртку. — Вы, случайно, не родственники?
— Смешно, Уральцева. Очень смешно, — иронично произнес Дядя-демон, а я надела домашние белые мягкие тапочки. Символично, однако. — Идём, — сказал мужчина устало и снова взял меня за руку. В этот раз я возражать не стала. Мне явно нужно за него держаться, так как он был единственным, кто мог меня защитить от своей же адской мамочки.
Из прихожей мы попали в гостиную и кухню. Тима обнаружился на полу на детском мягком коврике среди россыпи ярких игрушек. Увидев своего папу, сразу улыбнулся, продемонстрировав ему один, но очень гордый зубик.
— Привет, Тимка, — Мирон Александрович отпустил мою руку и наклонился к сыну, чтобы взять его на руку и прижаться щекой к щеке. — Как дела? Сегодня без капризов?
— Тима, привет! — поприветствовала я малыша вполголоса и мягко пожала его ручку, но Тима решил, что руки ему мало и потянулся ко мне обеими руками. — Иди ко мне. Я скучала.
Не очень охотно, но Дядя-демон передал мне своего сына и снова состроил каменное лицо, когда из одно из комнат вышла его мама с белой кожаной сумочкой в руке.
— Я смотрю, с Тимуром она уже знакома? — если бы эта женщина имела способность плеваться ядом, то я бы захлебнулась им уже на пороге квартиры.
— Знакома, мама, — деловым тоном ответил ей Мирон Александрович.
— Ну, конечно, — фыркнула женщина и, уходя в прихожую, всплеснула руками. — Все со всеми знакомы, одна мать обо всем узнает последней…
Дальше она говорила что-то еще, но слышно ее, к счастью, было плохо.
Покачивая на руках Тиму, я повернулась к Мирону Александровичу, который держал самообладание из последних сил.
— Я тебя подвезу до вокзала, — выронил он, наконец, и тоже направился в прихожую вслед за матерью.
— Не нужно меня никуда подвозить, — нервно выплюнула его мама. — Я сама отлично умею вызывать такси или ждать на остановке автобус. Оставайся со своей школьницей и смотри, чтобы она не уронила моего внука. Надеюсь, у нее хватит мозгов, чтобы не кормить Тимура всякой дрянью…
— Вообще-то, мне уже девятнадцать, — не сдержалась я и крикнула погромче. — И учусь я на втором курсе, а не в школе. — а, чтобы досталось ещё и Дяде-демону, который втянул меня во всё это и из-за которого я испытываю акт унижения от его мамочки, добавила. — И мы с Моней любим друг друга!
Моня, он же — Дядя-демон, он же — Мирон Александрович, тотчас выглянул из прихожей и просверлил меня взглядом, обещающим мне очень скорый отрыв башки.
В ответ я лишь вопросительно подняла брови и так же громко крикнула, чтобы меня слышала демоническая мамочка:
— Не волнуйся, любимый, я буду биться за нашу любовь до конца!
Мама Мони назвала меня школьницей — мама Мони школьницу и получила.
Правда, Дядю-демона стало жалко, когда он сокрушенно качнул головой и, не испытывая никакой радости от сложившейся ситуации, снова попытался предложить своей матери подвезти ее.
— Сказала же, сама доеду. И не забудь, что пюре и компот для Тимура стоят у плиты. Смесь новую я ему купила, она в верхнем ящике у холодильника. Всё, мне пора.
Дверь хлопнула и наступила оглушающая тишина. Тяжелой походкой крайне уставшего человека Мирон Александрович вернулся в гостиную и подпер плечом дверной проем, скрестив руки на груди:
— И что ты устроила?
— Вошла в роль. Переборщила? — поморщилась я виновато.
— Да. Но… — вздохнул он задумчиво. — Наверное, так даже лучше. Мама приняла тебя за хабалку, так что копаться в твоей личности точно не станет.
— Хотите, я еще немного на нее поору? Может, она и в вашей личности копаться перестанет?
— Обо мне не думай. Твое дело — Тим. И его нужно покормить.
— Хорошо, поняла, — потеряла я интерес к мужчине и переместилась в кухню, ориентируясь на серый холодильник, который был виден из гостиной.
Усадив Тима в стул для кормления, взяла баночку пюре, которое, похоже, было домашнего приготовления, и, прихватив маленькую детскую ложку в виде самолетика, принялась кормить малыша.
— Я думала, что Тим — это Тимофей, а ты, оказывается, Тимур, — проговорила я, когда за нами в кухню зашел Мирон Александрович. — Тимур — как Тимати. Да, Тим? Где лучшие пюрешки? У бабули… — напела я, чем развеселила мальчишку и сделала еще более хмурым его отца, который следовал за нами недовольной тенью. — Езжайте на работу, Мирон Александрович. Дальше я справлюсь.
— Ладно, — взглянул он на наручные часы. — Часам к девяти вечера постараюсь вернуться. Если меня не будет к этому времени, то примерно полдевятого Тима нужно искупать, покормить и уложить спать. Всё необходимое ты найдешь в ванной комнате или в комнате Тима.
— Хорошо, поняла, — согласно кивнула я. — Ну, что, Тима, пойдем провожать папу Моню на работу?
— Так и знал, что ты в это вцепишься, — строго посмотрел на меня мужчина и предупреждающе ткнул в мою сторону указательным пальцем. — Моё домашнее имя остается только дома. В кафе или ещё где-либо его никто слышать и знать не должен.
— Конечно, Моня Александрович. Сама собой разумеется, Моня Александрович. Я нема как рыба, Моня Александрович.
— Уральцева! — рыкнул он на меня недовольно.
— Простите, — я даже не пыталась скрыть улыбки. — Если мне никому нельзя говорить это имя, то я должна выговориться хотя бы вам, Моня… Александрович.
— Уральцева, — качнул мужчина головой, но, кажется, я заметила на его губах легкую улыбку. — Ладно. Я поехал. Тим, — подойдя ближе к сыну, мужчина наклонился и чмокнул его в макушку. — Скоро вернусь, не скучай.
— Пока-пока, папа, — мягко помахала я маленькой ручкой, и Тим сразу включился в эту игру и начал трясти ручкой сам.
Входная дверь хлопнула. Я повернулась в Тиму и отправила в его ротик очередную порцию пюре.
— Ну, что, дружище, я никому не скажу, что твой папа — Моня, а ты не скажешь ему, что он теперь не Дядя-демон, а просто Демоня. Да? Про дядю-демона ему тоже лучше не знать, — заразительная улыбка малыша заставила и меня улыбнуться шире. — Вот и договорились. Ам?