Вне закона

Глава 7

Все гостиницы в СССР принадлежат трудовому народу и государству. И в них во всех были одинаковые порядки.

Нельзя было оставлять в номере посторонних лиц в своё отсутствие, а также передавать им ключ от номера. Прямо сейчас я с Алисой нарушали это правило.

В этот момент в дверь ещё раз постучали.

— Я открою, — Алиса быстро метнулась в коридор, я не успел опомниться, как она уже отворила.

— Почему в номере посторонние? — раздался скрипучий женский голос из коридора.

На пороге стояла дежурная по этажу с глазами мегеры, пылавшими, как ей казалось, праведным огнём.

Алиса оглянулась на меня.

— Гм-гм, это кто тут посторонний?

— Ты посмотри на эту наглость, вот молодёжь пошла! Я тебя имею в виду, бесстыжий! Посторонним лицам мужского пола запрещено находиться в номере с женщинами.

— Уважаемая, вы кем будете?

— Дежурной по этажу! А ты сам-то кем будешь?

— Во-первых, не ты, а вы. А во-вторых, вы как с сотрудником органов разговариваете?

— Каких таких органов?

— Таких органов. Госбезопасности.

— Вы серьёзно? — она, конечно, мне не верила.

— А вас не предупредили, что в гостинице спецпредприятие проводится?

— Нет, а что за спецпредприятие?

— Следственное, но раз вам не сказали, значит, вам и не нужно знать.

— И документики имеются?

— И документики имеются, только вам их видеть необязательно. Я их предъявлял вашему администратору внизу.

— Почему необязательно, дежурной нужно всё знать.

Мегера не унималась.

— Про работу под прикрытием слышали? Вот поэтому.

— Слышала, да только таких умных я сотнями видала под прикрытием. Или идём к администратору, или я вызываю наряд милиции.

— Ну что же, пойдёмте к администратору. Я только куртку накину.

Она не успела опомниться, как я захлопнул дверь прямо перед её носом и тихо проинструктировал Алису:

— Прямо сейчас, ноги в руки, собирайте все вещи с Рашпилем и выходите через кухню столовой на чёрный двор. Ждёте меня там.

— А разве нас пустят на кухню? — она недоумевала, как можно проскочить через столовую.

— Включи своё обаяние, скажи, что бежишь с любовником от ревнивого мужа, придумаешь что-нибудь.

У Алисы загорелись глаза. Она уже предвкушала приключение, как школьница поездку в пионерлагерь или поход на первую дискотеку.

— Поняла.

— Ты кому-нибудь говорила о нас с Рашпилем?

— Нет, Рашпиль после твоего ухода кому-то звонил.

— А что?

— Ничего. Всё нормально.

Я надел свою куртку и вышел в коридор к дежурной по этажу.

Пятидесятилетняя гарпия стояла, уперев руки в бока. Видно, она теряла терпение и была готова взорваться гневной тирадой за захлопнутую дверь перед носом, но я её опередил.

— Пойдём, бабуля.

А потом направился в сторону лестничного пролёта. Дежурная мегера еле поспевала за мной.

— Может, на лифте? Я не могу так быстро, — пожаловалась она мне.

— Догоняйте, что же вы так? Нужно хотя бы зарядку по утрам делать. Если желаете, то поезжайте на лифте. Встретимся внизу.

Выйдя на лестничный пролёт, я спускался, перескакивая через две ступеньки.

Нужно было импровизировать, поэтому я снова обратился к администратору, подойдя к стойке регистрации с открытым удостоверением:

— Капитан Каменев, мне должны были передать пакет. Доброе утро.

— Доброе утро, минутку.

Она выдвинула ящик стола и извлекла оттуда несколько бумажных конвертов.

— Каменев?

— Нет, к сожалению, ничего нет, — администратор с интересом посмотрела на меня.

Автоматические двери лифта распахнулись, и дежурная с этажа на всех парах поспешила в нашу сторону.

— Наши следственные действия ещё не закончены, мы согласовывали с вашим руководством продление операции ещё на один день. Просьба не распространяться.

Администратор захлопала глазами, увидев аббревиатуру комитета на обложке удостоверения, которое я убирал в карман.

Скорее всего, она ничего не поняла, но поспешила согласиться.

— Да-да, конечно.

В это время подошла дежурная.

— Галя, молодой человек ночевал в четыреста четырнадцатом. Говорит, что из органов. А там заселена девушка, эта, как её? Баландина!

— Всё нормально, Тамара Сергеевна.

— Точно? — мегера всё ещё с бо́льшим подозрением смотрела на мою лучезарную улыбку.

— Я сказала: всё нормально, Тамара Сергеевна, возвращайтесь на этаж.

Та пожала плечами, отвела взгляд в сторону и поплелась обратно к лифту.

— Спасибо за понимание. Я сгоняю в управление и скоро вернусь.

Я выскочил на улицу, быстро собрал с Волги автомобильный чехол.

Убрав его в багажник, завёл машину и, не прогревая двигателя, выехал с парковочной площадки перед гостиницей «Заря».

Объехав здание с торца, я увидел два силуэта, отделившихся от пандуса на заднем дворе.

Рашпиль и Алиса подскочили к машине и запрыгнули в неё.

Зек уселся на переднее пассажирское сидение, а Алиса — назад.

— Чё за атас? Почему шухер? — спросил меня Рашпиль с заспанным видом.

Мы медленно тронулись, выехав на улицу Коммунистическую и направившись в сторону выезда из города.

— Дежурная по этажу. Она поняла, что я спал в номере Алисы и начала шуметь. Нам все эти разборы полётов ни к чему.

Рашпиль обернулся назад к Алисе.

— Ты как оформляла номера? Надеюсь, не на себя?

— Конечно, всё сделала, как ты сказал: четыреста четырнадцатый сняла на имя Баландиной. А на третьем этаже — на Курицына. Паспорта делал тот же человек, что и браунинг.

— Молодец! Видишь, что за баба — наша Алиска!

Рашпиль её похвалил скорее для меня. Мне не верилось, что он искренне оценил её старания.

— Выдвигаемся в Горький, есть замечания, пожелания, предложения?

— Пожрать бы, можно сказать, что в зоне привык к распорядку дня. А так считай, уже сутки нормальных харчей не было. Чё, Сантей, заедем куда-нибудь по дороге в кабак? Как в старину, народ в трактиры захаживал по пути.

— Потерпишь.

— Я всё-таки только из зоны, пять лет в кабаках не был. Ты, если чё, не переживай. Бабки есть. Я плачу.

Он достал из кармана пачку сторублёвых купюр и помахал перед нами.

Идиот.

— Закрыто всё пока, да и нам лучше свалить отсюда подальше, пока дежурная с администраторами не хватились и ментам не стуканули.

— Вот что вы за люди! Нету в вас размаха. Всё время чего-то боитесь. Жить боитесь. Дежурная-то, дежурная сё. Душа тоненькая, как ниточка.

Он смотрел на дорогу, обращаясь по большей части ко мне.

— Ну да, куда уж нам до вас. Как размахнётесь, так непременно на каторгу попадаете. А нам потом вас вынимать на машине, гостиницы устраивать.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился с одобрительным взглядом Алисы.

— Как по мне, Сантей. Вот по правде, ты мне совсем не нужен был. Я бы лучше без тебя обошёлся. Без обид.

— Какие могут быть обиды? Ты бы сам пешочком с места побега до Бугуруслана дотопал. Все восемьдесят километров.

— Пешком? На попутках бы доехал!

— Ага, в зековском тюремном шмотье. Первая же попутка тебя бы подвезла. Только подвезла бы до первого опорного пункта милиции и сдала бы туда.

— Да уж, разобрался бы как-нибудь без тебя. Мне можно сказать, что тебя навязали.

— Что же ты едешь со мной? Может, лучше на попутке?

Я думал, что он начнёт психовать, но нет. Вывернулся как уж.

— На попутке не лучше. Едем же? Едем! Зачем что-то менять, если работает? Едем как цари.

Меня всегда удивляла эта зековская беспринципность. Когда выгодно или зек в уязвимой позиции, то он будет кланяться и чуть ли не ноги целовать.

А как сменилась ситуация, сразу готов нож в спину воткнуть даже самому близкому корешу. Своя шкурка всегда ближе к телу.

В тюрьме нет друзей, только попутчики.

— Слышишь, царь, сейчас с Алисой местами меняться будешь.

— Это ещё почему?

— На выезде из города наверняка есть на тебя ориентировка. Лучше, если ГАИшники увидят в салоне меня и Алису.

— Давай, я просто нагнусь?

— Давай, ты не будешь умничать.

Я остановился, и Рашпиль с неохотой полез в свою конуру.

Когда он забрался туда, то запел старую арестантскую песню про чёрную скамью.

Алиса же, пересев вперёд, пожала плечами. Мол, что с такого взять.

Я улыбнулся в ответ, давая понять, что согласен с ней.

На выезде из города у стационарного поста дежурили два инспектора ГАИ, останавливая почти все машины.

Я притормозил, потому что не мог ехать быстрее потока.

Мы приближались, один из инспекторов закончил проверку, вернул документы водителю старенького «Москвича» 408 модели.

Он вышел на дорогу, вглядываясь в поток, идущий из города.

Чёрная Волга привлекла внимание. Он тронул своего коллегу за плечо и кивнул в нашу сторону.

— Ничего не бойся, говори со мной и улыбайся. Если остановят, начни красить ресницы и прихорашиваться, доверься мне.

— А о чём говорить?

— Говори о погоде. Какое время года ты любишь больше всего.

— Я очень люблю весну…

Но договорить Алиса не успела. Стоило только инспекторам завидеть наши номера, как оба взяли под козырёк.

— Улыбнись им.

Я кивнул и помахал рукой сотрудникам милиции в знак приветствия.

Мы медленно проехали мимо под заинтересованные взгляды гаишников.

— Фуух, я думала, что у меня сердце выпрыгнет из груди.

Алиса улыбалась и часто дышала.

— Что там? Проехали ментов? Мне вылезать.

Лучше бы он там сидел до конца маршрута, но это было невозможно. Рашпиль наверняка начал бы скулить и жаловаться через пару десятков километров.

— Вылезай, но только учти, через двадцать километров ещё один пост, тебе придётся снова лезть в укрытие.

— Шняга, хорошо, что меня на зоне не видят.

— Чем-то недоволен?

— Ты главное довези нас до места с ветерком, а доволен я или нет — дело десятое.

Я разогнал Волгу до девяносто. Больше на местной дороге с её колдобинами и ямами не стоило.

— А я надеялся, что тебе понравится.

— Понравится, если поедешь быстрее, а не будешь тащиться, как черепаха.

— Быстрее нельзя, опасно. Дорога плохая.

— Я же говорю, нет в вас риска, душок слабоват. Не понять вам нашу воровскую философию. Ни в жисть.

— Я вашу философию знаю — «умри ты сегодня, а я завтра» — вот и вся философия.

Ближайшие сто километров мы проехали без приключений, слушая его разглагольствования.

— Больно ты понимаешь… Ты молодой ещё, жизни не нюхал. А рассуждаешь так, будто знаешь про нашу философию больше моего.

— Ну, расскажи нам про твою философию.

— Для начала не язви. Я побольше твоего на своей шкуре вынес. А ещё согласись с тем, что воруют все и везде.

— Как это всё и везде?

— А вот так. Воруют все: животные и люди, дети и взрослые, женщины и мужчины, нищие и богатые, верующие и атеисты, учёные и неграмотные.

— Согласен?

— Ну если смотреть с такого угла, то согласен.

— Так вот. Воруют любители и профессионалы, солдаты и матросы, сержанты и старшины, товарищи офицеры, генералы и адмиралы. Воруют больные и здоровые. Всё, короче, воруют «я, ты, он, она, вместе — целая страна». Людишки даже себе для подстраховки особую болезнь придумали — клептоманию. Так?

— Допустим.

— Воруют всё: горючее, газ, электричество, инструмент, запчасти, деньги, драгоценности. Фрукты в садах и овощи на огородах. Воруют людей и животных.

— Людей?

— Про невест и женщин, слышал? Если да, то знаешь, что бабы крадут чужих мужей. Воруют всегда: днём и ночью, зимой и летом, вчера и сейчас, сегодня и завтра. Так?

— Допустим, так.

— Воруют отовсюду: из карманов и автомобилей, из форточек и подвалов, из сейфов и могил, из тайников, тумбочек, со складов и с подворотен.

— Хитро ты базу подводишь, Рашпиль. Что дальше?

— А дальше выходит, что воровство — это естественное состояние всего живого. Что естественно, то не безобразно, как один знаменитый писатель сказал.

— Художник.

— Или художник, я не помню, хрен их разберёт. Короче, та самая восьмая заповедь «не укради» идёт против естества человека.

— Против естества?

— А как же, зуб даю, что против естества. И Бог об этом знает.

— Ни хрена себе, у тебя религиозные выводы.

— Именно поэтому Иисус первым простил вора Раха, который тоже висел на кресте. Иисус добрый, воровство всем прощает. За естество нельзя наказывать.

— Если ты такую логическую цепочку выстраиваешь, получается, что и прелюбодейство, измены человеческие по-простому, тоже естественны, раз животные сношаются с кем ни попадя. Значит, тоже за это нужно по головке гладить.

— Ну, во-первых, животные не со всеми, а только с самым сильным самцом. Остальные в очередь. Во-вторых, тут всегда баба виновата. Сучка не захочет, кобелёк не вскочит. Все беды от баб.

— Интересно ты стрелки перевёл.

— Так, у хорошего хозяина не воруют, и баб не уводят.

— Это как?

— Ну вот зашёл фраер в кабак, бабками светит, из кармана в карман «пресс» перекладывает. Потом, допустим, бабки в карман пиджака кладёт. Вешает пиджак на спинку стула и идёт с биксой танцы танцевать. Бабки его из пиджака подрезают. Кто виноват?

— Ну как кто?

— А вот так. Вор не виноват, а виноват фраер. Не светил бы он бабками, и пиджак не бросал бы где попало, глядишь, остался бы при тугриках своих. Ясно?

— То есть, по-твоему, тот, кто в чужом пиджаке лазил, не виноват?

— Конечно, не виноват! У него профессия такая, как ты не понимаешь. Дворник убирает на улице всё, что плохо лежит, а вор — то, что в кармане, ну или в квартире.

— Интересно у тебя получается, если я у тебя что-то украду, то, значит, ты виноват.

— А как же. Если украдёшь, то значит, это я лоханулся. Все воруют, только не признаются в этом себе.

Тут вмешалась Алиса, молчавшая до этого.

— На украденном счастья не построишь.

— Э-э-э, травушка-муравушка, дурья головка моя, философия не твоё, маруха. Знаешь, что такое счастье?

— Нет, и что же такое, по-твоему, счастье?

— Изначально это слово означало: «сия часть есмь моя», то есть свой пай при дележе уже добытого, а сворованного или награбленного это уже, как говорится, нюансы.

— Рашпиль, что-то не пойму, как твоё счастье связано с воровством?

— А очень просто. Воровство — это и есть истинный «закон божий», данный нам природой или Богом. А «не укради…» — закон, который в Библию богачи вписали, чтобы честных пацанов пугать. Воровство — закон жизни. Даже государство ворует у вас. Оно делает вид, что платит зарплату, вы отвечаете тем же: делаете вид, что работаете. Социализм — это свободные рабы плюс электрификация всей страны. Такая вот диалектика.

— А ты у нас кто?

— Я честный арестант. Устроит?

— Насчёт честный не знаю, а арестант… Хоть ты мне и не нравишься, я надеюсь, что ты бывший арестант. Так как насчёт «умри ты сегодня, а я завтра»?

— Ну это тоже закон жизни. Это же не ко всем относится, только к лохам. Воруешь — живёшь. Нет? Тогда ты просто лох. Ходячий труп, недостойный жизни. А арестант арестанту такого не пожелает.

— Что-то типа арестантской дружбы мешает?

— Не бывает никакой дружбы, запомни. Бывает только выгода. Это тоже закон жизни.

— Неужели ты никогда и никому бескорыстно не помог?

— Неа. Человек человеку волк! В одной стае все вместе идут, потому что им выгодно. Так легче добычу загнать. А бескорыстие бывает или у слабака, или у пацана, который свои планы глубоко внутри себя скрывает и никому не показывает.

— И любви нет?

— Любовь есть, пока у тебя есть бабки. Баба любит мужика, пока у него «капуста» есть. А как только кончилась, она испаряется и исчезает на горизонте. Полные зоны мужиков, которых бабы бросили. Навидался я этой «любви». Нам такого не надо, да, Алиска?

Девушка ничего не ответила.

— Жаль мне тебя, Рашпиль. Ты так и не узнал, ни что такое настоящая мужская дружба, ни что такое любовь.

— Дружба? Забудь. Я же говорю, что молод ты ещё. Поживёшь с моё и увидишь, как твои дружки все разбегутся. А те, кто останутся, одно название, чуть что свалят в кусты. А главное, им вечно от тебя что-то надо. Бабы тем более — сегодня есть, завтра нет.

— Надеюсь, что с «твоё» мне жить не придётся. Другие у меня планы.

— Вот и вся благодарность, Алиска, — урка пожаловался на меня девушке, — да я тебе, Сантей, сейчас за два часа, считай, высшее образование дал. Этому в академиях не научат. Сказал бы спасибо, а он «другие планы».

Тем временем дорога привела нас к въезду в большой посёлок городского типа.

— Полезай обратно в укрытие, Рашпиль.

— Так, ментов не видно, — удивился беглый зек.

— Это прекрасно. Когда станет видно, будет поздно.

— В кабак бы, Сантей. Всё-таки жрать охота, — вздохнул урка и полез под сидение.

Въехав в густонаселённый посёлок, мы проехали по улице Ленина.

К моему удивлению, за памятником вождю мирового пролетариата на центральной площади мы обнаружили ресторан «Берёзка».

Я припарковался недалеко от входа:

— Посидите, я схожу посмотреть.

Алиса кивнула, а Рашпиль пробурчал что-то нечленораздельное.

Войдя в большой зал со столами, накрытыми скатертями, я увидел скучающего официанта.

Ресторан был окутан налётом провинциальности.

Цветные занавеси с цветами на окнах, нехитрое декоративное панно колхозницы с засохшими хлебными колосьями на стене, берёзовые поленья, приклеенные к стене, навивали ту самую среднерусскую тоску и безнадёгу.

— Добрый день. Вы открыты?

Официант в великоватом пиджаке с чужого плеча посмотрел на меня, смерив с головы до ног, будто оценивая мою платёжеспособность, затем кивнул.

— На первое, борща и солянки нет, на второе, из мяса только бефстроганов.

— Отлично.

— Заказывать будете?

— Я сейчас вернусь с коллегами.

Рашпиль уже вылез и крутился возле машины на улице. Алиса виновато обратилась ко мне:

— Я ему сказала, чтобы он не вылезал, но разве он послушает.

— Ничего страшного, ты не виновата. Всё в порядке.

— Ну что там с харчами? — Рашпиль подставил лицо солнцу и лыбился, — есть что пожрать, Сантей?

— Пошли.

Сидя за столом, Рашпиль и Алиса читали меню, набранное на печатной машинке. Официант стоял рядом с ручкой в руках и ожидал.

— Так, человек, давай-ка нам водочки, — уголовник повернулся ко мне, — будешь?

Я посмотрел на него как на больного. Какая водка за рулём?

— Понятно, ну извини, думал, ты захочешь расслабиться, — он перевёл взгляд на девушку, — а ты?

Алиса тоже отрицательно покачала головой.

— А вот я выпью. Принеси грамм сто. Нет, двести! Огурчиков солёных.

Официант записывал заказ в блокнотик.

— И пожрать нам сообрази. Бабками не обижу. Первое там, второе. Бабе мороженое.

— Будет сделано, что-то ещё?

— Всё, давай, побыстрее. Жрать охота.

— Попрошу кухню ускориться. Водочку сразу?

— Валяй.

Официант кивнул и удалился.

— На зоне я мечтал, что выйду и пойду в кабак. Пожру по-человечески, набухаюсь водяры и кому-нибудь начищу рыло. Жаль, что в кабак попали в полдень. Народу совсем нет, некому настучать.

— Да уж, наоборот. Хорошо, что никого нет.

Минут через пять официант принёс графин с водкой и соленья, а затем удалился на кухню.

После трёх выпитых друг за другом рюмок Рашпиль довольно быстро опьянел.

Он начал нетерпеливо ёрзать на стуле в ожидании блюд.

— Ну где они там? Заснули, что ли?

Его глаза наливались кровью.

— Пойду посмотрю, взбодрю общепит, так сказать.

Он встал и шаткой походкой направился в рабочую зону ресторана.

Рашпиль скрылся за ширмой, ограждением, из-за которой должны были подаваться блюда.

Его всего не было минуту, но меня охватило дурное предчувствие.

— Возьми ключи и жди в машине, сможешь завести?

Она закивала:

— Я умею водить.

— Отлично, заведи и жди на переднем сидении.

Я встал из-за стола и быстрым шагом направился на ресторанную кухню.

Стоило мне зайти за ширму, как я увидел официанта с расквашенным носом и Рашпиля, державшего того левой рукой за грудки.

Уголовник замахнулся ещё раз, но ударить не сумел.