Глава 11. Лютичи

Драккары один за другим проплывали мимо. Команды кормчих разлетались по округе, вёсла вспенивали водную гладь, сталь отражала солнце.

Борты были усыпаны стрелами, Живко заметил трупы, лежащие между скамей, но живых всё равно оставалось много.

— Давай!

Веремуд махнул рукой, когда последний драккар проплывал остров, и лучники снова заставили данов закрываться щитами. Несколько гребцов получили свою порцию железа, вёсла безвольно плюхнулись в реку, пока их не подхватила замена.

Главарь, жуткий дан с заплетённой в косы бородой, направил тяжёлую двуручную секиру в сторону острова, и драккар подался назад.

— Хах! Заглотили наживку! — радостно воскликнул Завид, один из стариградцев, вошедших в команду «Лебедя» — уже в годах, с длинными усами, щедро сдобренными сединой, и большим крючковатым носом. — Ну, парни, айда за мной!

Пятеро воинов последовали за ним в укрытие со стороны приближающегося драккара.

— Живко, ты тоже ступай, — Веремуд потрепал его по макушке, ласково улыбнулся, а затем надел шлем.

Мальчишки прыгнули в яму. Их закидали ветками, листвой и кустами, так что они могли только слушать и гадать, что происходит наверху.

Драккар врезался в берег, даны прыгнули через борт и кинулись в атаку под звоны спущенной тетивы, но быстро завязли, угодив в волчьи ямы.

Ловушки отрезвили викингов. Главарь созвал стену щитов — Живко понял слова, похожие на язык саксов. Веремуд приказал приготовиться к столкновению.

Запели клинки. Копья забарабанили по дереву, вонзались в плоть; топоры вгрызались в доски, мечи рассекали воздух. Звуки битвы будто проникали в разум. Живко отчётливо представлял, как сталь разрубает мясо, дробит кость. Затем — истошный крик. Обрывистый, прерванный наконечником копья, вошедшим прямо в горло.

Он видел подобное, наблюдал, как погибали его близкие, друзья, родные… Кулаки сжимались от горя, от бессильной злобы. Был бы он в тот миг сильным и смелым, как Дражко! Тогда не они — а саксы захлебнулись бы кровью.

Схватка затянулась. Даны теснили, пядь за пядью. Немногие носили кольчугу, но всё же доносились бряцанья клинков о переплетённые кольца, и вдруг за одним из таких послышалась ругань Веремуда. Душа забилась в беспокойстве, захотелось выпрыгнуть из укрытия, ринуться на выручку.

Но вдруг раздался приказ:

— Завид, давай! Давай!

Спустя секунду, разом, в спины данов полетели сулицы — то пятеро засадных воинов показались наружу.

Узкие наконечники с лёгкостью пронзали своих жертв, не останавливаясь, утыкались во вторые ряды. За короткое время Завид с отрядом выпустили по три сулицы, схватились за топоры и мечи и кинулись в ближний бой — стариградцы уже рубили потерявшихся данов.

Живко не стерпел — сиганул из укрытия под испуганные возгласы мальчишек, отмахнулся, едва не упал, зацепившись за корешок, поднялся и… замер.

Рощу застилали тела убитых и раненых. Дан с раскроенной ключицей пытался ползти, но вместо этого рыл землю, бормоча что-то в бреду. Влажный душный воздух отдавал металлом, тяжестью, в нос ударило зловоние, от которого закружилась голова.

Даны не сдавались. Их осталось немного, чуть больше десятка, но почти все — из ближней дружины. На щитах пестрили красно-зелёные цвета, кольчуга придавала веса и без того крупным телам, на запястьях красовались богатые браслеты, а из-под шлемов на стариградцев смотрели отчаянные, а потому бесстрашные глаза.

Но самый грозный из них стоял впереди. Главарь — викинг с рыжей бородой, заплетённой в косички, крепко держал окровавленный двуручный топор. Он призывно размахивал им, требовал боя, словно безумец, жаждущий смерти.

Стариградцы обступили данов, прижав к обрывистому берегу. Теперь их было больше, но без потерь обойдётся вряд ли…

Веремуд вышел вперёд с копьём в руке.

Живко увидел лишь его макушку, бросился к строю, не зная зачем — какая польза от слабого мальчишки? Но страх за доброго кормчего затмил здравый смысл.

— Наконец-то! — воскликнул рыжебородый. — Проклятый венд, я выпущу тебе кишки и запихну их в твою пасть! Иди! Иди ко… Кхмпф!

Тяжёлое копьё пронзило шею. Дан пошатнулся, сделал шаг вперёд, буравя взглядом своего убийцу и рухнул, уперевшись в древко. Наконечник зацепился за бармицу, поэтому он замер почти стоя, пока не упал на бок.

— Стрелы! — скомандовал Веремуд, и первые ряды строя раздвинули щиты, открывая обзор лучникам.

Викинги поняли, что честной битвы у них не получится, выждали под пристальным взглядом врага.

— Бросайте оружие! — крикнул он на данском языке. — Бросайте, и я вас убивать не стану. Если обещаете сесть на своё корыто и убраться отсюда — останетесь живы!

Решились не сразу. Их мёртвый ярл до сих пор дёргал ногой, плевался тёмными сгустками, и не видно было валькирий, забирающих его в чертог богов. Глупая, бесславная смерть…

Даны бросили оружие. Лучше выжить сейчас, улизнуть, а затем уж вернуться с силой. Ведь мёртвый не отомстит.

Что ж, в этом они были правы.

Стрелы вылетели одним махом, за ними последовали ещё залпы. Сулицы закончили дело, пробив даже кольчугу, и рядом с рыжебородым ярлом легла его дружина.

— Драккар на воду, братцы, — Веремуд вытащил своё копьё из горла мертвеца, вытер подолом рубахи. — Пожитки потом соберём, сейчас нужно ещё немного поработать. Удивим наших дорогих гостей.

━─━────༺༻────━─━

Когда драккар спустили на воду, Живко, молчавший всё это время, спросил:

— Почему ты убил их так?

— Как?

Веремуд не спускал глаз с реки — там, за изгибом, слышались звуки битвы.

Подходящее — что б не обидеть, — слово никак не появлялось в голове. Но оно и не потребовалось.

— Мне жизнь моих людей дороже, Живко. Война — бесчестное ремесло.

Живко сжал рукоять своего ножа. Он пообещал себе, что запомнит эти слова.

Дружина погрузилась на корабль. Последние из них притащили сулицы, стрелы, вытащенные из тел убитых. Живко, кинув окровавленную кипу, уже хотел перелезть через борт, но Веремуд выставил руку.

— Ты с мальчишками останешься на острове.

— Что? Как?! Я ж!…

— Ты будешь меня слушать! — оборвал возражения кормчий.

Мальчишки насупились от обиды, но воспротивиться не получилось. Им пришлось наблюдать, как воины единовременно взмахивают вёслами, устремляясь навстречу смертельной опасности.

━─━────༺༻────━─━

Нападение Сины отрезвило вагров. Они думали, что лес — убежище, крепость. Но саксы едва не застали их врасплох.

Дражко укорил Ариберта. Он-то не являлся местным, не знал каждый куст, каждый камешек, не ходил с детства по здешним тропам. Руяне не стояли на страже в тот момент, когда враг подошёл чересчур близко, их спасло лишь то, что все они находились рядом друг с другом, постоянно наготове — чужая дубрава не дала расслабиться.

Теперь всё войско навострило уши. Двигались осторожно, выискивая признаки врага среди мельтешащих теней, завываний ветра, шороха и пения птиц.

Рядом с Удо похрамывал смерд, которого истязали саксы. Большак — так он назвался, когда вылез из чащи в лагерь стариградцев, весь покрытый порезами, грязью, но всё ещё на ногах.

На первый взгляд их можно было принять за братьев, но при внимательном осмотре разница становилась яснее: лёгкий шаг урождённого воина никак не соответствовал косматому медвежьему шагу мужика с тяжёлым топором лесоруба. Однако ни это, ни другие различия, не стали преградой для скорой дружбы. Дражко даже почувствовал некую зависть — два великана понимали друг друга с полуслова, будто на их, великанском, использовали особый язык.

— Думаешь, сдюжим?

Ариберт спросил тихо, почти шёпотом. Чтобы дружина не услышала. Только с побратимом он мог поделиться переживаниями.

Дражко ответил не сразу. Огляделся, будто в поисках подсказки, но ни ели вокруг, ни мошкара, прилипающая к лицу, не могли ничего посоветовать.

— Думаю — да.

— Нас мало. Слишком.

— Это твоя земля, Ариберт. Она поможет. У христианского бога здесь силы нет, а наши любят храбрецов.

Только сказав это, Дражко осёкся — на шее Ариберта покачивался крест. Его матерью была дочь франкского жупана Тахульфа — маркграфа Тюрингии*.

(*Тюрингия — марка (административная территория) в Восточно-Франкском королевстве, которая граничила со славянскими княжествами. К югу от происходящих в книге событий)

Мстивой однажды помогал сорбам в их восстании против маркграфа Тахульфа. В одном из городов он пленил неписанную красавицу, сделал её своей наложницей, а когда война дошла до переговоров, и маркграф явился, чтобы просить мира, то узнал свою дочь. Одним из условий договора Мстивой затребовал женитьбу, не оставив новоиспечённому тестю шанса на отказ.

Мстивой был так очарован, что позволил крестить сына и дал ему христианское имя. Правда, подобрал его в честь славного предка, поэтому Ариберт вместе с оберегами отцовских богов носил символ веры матери.

Княжич не обиделся — лишь усмехнулся.

— Всякий бог любит храбрецов. А вот глупцов — сомневаюсь…

Вдруг все остановились. Збигнев что-то заметил, безмолвным жестом подозвал воевод, и вместе они взобрались на гряду, усыпанную колючками и валежником. Увидели, как дюжина саксов расположилась возле кабаньего гнезда. Рядом с норой были раскиданы ветки, недавно служившие прикрытием, а земля пропитана кровью увесистого вепря, которого эти самые саксы разделывали.

Трое из них перевязывали раны, а один и вовсе лежал с распоротым бедром без сознания — видно, вепрь не задаром отдал свою шкуру.

— Чёртова скотина! — причитал тот, что ножом вычищал внутренности. — Энгель не жилец…

— Сам виноват, — махнул второй. — Мы на охоте, а он пересмешника, понимаешь, увидел!

— Ну, увидел… Пялиться-то зачем?! Под ноги хоть смотрел бы — прямо возле гнезда встал!

— Жаль, самку упустили. Там целый выводок был — мягкое мясо, сочное…

— Дурень! Скажи спасибо, что она дёру дала! Две бешеные твари — вдвое больше проблем.

Будто в подтверждение сакс неподалёку простонал от боли — слишком сильно затянул рану.

— Давайте быстрее, — спутанным языком поторопил он. — Этой тряпки надолго не хватит.

— Терпи! — огрызнулся тот, что с ножом. — Не тебе тащить эту тушу на своём…

Сулица вонзилась в грудь, не дав договорить. Ещё несколько сбили с ног наиболее подготовленных к внезапной битве, а другие столкнулись с гурьбой вагров и руян, сходу порубивших незадачливый отряд снабжения.

Ариберт вытащил сулицу из груди мертвеца, когда всё закончилось.

— Надо было подождать, — покачал головой Пяст, а затем, в ответ на немой вопрос, воскликнул: — Теперь самим свежевать вепря!

━─━────༺༻────━─━

Войско затаилось поодаль селения. Воеводы с малой дружиной пробрались дальше, к опушке, чтобы осмотреться.

— Меньше тысячи… — протянул Збигнев. — Сина ещё не вернулся к своему хозяину. Чтоб ему пусто было… Придётся усилить дозор — нельзя, чтобы он нас заметил.

— Пущай замечает, — проворчал Пяст. — Вырежу всю падаль собственными руками!

— Лучше подумаем, как прокрасться внутрь.

Саксы вытоптали все посевы, выпотрошили ещё несозревшую репу, окружив себя пустыми полями для хорошего обзора.

Дражко пытался придумать, как выкрутиться из ситуации. Прятаться в лесу и вылавливать группы охотников не особо хотелось. Нужно трепать врага, не давать ему расслабляться ни на миг. Но на этот раз осенило Ариберта:

— Их там около тысячи, так?

Воеводы с интересом обернулись в его сторону. Удо сразу насторожился — княжич сейчас слишком уж напоминал Дражко, когда тому на ум приходила какая-нибудь шальная мысль.

— Вряд ли они помнят друг друга в лицо.

Удо оказался прав.

━─━────༺༻────━─━

Освежёванный кабан служил отличным отвлечением, когда они прошли через ворота частокола. Дражко вёл десять руян из тех, кто сносно говорил на языке саксов или данов. Удо и в этот раз пришлось остаться с войском — слишком уж он выделялся, а привлекать ненужное внимание не стоило.

Векша был среди лазутчиков. Мало-мальски он изъяснялся с данами, чем поначалу насторожил в своём желании присоединиться к заварушке, но Дражко снова послушал чутьё, которое, казалось, сговорилось с ушлым лютичем.

Ариберт вёл пятерых, среди которых был Сбыслав, заслуживший уважение руян.

Улицы были утоптаны грязью сотнен воинов. Наиболее удачливые разместились в хижинах, остальные на улице под навесами. Места оказалось слишком мало, повсюду валялся мусор, для костров ломали сараи и ограды. Кабана провожали голодными глазами, но пока ещё рано, чтобы привыкшие к лишениям люди набросились на добытчиков.

— Наконец-то! — раздался хриплый голос обросшего неряшливой щетиной повара с тесаком в руке. — Тащите его скорее! Граф с меня шкуру спустит, если я не подам ему ужин.

Он воткнул тесак в изрубленный пень, вытер руки о грязный передник, выбежал из крытой кухни с небольшой лепной печкой, из которой сквозь щели поднимался дым, но запах варева внутри не придавал аппетита.

— Сюда! — он указал на грубо сколоченный, но крепкий стол для разделки. — Здоровый! Молодцы, молодцы. Шкура сегодня останется при мне, хе-хе.

— Смотри, чтобы в нашей похлёбке не одни корешки плавали, — без запинки предупредил Ариберт. — Иначе шкуру с тебя спустим мы!

— Конечно, конечно!

Векша напоследок хищно зыркнул на кухарку, перебирающую скудные запасы репы в углу, шмыгнул переломанным носом, и они удалились.

Теперь никто не обращал на них внимания, зато подучилось рассмотреть обстановку поближе. И верно боги действительно разозлились на чужаков, потому что множество людей мучилось от болезней. Тут и там, скорчившись, валялись ослабшие страдальцы. Их била лихорадка, кожа побледнела, а зловоние, которое сначала списали на нечистоты, оказалось следствием кровавого поноса. Раненые после ночной битвы только разбавляли мрачную картину страданий.

«Войско губит не только железо, — вспомнил Дражко наставления отца. — Болезни — вот чего надо опасаться прежде всего!»

Но не стоило надеяться, что все враги сгинут от недуга. Даже сейчас способных взяться оружие было намного больше дружины Стариграда.

— Их бы подержать ещё тут несколько дней… — мечтательно произнёс Деян. — До города добралось бы три калеки.

Двери самого большого дома, где разместился Людольф, отворились. Наружу почти что выбежал человек. Судя по длинной гриве и бороде — дан. Он вскочил на лошадь и вместе с тремя саксонскими всадниками понёсся прочь из деревни.

— Гонец, — догадался Ариберт. — Глядите!

Следом за гонцом показался статный старик с въедливыми глазами, тронутой лысиной макушкой и широким прямым носом, под которым белели жидкие усы и бородка. Рядом встал высокий муж, настолько похожий на старика, что родство угадывалось с первого взгляда. Не в пример остальным, он носил длинные волосы, собранные в хвост, и такую же жидкую бородку, как у отца.

— Людольф. И его сын, виконт Бруно. Слышал, славный воин.

— Этого добра и у нас хватает, — хмыкнул Цедраг, после чего предложил: — Может, их — того? И, глядишь, остальные разбегутся…

Однако окружавшая графа дружина намекала, что это плохая идея. Воины стоялы снаружи, у входа, ещё несколько десятков показались внутри дома. Все — знатные воины в богатой броне, с мечами на поясе. Таких простой уловкой не возьмёшь…

— Делаем то, зачем пришли, — отрезал Дражко. — Тот гонец явно отправился к Стигу. Нам нужно поспешить.

Всадники поскакали на север, где Збигнев вряд ли успел поставить людей, так что ярл получит сообщение.

Людольф что-то сказал сыну. Тот кивнул, и оба снова скрылись за створками, будто дразня лазутчиков.

— Надо бы хоть послушать, что замыш…

Цедрагу не дал договорить грохот распахнувшейся двери. Из хлева неподалёку чуть ли не вывалилась толпа кричащих ругательства людей, явно затевающих драку. И среди прочей брани выскакивали вполне знакомые и понятные.

— Лютичи… — процедил Ариберт.

Ободриты и лютичи питали друг к другу ненависть больше, чем к саксам или данам, с которыми постоянно случались то войны, то союзы у обоих княжеств. А вот между собой они лишь сражались или заключали шаткий мир, достаточный, чтобы набраться сил для последующих убийств.

Когда-то, когда между франками под предводительством Карла Великого и князьями ободритов держался прочный мир, они вместе ходили против саксов, данов, лютичей, лужичан и прочих народов, деля добычу и славу. Однако благосклонность Карла закончилась, как только границы союзников встретились. Саксы превратились в его подданных, а ободриты — в соперников. И с тех пор лютичи получили поддержку для войны с ненавистным соседом.

Векша ринулся на подмогу, когда в дело пошли кулаки. Выругавшись, Дражко последовал за ним, а там уж подключились остальные.

Драку никто и не думал прерывать. Зачем лишать людей развлечений?

Желающие присоединились. Причём, многие не разбирали участников на своих и чужих, колотя всех попавшихся под руку. Остальные с интересом наблюдали, кричали советы, оскорбления, хохотали, если кто падал в грязь от очередного удара.

Дражко подумал, что Удо сейчас пригодился бы как никогда.

Победа не заставила себя ждать, хоть и далась не без потерь. Деян обзавёлся фингалом, у Ариберта лопнула губа, Цедрагу подбили ухо, Сбыслав получил по носу, а Дражко рассекли бровь. Один лишь Векша остался нетронутым, чем разжигал желание восстановить справедливость.

Побитые саксы разбрелись залечивать раны, а лютичи отправились праздновать в хлев, оборудованный в подобие корчмы. Векша шмыгнул с ними, решив не дразнить соратников своей чистой рожей. Дражко хотел выхватить наглеца за шиворот, но успел заметить, как через ворота входит вооружённый отряд во главе с Синой.

— Живо внутрь! — рыкнул он дружине, и все скрылись за покосившимися дверьми.

Сина наверняка помнил Дражко в лицо, поэтому до темна лучше на улице не появляться.

Загрузка...