Во имя славы. Книга первая

Глава 20. Руян

«Лебедь» вздымался под полным парусом, разрезая, вспенивая волны. Снова море, качка, бодрый скрип обшивки и бескрайний горизонт под ясным небом.

Словно наперегонки с облаками, ладьи спешили вернуться домой.

С востока Руян походил на природную крепость — на берегах взгромоздились высокие валы, мешающие высадке. А с запада его защищали длинные острова, которые приходилось огибать, чтобы водным путём, преодолевая узкие проливы, добраться до бухты, где находился Ральсвик.

Хотя даже такие препятствия не всегда спасали от напасти. Когда Дражко был ещё ребёнком, город сожгли викинги. Однако негодяев перебили, а уцелевшие сбежали, оставив драккары погибших, а Ральсвик быстро отстроили, и жизнь скоро снова забурлила как прежде.

То был шумный порт, куда особенно стекались люди по пути в Аркону. А потому в Ральсвике встречалось множество торговцев, всегда объявлявшихся там, где можно было подешевле купить и подороже продать.

Почти всё награбленное рано или поздно появлялось здесь. Те из находников, кто не желал отправляться в Волин, Ладогу или в ещё более далёкое путешествие, к Царьграду, с удовольствием продавали добычу тем, кто как раз под описанному маршруту и собирался идти.

Некоторые чужестранцы даже оседали, приноровившись ухватывать товары по низкой стоимости и тут же всучивать их другим купцам с наценкой.

Но всё же Дражко любил Ральсвик не за гул зазываний, споры с торгашами и диковинные вещицы, которые попадали сюда аж Востока, с земель, пролегавших дальше самого дальше Царьграда. Нет, сердце молодого воина пленила свобода, гуляния лихачей, умеющих не только проливать кровь, но и мёд по усам. Потасовки, перерастающие в драки и чуть ли не настоящие сражения стенка на стенку, но с голыми кулаками. Любил морской ветер у побережья. В Ругарде он терял свежесть и солёный запах, но на причалах смешивался с ароматами, идущими вместе с многочисленными ладьями: деревом, паклей, парусиной и различными пряностями на борту.

Однако сейчас радости от возвращения не было. Позади Дражко оставлял врага, а значит — месть и славу. В груди кипело от возмущения, посрамлённой гордости. Гнаться за Синой, этим проклятым саксом, — вот что нужно делать. И ведь было с кем…

Рорик повёл свои ладьи на запад. Хелгу, тот странный юноша, появился незадолго до отправления, что-то сказал ему, и безземельный, но богатый князь, покинул Вислава.

Так хотелось последовать за ним! Самому взяться за рулевое весло, повернуть…

Но нельзя. Сражаться могло чуть больше дюжины человек, да и мог ли Дражко снова вести их к битвам и смерти? Тела погибших напоминали об ошибках, ответственности. К тому же Инги нельзя возить с собой по всему побережью, а оставлять девушку на попечение отца и брата… Ратмир, казалось, вот-вот вгонит ей клинок под рёбра. Буревой ещё не знал, но, без сомнений, скоро узнает о её пристрастиях к ведовству. Нужно быть рядом, когда это произойдёт.

«Ингигерд… Инги…»

Одна мысль о ней прогоняла тоску. На утро после той ночи Дражко не мог сбросить с себя счастливую мину, что не осталось незамеченным Удо.

— Ты чего сегодня лыбишься как убогий? — удивился он. — Вчера ж ещё мрачный ходил — не притронешься!

Вот и сейчас, вспомнив нежные прикосновения, сладость губ, мягкие бёдра… Дражко обернулся, нашёл взглядом Инги. А в ответ — румянец и смущённая улыбка, от которой внутри разлилось приятное тепло. Единственное, что стоило больше славы, мести и гордости — её улыбка. Ради этого можно было отложить встречу с Синой на потом.

━─━────༺༻────━─━

Плыли вдоль материка, пока не показалась полоса первого острова, за которым виднелся второй, а между ними — широкий пролив. Ингигерд с волнением наблюдала, как ладьи заходят прямо в пасть Руяна.

Плоские берега, пушистые от лиственниц, захватывали её в ловушку, из которой выбраться будет ой как непросто.

А Дражко вдыхал полной грудью. Воздух казался слаще, знакомые виды радовали глаз. Ничего нет краше родных земель.

Он проводил Инги к носу ладьи и, приобняв, вдохновенно начал рассказывать о её новом доме.

— Когда ветер дул сильнее, мальцами мы прыгали в лёгкие лодки и наперегонки плыли вдоль пролива. А затем собирались во-о-он там, — рука указала кусок земли, торчавших над поверхностью воды отдельно от одного из клыков, — разжигали костры и гуляли всю ночь.

— Ты бы рассказал, что победитель встречал ждущих на суше девок и мог первым выбрать самую красивую из них, — встрял, ухмыльнувшись, Удо. Хорошо хоть на славянском.

Надо сказать, от того, каким придёшь на берег, мало что зависело. Каждого ожидала своя суженая, но случались истории и повеселее:

— Правда, помнится, Вацлав как-то позарился на Боянку, дочь кузнеца, — припомнил Деян. — Так она ему чуть уд не снесла!

По ладье раскатился смех.

«Отчего?» — Инги удивлённо посмотрела на Дражко, но тот не нашёл, что ответить, кроме как махнуть, мол, дурачатся.

Однако, верно назло, речь пошла о нём самом:

— Помнится, Дражко как-то выиграл, — продолжил Удо, не обращая внимания на укоризну в глазах друга. — Я тогда вторым был, но видел, как шибко он помчался прямиком к Нежанке.

— Удо! — попытался пресечь безобразие Буревоич.

Но побратим предательски не затыкался:

— Та сама очумела от прыти, даже пискнуть не успела, как в рощице оказалась!

— Помню, помню! — воскликнул Девятко. — Тощая девка! И что он в ней нашёл?

— Во-во! — подхватил Витцан. Разговор, кажется, отвлёк его от ран. — Зато Малуша…

— К ней-то я в тот раз и причалил, — мечтательно хмыкнул Удо.

— А вот там, — Дражко, делая вид, что его не волнует смех за спиной, указал на место, где первый «клык» расширялся до того, что почти сходился с Руяном, образуя узкий пролив, — мы на спор плавали от берега к берегу.

━─━────༺༻────━─━

Их уже встречали. Толпа собралась у причалов, как только показались паруса. Многие не поверили в столь скорое возвращение снов и мужей, но вести с окраин настойчиво твердили, что всё именно так.

Сначала, правда, испугались — может, недруги нагрянули? Но паруса с медвежьим оскалом издали показали, что ничего бояться не стоит.

С особенным волнением ждали матери отроков, не вернулись из первого похода. Пытались разглядеть «Лебедя» и с наконец увидели его рядом с ладьёй Буревоя, узким и быстрым «Копьём». Облегчение скоро отступило — теперь высматривали родные лица.

Дражко помрачнел. И чем ближе была пристань, тем сильнее ком застревал в горле. Он различал матерей и отцов погибших, видел в них несбыточную надежду и представлял, как будет рушить её. Глаза сами, по привычке, выискивали отца. Но вместо поддержки тот ответил хмурым вздохом и отвернулся.

— Их погребут дома. Этот дар достаётся не каждому… — Удо попытался немного утешить друга. — И мы справим по ним такую тризну, что до самого Ирия дойдёт шум!

Не помогло.

Когда борт ударился причала, затянули крепёжный канат, и Дражко первым сошёл с ладьи. Родственники гридней уже ломанулись навстречу, выкрикивая имена.

— Витцан! Цедраг! — матушка братьев со слезами на глазах кинулась к ним и едва не сбила с ног, слишком поздно заметив раны. — Что же вы… Как же вы так!

— Всё хорошо, мам, — ласково успокаивал её Цедраг, хотя от боли сковало грудь.

Отец их прибыл раньше, с Буревоем. Но только теперь добрался до жены, воссоединив счастливую семью.

И тут, разрезая душу, донеслось:

— Круто! Где же ты? Отзовись, прошу!

— Молчан!

Смех и радость от воссоединения разбавила печаль. Дражко видел свою мать, смиренно ожидавшую позади остальных. К ней он подойдёт позже. Сначала — обязанность воеводы.

Он к бедной женщине, всё ещё ждущей, что сын спрыгнет за борт и кинется в её объятья.

— Круто сражался подобно богу, вы можете гордиться им…

━─━────༺༻────━─━

Суета немного улеглась. Проследив, чтобы погибших забрали родственники, а добычу переносили на склад, Дражко подошёл к матери.

— Иди ко мне, — чувствуя печаль сына, она обняла его и какое-то время просто молча прижимала к себе.

Подошёл Буревой.

— Здравствуй, Мила. Я же говорил — всё с ним хорошо.

— Хорошо?! А это ты видел?! — резко воскликнула матушка, наконец обратив внимание на израненное лицо. — Да это же!..

— Хватит!

Мила замерла, потому что гаркнул на неё не Буревой, привыкший командовать, а сам Дражко. И так гулко, твёрдо!

— Не велика беда, переживу. Лучше вот, познакомься. — Он позвал ждущую неподалёку Ингигерд.

Девушка робко подошла к ним, чувствуя на себе тяжесть взгляда статной, будто высеченной из камня женщины. Её широкие скулы придавали льда в выражении лица; светлые волосы под расшитым узорами платком были собраны в длинную тяжёлую косу, а с очелья свисали серебряные кольца*, украшенные резьбой.

(*Височные кольца — один из главных маркеров, указывающих на славянское происхождение находок. Кольца различной формы вешались на *очелье (ободок, повязка вокруг головы) или вплетались в волосы. Такие украшения были типичны для славянских женщин, хотя и имели свои региональные особенности)

Рядом с ней, казалось, даже воздух становился вязким, и стоит ей взмахнуть рукой, как сами боги ниспошлют на неугодного великую кару.

— Кто это? — со сталью в голосе спросила Мила.

— Ингигерд. — Дражко чуть не дрогнул, тоже почувствовав настроение матери, но всё же продолжил: — Я нашёл её в селении данов. Она моя женщина.

— Холопка, — уточнила Мила.

— Нет.

— Дражко… — теперь и Буревой напрягся. Брат наверняка рассказал ему о своих опасениях.

— Ратмир! — вдруг прервал их звонкий клич.

— Радислава!

Невероятной красоты девушка с чёрными как смоль волосами неслась к Ратмиру со всех ног, прыгнула на шею, грозя опрокинуть на землю, и принялась осыпать лицо поцелуями, приговаривая между делом:

— Прости… Сын —… Только уложила…

— Хулиганил, да? — улыбаясь, спросил Ратмир.

— Ещё как! Будто знал, что прибудешь.

Ратмир и Радислава поженились прошлой весной и уже растили годовалого сынишку, отстроили отдельный двор, завели хозяйство.

Родители грозились до зимы женить и Дражко.

— Матушка, — приветствовал брат, с трудом отлипнув от возлюбленной.

Тут же лицо Милы смягчилось, уголки губ поднялись, а голос потерял сталь:

— Здравствуй, мой дорогой.

Уличив момент, Дражко решил уйти подальше. Ввязываться в разборки с матерью сейчас не хотелось, поэтому он прижал Инги поближе и направился к торгу, где потихоньку собирались все прибывшие. Однако незаметно улизнуть не получилось — Буревой напомнил, что обязанности воеводы ещё не закончились:

— Перед тризной нужно разделить добычу. Не забудь созвать дружину до вечера.

━─━────༺༻────━─━

Ральсвик шумел, пел, всюду суетились люди. Купцы работали в поте лица, корчмарь только и успевал разливать по чашам напитки, а скоморохи, объявившиеся, казалось, из ниоткуда, наполняли округу песнями да музыкой.

Воины гуляли на полученные доли. Удо осушал уже третий кувшин, пытаясь перепить Большака, но до сих пор настаивал, что трезв как стёклышко, в доказательство метнул нож в столб, у которого сидел Девятко — клинок воткнулся в вершке от уха.

— Свиная ты морда! — вскочил он парой мгновений позже, когда хмель вышел с хлынувшим потом. — А если б в башку попал?!

— Ну, не попал же! — искренне не видя причин для беспокойства заметил Удо.

Затем случилась драка. Причём не по этому поводу, хотя и вытекала из него. Девятко, протрезвевший, но не до конца, пожелал наказать обидчика и вскочил с места. Однако по пути наткнулся на фризского купца, нёсшего аж целую бочку мёда к своим дружкам на другом конце длинного стола. Причём он так спешил, что на ходу ковырял крышку. Поэтому, когда бочка упала, содержимое расплескалось по земле.

— Э… это ж… — купец какое-то время не двигался с места, не веря собственным глазам, но затем воспылал яростью, принялся осыпать проклятиями, которые мало кто понял, кроме его же дружков, а потом накинулся на Деяна, потому что тот стоял на месте Девятко.

Сам Девятко, казалось, не заметил столкновения и продолжил двигаться в сторону ничего не подозревающего Удо. Но не успел — сцепившиеся фриз с Деяном сбили его с ног.

Потом, конечно, присоединились дружки купца, гридни, прочие посетители — эти уже за компанию метелили всех без разбору.

Так оно бы и продолжалось, не отвлекись Удо от их с Большаком спора.

— О, мордобой! — радостно воскликнул он и вскочил со скамьи.

Большак вслед за ним тоже возжелал присоединиться. И только дерущиеся заметили двух великанов, тут же ломанулись кто куда, позабыв о вражде.

Деян как раз выскочил наружу, сверкая фингалом, когда Дражко вместе с Ингигерд проходили мимо.

— Воевода!

— Воевода? — следующим вывалился Девятко.

— С дороги! — Фризский купец растолкал обоих, вылетев из корчмы.

И, наконец, в проёме показался Удо:

— О, Дражко! — Под мышкой здоровяк держал одного из фризов, не успевших удрать. — Гляжу, одел свою красавицу!

Пока дружина веселилась, Дражко приводил в порядок внешний вид Ингигерд. Подбирать подобающие одежды помогала Радислава — наверное, единственная из семьи, кто обрадовалась новой подружке. В Стариграде заняться этим было некогда, но теперь девушка облачилась в длинную, до пола, рубаху с вышитыми на вороте и рукавах рисунками, с красной узорчатой плахтой*. Плечи покрывал шерстяной платок, а в собранные в косы волосы Радислава вплела по три серебряных кольца, свисающих от висков до ушей. Шею украшало ожерелье их разноцветных стеклянных бус.

(*Плахта — поясная часть женского костюма, отдельная от рубахи. Похожа на длинную юбку)

Сама Ингигерд хотя и чувствовала чуждость наряда, всё же не могла не наслаждаться, когда мужи поворачивали головы, проходя мимо, а женщины бросали завистливые взгляды.

— Заканчивайте. — Дражко осмотрел устроенный его гриднями беспорядок, тяжело вздохнул. — Говорят, Трувор уже прибыл. Скоро начнётся тризна.

━─━────༺༻────━─━

Жизнь сменялась смертью, как день — ночью. Солнце в очередной раз клонилось к горизонту, уступая мир живых миру мёртвых, открывая дорогу Ирий, и потому сейчас подходящее время, чтобы проводить их.

Толпы стекались к полю, усыпанному курганами, многие из которых поросли деревцами и кустами, другие едва покрылись травой, а кое-где ещё темнела свежая земля. Костры уже были сложены в вырытых ямах, тела на них ждали огня, чтобы освободить душу. Три костра стояли без тел, лишь с вещами — утонувших во время шторма провожали вместе с остальными.

Живых встречал высокий сутулый человек, обвешанный шкурами зверей, убитых собственной рукой. Из длинных седых волос торчали иссечённые знаками косточки и ленты, вышитые оберегами; борода, заплетённая в косы, прятала широкую грудь, густые усы под горбатым носом закрывали уста. А из-под бровей, будто сверкая, выглядывали глубокие глаза, заставляющие дрожать даже самых смелых мужей.

То был Трувор — таинственный волхв, чья связь с богами соперничала с главным жрецом Святовита.

Молчание царило в округе, даже все заняли свои места. Родственники стояли впереди, рядом — Буревой, Висмар и Яромир — вместо отца, которому пришлось уйти ещё днём. А за ними остановился Дражко со своей дружиной. Ингигерд осталась позади, с Радиславой и Милой.

Никто не издал ни звука, пока не заговорил Трувор:

— Сегодня мы прощаемся с храбрыми потомками славных предков. Столь благородными, что боги решили позвать их к себе раньше прочих.

Только теперь раздался плач. Женщины рыдали, а мужчины пускали скупую слезу, разрываясь от гордости и печали.

— Уверяю вас, они отомщены. Того, от чьей руки погиб Мышь, поразило копьё, и подыхал он долгой мучительной смертью.

За спиной Дражко послышался шёпот.

— Полчак, — продолжал волхв, — сам успел всадить клинок в горло своему убийце.

Шёпот стал громче, заставив Дражко обернуться. Он хотел рявкнуть на гридней, но те с волнением принялись объясняться:

— Откуда он знает? — вопрошал один из них. — Сам видел, как подыхал сакс с ножом в бороде! Полчак стоял от меня по правую руку, воевода! Я и забыл, пока не услышал сейчас от Трувора.

Дражко переглянулся с Удо, но тот лишь задумчиво хмурился.

— Это моё копьё поразило убийцу Мыша, — вдруг сказал Векша, впервые скинувший с лица беззаботную ухмылку.

Удо кивнул:

— Верно. Не врёт.

Внутри затрепетало. Никто не говорил о том, как именно погибли соратники, но волхв продолжал рассказывать, будто сам находился при их смерти.

— Лишь морю отомстить нельзя, — завершал Трувор. — Но не стоит печалиться — то Святовит пожелал забрать их под свою руку. В Ирии им сулит почтение, не уступающее павшим в битве.

Он замолчал ненадолго, позволив людям прийти в себя, затем объявил:

— Несите пламя!

Родные и близкие двинулись вперёд, держа зажжённые факелы.

Огонь медленно растекался по подножиям, набитым сеном, а затем резко поглотил костры. Собравшиеся наблюдали, как души покидают этот мир, провожая их тягучей хоровой песней. Задул порывистый ветер, огромные языки затрепетались, выплёвывая искры.

Боги приветствовали своих сынов.