Во имя славы. Книга первая

Глава 23. О чём говорят боги

— Мне нужно кое-что сказать…

Живко вёл себя странно. Чутьё било тревогу, но гнев её заглушал, поэтому Дражко не обратил внимания, на изменившееся лицо Ингигерд.

Она всё поняла.

Что делать? Бежать или попытаться обвинить мальчишку во лжи? Давить на жалость, вымаливать прощение?

В горле застрял крик: «Не верь ему! Он врёт!»

Инги положила руку на нож, которым отрезали куски мяса.

— Ну, говори. — Дражко был явно не в настроении ждать.

— В ночь, после того, как вы ушли на охоту…

Инги сжала рукоять.

— Я проснулся, вышел на улицу, чтобы…

Дрожащая рука девушки медленно прижималась к груди. Радислава оглянулась на подружку.

Вдруг в дом ворвался Буревой.

— Отец? — повернулся Ратмир.

Мила обеспокоенно семенила рядом.

— Заканчиваем пировать, ребяты. К Виславу прибыл гонец из Стариграда. Франки вернулись.

━─━────༺༻────━─━

Уже на следующий день ладьи плыли в сторону Арконы*. «Лебедь» шёл чуть позади «Копья» Веремуда и «Рарога» князя Вислава.

(*Аркона располагалась на северной части полуострова Виттов. Но во время описываемых событий, судя по всему, это был отдельный остров. Сейчас он соединён узкой полосой суши с другим полуостровом Ясмундом, который располагается на северо-восточной части Рюгена)

Мрачный вечер озарился грядущими битвами. Дражко, только услышав новость, повеселел, загорелся снова отправиться в поход. Из-за суеты чуть не забыли про Живко, а когда вспомнили, тот пробормотал что-то о злых духов, которых увидел, сидя в отхожем месте. Дражко посоветовал ему носить оберег на такой случай и не бояться нечисти.

Однако сразу отправиться в Стариград не могли. Даже князь не имел власти перед столь важным событием. Тем более, что многие жупаны выказывали недовольство недавним бесполезным плаванием — отправились на помощь ваграм, а те откупились от франков, оставив руян без добычи и вражеской крови.

Быть ли войне, должен указать Святовит.

Аркона встретила их хаосом, разношёрстными толпами и кричащими во всё горло купцами у лавок. Город располагался на холме. С запада его защищал крепостной вал высотой в пятьдесят локтей, обрамлённый деревянными стенами. А с трёх других сторон — обрывистым берегом, куда ни один корабль не сможет причалить. Главный храм четырёхликого бога* стоял в центре, на широкой площади, откуда пестрил пурпурной кровлей на весь город и служил ориентиром для всех.

(* Саксон Грамматик в «Деяниях Данов» описывает идол Святовита с четырьмя головами)

Вести, что принёс гонец, заставили не то злорадствовать, не то сопереживать Мстивою.

Во-первых, поддержать саксонских вассалов отправился не сам Людовик, правитель Восточного королевства франков, а его сын, Людовик Младший. Король же был занят подавлением мятежа на юге страны.

Мстивой уже заплатил зарвавшемуся юнцу, надеясь выиграть время для передышки. Но чего он тогда ещё не знал, так это что трое сыновей короля были отправлены усмирить пограничных соседей. И Людовик Младший, чувствуя пошатнувшееся положение старшего брата Карломана*, который уже почти в открытую требовал отдать ему в полное подчинение Баварию, порывался доказать свою удаль на поле брани. А для этого нужна решительная победа оружием, а не словом.

К тому же, выкуп пришлось разделить с саксами и данами. Оставшаяся часть, хоть и самая большая, наверняка не смогла удовлетворить непомерные аппетиты принца.

(*У Людовика II Немецкого было три сына. Старший, Карломан, немногим позднее поднимет восстание против своего отца, желая заполучить Баварию. Людовик III Младший, о котором идёт речь в книге, присоединится к нему спустя пару лет, позарившись на Саксонию. Но пока сыновья выполняют поручение короля)

Постояв немного на кормлении Людольфа, он снова повёл войско на вагров. Послы, отправленные князем, домой вернулись с отрубленными головами.

Мстивой понял, что кровопролития не избежать. Вагры не успели восстановить силы. Война с лютичами, пожжённые селения и разрушенный город не располагали к новым столкновениям, а в пустую уплаченная дань значительно подорвала настроения жупанов. Поэтому пришлось просить помощи у брата.

Дражко с нетерпением ждал, когда ладьи руян отправятся на выручку. И между делом вспомнил о Рорике, о котором до сих пор ничего не было слышно. Хелгу наверняка узнал нечто, побудившее безземельного князя отправиться на запад. Все думали, что он повёл корабли в новый набег, раз уж не довелось сражаться за Стариград. Но, возможно, всё было куда интереснее.

С причалов сразу отправились к храму. Гостей уже ждали, и за открытыми воротами крепости их встретил седой длиннобородый старец в окружении нескольких человек помоложе, явно ему подчиняющихся.

— Годолюб, — почтительно кивнул Вислав.

— Князь, — жрец ответил тем же.

— Мы прибыли за советом. Святовит должен подсказать, начинать ли войну.

Он махнул рукой стоящим позади гридням, и те поставили у ног Годолюба сундук с дарами. Младшие жрецы шустро подхватили его и унесли прочь.

— Хорошо. — Годолюб погладил бороду, будто не обратив внимания на полученные богатства. — Идите за… Это что ещё такое?!

Спокойное, даже величественное лицо вмиг сморщилась, под усами мелькнули зубы. Костлявые пальцы добела сжали посох.

— Трувор? — удивился Дражко.

Собирая на себе взгляды, гремя оберегами на каждом шагу, к ним приближался волхв.

— Что ты здесь делаешь?! — Годолюб сбросил оцепенение и взорвался от возмущения. — Как посмел явиться во владения Святовита?!

— По-твоему, он не вылезает с этого клочка земли? — без тени волнения изрёк Трувор. — Его владения намного больше, чем ты думаешь.

— Ах ты!..

— Давайте оставим споры о богах на потом, — Буревой не стал ждать, пока они совсем разойдутся. — Нам нужен ответ. Проводи обряд.

━─━────༺༻────━─━

Храм покрывали узоры. Разнообразные изображения на высоких деревянных стенах, окрашенные дорогими красками с позолотой рассказывали истории предков далёких настолько, что никто не помнил их имён, и недавних, чьи подвиги передавались из уст в уста.

Пурпурная крыша выделялась над остальными постройками. Если кто вдруг заблудился или назначил встречу, то непременно шёл в центр, где вокруг храма кипела жизнь мирская: торговцы, скоморохи, зазывалы, корчма — весь люд собирался здесь, особенно во время ярмарок и праздников, когда Аркона гудела до поздней ночи.

Внутри храма, по центру, стояли четыре столба, соединённые перегородками из шёлковой ткани, откуда выглядывал огромный идол с четырьмя головами, каждая из которых смотрела в одну из сторон света.

То был Святовит. Грозный бог войны и победы, земли и урожая. Приближаться к нему, заходить за столбы, мог лишь главный жрец — Годолюб.

Нарочито показывая свою важность, он гордо взошёл по ступеням, отодвинул шелка и скрылся у подножия идола.

Некоторое время он что-то делал внутри. Гадать можно было лишь по тени на перегородках.

Изваяние четырьмя жутким парами глаз взирало в куда-то

Дражко оглянулся на Трувора в поисках ответа, но тот, кажется, проводил собственный обряд. Молча, не дрогнув ни одним мускулом — будто сам превратился в камень.

Через мгновение после того, как он раскрыл веки и снова обрёл человеческий вид. И нахмурился — кажется, его разговор с богами прошёл не очень хорошо.

Однако Годолюб ещё не дал ответ.

— Идём. Осталась последняя часть обряда.

Снаружи собралась дружина и толпа прохожих, узнавших свежие новости. Даже иностранцы желали посмотреть на диковинный ритуал. Один монах и вовсе приготовился записывать, развернув пергамент на спине одного слуги, в то время как второй держал чернильницу с пером.

Перед входом в храм стояли три связки копий. В каждой по два копья воткнули в землю, а поперёк, на высоте в пол-локтя, привязали третьи. Через эти препятствия пустят священного коня, который должен будет перешагнуть каждое сначала правой ногой. Если хотя бы раз ступит левой — войне не бывать.

Годолюб вывел из прихрамовых конюшен, — по виду лучше иного дома, — белого стройного жеребца. От чистоты, пышной гривы, выученной грации казалось, что он сияет и вот-вот ускачет ввысь. А богатство сбруи, украшенной серебром и золотом, заставляло

Собравшиеся жупаны перешёптывались. Воля богов не всегда совпадала с их желаниями, поэтому многие пытались повлиять на их решения собственными дарами, в обход княжеского.

Руяне были воинственным народом. Возможно одним из самых жестоких. Но среди них многие находили выгоду не столько в набегах и грабежах, сколько в торговых путях, налаживании связей. И ежегодным походам предпочитали долгие, опасные путешествия караванов, где от количества друзей и полученных сведений зависел успех.

Конечно, принимал такие подарки Годолюб. Кто как не главный жрец может донести до Святовита нужные просьбы. Тем более, что священный конь, посредством которого бог указывал волю, находился на полном попечении главного жреца.

Все затаили дыхание, когда жеребец остановился у копья, фыркнул, недовольно повертел головой. А затем всё-таки шагнул через правую ногу под взволнованные вздохи дружины.

Дражко наблюдал, стиснув зубы. Жеребец остановился, снова фыркнул, чуть не повёл в сторону кобылицы возле гончарной лавки, но Годолюб направил его дальше.

Левое копыто уже оторвалось от земли, заставив гридней содрогнуться, но вдруг шлёпнулось обратно, и конь снова перешагнул древко правой ногой.

— Давай, давай… — Кажется, Дражко не моргал. Боги издевались, оттягивали ответ. Сами или волей жреца — неважно.

Все затаили дыхание. Только Трувор спокойно стоял, оперевшись о столб, будто уже знал исход обряда. Даже Буревой нервно постукивал пальцами по плечу, а Ратмир массировал подбородок.

Наконец последнее препятствие. Годолюб осторожно потянул поводья, жеребец нехотя, всё ещё поглядывая на кобылицу, приблизился к древку…

Левое копыто переступило через копьё.

━─━────༺༻────━─━

Над Ругардом опустился полумрак. Тучи закрыли солнце, дождь заливал улицы, превращая их в труднопроходимые ручьи. По такому случаю даже строгая Мила позволила всем отдохнуть, да сама отправилась спать — в пасмурную погоду у неё, бывало, тяжелела голова.

Живко сидел на крыльце, наблюдал за потоком воды, бегущим по извилистым впадинам к берегу, где растворялся в дрожащей поверхности реки.

Пахло травой, навозом и сырым деревом. Шум немного заглушал собственные мысли, однако не мог сбросить тяжесть в груди.

Он поговорил с Инги с глазу на глаз. Удалось выцепить её, пока девушка стирала одежду на причале.

— Да, это был Олаф, — призналась она. — Он обещал забрать меня отсюда.

— Зачем тебе это?! — искренне не понимал Живко. — Дражко тебя защитит от любых бед!

— Не от любых. От своей матери он меня не спасёт.

Инги была будто сама не своя. Робкая, скромная данка, с щенячьими глазами наблюдавшая за всеми вокруг, теперь говорила уверенно, холодно. Неужели раньше это скрывалось за маской напуганной бедняжки? На людях она оставалась всё такой же тихой и неприметной, но наедине вдруг сама начала пугать. И чем-то походила на Милу.

— Да он за тебя!.. — не сдавался мальчишка, но Инги резко прервала его:

— Нет!

Затем, остыв, смягчилась и уже с теплотой, с мольбой в голосе сказала:

— Живко, я не могу остаться. Дражко наиграется. Его женят на дочери местного ярла, я стану наложницей. А затем он забудет про меня вовсе. Если только Мила не решит закончить всё раньше. И что тогда?

— Я тоже не дам тебя в обиду! — насупился Живко.

Инги улыбнулась, протянула мокрую руку и ласково потрепала лохматые волосы.

— Я должна сбежать. Так будет лучше для Дражко. Что случится, если он пойдёт против рода? Если ослушается волю отца… Помоги мне избавить его от ноши. Прошу тебя.

Инги не стала объяснять мальчишке про брата, про ненависть к убийцам близких и друзей, которая терзала душу, словно кровоточащая рана. Знала — не поймёт. Даже если сам лишь недавно выбрался из клетки.

Но Живко боготворил Дражко и был готов ради него на всё. Стоит убедить, что побег ему лишь на пользу, и мальчишка поможет осуществить задуманное.

Поэтому Инги решила обратить главную опасность себе в помощники.

— Дай мне покинуть Руян. Освободи Дражко. Он может совершить ошибку, о которой будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Ты же не хочешь этого, Живко?

Прогремела гроза. Лошади в конюшне заволновались, но один жеребец заржал, будто взывая к небу. Гром — любимец Дражко, — не боялся суровой погоды. Скорее находил в ней себя.

Инги не доверяли. Мила не спускала с неё глаз, Радислава постоянно вертелась неподалёку, желая защитить, хотя сейчас лишь мешала приготовиться к побегу. А вот за Живко никто особо не следил. Скорее наоборот. Своим рвением он заставлял бурчать даже молчаливого Арна, самого старшего челядина Буревоя.

Поэтому грядущей ночью Живко примет на себя груз вины. Он уже всё подготовил: собрал вещи в тайнике у амбара, разведал дорогу и проверил лодку, на которой Инги отправится прочь.

Хотелось выть, рыдать, кричать от злобы. Но мальчишка неподвижно сидел на ступени и наблюдал, как стекает поток воды.

— Застудишься! — В дверях показалась Радислава.

— А? — переспросил Живко, хотя мгновением позже до него дошло.

— Застудишься, говорю! Вот, хоть подстели, — она протянула свёрток шерстяной ткани.

От Радиславы веяло теплотой, уютом. Рядом с ней становилось легче на душе, а губы сами по себе поднимались в улыбке.

— Благодарю.

Живко уселся на мягкую подкладку, а девушка встала рядом, оперевшись на перегородку. С наслаждением вздохнула.

— Люблю такой дождь. И грозу.

— Почему?

— После него непременно выглядывает солнце. И начинаешь ценить его больше прежнего.

— А если тучи пройдут, а небо останется серым?

Живко взглянул наверх, на чёрные контуры воздушных кочевников. Мелькнула молния, а за ней — раскат грома, взбодривший жеребца в конюшне.

— И это пройдёт, — мечтательно произнесла Радислава. — Солнышко всегда побеждает непогоду.

— Надеюсь, прошептал мальчишка уже сам себе.

Темнело. Вечерний сумрак накрывал даже серые тучи, прохлада понемногу пробиралась в лёгкие.

Скоро всё начнётся. Олаф наверняка уже где-то рядом, ждёт подходящего случая.

«Прости, Дражко… Я должен это сделать! Так будет лучше… Всем»

━─━────༺༻────━─━

Гроза загнала всех по домам и постоялым дворам. Только те, кому выпал жребий дозора, хмуро дежурили в караулах или патрулировали опустевшие улицы Арконы.

Поэтому двое стражников удивились и даже приободрились, когда им навстречу показался прохожий. Вряд ли честный человек будет шляться в такое время по улице.

— Эй, а ну стой! — Один из них, шепелявый из-за отсутствия большинства зубов, махнул в сторону незнакомца копьём.

Тот не послушался, продолжил идти. То ли не расслышал из-за ливня, то ли не желал исполнять приказ.

— Стой, кому говорят! — пробасил второй, покрепче.

На этот раз незнакомец остановился. Но как-то не слишком покорно… И вдруг:

— Расступись!

Голос принадлежал молодому, но явно знатному человеку. Стражники замешкались. Он продолжил путь, на это раз остановившись напротив. Только теперь удалось разглядеть острые черты лица и дерзкое высокомерное лицо.

— Да как ты!.. — хотел уж огрызнуться тот, что покрепче, но его остановил товарищ:

— Неждан, тихо! Это жупан из Ругарда. Я узнал его. Он с князем Виславом прибыл.

— Кыш, — рявкнул юный жупан, чем заставил их расступиться.

Только потом, побродив по городу, шепелявый посетовал:

— А могли и не расступаться ведь… Ну, жупан и жупан… А?

— Молчи уж, — буркнул второй.

━─━────༺༻────━─━

Дражко вошёл в корчму при постоялом дворе. Кинул подбежавшему мальчугану франкский медяк, что бы тот обсушил и согрел плащ. А сам направился в сторону комнат, где останавливались приезжие. Буревой с сыновьями разместились в гриднице, но здесь он хотел наведаться в гости.

Нужная дверь оказалась не запертой. Приоткрывая створку, Дражко прищурился от дыма душистых трав и тусклого света лучины.

— Пришёл наконец-то…

— Ты ждал меня, Трувор? — В вопросе не было ни капли удивления.

— Проходи, — кивнул волхв. — Хочешь разрешения отправиться на войну?

— Ты общался с богами. Я видел. — Дражко сел напротив. — Что они сказали?

— Они многое мне поведали, — тихо, будто боясь нарушить равновесие всего мира, произнёс Трувор. — Особенно о тебе, медвежонок.