Все уже купили для друзей сувениры. Кто раздобыл монеты, марки, а я пока — ничего.
И теперь шагал за помощником капитана, приглядываясь к прилавкам.
В одном магазине приглядел целое деревце. Сосенку. Такую, как провожала нас из Японии, только миниатюрную. В другом продавали кобру с мангустой. А ещё дальше хохотала обезьяна из кокосового ореха. Выкатила глаза, выпучила красные губы. Шляпа на ней, как на английском офицере, очки из проволоки…
Хороша!
Но Фёдор Михайлович поморщился и тряхнул чубом.
— Зачем тебе обезьяна из кокосового ореха! Да этих кокосов кругом пруд пруди! Сам вырежешь! Такую образину соорудишь — упадут! — И вдруг он повернулся ко мне: — Ты себе куртку купи. Возвращаться когда будем? Зимой! А ты в рубашке. А ну-ка пошли!
И мы опять нырнули в «щель».
Едва мы пробрались к прилавку, от которого несло запахом кожи, ко мне подскочил знакомый уже китаец:
— А, корефан! Пальто! Смокинг! Куртка!
Он вытащил одной рукой из вороха вещей жёлтое хрустящее пальто, подбросил его, другой — бесцеремонно похлопал меня по карману:
— О, мони есть! Деньги есть. Покупай!
— Ладно, ладно, — отодвинул его в сторону Фёдор Михайлович. — Знаем! И подмигнул мне: — Уже подсчитал, сколько содрать. Тут ухо держи востро.
Помощник капитана сам вытащил чёрную куртку, чтоб и от снега и от дождя, примерил мне к плечам и вздохнул:
— Маленькая.
Китаец засуетился:
— О, литл, маленький. Не надо литл, найдем биг — большой! Только покупай, мы — друзья. Ты корефан, я корефан…
Он метнулся в лавчонку, выбежал с новой курткой, стал надевать на меня. Не лезет!
— Сейчас, секунд, — сказал китаец, что-то выдернул из рукава, крутнулся волчком. Полезло!
Фёдор Михайлович обошёл меня со всех сторон, посмотрел и степенно сказал:
— Хорошо.
Китаец обежал вокруг, закачал головой, зацокал языком:
— Хорошо, корефан. Мони давай.
Отсчитали мы ему доллары, завернули куртку и пошли дальше. Вдруг я почувствовал, что в руке у меня чего-то нет. Не хватает чего-то!
Прошёл ещё немного и спохватился:
— Фотоаппарата нет!
— А был? — спросил Фёдор Михайлович.
— А как же! — говорю. — Аппарат сына, да и плёнка интересная.
Мы вернулись к лотку, где видели мангусту, — нет аппарата! Остановились у магазина, где продавали обезьяну, — нет аппарата!
Фёдор Михайлович уверенно зашагал к «корефану». И я вдруг вспомнил: «Да ведь я аппарат в руке держал, когда к нему подходил! У меня ещё рука в рукав почему-то не влезала. А потом полезла!»
Подошли мы, а китаец нас будто и не замечает.
Фёдор Михайлович приподнял одно пальто с лотка — китаец покосился. Я приподнял второе — он подбежал и как затараторит:
— Что тут корефан ищет, что надо?
— Фотоаппарат, — говорю.
— Аппарат? — Торговец щёлкнул пальцем у глаза.
— Да, — кивнул я.
— Нет фотоаппарата, — говорит, — не знаю. Тесное слово!
Тут Фёдор Михайлович приподнял чуть не весь лоток. А китаец повернулся ко мне и быстро спросил:
— Твоя камера?
Будто не знает!
— А чья же! — говорю.
Торговец махнул рукой — будто делал одолжение! — нырнул на дно ящика, под стойку, и вытащил оттуда фотоаппарат. Мой!
Протянул он мне его и говорит:
— На! Ты корефан, я корефан. Мы друзья. Теперь всё только у меня покупать будешь!
Торговцы вокруг ухмыльнулись.
— Ну и корефан! — сказал я весело.
— Пират ты, а не корефан, маленький гонконгский пират! — рассмеялся Фёдор Михайлович. — Надо ещё посмотреть, не валяется ли у тебя там чья-нибудь голова.
— Голова? — торговец быстро поднял глаза и затряс ладонью. — Голова нет! Тесное слово! — И он бросился ловить новых покупателей.
А Фёдор Михайлович отобрал у меня свёрток и, пристраивая его под мышкой, проворчал:
— Давай сюда, а то тут и без аппарата, и без куртки останешься!