Акул, однако, на этот раз мы не видели. Наверное, холодно здесь для них. Мы вошли в холодное течение. Это Куросиво добралось до самого севера, остыло и повернуло вдоль американского берега на юг.
Несколько раз, пока я красил трюмы, выпрыгивало из воды огромное стадо каких-то маленьких дельфинов и скрывалось у горизонта. Все уже привыкли, что смотреть здесь не на что, и не часто выглядывали за борт.
Но вот однажды на мостик вышел вахтенный с биноклем в руках. За ним показался капитан.
Я оторвался на минуту от работы. А боцман подвёл ладонь под шапочку с помпоном и сказал:
— Кит.
Я сначала ничего не видел, кроме чёрной качающейся бочки. Но потом бочка всплыла, вытянулась. А из самого её носа ударил вверх фонтан. Тут и я понял, что это кит.
Я ждал, когда он подойдёт поближе. Но кит близко не подходил, а всё нырял среди волн, то и дело выбрасывая короткие султанчики воды.
— Не подходит, боится людей! — вздохнул Никоныч. — Запугали. А сколько их тут бродило! В войну, бывало, идёт кит, а думаешь, не подводная ли лодка гонится. Запугали, выбили… — горько повторил он. — И море без них опустело. А как было хорошо. Посмотришь, плывёт рядом такая махина, фонтан пускает. И работать веселей! А теперь не то…
К первому киту подошёл ещё один, поменьше. Пристроился боком, и вдвоём, выбрасывая фонтан за фонтаном, они пошли в стороне от нас.
Я снова стал красить трюм. Окуну каток в краску, прокатаю лист посмотрю на китов. Плывут! Покрашу ещё — опять взгляну. Плывут!
Действительно, веселей. Море-то с китами живое! Живёт, небу радуется. И мне с живым морем весело!