Неподалёку от порта Модзи затормозил, и мы вышли. Ехать дальше было невозможно. Улица была полна народа. Из боковых улочек, из харчевен и магазинов с шумом выбегали люди в робах.
В порту надрывались от гудков буксирные катера, а с моря им отвечали гудки пароходов.
— Что-то случилось, — тревожно прислушался Виктор Саныч.
— Забастовка кончилась! — определил Федотыч. — Народ-то на суда пошёл. Победили!
Кто победил, было ясно. Пели-то моряки! И мы стали пробираться сквозь толпу в порт. Мы уже подходили к воротам, когда к Виктору Санычу подбежал взъерошенный японец и дёрнул его за рубаху.
— Ты что?! — отмахнулся Саныч.
Японец стал поперёк дороги и что-то прокричал.
— Что тебе надо? — спокойно спросил Виктор Саныч. Японец закричал ещё громче и стал хватать за рубахи нас — то одного, то другого. Вокруг собралась толпа.
«Ну, кажется, начинается заварушка! И не поймёшь, из-за чего», — подумал я.
Вдруг взъерошенный японец схватил Саныча за руку и крикнул:
— Янки! Янки!
Федотыч повернулся к японцу и сказал:
— Ноу янки. Мы русские. Рашен. И тоже моряки.
— Ноу рашен! Янки! — упорно твердил японец. Виктор Саныч показал портовый пропуск: «Читай!»
— «Рашен шип „Новиков-Прибой“», — прочитал кто-то, и все вокруг нас зашумели, стали похлопывать по плечам: «Свои, моряки!» — и пошли рядом с нами по причалу. И только зачинщик стычки исчез в толпе, видно, недовольный тем, что мы оказались не янки.
— Весёленькая история! — возбуждённо проговорил Виктор Саныч.
— А если бы на нашем месте были американцы? — спросил я.
— Им бы, наверное, было веселей! — ответил Федотыч. — Могли бы и всыпать.
А мимо к судам всё шли японские моряки, доедали на ходу лапшу, дымили сладковатыми сигаретами, махали нам и, улыбаясь, что-то кричали. Может быть: «Счастливого пути». А может: «Попутного ветра!»