Волны словно кенгуру. Повести о далеких плаваниях

ДЖОН И ВИТЯ

В коридоре то и дело возникал весёлый шум, команда толпилась вокруг бильярдного стола, возле которого деловито двигался высокий мальчишка в джинсах и кедах. Перебросив через плечо тельняшку, он жевал резинку, азартно щёлкал киём по шашкам и выкрикивал:

— Лево борт! Право борт!

Напротив него с киём в руке стоял Яша, а Витя наблюдал за игрой и приговаривал:

— Ты смотри, Питер-то морским словечкам выучился!

За открытой дверью скрипел трап: на судно всё поднимались американцы. Целые семьи. Были и русские — из тех, что жили здесь с давних времён. Они шли послушать про нашу страну, посмотреть на советский пароход, а кое-кто, между прочим, похвалиться своей «карой». Будто и впрямь, какая «кара» такое счастье, такой человек!

С причала доносились удары мяча. Там две девчонки в брючках играли с нашими механиками в футбол.

— Вот разбойницы, третий час гоняют! — сказал Яша. Но тут Витя подтолкнул его плечом:

— Смотри, борода!

С порога всем сразу улыбался ещё один гость. Маленький, курчавый, он держал за руку такого же курчавого глазастого мальчика в матроске и в фуражке с морским «крабом».

— Здорово, Серж! — протянул руку Яша. — А мы тут с твоим Питером уже час в бильярд гоняем! — И он показал глазами на мальчишку у бильярда, но тот даже не оглянулся.

Витя приподнял вошедшего мальчугана за локти и подкинул:

— Как дела, Джон-моряк?

А Яша передал мне кий и подхватил гостя под руку:

— Ну-ка, пошли ко мне!

Теперь я догадался. Это же пришёл тот самый Серж, который прячет автомат под подушку. Это ему Яша припас какой-то подарок…

Серж появился из каюты с ярким альбомом в руках. Он быстро листал страницы и кричал:

— Питер! Питер! Смотри! Ереван, Арарат!…

Там на глянцевитых листах вспыхивали снегами горы, желтели скалы и под голубым небом розовели сады.

Но Питер отгородился ладонью: ему было некогда. Он обдумывал, откуда лучше нанести удар противнику. И каждая секунда у него была рассчитана.

— Питер, Арарат! — повторил Серж и позвал: — Джон, Джо-он!

— Ну разволновался Серёга! — сам волнуясь, сказал Яша и взял у меня кий. — А Джон-то, наверное, опять в рулевой.

Я поднялся в рубку. Дверь была открыта. За штурвалом стоял Джон в фуражке с «крабом», а сзади, положив на его маленькие руки свои большие, матросские, командовал Витя:

— Право руля, Джон.

— Есть право руля! — ответил я за Джона. Витя оглянулся и сказал:

— Вот учу!

— А его отец ищет.

— А! — рассмеялся Витя. — Это старая история. Серж ему говорит: «Торговать будешь», а он кричит: «Моряком буду!» Чуть на судно — сразу к штурвалу.

— Молодец парень! — сказал я.

— Молодец, — согласился Витя. — Питер — тот деловой человек, тот будет торговать. А этому Серёга говорит: «Дом есть. „Кара“ есть». А он кричит: «Не надо дом, пароход надо!» Так, Джон?

— Так, — сказал мальчик.

— Только вот, пока вырастет, всё забудет, — вздохнул Витя.

— Нет, не забудет! — сердито сказал по-русски Джон и, взмахнув большими чёрными ресницами, посмотрел из-за штурвала на море.

В это время за дверью раздалось:

— Джон! Джо-он! — и на пороге появился Серж. — Джон, смотри, Арарат! Яша привёз!

Он протянул сыну свои горы, свои сады, по которым когда-то бегал мальчишкой. Но Джон мельком взглянул на альбом и снова повернулся к окну: в заливе возле пальмового острова делала разворот удивительная яхта.

Серж горько вздохнул и опустил альбом.

А Витя, утешая его, сказал:

— Ничего, вырастет, увидит и сады, и Арарат. Вот только станет моряком. Так, Джон?

— Так! — сказал мальчик.

— Ну и хорошо, — сказал Витя. — Ещё настоишься! А по-ка хватит, пошли — покажем отцу кино. И ведь ему тоже кое-что привёз!

В столовой погас свет, и на нашем, хоть и маленьком, экране грохнули взрывы, задымился тяжёлый бой. Гости смотрели, как фашистские самолёты бросали бомбы на сонные города, как горели дома, отстреливались раненые бойцы, как фашисты гнали под автоматами на каторгу стариков, женщин и маленьких детей…

Но потом загрохотали могучие советские «тридцатьчетверки», погнали врага по дорогам Польши и Румынии, Чехословакии и Германии.

И все увидели, как из-за колючей проволоки тянут руки и плачут люди в полосатой одежде, как жители сёл и городов бегут навстречу нашим бойцам; как на лафете пушки сидит молоденький солдат и кормит из котелка закутанного в шинель мальчика…

Американцы волновались, что-то говорили друг другу, но больше всех, что-то припоминая, волновался Серж.

В кинобудке потрескивало, шуршала бобина, и в окошечке показывались две головы.

Там Джон заправлял в аппарат плёнку, и Витя помогал ему.

А я думал: «Нет, не забудет нас Джон». Если не станет моряком, затоскует где-нибудь в магазинчике по морям, вспомнит наш пароход. А уйдёт в море — вспомнит и подавно.

Встанет когда-нибудь на вахту, поглядит на море и вспомнит, как держал наш штурвал и как рядом с его маленькими смуглыми лежали большие Витины руки.

Уж что-что, а Витины руки обязательно вспомнит.