Теперь о турнире спорили на каждом шагу. Ремонтировали шлюпку, садились перекурить — говорили о шахматах. Красили палубу — тоже о шахматах вспоминали.
Начальник рации уже был почти на «слоне».
Но вдруг вмешался океан. Сначала вода была спокойная и голубая, как на школьной географической карте. Полотно океана двигалось широко, свободно, и суда вдали показывались, как в учебнике географии: сперва над горизонтом возникал дымок, потом мачта, за ней — нос корабля. А там уже и сам пароход бежал весело мимо нас, играя флагом.
Но к решающему матчу всё переменилось.
Встречные суда словно пропали. Волны воинственно заворочались, рванулся ветер, и всё загудело.
А когда начальник рации и «Чудеса ботаники» сели за решающий матч, всё заходило ходуном. Но начальник и тут упорно продвигался вперёд.
— Обстановочка! — сказал Ваня. — У электрика уже искры над головой. А у начальника рации сплошной S0S.
Начальник гневно повёл бровями в сторону повара, но сдержался и двинул вперёд слона.
— Шах! — закричали все.
Красный слон был почти в руках у начальника!
Валерий Иванович промолчал и отодвинул своего короля вправо:
— Вот так!
— Ничего, ничего! — сказал начальник. Он обдумывал какую-то решительную комбинацию.
Но тут раздался такой удар о борт, что судно полетело вниз.
— Держи доску! — крикнул начальник.
Доска упала под стол, и пешки и короли разлетелись по углам.
Капитан побежал на мостик.
Я помчался к себе в каюту.
Дверь была распахнута. По каюте из угла в угол летали вещи. Всё пропахло кефирным запахом. Из-под кровати, как ядро, вылетел кокосовый орех, врезался в стенку, и прокисшее молоко облепило всю каюту.
Японские куклы катались по палубе.
Из-под койки выпрыгнул чемодан. Я бросился к нему: «Чашка!» Но сан-францисская чашка пронеслась мимо и со всего размаха ударилась об стол.
Мосты Сан-Франциско отлетели в одну сторону, скверы — в другую.
Я грохнулся на колени и стал ловить бегающие по каюте осколки…