Воплощение снов

Глава XXIV

На Бар-Шаббу стремительно надвигалось лето. Оно всегда приходило сюда позже, чем на континент, не торопилось и сейчас, но отзвуки его победного марша уже с каждым днем становились всё ближе: у берегов, окрашенных во все оттенки зеленого, оранжевого и розовато-пурпурного, вольно плескалось ожившее море, солнце сияло в ярко-голубом небе, а его теплые, ласковые лучи скользили по синей черепице крыш, играли в оконных стеклах и растекались масляными бликами по камням булыжных мостовых. Долгая зима была забыта. Всё вокруг, еще недавно скованное холодом, пригнувшееся к земле или забившееся в темный и теплый угол, вдруг словно пробудилось от тяжелого сна. На улицах до позднего вечера не смолкал гомон голосов, плясала под шаловливым майским ветром молодая, еще клейкая наощупь листва тополей, распахивались окна, гоня из домов прочно обосновавшийся там за зиму дух затхлости и наполняя комнаты свежим, острым, столь долгожданным ароматом весны…

Одна из оконных створок в спальне адепта эль Хаарта тоже была распахнута, и натянутый в проеме кусок мелкой сетки подрагивал от сквозняка из щели под дверью. Сетка уже основательно забилась серым от пыли тополиным пухом, и ее давно следовало почистить, но хозяин комнаты, всякий раз затемно возвращаясь домой, лишь бросал в сторону окна утомленный взгляд, обещая себе заняться этим, после чего ронял голову на подушку и засыпал — а утром благополучно забывал все обещания. Приближалась пора экзаменов. Школа, как всегда в это время, гудела, со стороны напоминая растревоженное осиное гнездо: преподаватели составляли планы, списки и графики, стараясь увязать их оставшимися до конца года лекциями, отличники самозабвенно предавались зубрежке, отстающие что было сил пытались наверстать упущенное. Нейлар эль Хаарт был отличником, к тому же достаточно уверенным в твердости своих знаний, чтоб не хвататься каждую минуту за учебник, и тем не менее ему все равно приходилось солоно, ибо он, по словам Райана Рексфорда, вознамерился «сесть одним задом на два стула», а это даже и у куда более ловких людей редко получалось как следует. Третий курс высшей школы Бар-Шаббы был последним из общеобразовательных. Далее шло распределение. И многие из тех, кто знал адепта эль Хаарта, были поражены его внезапным решением пойти по боевой стезе.

Положа руку на сердце, это и для самого Нейла было в какой-то мере неожиданностью. Он восхищался отцом и с самого детства желал во всем походить на него, к тому же алхимия давалась Нейлу легко, она была ему понятна, и все, включая его самого, полагали естественным, что именно ее он выберет при распределении. Однако его девятнадцатый день рождения перечеркнул все планы, в одну ночь сбросив туманный покров с окружающей Нейла действительности и изменив его больше, чем кто-либо — даже он сам — мог представить. В ту ночь, растерянный, опустошенный, ничего не понимающий, он вернулся в школу вместе с Райаном и Зигги, по пути не проронив ни слова и даже толком не заметив, каким образом снова очутился в своей спальне. Райан, пряча тревожно-задумчивый взгляд, похлопал друга по плечу и сказал, что заглянет к нему завтра утром, перед занятиями. «А теперь ложись, старина, — добавил он, уже стоя на пороге. — И постарайся как следует отдохнуть. Я понимаю, на тебя многовато свалилось, но… Мы с этим справимся» Нейл отстраненно кивнул, и адепт Рексфорд, еще раз с сомнением взглянув на него, покинул комнату. Нейл тогда не знал еще, что остатки ночи Райан провел далеко за стенами школы, в порту, вместе с Фаизом и другими, которых он называл «буревестниками», заметая следы и стирая с лица земли всё, что должно было быть стерто. Райан рассказал ему об этом только утром, когда вернулся, как и обещал: о том, что безымянный притон на северной оконечности острова сожжен дотла, о том, что предатель понес заслуженную кару, и о том, кто он, Райан Рексфорд, есть на самом деле. Вновь прозвучало слово «буревестники», и слегка отупевший от бессонной ночи Нейл, который до утра так и не смог сомкнуть глаз, посмотрел на товарища. О буревестниках говорил и Фаиз, там, в заброшенном доме, когда они оба стояли у смертного одра женщины, которой не суждено было дотянуть до рассвета. Она и не дотянула, надо думать, пусть Нейл так никогда и не спросил об этом ни Зигги, ни самого Райана. Но о буревестниках он спросил. «Это была идея номера Первого — так нас назвать, — помолчав, ответил Рексфорд. — Кто уж его знает, почему? Буревестники ведь предупреждают о скором шторме, а мы только ищем, где он может зародиться. У нас нет крыльев. Зато есть глаза и уши — и мы, как охотничьи псы, бежим вперед, уткнув носы в землю. По большей части в чужую, но это не имеет значения. Земля и люди, по сути, везде одинаковы».

Нейл нахмурился.

«То есть, — помолчав, неловко пробормотал он, избегая смотреть на друга, — ты… вы занимаетесь тем же, чем занимался Азат?»

«Можно сказать и так, — если Райан и был уязвлен таким сравнением, он оставил это при себе. — Я знаю, тебе неприятно это слышать, дружище, но разведка мало чем отличается от политики, а последняя — дело грязное. Но не беспокойся. Я все же не эта крыса, и ни одну из тех, кто может проскользнуть сюда вслед за ней, я больше к тебе не подпущу».

Нейл внутри болезненно сжался. Он понимал, что товарищ озабочен лишь его безопасностью, но это покровительственное обещание защиты вдруг остро, холодно укололо его в самое сердце.

«А кто такой номер Первый?» — спросил он без всякого интереса, лишь бы увести разговор в сторону от своей очевидной слабости.

«Этого, уж прости, я тебе не скажу, — Райан добродушно улыбнулся и протянул руку, чтобы хлопнуть друга по плечу, но тот отодвинулся в сторону. — Ну, брось, Нейл, дружище! Это не моя тайна, да и что бы ты стал с ней делать? Мы ведь оба знаем — ты не умеешь кривить душой, и если кто-то…»

«Я не умею врать, но молчать я умею, — глядя мимо него, обронил Нейл. — Впрочем, не важно. Надеюсь хотя бы, что этот «номер» служит Геону, а не кому-то еще».

«Само собой, — посерьезнев, кивнул Райан. — Мы все, разумеется, кроме Фаиза, служим Геону, как может быть иначе! Только — еще раз прости меня, Нейл, старина, — я не хочу, чтобы нашего полку прибыло. Да, теперь ты знаешь. Не всё, но достаточно, чтобы я попросил тебя об этом забыть — ради тебя самого. Ты создан для мира, а не для бури, и ты не должен был увидеть то, что видел, — в этом, наверное, есть и моя вина, я недооценил Азата и слишком понадеялся на себя… Впредь такого не повторится. Только пообещай мне…»

«Не совать нос не в свое дело? — подняв на него глаза, спокойно спросил Нейл. Рексфорд смешался и попытался было что-то возразить, но сын первого алхимика только коротко качнул головой. — Не утруждайся. Может, я и не понимаю ничего в работе разведки, но не хуже тебя знаю, что ей от меня проку не будет. Будь иначе, ты рассказал бы мне раньше. Как Зигги… Ведь Зигги с тобой? Неужели он тоже?..»

Райан кивнул. И уловив в последней фразе товарища плохо скрытое недоверие, пояснил: «Наш славный тюфячок, конечно, не боец, но такие маги, как он, огромная редкость. Его дар особый, так нечасто встречающийся, что мало кто способен вообще поверить в его существование. Зигги видит людей — такими, какие они есть — от него не ускользнет даже самая прозрачная песчинка лжи, самая крохотная трещинка сомнения… У меня нет таких способностей, даже у Фаиза нет — одни боги знают, почему именно старине Зигги так посчастливилось».

Нейл не ответил. Отчего-то ему подумалось, что сам Зигмунд вряд ли считает свой редкий дар таким уж большим счастьем. Он не Райан и не Фаиз — который, разумеется, тоже какой-нибудь «буревестник», только с алмарской печатью на крыле. Нейл растер одеревеневшее лицо ладонями и вздохнул. На плечи вдруг навалилась усталость.

«Спасибо, что был откровенен со мной, Райан, — проговорил он. — И не волнуйся, конечно, я все забуду. Как же хочется спать…»

«Понимаю, — сочувственно откликнулся Рексфорд. — Но придется тебе потерпеть до вечера, старина. Что бы ни случилось вчера, всё должно быть как всегда — и сегодня, завтра. Ты не знаешь, где сейчас твой сосед, и вы были не такими уж близкими друзьями, чтобы о нем волноваться — держись этого, а обо всём прочем мы позаботимся».

Они позаботились: вечером Нейл увидел короткую заметку в газете, в разделе городских происшествий, где вскользь упоминалось о том, что некий адепт высшей школы, вероятно, во хмелю, что-то не поделил с одним из обитателей портовых трущоб и, нарвавшись на драку, погиб — успев, однако, смертельно ранить своего противника. Их обоих нашли на берегу, в стороне от доков, с оружием в руках и уже остывших. Имени адепта в заметке указано не было, но Нейл правильно истолковал пристальный, испытующий взгляд Райана и жалостливый вздох Зигги. Не оставляло сомнений — оба уверены, что несмотря на предательство Азата их друг огорчен его смертью, и если де Шелоу товарищу искренне сочувствовал, то Рексфорд скорее всего гадал, не выйдет ли всем им боком такая привязанность. Разубеждать адепт эль Хаарт никого не стал, не было сил.

А потом приехал отец, и Нейл с горечью осознал, что не только друзья считают его тепличной размазней. Конечно, ничего подобного герцог эль Хаарт сыну не говорил, навряд ли даже он так думал — по крайней мере, Нейл очень на это надеялся — но взятый его светлостью с порога тон, мало чем отличавшийся от того, которым адепт Рексфорд обещал своему товарищу защиту и покровительство, простора для фантазии не оставил. «Я всё знаю, — сказал отец, едва отзвучали первые неловкие приветствия, за спиной его закрылась дверь, а комнату Нейла накрыл собой защитный купол. — И про твоего бывшего соседа, и про тот притон, и про ту… про всё остальное. Так что объяснения мне не нужны, да я и не распекать тебя явился. В конце концов, сделанного не воротишь! На наше счастье, с тобой ничего не случилось, это главное… Однако у меня уже достаточно седых волос, и снова искушать судьбу я не намерен: помимо того, что эта история вполне может повториться, есть и другой повод для беспокойства. Архимаг мертв, скоро Бар-Шабба выберет себе нового — боюсь, куда худшего — и многое здесь переменится. Адептов и школу перемены тоже коснутся, я в этом уверен, а раз так, тебе оставаться здесь небезопасно. Через несколько дней посольство возвращается в Геон, и ты едешь вместе со мной. Довольно с тебя Бар-Шаббы! Прощайся с товарищами, укладывай сундуки и не беспокойся об учебе — с твоим уровнем подготовки, уверен, любая из лучших столичных школ…» Он говорил, как всегда спокойно, деловито и обстоятельно, наверняка приводя серьезные, веские аргументы, но Нейл уже не вслушивался в его слова. Он молча смотрел на отца, не делая никаких попыток возразить, а в груди его, с каждой минутой разрастаясь все больше и больше, теснилось что-то, от чего становилось трудно дышать. Нет, это была не обида — хотя герцог, сам того не желая, ясно давал понять, что сам о себе Нейл позаботиться не может; это была не печаль от скорой разлуки друзьями, и даже не возмущение тем, как легко только что распорядились его жизнью. Он знал, что отец желает для него только лучшего, знал, что он ему дорог. Да и без Бар-Шаббы, если на то пошло, Нейл уж точно не зачах бы от тоски. Однако новое, непонятно гнетущее чувство, стылым булыжником придавившее сердце, заставило его вдруг вглядеться в себя, вглядеться пристально, будто в потревоженно колыхнувшееся на поверхности воды собственное отражение, что всегда кажется чужим, — и то, что он увидел, ему не понравилось. Потому что все они были правы, и отец, и Райан, и даже Фаиз — особенно Фаиз, никогда не упускавший возможности ткнуть человека в его недостатки, забывая о собственных. Нейл медленно опустил голову. А что у него было, кроме тех недостатков? Какие достоинства, кроме высокого балла в табеле? «Да и того бы мне видать, если б не отец, — с безжалостной откровенностью сказал сам себе Нейл. — Я всегда прятался под его крылом, так же, как сейчас прячусь за спиной Райана, не имея ни собственного мнения, ни желания его иметь. Даже Сандра всегда говорила, что слишком уж я осторожничаю… Только я и не осторожничал вовсе. Просто, наверное, так мне было спокойнее. Или проще» Он нахмурил брови, одновременно ловя еще не вполне оформившуюся, но настойчивую мысль, что билась в его голове, и обрывки фраз, слетающих с губ герцога эль Хаарта. Кажется, тот говорил о будущем. Только о чьем именно?.. Нейл, кое-как стряхнув с себя оцепенение, прислушался.

«…всё прекрасно понимаю, Нейлар, — достиг его сознания голос отца. — Ты провел здесь три года, ты привык к Бар-Шаббе, и она действительно лучшая школа из всех на двух континентах, но…»

Нейл замер, все-таки поймав за хвост ту самую, так упрямо ускользавшую от него мысль. Привык — да, он привык! Только не к школе, не к Бар-Шаббе, а вот как раз к этому своему спокойствию, зиждившемуся на уверенности — что бы ни случилось, всегда есть кто-то, на кого можно оглянуться, и этот кто-то всё решит за него. Разве что Сандра… Да нет, и она всё за него решила, явившись тогда ночью к ним в сад. Отчаянная, бесстрашная девчонка, которая в отличие от него знала, чего она хочет, и всеми силами добивалась этого.

«…конечно, лучше бы тебе было все-таки закончить третий курс, но в нынешних обстоятельствах…»

Нейл улыбнулся, чувствуя, как тяжесть, камнем лежащая на сердце, начинает медленно таять. Пусть у него не было, как у Сандры, манящей в своей недостижимости и всё себе подчиняющей цели, пусть он не знал, чего он хочет от жизни, и никогда об этом даже не думал — но сейчас он вдруг совершенно точно понял, чего он НЕ хочет.

«…полагаю, решить этот вопрос будет не так уж трудно. Я поговорю с руководителем вашего курса, мы соберем консилиум, и ты сможешь сдать все положенные экзамены экстерном. Тебе это вполне по силам. И тогда в конце следующей недели мы вместе вернемся…»

Нейл поднял голову.

«Нет, — тихо, но твердо сказал он. — Вы вернетесь, отец. Я остаюсь».

Судя по лицу герцога, он решил, что ослышался.

«Не понимаю, Нейлар, — в некоторой растерянности, после паузы начал он. — Что значит — «остаюсь»? Разве я только что не объяснил тебе…»

«Объяснили, — согласился молодой человек, про себя ужасаясь тому, что второй раз перебивает отца на полуслове. — И очень доходчиво. Вы хотите меня защитить, потому что сам я на это неспособен. Вы всегда меня защищали, и я правда благодарен вам за это, только дома мне делать нечего».

«А здесь, значит, есть, что?»..- бесстрастно уточнил его светлость. Нейл пожал плечами.

«Не знаю. Надеюсь узнать… Не беспокойтесь, я не собираюсь вставать под знамя Райана — да он этого, так же, как вы, не допустит. Но в Мидлхейм я не поеду».

Герцогу пришлось с этим смириться — хотя нельзя сказать, что он сдался без боя. Он еще долго говорил, упрашивая, убеждая, приводя все новые и новые доказательства собственной правоты, но Нейл упорно стоял на своем, и в конечном итоге вышло по его. Спустя неполную неделю посольство отбыло обратно в Геон в том же составе.

Однако эта первая в его жизни победа радости Нейлу не принесла. Он расстроил и оттолкнул человека, который любил его как родного сына, и которого сам он любил и уважал, но еще хуже было то, что вся эта эскапада могла оказаться бессмысленной. Нейл хотел понять, кто он и для чего он нужен, должен был решить, что делать дальше — однако видел впереди один лишь туман. Он, наверное, в конечном итоге все-таки сдался бы на милость здравого смысла и воли отца, если б не Райан, который, сам того не подозревая, разрубил этот узел.

«Ты сглупил, старина, — серьезно глядя на Нейла, обронил он, когда узнал, чего хотел от сына герцог эль Хаарт. — Надо было ехать. Само собой, пока я рядом, никто тебя и пальцем не тронет, а станет ли мэтр Теллер новым архимагом, еще неизвестно… Но его светлость не сказал тебе главного. Наш мир, всё, что мы знаем, всё, к чему мы привыкли, скоро рассыплется, как карточный домик. Грядет война, и скорее всего начнется она именно здесь, уж больно пристальное внимание уделяет Данзар Бар-Шаббе. И если такие, как я или Фаиз, хотя бы знают, что их ждет, потому что их к этому готовили, то ты… Не обижайся, Нейл, старина, но ведь ты не боец, что бы там мой отец ни говорил!»

«Твой отец?»

«А, забудь! — отмахнулся Рексфорд. — Дело давнее, и, сдается мне, его ввели в заблуждение твои успехи по части боевой магии… Но все они бесполезны в отсутствие главного, а этого-то у тебя и нет. Я не шесты имею в виду, просто… От щита без меча мало проку. Так что послушай моего совета, Нейл, дружище, — закончи этот курс, раз уж ты так решил, и возвращайся домой. Герцог прав — здесь небезопасно. И дальше будет только хуже».

То, о чем так спокойно и буднично поведал ему друг, ошеломило Нейла, но еще больше встревожило. Данзар… Война… Райан и Фаиз, боевые маги, которых призовут защищать родину, каждого свою — их ведь «к этому готовили» и они приносили присягу… Все, кто ее принес, возьмут в руки оружие, которое у него самого всегда валилось из рук…

Все. И не только маги.

Эта мысль заставила его похолодеть. Даккарай был военной школой. А Кассандра Д'Элтар теперь числилась одним из ее кадетов, которые тоже приносят присягу на верность своей стране. «Будь я проклят! — в отчаянии подумал Нейл. — Война! И без наездников уж точно не обойдется! О, будь я проклят со своим слюнтяйством! Всё из-за меня!..» Он заскрипел зубами. Да, Сандра тогда сама влезла к ним в сад, и той несчастной ночью, в окно их библиотеки, тоже — но если бы он сразу признался отцу, по какой причине, барон Д'Элтар никогда не отправил бы дочь в военную школу. И сейчас она была бы дома, в безопасности, в самом сердце Геона, куда никакому врагу не добраться — а он, Нейлар эль Хаарт, своими руками посадил ее в драконье седло! И если Райан сказал правду, то вполне может случиться так, что Сандре придется сражаться, придется, быть может, даже умереть, пока он… А что будет делать он? Сидеть здесь или в столице и «искать себя», надежно укрывшись гранитным щитом отцовской заботы?.. Нейл сжал кулаки. Отчаяние стремительно покидало его, уступая место новому чувству, и имя ему было — злость. Хватит, довольно уж он плыл по течению! Наплевать, что все вокруг считают его ни на что не годным — он докажет, что это не так, и им, и себе! Пусть не в его силах исправить то, что он натворил — но что-то сделать он все-таки может! И сделает!.. Туманный покров будущего растаял без следа, и решение пришло само, так просто и ясно, что Нейл даже удивился, как не увидел его раньше. Теперь он знал, что ему нужно делать. И первым шагом к этому был боевой факультет.

Нейл, так же как и его отчим, не любил тешить себя иллюзиями. Он понимал, что воитель из него, говоря смягченно, так себе. Да, за последний год успехи его возросли, однако этого было мало, так же мало, как теперь и времени — ведь стоял март, и до переводных экзаменов оставалось меньше трех месяцев. И куда благоразумнее было, по примеру его светлости, посвятить себя алхимии, как того все от него ожидали и как он сам до недавнего времени планировал… Но принятое решение заставило его закусить удила, и он, круто изменив направление, пошел на штурм другой, практически неприступной для него крепости. Отговорить его не смогли. Ни осторожные увещевания мэтра Моссдена, ни дружеские предостережения Райана, ни злые насмешки Фаиза не заставили Нейла усомниться в том, что его решение — единственно правильное. «Клянусь богами, — сердито говорил Зигмунду де Шелоу Райан Рексфорд, — этот дурень уперся как вол! И не желает ничего слушать! На кой демон я, дубина, брякнул при нем про войну?! Знать бы, как он это воспримет — не заикался б даже! А теперь я же еще и виноват останусь, если его с середины четвертого курса отчислят, как неспособного!.. Ну не прыгнешь выше головы, не прыгнешь — неужели он сам этого не понимает?!» Зигги только беспомощно разводил руками, Фаиз ухмылялся самой циничной из всех своих ухмылок, понимая, что ждет горе-вояку в ближайшем будущем, если ему каким-то чудом удастся-таки пробиться на боевой факультет, а Нейл, словно оглохнув и ослепнув, стоял на своем. И вдвойне это было труднее, потому что он сам понимал, как высоко замахнулся. Да, по части боевой магии адепт эль Хаарт считался одним из первых на курсе, но стоило ему надеть амулет, как все шло прахом. Не имея возможности применить силу дара, лицом к лицу с противником он моментально терял всё свое преимущество. Все это знали, и он тоже знал. И только поэтому сделал то, что в других обстоятельствах даже не пришло бы ему в голову — то, о чем он сам очень скоро пожалел…

Ему как воздух нужен был кто-то, кто вместо пустых уговоров просто встал бы напротив и показал, как надо: в теории Нейл не нуждался, ему требовалась практика — и противник, который не стал бы его жалеть. Герцога эль Хаарта, увы, рядом не было, мэтр Моссден давно махнул на ученика рукой, а Райан заявил, что не собирается потворствовать «этой блажи». Оставался только один человек. И пусть Нейлу претил даже звук его голоса, пусть он не любил его и отчасти презирал, другого выхода у него не было: Фаиз ан Фарайя как боец на голову превосходил всех своих однокашников, всех тех, кто учился курсом старше и даже некоторых преподавателей. И уж что-что, а жалость ему была неведома. Нейл стиснул зубы, собрал волю в кулак и пришел к нему, нимало не сомневаясь, что ничего хорошего для себя не услышит, однако ан Фарайя, против всех ожиданий, даже не поднял его на смех. Он выслушал просьбу Нейла, помолчал и пожал плечами.

«Что ж, — сказал он, — почему бы и нет. По крайней мере, это будет забавно… А что же Рексфорд? Дал тебе от ворот поворот? Хотя, впрочем, неважно! Я согласен. Одного только не пойму, эль Хаарт, — ты же терпеть меня не можешь».

«Как и ты меня, — спокойно ответил Нейл. — А разве это препятствие?»

«Пожалуй, что нет, — с любопытством окинув взглядом его прямую, напряженную фигуру, согласился Фаиз. — По рукам. Завтрашний вечер у меня как раз свободен, а место в тренировочном зале нам, думаю, найдут, — он негромко хмыкнул. — Приходи к шести. Только имей в виду, эль Хаарт, я не Моссден. И сопли тебе вытирать не буду, а их, уж поверь, будет много… Хорошенько подумай, стоит ли оно того?»

Нейл и бровью не повел. В конечном итоге, ему именно это и было нужно, а на добросердечие Фаиза, ввиду его отсутствия, он изначально не рассчитывал. Поэтому только молча кивнул, соглашаясь.

Райан, узнав о том, кого товарищ по собственной воле взял себе в наставники, пришел в ярость. Он называл Нейла дураком, каких свет не видывал, упертым бараном и самоубийцей, заклинал его одуматься и даже пригрозил собственноручно запереть его в казарме, потому что Нейл, верно, «совсем рехнулся» — а он, Райан, не желает, чтобы из его друга «сделали отбивную котлету». Нейл выслушал эту гневную тираду с совершенно невозмутимым видом. Он уже все решил, сказал он, и Райан зря тратит время. Адепт Рексфорд, побушевав еще с полчаса и осознав, что так оно и есть, хлопнул дверью, а Зигги, молча наблюдавший за этой сценой, уже берясь за ручку двери, обернулся и печально покачал головой. «Райан прав, Нейл, — сказал он. — Ты не понимаешь, во что ты ввязываешься, и лучше бы тебе его послушать… Фаиз, он… Он, конечно, боец каких мало, да не в том дело! Не станет этот змей тебя учить — какой для него в том интерес? — он и сюда не учиться приехал. Я думал, ты это понял еще тогда, в том трактире, а ты… Ты не представляешь, что это за человек! У него нет ни чести, ни сострадания, и он втопчет тебя в землю, не испытывая никаких угрызений совести. Пока не поздно, откажись от своей затеи, ничем хорошим это не кончится!» Не дождавшись ответа, расстроенный адепт де Шелоу, вздыхая, убрался восвояси, а Нейл на следующий день явился в тренировочный зал, где его уже ждал ан Фарайя — и получил возможность на собственной шкуре прочувствовать, как Зигги с Райаном были правы.

Тогда его из зала вынесли — как выносили потом почти весь март. В себя Нейл приходил уже только в собственной постели, и каждый раз всерьез опасался, что встать с нее уже никогда не сможет. Фаиз был не просто безжалостен, он был жесток, и, увы, действительно являлся бойцом каких мало, тогда как его противник, по его же ехидным словам, дрался не лучше мешка с трухой. К большому сожалению Нейла, с этим было трудно поспорить… Да он и не спорил. Но трижды в неделю, еле переставляя ноги, упорно являлся к шести в тренировочный зал за новой порцией побоев и унижений — до тех пор, пока впервые не покинул эту арену осмысленного издевательства на своих двоих. И пусть далось ему это с величайшим трудом, он наконец воспрянул духом: начало положено, а уж дальше… Дальше, конечно, легче не стало. Но тело начало привыкать к боли, окрепло, закалилось и даже с горем пополам научилось уворачиваться от ударов, на которые ан Фарайя был неизменно щедр. Нейл научился не думать, а действовать — пусть пока только себе в защиту, но ведь когда-то у него не выходило и этого!.. Мэтр Моссден внутренне ужасался при виде своего ученика, на котором не было живого места, добросердечный Зигги едва не плакал, навещая друга после очередной тренировки с Фаизом, Райан, мрачный как грозовая туча, не уставал взывать к его разуму, однако и тот, и другой и третий в конце концов вынуждены были признать, что все это было не зря.

«Я понятия не имею, Кендал, чего твой сын хочет этим добиться, — писал мэтр Моссден герцогу эль Хаарту, с которым они когда-то вместе учились и по сей день сохранили добрые приятельские отношения. — И я порой не в силах смотреть, в каком состоянии он покидает зал, но прекратить я этого не могу, коли уж он сам того желает. Разумеется, если бы тот, кто взял над ним шефство, хоть единожды переступил черту, мы покончили бы с этим раз и навсегда, но адепт ан Фарайя, при всей его жесткости, похоже, никого калечить не намерен. А необъяснимое упорство Нейлара, пусть каждый раз он за него бывает бит, уже начинает давать свои плоды — его наставнику, увы, за месяц удалось сделать больше, чем мне — за три года, и я не удивлюсь, если твой сын все же получит место на боевом факультете. Я не знаю, отчего оно вдруг стало ему так желанно, я никогда не сомневался в том, что Нейлар пойдет по твоим стопам, и все же…» Герцог эль Хаарт, читая эти письма, полные искреннего удивления и тревоги, темнел лицом. Потому что, в отличие от Моссдена, понимал. Он всё понимал, и собственное бессилие раздирало его на части. Кендал любил сына, страшился его потерять — а его сын избрал худшую из всех возможных дорог. Война уже не маячила где-то за горизонтом, она притаилась у самого порога, и каждый, кто решит бросить ей вызов, отдаст свою дань, будь то убеленный сединами ветеран или едва оперившийся мальчишка с гневом в душе… Адепты боевых факультетов, равно как и кадеты всех военных школ, становились военнообязанными. И Нейлар, если он своего добьется, пополнит ряды этих пылких, несчастных детей! Кендал помнил, сколько их погибло на прошлой войне, и знал, что на этой погибнет не меньше, но что ему было делать? Он не смог увезти Нейлара, не смог найти нужных слов — и вот результат!.. С каждым письмом из Бар-Шаббы герцог эль Хаарт мрачнел все больше и больше, и даже когда пришел май, и ему удалось сорвать последний покров с багрового лика Дымки, настроения ему это не прибавило. А очередное послание от мэтра Моссдена, прибывшее двенадцатого мая, в первый день вынужденного отпуска, навязанного магистру алхимии буквально силой, привело Кендала в ужас.

Таких метаморфоз, писал мэтр, ему доселе наблюдать не приходилось. Кто бы мог подумать?.. Разумеется, успехи адепта эль Хаарта на ниве боевой магии всегда были очевидны, но это… Невиданное упорство в достижении цели! Впечатляющие результаты — особенно в сравнении с полным их отсутствием еще несколько недель назад! Он, Моссден, просто не узнает Нейлара, и, да простит его Кендал, до сих пор не может поверить собственным глазам — откуда что взялось?.. Конечно, мальчику еще учиться и учиться, защиту он освоил, но атака у него по сию пору хромает, однако… «Ты можешь гордиться своим сыном, Кендал, — в заключение писал вдохновленный мэтр, — он поистине совершил невозможное. И даже остался при этом в живых, что, зная драконовские методы адепта ан Фарайя, до сих пор не укладывается у меня в голове. Не знаю, что ему помогло, сила характера или ваша фамильная стойкость, но это не важно. Теперь уже нет никаких сомнений, что Нейлар получит свой средний балл и в следующем учебном году займет честно заслуженное место на боевом факультете» Герцог эль Хаарт смял письмо в кулаке. Боевой факультет! Что за демон вселился в этого мальчишку?! И почему именно теперь, когда мир доживает последние дни? Боги, нужно было не тратить времени на бесполезные разговоры, а просто взять его за шкирку, посадить рядом с собой в лодку и… Смятый бумажный комок выпал из разжавшихся пальцев. Кендал понимал, что так поступить с сыном он все равно не смог бы.

Но последнее сражение еще не было проиграно. Первый алхимик Геона, неумолимо сведя брови на переносице, выпрямился в кресле, придвинул к себе письменный прибор и окунул кончик пера в чернильницу. Он знал, что будет презирать себя за этот поступок до конца жизни, но жизнь сына была ему сейчас дороже. Перо, на несколько мгновений застыв в воздухе, коснулось листа. В сторону никому не нужные приветствия! Сегодня уже двенадцатое, до переводных экзаменов в Бар-Шаббе осталось две недели… Всё зашло слишком далеко, это необходимо прекратить — то, чем так восхищается Моссден, лишь юношеский бунт, попытка Нейлара кому-то что-то доказать, в противном случае его таланты пробудились бы гораздо раньше, и уж кто-кто, а он, Кендал, наверняка бы это заметил!

Герцог посыпал короткую записку песком, отряхнул, вложил в конверт и потянулся к футляру с сургучными стержнями. Письмо он отправил немедленно. И тем же вечером, вновь сидя в своей библиотеке напротив закутанного в плащ Бервика, говорил, не глядя на него:

— Вы обещали мне, граф, в обмен на мое молчание, что ни волоса не упадет с головы моего наследника. Пришло время напомнить вам об этом. Путь воина — не его путь. Одним только богам известно, почему Нейлар думает иначе, но он не боец, и я не хочу, чтобы он ушел в чертоги Танора раньше меня. Поэтому делайте что хотите, привлекайте кого хотите, и пусть эти люди лгут, подтасовывают карты, нарушают правила — только не допустите, чтобы мой сын своего добился. Я не желаю видеть Нейлара на боевом факультете — ни сейчас, ни когда-нибудь впредь!