Глава 15 Второе дыхание

Несмотря на гору новых проблем, я решил оставить их на родных и заняться по-настоящему важными делами. Сейчас главным для меня был вовсе не Изельшталь и не обустройство Шпаценхорста. Теперь я дошёл до того этапа, когда мог приступить к собственному омоложению и избавиться от оков, которыми являлось моё дряхлеющее тело. Так что я велел никому меня не беспокоить и отправился в свою лабораторию, где среди множества генетических образцов и рабочих артефактов ощущал, что нахожусь в подходящей обстановке. Для начала мне требовалось секвенировать собственную ДНК, получить ту самую комбинацию хромосом, делающую меня мной. Применив соответствующие чары, отобрав из единственной капельки крови ту идеальную молекулу, что содержала мой генетический код, я приступил к длительному и тяжёлому этапу считывания. Теперь я не мог полагаться на Склаве, даже самые скучные и утомительные вещи приходилось делать самому. И пусть способность расслаивать внимание и занимать несколькими вещами никуда не делась, но отстраниться от совершаемых действий не получалось. Мой обновлённый разум гораздо лучше справлялся с нагрузками, их на себя брала моя магия, но всё равно, задачи подобного масштаба давались вовсе не легко. Так что едва я дождался результата, как тут же записал его в один из одноразовых кристаллов и очистил сознание, отдыхая.

Мой взгляд скользил по стенам, по полкам, на которых стояли окутанные стазисом сосуды с образцами, и я с удовольствием отмечал, какое количество монстров повидал и даже победил. Сосуды не имели подписей, но мой разум помнил всех зверей на память — даже тех, чьи образцы мы просто украли. На одной из пробирок моя улыбка увяла. Клочок шерсти в ней вызвал очень болезненные воспоминания, даже более унизительные, чем от встречи с теми двумя воробьями. Снова взыграло любопытство, желание узнать, какой именно магией обладает эта мелкая пушистая тварь. В связи с навалившимися заботами у меня как-то вылетело из головы, что я разместил заказ в Нирвине, и к этому времени моя землеройка уже должна родиться.

Мысли об этом маленьком, симпатичном, но совершенно выводящем из себя монстре вызвали какую-то неожиданную ностальгию. Я шёл по лаборатории, касался руками каждой пробирки, чувствуя в кончиках пальцев неприятное покалывания стазиса. Вспоминал облик монстров, их силы и возможности. И ощущал какую-то детскую обиду за то, что людям не досталось их силы, скорости, зрения, регенерации. И то, что монстры получают просто по факту рождения, человек может достигнуть лишь постоянными утомительными тренировками, побеждая лишь с помощью разума. Ведь если бы монстры были достаточно умны, чтобы целенаправленно планировать развитие, то некоторые из них стали бы непобедимы. И пусть теперь я тоже получил магию, совершив практически невозможное, но тело-то моё осталось…

Остановившись на полушаге, я замер. Идея, яркая, словно вспышка молнии, пронзила мозг. Я рухнул на стул и уставился невидящим взглядом в потолок, обдумывая преимущества и недостатки. И как таковых недостатков я не нашёл, если, конечно, не считать за таковые дополнительный огромный объём работы!

Кто сказал, что я должен оставаться обычным человеком, отличающимся даже от обитателей Итшес? Кто сказал, что мне надо сохранить свой прежний облик, лишь отмотав время назад? Химерологи испокон веков объединяли геномы монстров и животных, получая совершенно невиданные прежде варианты. Конечно, не все получившиеся гибриды жизнеспособны, многие гибнут прямо в зародыше из-за конфликта генов или магии. Но за века и тысячелетия существования этого раздела науки было придумано множество способов увеличить вероятность успеха.

Я могу сам собрать себе тело: сильное, быстрое и крепкое. Могу заменить глаза на нечто, даже на начальных этапах развития сравнимое с моим старым протезом. Я могу спроектировать свою внешность, выбрать телосложение, рост и даже черты лица. Могу подарить себе даже регенерацию — ведь существует немало тварей, у которых она не является свойством магии, а закодирована в геноме. Да, из-за столь кардинальных изменений увеличивается опасность, уменьшается вероятность успеха у процесса преобразования. Вот только именно я, с моим мозгом, всё могу просчитать заранее, а потом, во время ритуала, от фатальных последствий меня убережёт сила Ирулин!

Перспективы оказались настолько заманчивыми, что я запустил руки в волосы, вскочил, и заметался по лаборатории. Только инерция и косность мышления не позволяли мне взглянуть на будущий ритуал с другой стороны. И самое обидное, я не мог даже пенять на своё происхождение — именно земные литература и комиксы были наполнены различными оборотнями, вампирами, сумасшедшими учёными, соединяющими в одно целое зверя и человека. Да, обычно у таких существ к преимуществам прилагался фатальный недостаток. Но в том-то дело, что с помощью планирования, расчётов и проверок, я могу избежать любого из них. Ну и даже если я превращусь в безумного оборотня, то со мной божественная сила моей госпожи, которая избавит от любого безумия. Если какую-то особенность нового тела я посчитаю неблагоприятной, тогда именно Право Ирулин ликвидирует её, исцеляя, словно болезнь.

Я вновь впал в состояние фуги, но теперь ничуть не терял контроль, следовал жгучему желанию, не рискуя прерываться ни на миг. Я один за другим секвенировал образцы, выделял гены и их сочетания, чтобы потом объединить в идеальную модель. Кенира ощущала моё состояние, она слала мне чувство поддержки, приносила в лабораторию еду и убирала пустые тарелки. Когда наступала ночь, она заботливо вела меня назад, водила в туалет и душ, укладывала в кровать. Лишь погружаясь в Царство госпожи, я приходил в себя достаточно, чтобы внятно обрисовать жене идею, а после этого продолжал вычисления даже во сне. Мне пришлось вновь начать есть сладкое, так как чувствовал, что моя магия не всегда справляется с нагрузкой, ударяя отдачей по хрупкому органическому носителю.

Не уверен, что бы делал без жены. Без её тепла и заботы, безграничной уверенности в моих силах, может быть я бы просто сдался, воспользовался простым вариантом, всего лишь вернув молодость. Возможно, мне так и следовало поступить, вот только я не мог откинуть вероятность, что придётся вступить в сражение с Эгором, а значит, мне нужно вырывать у судьбы каждую долю шанса.

Но вместе с тем, терять человеческий облик, превращаясь в какого-то полумонстра я не хотел. Меня до сих пор тешила надежда на счастливый конец, когда, освободив богиню, я смогу остаться жить вместе с женой и с сыном, встречаться с друзьями и путешествовать по Итшес, а не скрываться в самых глухих уголках мира, ни на секунду не расставаясь с реликвией Керуват, укрывающей от очень внимательного взора. К счастью, в этом мире существовали способы обратного просчёта от фенотипа к генотипу, правда, не в химерологии, а в косметической медицине. И, благодаря близкому знакомству с Диршадой Мульчарн, я обладал и этими, прямо скажем, не очень распространёнными знаниями. Конечно, эти методы были призваны ликвидировать и закрепить в геноме лишь одиночные недочёты, со многими из которых справлялась и собственная магия владельца, да и услуги Высших Целителей были доступны отнюдь не всем, но сами основы методик были разработаны до меня, их требовалось лишь масштабировать на всё тело.

Я превратился в доктора Моро, Виктора Франкенштайна или, скорее, доктора Курта Коннорса, планируя собственные изменения для восхождения по эволюционной цепочке. Безжалостно оптимизировал собственный геном, в котором, к моему удивлению, оказалось немало мусора и рудиментов, либо никак не влияющих на существование, либо, наоборот, идущих только во вред.

Препарировал ДНК каждого живого существа, имеющегося в лаборатории, а потом долго ездил по окрестностям Нирвины и Таргоссы, посещая каждого из практикующих химерологов, договариваясь об изучении неизвестных мне геномов в обмен на услугу или на один из моих образцов. Посетил я, конечно, и лабораторию, в которой заказал выращивание землеройки. И, ткнув в маленький голый комочек кончиком Шванца, я долго ругался, перебирая бранные слова на всех известных мне языках.

Магия фазовой землеройки ничуть не уступала магии воробья. Землеройка обладала тем же сродством с пространством, могла ограниченно контролировать гравитацию, не имела ограничений по развитию, пусть и склонялась к стихии земли. И если бы я тогда сумел хоть раз попасть в эту юркую тварь, это сберегло бы немало времени и усилий, потраченных на дальнейшие поиски. Но, конечно, что ушло, то прошло, так что злость и рефлексии ничего бы не дали.

Подавив злость и досаду, я вернулся в замок и вернулся к конструированию своего будущего вместилища. Задачу усложняло то, что мне предстояло отобрать комбинации, не завязанные на магию существа, а являющимися исключительно свойством тела. И отобрать их оказалось не так просто, как бы мне того хотелось.

Легче всего, как ни странно, оказалось с глазами. Глаза обычного орла являлись очень сложным оптическим прибором, позволяющим видеть на огромном расстоянии, имеющим механизмы, регулирующие кривизну и адаптацию линз, чтобы изменять фокусировку. У фениксов, чьи генетические образцы раздобыл Хартан, глаза были ещё совершенней. Они содержали дополнительные рецепторы, позволяющие видеть в расширенных диапазонах, мышечные волокна, изменяющие фокусировку от микроскопического до телескопического расстояния. В эту безумно плотную структуру мне лишь оставалось интегрировать дополнительные сенсорные клетки дрийксы, добавив к диапазонам тепловой, чтобы вышло нечто, не уступающее моему протезу.

Я завидовал регенерации крежл-змея и хотел обязательно получить нечто подобное и для себя. Но у змея она являлась магическим свойством, а после обретения магии этот путь был недоступен. К счастью, имелось немало других монстров, обладающих пусть и не такой сверхъестественно особенностью, но, тем не менее, способных без следа заживлять раны и даже отращивать потерянные конечности. Именно такой регенерацией обладала дрийкса, но процесс протекал довольно медленно. К счастью, та самая фазовая землеройка имела кожу, способную почти что к мгновенной пролиферации и замещению повреждённых участков, за счёт особых клеток, которые обычно находятся в пуповинной крови, называемых целителями «исходными». Конечно, результат был далёк от оптимального, но в своей модели я задействовал оба процесса, сделав так, чтобы после начального устранения повреждений, не дающего раненному истечь кровью, все остальные последствия устранил более медленный механизм.

Кости воробья имели губчатую структуру, были полыми, но очень прочными. Я добавил гены лоргарха, повысив минерализацию и увеличив их прочность, а также, что не менее важно, эластичность, таким образом практически исключив возможность переломов.

От каждого монстра я брал отдельную особенность, добавляя её к списку особенностей моего будущего тела. Сетка белковых волокон в эпидермисе делала мою кожу очень прочной и устойчивой к рассечению, при этом оставляя столь же мягкой. Стали плотнее мышцы, обретая не только невиданную до этого силу, но и недоступную простому человеку выносливость. Митохондриальные белки в тканях обеспечивали высокую выработку энергии и выводили продукты распада, что снижало утомляемость и помогало дольше выдерживать пиковые нагрузки.

Улучшил я также обоняние и слух. Внутреннее ухо изменило структуру, обзавелось усиленными волосковыми клетками, делавшими слух более чувствительным к низким и высоким диапазонам. Изменили строение хрящи, теперь они лучше помогали направлять и улавливать звук. На этом этапе я столкнулся к первым, казалось бы, неразрешимым вызовом. Я не хотел терять человеческий облик, но значительные изменения слуха были возможны только при столь же серьёзной модификации ушной раковины. Идея ходить со звериными ушами вызывала у меня отвращение. Но, к счастью, заострёнными подвижными ушами обладали не только звери. Ирулин, моя великая госпожа, моя богиня, женщина, которую я безмерно любил и уважал, ради которой готов был идти на любой риск и принимать любые опасности, внешне сильно напоминала несуществующих на Земле эльфиек, и получить такие же уши я считал не унижением, а великой честью. Так что проекту «Ульрих Зиберт, вторая редакция» было суждено обрести самый что на ни есть эльфийский фенотип. Хотя, если собрать всё, что я туда намешал, новое тело с тем же успехом мог назвать и гоблинским.

Я перебирал молекулы ДНК, выбирал из них полезные генетические комбинации, собирал маленькие кирпичики, из которых в дальнейшем выстрою тело. Собирал всё, что может пригодиться для освобождения богини, сколь бы мизерную долю шанса оно не добавляло. Переработал дыхательную систему, которая теперь могла гораздо лучше усваивать кислород и иметь иммунитет к большей части ядов. Получил обоняние и слух, превосходящие чувства собак и кошек. Зрение, заставляющее любых земных орлов бессильно клокотать от зависти. Прочную кожу, сравнимую с кевларовым полотном. Сверхпрочный скелет с несокрушимыми костями и зубы, не подверженные кариесу и разрушению, которые, к тому же, всегда могли вырасти заново. Печень и почки, разлагающие и перерабатывающие любые токсины, если они попадут внутрь. Всеядный желудок, перерабатывающий любую органику, позволяющий питаться даже древесными опилками. Рецепторы языка, требующие, чтобы я этими опилками всё-таки никогда не питался, а поискал что-то повкуснее. Тело, которое я собирался создать, могло принадлежать только настоящему сверхчеловеку.

Ну, или если говорить честно, обычному хорошему магу или воину, не запускавшему тренировки хотя бы сотню-другую лет.

Состояние одержимости, в которую я впал, не сразу позволило понять, что в своём желании к усовершенствованиям я зашёл слишком далеко. Опомнился я лишь тогда, когда уже было решил, что добавить на шею зоб, чтобы разместить там железы, с помощью которых плеваться кислотой или выпускать изо рта огонь — вполне рабочая идея, которая всего-то и требует изменения конструкции носоглотки, укрепления её роговыми пластинами и добавления вытянутой вперёд пасти.

Спохватившись, я запозданием осознал, что далеко ушёл от первоначальной цели остаться настолько гуманоидом, насколько это получится. Поэтому с некоторым сожалением я откинул лишние модификации, типа острых когтей, длинных клыков, активного камуфляжа, внешнего бронированного экзоскелета и прочной чешуи на месте стыка хитиновых пластин.

Мне пришлось здорово прочистить сознание, отбросить все вычисления и взять принудительную паузу. Для этого я провёл целый день с женой, занимаясь любовью, нежась с ней в горячем источнике, гуляя вокруг озера и даже посещая Изельшталь, который без людей выглядел совершенно мёртвым.

Кенира совершенно не разделяла того ужаса, который охватывал меня каждый раз, когда я думал о произошедшем.

— Ули, — смеялась она, — ты, наверное, не замечал, но, когда чем-то увлекаешься, становишься таким всегда.

— Я едва не приделал себе шипы на локтях и камуфляжную шкуру солора! — сказал я. — Причём, поверх хитина!

— Так ты же вовремя опомнился, — всё так же не понимала она моего горя.

— А если бы не опомнился? Если бы всё это применил в конечном геноме?

— И чем именно это было бы плохо?

— Да хотя бы тем…

— Ули, подожди, — выставила она ладонь, обрывая тираду. — Что именно могло бы случиться? Нет, я не говорю про саму опасность преобразования, к тому же ты говорил, что нашёл способы её убрать. Про твой конечный результат.

— Я бы стал монстром! Потерял бы человеческий облик!

Если бы спор шёл не с любимой женщиной, то я бы сейчас очень сильно злился.

— Ули, ещё раз, что бы случилось самое худшее? Пока что ты переживаешь лишь за внешний вид.

Я дал себе секунду на раздумья, после чего ответил:

— Кроме внешности, наверное, ничего такого.

— Вот именно! — рассмеялась Кенира. — Твой разум под защитой нашей госпожи. И именно твой разум — самое главное, что у тебя есть. Допустим, ты сделаешь что-то не то. Допустим, зайдёшь в изменениях дальше, чем когда-либо намеревался. Добавишь себе хвост, костяной гребень или, не знаю, копыта.

— Копыта подошли бы нашему Хартану, — мрачно заметил я.

Кенира засмеялась — шутка про осла Клауса актуальности так и не потеряла.

— Ну так вот, что тебе помешает переделать обратно? — всё ещё хихикая, спросила она.

— Наверное, ничего, — неохотно признал я. — Питательный гель, реагенты и артефакты стоят немало, но мы можем себе позволить и не такую сумму.

— И я снова не вижу никаких проблем. Да, после получения магии ты стал увлекаться, полностью погружаться в задачи, которые тебе интересны. И что?

— Но я изменяюсь! И не могу эти изменения контролировать!

— Ули, все мы изменяемся, в хорошую или плохую сторону. Никто из нас не остался тем, кем был всего чуть больше года назад. Мне не важно, унаследованы ли изменения они от воробья, или же так влияет появление магии. Пока ты — это ты, человек, которого я полюбила, меня не беспокоит, даже если у тебя появятся эти самые копыта.

— Я в этом не уверен, — опустил голову я. — Обычно любые перемены происходят либо дольно и незаметно, либо резко — вследствие травматичного опыта. И тот ритуал, изменивший саму мою суть, был именно таким. И я рад, что хоть кто-то из нас не боится.

— Что меня по-настоящему испугало, даже ввергало панику — когда ты, самый близкий мне человек, пропадал без следа. Ты будто превращался в бездушного голема: тело действовало словно по каким-то непостижимым рутинам, а глаза оставались пустыми. Тогда ты был одержим безумием, а теперь идеей. И для меня разница фундаментальна. А для тебя, Ули?

— Я могу остановиться в любое время, — криво усмехнувшись, сказал я. — Но так в моём мире говорили многие зависимые от алкоголя, наркотиков или курения листьев одного растения.

— Вот только ты остановиться действительно можешь, — без малейших сомнений в голосе сказала она. — Я верю в нашу госпожу Ирулин всем сердцем, но ещё сильнее верю в тебя, муж мой. И стоящее перед тобой затруднение даже не в первом десятке тех, с которыми ты уже справился.

Жена была совершенно права, и признать эту правоту оказалось нетрудно. Вот только оставалась серьёзная проблема — если что-то я и ненавидел больше, чем Эгора, не только укравшего часть моей жизни, но и пленившего госпожу Ирулин, так это переделывать уже почти завершённую работу. И всё же, сцепив зубы, я начал этот проект заново, с самого основания. К счастью, мне не пришлось повторно проходить через утомительный процесс секвенирования каждой молекулы ДНК и выделения генетических маркеров. Но работы всё равно предстояло немало: сначала составить подробный перечень желаемых характеристик, а затем, словно решая гигантский пазл, собрать их воедино в нечто целостное и жизнеспособное.

Я потерял счёт своим визитам в Нирвину. Там, бессовестно пользуясь своим положением, я захватил факультетский вычислитель, просчитывая и пересчитывая полученные результаты. В качестве негласной платы я передал Киаре Шардуш увесистую стопку бумаги — мою новую работу, где были изложены результаты последних изысканий. Разумеется, я не собирался включать туда собственные генетические данные, но даже без этого количество проанализированных геномов монстров вызывало трепет даже у меня самого. К документам прилагался кристалл, хранящий иллюзорные проекции каждой исследованной спиральной молекулы, где цепочки обнаруженных генетических признаков были тщательно размечены и подписаны. Я даже внёс правки в свою предыдущую книгу, так высоко оценённую деканом, добавив туда главу о той самой столь милой, сколь невыносимо раздражающей фазовой землеройке.

Несмотря на то, что мой мозг работал на предельных скоростях, исследования растянулись на недели. Я почти выпал из семейной жизни, урывая редкие моменты на простые радости: прогулки по лесным тропинкам и вдоль зеркальной глади озера, возню с новым омнигоном Таны и королевским омнимобилем. Мы с женой всё же нашли время проверить мою теорию насчёт красных кожаных кресел — и, должен признать, для подобных забав они подходили просто превосходно. Не забывал я и о своих учительских обязанностях, выделяя не менее часа на совместные сновидения с командой. Теперь, когда запрет на знаниях Цитадели Ашрад больше не лежал, было бы непростительно ими не воспользоваться.

Пока я был погружён в свой проект, жизнь за стенами лаборатории не останавливалась. Шпаценхорст время от времени посещали гости: давним приглашением воспользовалась Диршада, снова заскочил Жагжар, и даже декан Заридаш выкроила из своего напряжённого графика целый день.

Санд где-то выловил Дреймуша, так что мы провели прекрасный вечер, хвастаясь перед ним своими достижениями: в подробностях расписывая сражение с крежл-змеем, скоротечную схватку с работорговцами и поход в Королевство. Возможно, в другое время он нам бы просто не поверил, но наилучшее доказательство наших слов теперь величественно торчало посреди озера Танагеш.

Не забыли мы и наших приёмных родителей. Кенира написала им письмо с приглашением, а потом направилась в Нирвину, где и встретила их, оптатив портал. Мне пришлось на целый день оторваться от работы, о чём я ничуть не жалел. Галида весело смеялась, узнав, что её приёмная дочь отправила вниз по реке одного из Повелителей Чар, ну а Ридошан собирался добавить описание этого славного деяния в писание Ирулин. Кенира являлась жрицей Владычицы Сновидений, а Рагдраже славился своей безжалостностью и жестокостью, так что подобный эпизод принёс бы нашей госпоже немало славы, но я попросил отца подождать. При нападении на Огенраэ ни Кенира, ни Мирена не скрывались, наоборот, собирались преподать правящей семье урок, вот только связь между религией Ирулин и убийством Повелителя Чар ни за что не ускользнула бы от Эгора.

Тем временем Хартан развернул бурную деятельность по обустройству своей будущей цитадели и окружающей местности. Для этого он заручился поддержкой Мирены и Кениры и задействовал Таага, в услугах которого я временно не нуждался. Я лишь краем глаза следил за их прогрессом, но результаты говорили сами за себя: в Изельштале появилась энергия, в окружающих лесах пропали сухие и поваленные деревья, побережье озера преобразилось до неузнаваемости, а у подножия Шпаценхорста белоснежным песком засиял новый пляж. Так прошла вся зима, незаметно уступив место весне, и я с изумлением осознал, что у меня, наконец-то всё готово к началу ритуала.

* * *

Несмотря на то, что создание чего-то подобного в прошлом меня бы непременно убило, сейчас, когда органическую часть мозга разгрузило появление магии, каких-то особых проблем я не ожидал. Я прекрасно подготовился, меня не сковывали ограничения божественных Искуплений, в отличие от старого дома в Нирвине у меня имелось очень много места для размещения контуров и артефактов, да и чистота окружающей элир избавляла от необходимости многократного экранирования.

Но всё равно я очень нервничал, возможно даже больше, чем перед исцелением Мирены или изменением собственной души. Причина была довольно простой — и в первом, и во втором случае я совершал лишь техническую работу: просчитывал параметры ритуала, декодировал ДНК или же проводил слияние душ, используя существующие и отработанные методики, мне пришлось их модифицировать и смасштабировать до следующего уровня. Теперь же, пусть просчёты и проверки показывали, что всё должно пройти как надо, ведь все конфликтующие и нежизнеспособные варианты я выявил и исключил, имелось слишком много того, что могло пойти не так. Конечно, даже сейчас я не изобрёл ничего нового, соединение геномов живых существ являлось одной из двух главных задач химерологии, но всё упиралось в количество подобных соединений. Будь на Итшес хоть один из богов, отвечающих за удачу будущего начинания, я бы сейчас воззвал именно к нему.

Проснувшись рано утром, я встал, привычно почистил зубы и побрился, убрав щетину несложным плетением бытовой магии, находя успокоение в этом утреннем ритуале, несмотря на то что сегодня в нём не было смысла.

Пройдя на кухню, я сварил себе кофе, и, грея руки об чашку, отрешённо смотрел на полку с банкой сахара, к которой я последний раз притрагивался ещё перед обретением магии. В который раз решив воздержаться от сладкого, я отправился на террасу, шлёпая босыми ногами по тёплому каменному полу. Там я долго стоял, любуясь красотами природы, величественными очертаниями Изельшталя и заснеженными вершинами гор. В голове было совершенно пусто, лишь ускоренно колотилось сердце, и терзало душу назойливое желание всё отменить, а вместо комбинированного генома заново просчитать свой родной, привычный генетический код.

Мягкие сильные руки обняли меня за талию, на плечо лёг твёрдый подбородок, а ухо защекотали пряди пушистых волос. Я повернул голову и поцеловал жену в щеку. Она прекрасно понимала моё состояние, так что не говорила ни слова. Я тоже молчал до тех пор, пока чашка не опустела.

— Пойдём внутрь, Ули, — шепнула жена. — Остальные уже ждут.

Я посмотрел в глаза Кенире, любуясь этим прекрасным лицом, кивнул и отстранился от её объятий. Совершенно неожиданно для себя я отвёл руку назад, хорошо размахнулся и швырнул, сколько хватало сил, чашку вперёд. Она пролетела по высокой дуге, а затем, громко булькнув, утонула в озере. Насладившись этим бессмысленным актом разрушения, я вновь повернулся к любимой.

— Ну как, легче? — спросила жена.

— А ты знаешь, да! — с удивлением признал я. — Жалею только, что лёд уже сошёл и она не разбилась.

Ухватив её за талию, я направился с ней к лестнице, по которой мы неторопливо спустились вниз. В гостиной на земляном этаже нас ждали все остальные. Лицо Ксандаша было спокойным, Лексна послала мне ободряющую улыбку, а Патала только крепче прижалась к маме. Хартан нервничал и почти подскакивал на месте, Незель и Мирена стояли, держась за руки, и, поглядывая на меня, о чём-то шептались.

— Не ожидал увидеть такую делегацию, — тихо сказал я.

— Не дури, Ули, — ответил Ксандаш. — Ты наш друг, а сейчас тебе предстоит нечто большее, чем попробовать в ресторане незнакомое блюдо.

Он подошёл ко мне, протянул руку, и мы пожали друг другу запястья. Он хлопнул меня по плечу, и я едва не скривился — силу он не особо сдерживал.

— Ты справишься, — сказал он. — Ты всегда справляешься. Это надолго? Я спрашивал Лез, но она ответила как-то чересчур уклончиво.

— Просто подобные ритуалы зависят от множества составляющих, — вмешалась Лексна. — Мы с Ули обсуждали детали и строили схемы, но главным фактором является не сама рекомбинация тканей, а последующий процесс реабилитации.

— Вот видишь, — усмехнулся Ксандаш. — Об этом я и говорил!

— Она права, — защитил я Лексну. — Сам процесс изменения должен занять около двух третей суток. Мирене понадобилось меньше, но её телу требовалось лишь принять свои собственные клетки, а значит, не шло никакой речи об отторжении. Я же задействую целый комплекс дополнительных чар и буду делать это с оптимальной скоростью, а это не быстро.

— То есть завтра ты уже будешь снова на ногах?

— Санд, — раздражённо сказала Лексна, — я же сказала, реабилитация!

— Мне понадобится время, пока моё тело не исцелится, — пояснил я. — И я буду спать, чтобы медицинские чары и сила Ирулин привели меня снова в порядок. Изменения слишком серьёзны, нужны не только перестройка и подгонка тела, но и адаптация души к почти полностью чуждой плоти.

— Пап, ну так это сколько? — нетерпеливо спросил Хартан, внимательно прислушивающийся к разговору.

— Сложно сказать, — ответил я. — От трёх-четырёх суток до месяца. Возможно, даже больше.

— Мне будет трудно ждать, — сказал он. — Не так трудно, как маме, но…

— Уверен, за это время ты найдёшь, чем себя занять, — засмеялась Кенира, подойдя ко мне и взяв за руку. — Вернее, кем. А за меня не беспокойся, нас с папой объединяет сильная связь. Я буду знать, в порядке он или нет. Мне, конечно, будет его не хватать, но я попробую справиться и с этим, кое-какие идеи у меня есть.

— Если ты думаешь прийти в мой сон, то лучше не раньше, чем через сутки, — предупредил я. — Когда перестройка тканей уже закончится.

— Погоди, пап, а разве это возможно? — удивился Хартан. — Нужно же касаться друг друга, мы всегда делаем именно так.

— Твои папа и мама — священники Ирулин, — пояснила Незель. — А у нас, служителей богов, свои отношения с Правом наших повелителей. К тому же иногда бывают особые случаи.

Она выразительно посмотрела на меня, а потом на Кениру. Обе женщины проказливо захихикали, да и я не смог сдержать улыбку, вспоминая, чем закончилась одна из наших первых встреч, и обстоятельства, которые к этой встрече привели. Я ощутил лёгкое чувство потери, и Кенира чуть сжала мне руку, чтобы ободрить.

— Дядя Ули, желаю вам удачи! — очень серьёзно сказала Патала. — Вы очень умный и сильный, почти такой же сильный как папа. У вас всё получится.

Ко мне подошла Мирена, подняла руку и провела пальцами по моей щеке. В её прекрасных глазах не было тревоги, только безграничная уверенность.

— Ули, то, что для других невозможно — для тебя рутина. Как ты сам говоришь, «обычный перводень». Кому как не мне это знать? Так что возвращайся поскорей!

Она крепко обняла меня, прижавшись всем телом. Но даже мягкость и упругость её груди не смогла прогнать накатившей с утра меланхолии.

— Ладно, мне пора, — помахал рукой я всем, выдавливая из себя улыбку. — До скорой встречи!

Развернувшись, я направился к лестнице в подземелье.

— Ули, подожди! — услышал я голос Незель.

Жрица догнала меня и пошла рядом. Я бросил через плечо взгляд на жену. Она улыбнулась, посылая чувство поддержки и одобрения.

Мы спустились с Незель вниз, прошли по коридорам и дошли до двери ритуального зала. Я остановился и вопросительно посмотрел на жрицу, задержавшись взглядом на её прекрасном лице. Незель сделала шаг вперёд, закинула мне руки на шею и впилась в губы горячим поцелуем. Затем, немного отстранившись, прошептала:

— Скажи Ули, желаешь ли ты благополучного исхода?

— Конечно, — удивлённо ответил я.

— Улириш Шанфах, — строго сказала Незель, — это не тот ответ, которого я жду.

Я удивлённо моргнул. До сих пор пребывая в своих мыслях, я никак не мог понять, к чему именно она клонит.

— Ули, — ласково сказала она, — ты опять забываешь кто я, и какому господину служу. Перед тобой лежит нелёгкий путь. Ты сделал всё, чтобы повысить вероятность успеха, чтобы устранить известные препятствия и избежать непредвиденных. Ты боишься, это нормально. Но такое «нормально» не то, что хотел бы видеть мой повелитель. Ты рассматриваешь этот ритуал как ступеньку к твоей главной цели. Как нечто, что обязательно следует сделать просто потому, что твоё текущее тело стало оковами, удерживающими тебя на месте. Я знаю, что ты хочешь помочь своей госпоже, ты видишь способ, но считаешь, что вероятность недостаточно высока. Ты не хочешь уповать на удачу и готовишься к худшему исходу, надеясь, что он никогда не наступит. Я права?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Моим главным намерением было проникновение в Цитадель Ашрад незамеченным, я собирался это сделать в отсутствие Эгора, не потревожив охранных систем. Вот только я прекрасно помнил судьбу Мирикеша, его полчища гигантских жуков, столкнувшихся с охранными големами, не забыл силу Ирвизов и мощь залпов Кируталов. Помнил, как отчаянно сражались Тааги, дорого отдавая свои механические жизни. Так что реалистичный вариант значил подавление охранных систем, уничтожение големов и непрерывный бой до тех пор, пока я не смогу вызволить госпожу Ирулин, или хотя бы уничтожить её тело вместе с удерживающим его алтарём. А ещё существовал вариант «ночной кошмар», если Эгор засечёт проникновение и успеет прибыть раньше, чем я доберусь до богини. В этом случае мне придётся идти до конца — ведь даже если я сумею уйти, никто мне второй попытки просто-напросто не даст. Эгор найдёт способ укрыть богиню там, где я её найти не смогу никогда.

— Перестань думать о будущем, вспомни о настоящем. Вспомни о том, как ты хотел вновь стать молодым, обрести силу и здоровье не только во сне, но и наяву. Сделай своё новое тело главной целью — если не для себя, то для нас, женщин, которых ты любишь. Желай! Желай так горячо, чтобы это желание прожигало время и пространство! Великого Фаолонде не интересует ни магия, ни химерология, зато именно он может провести тебя по пути, ведущему к желаниям твоего сердца!

Я улыбнулся, на этот раз улыбка была совершенно искренней.

— Нез, порой я чувствую себя полным глупцом, — признался я.

— Мы тебя любим таким, какой ты есть, — ответила она. — Так что действуй!

Я закрыл глаза. Мне не нужно было вспоминать силу Единителя Судеб, ведь с момента моей свадьбы она всегда оставалась со мной. Именно она привела нас с Кенирой к Хартану, игнорируя случай и вероятность. Именно она воссоединила Кениру и её маму. Именно сила Фаолонде позволяла нам с Таагом понимать друг друга без слов. Именно благодаря Владыке Сердец я обрёл сначала суррогат магии, а потом и её саму. Это же оказалось так просто! Я желал спасти госпожу, и намеревался сделать это, даже если понадобится отдать жизнь. Но с тех пор, как вновь обрёл себя, я ненавидел свой лишний вес, тосковал по утраченной молодости и по времени, которое не повернуть вспять. Сейчас передо мной лежала цель. Не ступенька, не маленький шажок к этой цели, а она сама, кода-то потерянная, но найденная вновь. Моё новое, здоровое и сильное тело с усовершенствованным мозгом, позволяющим моей магии задействовать мощный материальный носитель. Мои сильные мышцы, молодую упругую кожу, крепкие зубы и зоркие глаза. Тело, спроектированное никогда не болеть и не стареть, питаться любой едой, выбирая из неё максимум питательных веществ, и залечивать любые раны. Желал ли я вернуть молодость? Конечно же, желал! Горел искренней страстью, непреклонной решимостью!

— Да, Ули! — засмеялась Незель. — Теперь ты, наконец, понял!

Я не ответил, продолжая себя накручивать, раздувая это желание, подбрасывая в этот разгоревшийся костёр новых дров. Незель приблизилась ко мне и вновь впилась мне в губы поцелуем. Я ответил на поцелуй, представляя, как буду целовать её потом, после ритуала, когда ей больше не придётся терпеть эту морщинистую обвисшую кожу, потускневшие глаза и седые редеющие волосы. Алое сияние окутало Незель. Её волосы заколыхались, словно плавая в толще воды, а тонкое платье развевалось, подхваченное невидимым ветром. Сияние перешло со жрицы на меня, я почувствовал нестерпимый жар, пронзающий тело до самого нутра. Я забыл о ритуале, о новом теле и даже о жене — мне хотелось сорвать с Незель одежды, подхватить на руки и овладеть ею прямо здесь. Я прекрасно понимал чуждость этих мыслей, их внешнее происхождение, но мне было совершенно всё равно. Мои ладони легли ей на ягодицы, я уже перестал сдерживаться, но она с нечеловеческой силой отвела мои руки прочь.

— Я буду тебя ждать, Ули, — сказала она, сделав шаг назад, — так что возвращайся побыстрее!

Я ещё раз её поцеловал, развернулся и подошёл к двери в ритуальный зал, которая автоматически скользнула в сторону. Бросив на Незель последний взгляд, я прошёл к большому алмазному цилиндру, наполненному тёмно-розовой жидкостью. Дверь за мной закрылась, щёлкнули замки, запирающие её изнутри, а по стенам пробежала рябь активации защитного барьера. Встав перед цилиндром, я ещё раз окинул взглядом ритуальный зал, прослеживая сложную серебристую паутину магических контуров, россыпи мерцающих кристаллов, башенки стабилизирующих артефактов и большой прозрачный шар с записанным в нём конструктом нового генома. Всё было, на первый взгляд, в порядке, да и как иначе, если я проверял и перепроверял каждую деталь множество раз?

Я неторопливо снял одежду и сложил её на место, свободное от ритуальных узоров. Протянув руку к управляющей пластине, я заколебался. Тело моё сотрясла лёгкая дрожь, а по спине прокатилась холодная волна страха.

Я разозлился, разозлился на себя самого. Страх убивает, но в данном случае он мог это сделать буквально. Страх и опасения — не те эмоции, что угодны Фаолонде, не те, которые позволят избежать опасностей и проведут сквозь многообразие вероятностей к окончательному успеху.

Я закрыл глаза и представил идеальный исход. Моё юное сильное тело, тело сверхчеловека не только по земным меркам, но и меркам мира Итшес. Здоровье и молодость, радость и беззаботность, любовь лучшей женщины в мире, которой теперь не придётся быть со мной «вопреки». Завершение ещё одной главы моей долгой жизни, после которой последует новое начало.

Хочу ли я этого? Да! Желаю ли всем своим сердцем, мечтаю ли об этом, вижу ли в своих снах? Да, тысячу раз да!

Я снова потянулся к пластине и послал в неё магию, на этот раз испытывая не страх, а нетерпение и предвкушение.

Серебристые контуры, оплетающие стены и пол засветились мягким огнём. Кристаллы, в которых хлынула элир их накопителей, полыхнули ярким светом. Сила, видимая только в магическом диапазоне, подхватила моё тело, подняла к высокому потолку и медленно опустила в жидкость. Я резко выдохнул из лёгких воздух и делал это до тех пор, пока перед глазами не потемнело. Затем сделал резкий вдох, преодолевая инстинктивное сопротивление. Розовая жидкость хлынула в горло, и меня охватил приступ паники. Я сосредоточился на своей цели — новом замечательном теле, и панику сменил гнев, гнев на то, что какие-то рефлексы встали на моём пути. Я вновь вдохнул и выдохнул, выпустив изо рта и ноздрей цепочку пузырей. Дышать жидкостью оказалось ожидаемо тяжело — пусть в ней и хватало кислорода, но в лёгкие она проходила очень медленно, мне постоянно казалось, что я сейчас задохнусь.

Жидкость, в которой я находился, засветилась изнутри, её прошила целая паутина магических плетений, сконцентрированных на моём теле. Кожа словно нагрелась, одновременно став холодной как лёд — нервные окончания слали в мозг самые противоречивые данные. А потом пришла боль. Сначала слабая, словно покалывание тысяч и тысяч маленьких иголочек, но она стала усиливаться и усиливаться до тех пор, когда от отчаянного крика меня стало удерживать только отсутствие воздуха. Я не боялся этой боли, наоборот, приветствовал её, как символ такого долгожданного преображения. Но, как и всякий нормальный человек, испытывать её не желал. Поэтому я воззвал к силе Ирулин, беззвучно произнеся молитву, и погрузился в сон.

Царство богини встретило меня всё теми же лиловыми облаками, но сегодня они были очень беспокойны, пребывая в непрерывной череде быстрых изменений. В ясном голубом небе, лишённом светила, яркие голубые линии очерчивали мою будущую молекулу ДНК, а многочисленные пометки, сноски и маркеры выделяли отдельные фрагменты генетического кода. Где-то вдалеке над горизонтом, словно в ускоренном воспроизведении протекал процесс роста единственной молекулы во взрослое тело, минуя стадии эмбриона, плода, младенца, ребёнка, подростка и юноши.

Всё эти спецэффекты не имели никакого отношения к происходящему в действительности. Я давным-давно просчитал конечный результат, отбросив кучу нежизнеспособных и ущербных вариантов. Но именно таким процессом развития и изменения подсознание отражало моё желание обретения молодости, синтезируя предыдущий опыт, как связанный с исцелением Мирены, так и обширную исследовательскую работу по подготовке к сегодняшнему дню.

Я упал в облака и долго смотрел, словно заворожённый, на рост и развитие своего тела. Мне хотелось бы, чтобы со мной оказались Кенира, чтобы снова навестила Ирулин, но я прекрасно понимал, что пока не время. Моё тело в реальности сейчас разлагалось на составляющие, магические потоки пронизывали его насквозь и перестраивали клетка за клеткой. Любые помехи ритуалу привели бы к неминуемой смерти — то, чем я сейчас являлся, удерживалось при жизни сложным комплексом реанимационных чар. Я знал, что Кенира попытается прийти позже, когда закончится активная фаза ритуала, ну а Ирулин… к сожалению, я слишком хорошо знал, как сильно выложилась она в прошлый раз, как вымоталась и сколько отдала себя, чтобы уберечь своего паладина от неизбежной гибели.

Возможно, тогда мне тоже мог помочь Фаолонде. Но в деликатном деле изменения самой души, самой человеческой сути, воздействие сразу двух богов могло оказаться фатальным. Ну а раз я принадлежал богине, той, кто исцеляет человеческие души, то и прибегал к её и только её помощи. Сейчас же ритуал был занят пусть и неимоверно более сложными, но всё-таки относительно грубыми вещами. Сила моей богини сейчас исцеляла и приводила в порядок, а Фаолонде просто вёл к максимально желаемому финалу.

Та жажда и нетерпение, которыми я себя обеспечил сам, намеренно изменив образ мыслей, со временем сделали ожидание совершенно невыносимым. Человек, пребывающий в Царстве моей богини, никогда не испытает скуку. Тут всегда есть чем заняться, существует бесчисленное количество мест, которые можно посетить, воспоминаний, чтобы пережить заново и фантазий, чтобы воплотить их в почти-что-реальность. Но сейчас у меня всё валилось из рук — не мог сосредоточиться на фильмах, в книгах я постоянно перечитывал одну и ту же строчку, а созданные мною пейзажи распадались дымом, стоило лишь на мгновение ослабить внимание. Поэтому я просто воспользовался одним из фундаментальных свойств сна, отключив сознание и пожелав проснуться лишь на следующий день.

То, что попытка проснуться, вернуться в своё тело, когда все изменения уже будут завершены, не пройдёт гладко, я ожидал изначально. Но, как оно и происходит в жизни, к тому, что меня встретит на самом деле, я оказался не готов.

Сладкие, кислые и горькие цвета, колючие, шершавые и гладкие звуки, запах зелёного, красного и фиолетового. Боль в каждой клетке моего тела, не столько сильная, сколько совершенно чуждая, непривычная настолько, что это не получалось выразить словами. Я орал во всю глотку, но моя нервная система просто не доносила этот крик до нужных мускулов, хотя из-за отсутствия обратной связи я был в этом уверен не до конца. Накативший на меня сенсорный шок, погрузивший в хаос непривычных, но очень интенсивных ощущений, мешал даже понять, что именно происходит, сделать осознанное усилие, чтобы вернуться обратно в Царство госпожи Ирулин. Я не представлял, сколько времени это длилось — для меня прошла не одна вечность агонии. К счастью, я не настолько изменил свою физиологию, чтобы лишиться простых человеческих радостей, а именно возможности отключиться, потеряв сознание. И к ещё большему счастью, Право моей госпожи приравнивало потерю сознания к некой разновидности сна.

Я ничуть не отчаивался — глупо было ожидать, что после операции по трансплантации, по сути, всего тела не возникнет побочных эффектов. И если бы я не был паладином Ирулин, если бы меня не укрывали её туманные крылья, проводил бы модификации в несколько этапов, давая время мозгу и душе адаптироваться к новой порции изменений. Ну а сейчас мне оставалось только ждать, продолжать спать до тех пор, пока мои тело, разум и душа не придут в гармонию, пока песнь госпожи не исцелит меня, как это делала раньше каждую ночь.

Для служителя Повелительницы Грёз сон никогда не бывает скучным. Мне всё так же мешало нетерпение, но к этому времени прошло достаточно времени, чтобы Кенира проложила тропку и отыскала искру моего сознания среди безбрежного лилового тумана. Я был очень рад увидеть любимую, ощутить её присутствие, греться в тепле её любви и наслаждаться её прекрасным обликом. Мы даже не занимались любовью — и дело не в том, что это могло привести к каким-то негативным последствиям, просто сейчас это казалось совершенно неуместным, к тому же мне полностью хватало её присутствия.

Ритуальный зал был заперт не только механически, его закрывали также дополнительные щиты и барьеры, так что о моём состоянии всем могли узнать лишь из рапортов управляющей системы замка. Поэтому, как только та показала, что ритуал успешно завершён, а мне теперь предстоит лишь реабилитация, все кроме Кениры и Мирены разбрелись по своим делам. Лексну ждали пациенты, Хартана и Паталу — учёба, Ксандаш отправился на встречу с сослуживцами, а Незель в храм. Ну а раз никто не представлял, как надолго затянется процесс, так что всё время оставаться в замке не было никакого смысла. По-хорошему, даже Мирена могла заниматься своими делами: отправиться в город с Незель, сходить с нею куда-то погулять, посетить театр, иллюзион или поужинать в одном из ресторанчиков. Но она выбрала добровольное заточение на случай, если случится что-то непредвиденное, системы замка исчерпают запасы элир, и над ритуалом нависнет угроза. И пусть вероятность подобного была крайне мала, я испытывал самую искреннюю благодарность.

Дни сменялись ночами, проходили недели, я с нетерпением ждал новых визитов Кениры и время от времени вываливался в реальность, предварительно давая себе установку сразу же после пробуждения вернуться в сон. И с каждым разом ситуация становилась всё лучше и лучше: ушла боль, мои перемешанные сенсорные ощущения нашли потихоньку свои места, сознание прояснилось, а попытки использовать магию чаще заканчивались успехом, чем приводили к сбою.

И в один прекрасный момент я, вновь вынырнув в реальность, обнаружил, что чувствую себя полностью здоровым, тело не ощущает никакой боли, а сознание наполняет кристальная ясность. Вытянув руку и преодолев сопротивление удерживающих меня магических плетений, я создал магическую печать, командующую ритуалу инициировать последовательность завершения.

★☆★☆★

● «что ушло, то прошло» — Ульрих использует немецкую пословицу «hin ist hin», простой разговорный вариант похожих пословиц: «Was passiert ist, ist passiert» или «Geschehen ist geschehen». В английском языке есть более красочное «Don’t cry over spilled milk».

● «я начал этот проект заново, с самого основания» — etwas von Grund auf zu gestalten, начать с земли. Аналог «с чистого листа», с самого начала.

Загрузка...