Восстание

ГЛАВА I Римская провинция Британия, лето 61 г. н. э

Колонна попала в беду. Центурион Бернардикий, командир Первой когорты Девятого легиона^[1], почувствовал это в тот момент, когда заметил врага, прикрыв глаза от яркого солнечного света. Далекая вереница всадников наблюдала за приближающимися римлянами с невысокого хребта в километре впереди. Сначала центурион принял их за разведчиков легиона, прикрывающих продвижение легата Цериала^[2] и его солдат. Но было что-то неправильное в расположении всадников, и тогда он заметил отсутствие какого-либо штандарта и красного гребня декурионского шлема.

«Как, Плутон их побери, группе мятежных всадников удалось проскользнуть сквозь линию разведчиков?», — задавался он вопросом. «Декурион, командующий конным разъездом, неизбежно попадет под раздачу острого на язык легата, когда колонна разобьет лагерь этой ночью. Если предположить, что до этого момента враг не причинит ей никакого вреда». Бернардикий прищурился на солнце и подсчитал, что осталось идти еще три часа, прежде чем легат отдаст приказ остановиться и возвести оборонительный вал походного лагеря. Может быть, и дольше, учитывая позднюю остановку накануне. Тогда у них останется только время для установки частокола из заостренных кольев для охраны лагеря. Ни рва, ни вала.

Бернардикия беспокоила неспособность легата следовать армейской доктрине по подготовке обороны на марше по враждебной территории. У него не было особых сомнений относительно какой-либо опасности, учитывая инструктаж Цериала накануне их выдвижения из каструма легиона в Линдуме двумя днями ранее. Пришло донесение от старшего магистрата колонии ветеранов в Камулодунуме, в котором сообщалось о восстании племени иценов и их триновантийских союзников. Магистрат узнал, что повстанцы направляются к Камулодунуму, и попросил Девятый легион выступить на помощь ветеранам.

Будучи старшим центурионом легиона, Бернардикий высказал легату свои опасения, но получил в ответ лишь разъяснения, полные высокомерия и пренебрежения.

— Мы имеем дело с разношерстной толпой вооруженных землепашцев, — усмехнулся Цериал. — Во главе с отбросами той касты воинов, которая пережила завоевание. Нам нечего бояться такого сброда. Они бросят один взгляд на авангард Девятого легиона, развернутся и помчатся в безопасные леса и болота своих земель.

— Надеюсь, вы правы, легат, — дипломатично кивнул Бернардикий. — А если они останутся, и будут сражаться?

Губы Цериала расплылись в холодной улыбке. — Тогда мы раздавим их, рассеем всех выживших и распнем зачинщиков. После этого я сомневаюсь, что у какого-либо племени на этом острове, живущего под нашей властью, найдутся настолько крепкие яйца, чтобы когда-либо снова восстать.

Бернардикий не смог сдержать горькой ухмылки, когда он вспомнил эти слова своего командира, учитывая пол вражеского лидера. Он видел царицу Боудикку несколькими месяцами ранее, среди вождей племен, провозглашавших ежегодное почтение императору перед наместником провинции в Лондиниуме. Высокая, надменная и с густой огненно-рыжей копной, она выделялась среди остальных. «Женщина, с которой нужно считаться», — подумал тогда Бернардикий, и оказался прав. Куда бы ни повела Боудикка^[3], ее люди, мужчины и женщины, и стар и мал, обязательно последовали бы за ней в своем стремлении преподать урок Риму и его правителю — императору Нерону^[4].

Риму случалось воевать против влиятельных женщин и, к счастью для Империи, побеждать их. И все же центурион не мог сдержать дрожь тревоги. При других обстоятельствах он мог бы разделить столь поверхностные взгляды легата. В нынешней же ситуации основная часть римской армии, оккупировавшей Британию, вела кампанию против горных племен далеко на западе острова. Пропретор Паулин лишил провинцию лучших солдат, чтобы пополнить ряды действующей армии, включая четыре когорты Девятого легиона. Единственными силами, способными противостоять Боудикке и ее мятежникам, были молокососы-новобранцы, обучавшиеся в лагере Второго легиона в Иске Думнониоруме, горстка слабоподготовленных ауксиллариев и шесть оставшихся когорт Девятого легиона в Линдуме.

Как ни гордился Бернардикий своим легионом, он осознавал, что когорты, шедшие за ним, были слабы, а их люди не успели сравняться в уровне подготовки со своими товарищами, которые теперь служили под командованием Паулина. Он также осознавал ограниченность взглядов своего командира. Легат Цериал лишь недавно был назначен командующим Девятым легионом и прибыл в Британию, облаченный в обычное высокомерие и амбиции своего класса. Его единственным боевым опытом была короткая карательная экспедиция через Рейн в бытность его трибуном. Ему еще предстояло накопить с трудом завоеванный опыт, необходимый для того, чтобы сделать из него достойного легата.

Все это пронеслось в голове центуриона-ветерана за считанные секунды, прежде чем он глубоко вздохнул, чтобы отдать приказ. — Первая когорта! Стой!

Легионеры, слегка ссутулившись под тяжестью снаряжения, свисающего с походных фурок, сделали еще два шага по инерции и замерли. Некоторые смотрели на него с удивлением. Они останавливались на отдых менее чем в двух километрах позади вдоль пути следования, и было слишком рано, чтобы разбивать лагерь. Бернардикий проигнорировал их и прошел еще шагов на двадцать впереди колонны, прежде чем остановиться, чтобы внимательно рассмотреть далеких всадников.

Глухой стук копыт возвестил о приближении легата Цериала и его небольшой группы штабных офицеров, розовощеких трибунов, еще не участвовавших ни разу в бою. «Возможно, это вот-вот изменится», — размышлял Бернардикий.

— Фурии всех вас раздери! — прорычал Цериал. — Кто отдал приказ колонне остановиться?

Центурион повернулся и кивнул в знак приветствия. — Я, господин.

Цериал нахмурился.

— Почему?

Бернардикий указал на гребень. Легат выпрямился и на мгновение прищурился. — И что?

— Враг, господин.

— Ерунда. Это наши разведчики.

— Приглянитесь получше. Они не более римляне, чем я друид, легат.

Цериал и его трибуны стали пристальнее всматриваться вдаль, прежде чем один из последних откашлялся. — Центурион прав, господин.

— Тогда, где разведчики? Они должны расчищать нам путь.

Бернардикий глубоко вздохнул, прежде чем ответить. — Я бы поставил на то, что наши парни либо мертвы, либо взяты в плен, либо были вынуждены бежать. Некоторые из них могут вернуться к нам, но факт есть факт — разведчики пропали, господин.

— Пропали? — Цериал посмотрел в ответ, как будто центурион был совершенно блаженным. — Невозможно!

Бернардикий пожал плечами, и наступило напряженное молчание, пока офицеры ждали, пока легат отдаст новые приказы. Неподалеку стояли наготове легионеры, все еще держа на плечах свои фурки. Наконец старший трибун направил лошадь рядом со своим командиром.

— Только прикажите, господин, и я поведу остальную часть нашей конницы вперед, чтобы отбросить мятежников с нашего пути.

Цериал на мгновение пожевал нижнюю губу, прежде чем покачать головой. — Если они расправились с нашими разведчиками, то я больше не стану разбрасываться своими людьми и отправлять их в погоню за дикими гусями. Нет… Мы продолжим наступление. Мятежники не осмелились атаковать колонну. Кроме того, мы должны как можно быстрее добраться до Камулодунума и спасти там наших товарищей.

«И, несомненно, чтобы впоследствии претендовать на гражданский венок за спасение их жизней», — цинично подумал Бернардикий. Как и большинство представителей его рода, Цериал стремился получить военные награды, чтобы придать блеск имени своей семьи.

— Передайте приказ, чтобы колонна сомкнула ряды, — продолжил легат. — Конница должна выстроиться в тылу.

— Да, господин.

Пока трибун скакал вдоль рядов ожидающих легионеров, Бернардикий двинулся по дороге, поднеся руку ко рту и проревел: — Центурионы Первой когорты! За мной!

Когда он оказался вне пределов слышимости легата, он остановился, и вокруг него собрались другие центурионы его когорты.

— Похоже, мы видели наших разведчиков в последний раз, парни. Тем не менее Цериал полон решимости достичь Камулодунума. Считает, что мы сможем отбить желание у любых повстанцев, которые попытают счастья. Поэтому мы держимся сомкнутым строем и внимательно ожидаем любых неприятностей. Мы — острие Девятого легиона, поэтому нам предстоит подать пример. Никакого разгильдяйства и ворчания со стороны наших ребят, это понятно? Если другая сторона попытается преградить нам путь, мы пройдем сквозь них быстрее, чем сквозь овцу. Он взглянул на своих подчиненных и был встречен пристальными взглядами. — Наши товарищи в Камулодунуме рассчитывают на нас. Они хорошие люди. Я знал их главного магистрата, еще когда мы оба служили во Втором легионе. Макрон один из лучших. Если бы наши позиции поменялись местами, он бы отдал все, чтобы спасти нас.

— Думаешь, будут какие-нибудь проблемы? — спросил крепко сложенный центурион.

— На этом дерьмовом острове всегда случаются проблемы, Тимандр.

От остальных центурионов послышались смешки.

— Без разведчиков мы слепы, — продолжил Тимандр. — Кто знает, куда мы идем? Это может быть ловушка.

— Возможно, — признал Бернардикий. — Но мы еще никогда не позволяли этим волосатым варварам одолеть нас, и им не удастся сделать это сегодня. Верно?

Остальные кивнули.

— Тем не менее, если я отдам приказ спустить фурки, я хочу, чтобы мальчики мгновенно построились, выставив щиты наизготовку, и держали пилумы наготове. А теперь возвращайтесь к своим людям и будьте готовы выступить, как только Цериал отдаст команду.

Бернардикий вернулся во главу колонны и смело вышел вперед в тот момент, когда легат отдал приказ возобновить наступление. Легионеры его центурии неуклонно двигались за ним. Впереди, на гребне всадники все еще удерживали свои позиции, наблюдая за приближающимися римлянами. Дорога слегка пошла под уклон, и когда Бернардикий приблизился к бриттам на расстояние двухсот шагов, он почувствовал, как первая ледяная струйка беспокойства скатилась по его спине. В то же время он напряг плечи и продолжил движение без малейших признаков колебаний. Он всегда стремился казаться бесстрашным и смелым, чтобы подать обнадеживающий пример своим людям. Даже сейчас он сопротивлялся желанию позвать своего раба, чтобы тот подвел мула, несущего его тяжелый прямоугольный щит, а самому передать плащ, чтобы складки не обременяли его, если дело дойдет до драки.

Подойдя еще ближе и оказавшись не более чем в ста шагах от гребня невысокого хребта, он смог различить ужасные трофеи, которые всадники теперь подняли напоказ римлянам. Отрубленные головы, схваченные за волосы. Некоторые легионеры начали указывать на гребень, в то время как повстанцы издевались и выкрикивали оскорбления.

— Ублюдки! — раздался голос позади Бернардикия. — Они за это заплатят.

— Тишина в строю! — Центурион оглянулся через плечо. — Следующий, кто откроет рот, будет дежурить в латринах^[5] целый месяц!

Всадники опустили головы, затем развернули лошадей и поскакали вниз по дальнему склону, скрывшись из виду. Бернардикий уже много раз проходил по этому маршруту и знал местность за его пределами. Далее по дороге должен был быть резкий спуск в лесистую долину, где армейские инженеры расчистили землю на достаточном расстоянии по обе стороны от пути, чтобы лишить любого нападающего возможности преподнести внезапный сюрприз. Это также давало римлянам возможность в случае необходимости перестроиться в более удобную оборонительную формацию. «Долина также была хорошим местом, чтобы устроить засаду на колонну, но три тысячи хорошо вооруженных солдат лучшей армии в мире должны быть более чем равными любой силе, которую племена смогут собрать вместе», — успокаивал себя Бернардикий.

Оглянувшись назад, он увидел, что промежутки между шестью когортами сузились, и их небольшие обозы из повозок и мулов теперь окружали легионеры последней центурии каждой когорты. Колонна теперь была чуть больше половины той длины, какой она была до остановки, невольно вытянувшись вдоль пути следования.

Центурион достиг вершины и посмотрел вниз, в долину. Он видел, что всадники ушли от колонны на километр, но других повстанцев все еще не было видно. Он осмотрел линию деревьев по обе стороны дороги, тем не менее, не обнаружив никаких признаков движения. Затем его взгляд упал на группу тел, лежащих на полпути между ним и всадниками. Обезглавленные трупы разведотряда. Их раздели, отобрали оружие и лошадей, а их бледные тела были забрызганы кровью под ярким солнцем. Когда колонна приблизилась, он услышал бормотание своих людей, разносившееся вдоль рядов когорты, и снова гневно потребовал тишины, прежде чем повернуться к своему заместителю.

— Опцион Север, передай мое почтение легату. Скажи ему, что мы нашли то, что осталось от разведчиков.

— Да, господин.

Бернардикий остановился, пока опцион пробегал назад вдоль колонны, а затем отдал приказ продолжить движение. — Первый контуберний первой центурии… Выйти из строя, убрать мертвых с пути и загрузите их в наши повозки. Похороны можно будет организовать, как только легион разобьет лагерь в конце дня. «Однако опознание тел может стать проблемой, особенно если противник забрал идентификационные жетоны разведчиков в качестве трофеев», — додумал Бернардикий то, что не стал озвучивать вслух.

Бойцы передового отряда сбросили свои фурки на обочине проселочной тропы и побежали вперед, чтобы позаботиться о телах, а центурион продолжил вести колонну в долину. Проходя мимо, он бросил краткий взгляд на трупы, лежащие рядом с дорогой, а затем продолжил осматривать дорогу в поисках признаков опасности. Лесистые склоны по обе стороны блокировали все, кроме самых легких порывов ветра, а воздух в долине был неподвижен и горяч. Пот струился из-под фетровой шапочки и шлема с гребнем. Заросли орляка и подлеска по обеим сторонам после многих дней без дождя пересохли.

Небо над головой было безоблачным, и полуденное солнце без жалости обжигало марширующих людей, а два коршуна томительно парили на лазурном фоне в поисках добычи. Время от времени всадники противника останавливались и подначивали римлян своими кровавыми трофеями, прежде чем снова отступить. Каждый раз Бернардикий чувствовал, как кровь кипит в его жилах, и бессильно сжимал кулаки от осознания невозможности отомстить за своих павших товарищей.

Колонна продвинулась в долину почти на три километра, когда он увидел впереди первый белый дымок, поднимающийся кверху. Мгновение спустя последовал еще один, и еще, пока не стало видно несколько столбов дыма по всей ширине открытой местности по обе стороны от пути. Он мог различить фигуры с факелами, которые двигались, чтобы поджечь еще больше сухого орляка и подлеска. Вскоре под дымом можно было различить пламя: яркие красные и оранжевые вспышки, которые быстро распространялись из стороны в сторону, пока не образовалась завеса огня и дыма, преграждающая путь впереди. Время от времени Бернардикий видел позади фигуры повстанцев, мерцающие в знойной дымке.

Он снова остановил колонну в сотне шагов от пламени и приказал когорте сбросить фурки и остановиться вдоль пути.

— Господин! Смотрите!

Он повернулся и увидел Тимандра, указывающего на тыловую часть колонны. Над облаком пыли, поднимаемым тысячами калиг, копытами и колесами повозок, клубился дым от новых костров, простиравшихся по долине позади легиона. Когда римские солдаты с тревогой стали оглядываться, из-за лесной стены по обе стороны послышался глубокий рев. Бернардикий почувствовал, как у него скрутило внутренности, когда он увидел, как из мрака под ветвями деревьев появились густые массы людей, высыпавших на открытое пространство.

Сотни, а затем и тысячи бриттов скопились с каждой стороны Девятого легиона, выкрикивая боевые кличи, насмехаясь и оскорбляя, размахивая копьями, мечами и топорами. Среди них их вожди и друиды подбадривали своих соплеменников.

— Первая когорта! Построиться в квадрат! — Бернардикию пришлось напрячь легкие, чтобы приказ был услышан сквозь шум, наполнявший удушливый воздух. Он махнул рабу вперед и взял щит, передав ему витис, прежде чем приказать слуге отступить к обозу. Вокруг него солдаты его когорты сменили строй, его центурия оказалась лицом к огню, еще по две на каждом фланге, а последняя замыкала тыл строя. Их большие и тяжелые щиты образовывали стену, и между каждым щитом торчало острие короткого римского гладия. Пилумы были отданы бойцам задней шеренги, готовым бросить их через головы своих товарищей.

Остальные пять когорт колонны все еще завершали маневр, когда повстанцы протрубили в боевые рожки. Самое последнее подразделение окружало обоз и конный контингент, а также легата и его штаб. Бернардикию удалось разглядеть лишь блеск штандарта с позолоченным орлом^[6] и ярко-красные вексиллумы^[7] других штандартов легиона.

Боевые рожки прозвучали вновь, и римляне приготовились к атаке врага. Вместо этого сотни людей приблизились к легионерам на расстояние тридцати метров. Каждый нес факел, они наклонились, чтобы воткнуть его в сухой кустарник, чтобы окружить Девятый легион огнем. Только теперь Бернардикий понял, что земля перед деревьями была очищена от большей части горючего материала, который был хитро спрятан среди пересохшего папоротника недалеко от дороги.

— Дерьмо, — тихо проговорил он, прежде чем повернуться, чтобы успокоить своих людей, с натянутой ухмылкой. — Держитесь, мальчики! Нас ждет горячая работа!

Огненный кордон находился еще на некотором расстоянии, и он различил врага сквозь колышущееся пламя и обжигающий воздух. «Пламя пока предотвратит любую атаку», — размышлял он. Затем ужасающая правда их затруднительного положения поразила его сознание. Враг не собирался атаковать легион напрямую, они хотели позволить огню сделать всю работу за них, прежде чем уничтожить выживших. Пламя уже приближалось к римской колонне неравномерной рябью тлеющих, а затем ревущих всполохов, которые трещали и шипели, как какое-то одержимое демонами чудовище. Бернардикию пришел в голову только один путь к спасению, он вложил меч в ножны и обратился к своим людям.

— Мы должны создать преграду на пути у пожара. Срежьте как можно больше подлеска и сбрасывайте его рядом с линией огня. Север, назначь парней для этого!

Оставив людей своей центурии выполнять его приказ, центурион двинулся вдоль колонны, чтобы передать такие же инструкции. Достигнув Пятой когорты, он увидел приближающегося к нему Цериала.

— Что, во имя Юпитера, происходит, центурион? Почему легионеры нарушают строй? Они должны быть готовы принять атаку.

Бернардикий кратко пояснил ситуацию и закончил предупреждением. — Мы должны сделать это, господин, или погибнем в огне.

Легат посмотрел на голову колонны и увидел лихорадочные усилия легионеров, прежде чем поморщился и кивнул.

— Очень хорошо, продолжай. Как только мы укротим огонь, и он погаснет, мы разъясним этим варварам, сколько стоит неповиновение Риму.

Когда центурион отвернулся, поток обжигающего жара от ближайшей вспышки заставил его вздрогнуть. Вдоль колонны легионеры опустили щиты и рубили подлесок, используя мечи, чтобы вырывать корни и отрывать горючий материал от голой земли, прежде чем швырнуть его в пламя. Тем не менее, огонь подбирался ближе, жара заставляла людей отступать на все меньшее пространство с каждой стороны от пути. Но пламя было не единственной опасностью. Враг швырял камни и копья, пускал стрелы сквозь пламя и дым, стреляя вслепую, но поражая римлян, которые были вынуждены опустить свои щиты, чтобы работать над прорывом огня. Пострадавших оттаскивали с дороги, где лекари легиона, как могли, обрабатывали их раны, пока вокруг клубился дым и пепел. Обозные мулы ревели от ужаса, сталкиваясь друг с другом, погонщики пытались не дать им превратить все в окончательный хаос. Дисциплинированная сплоченность легиона начала разрушаться, поскольку жар постепенно отбрасывал солдат назад.

Бернардикий обратился к легату.

— Нам придется прорваться сквозь пламя, господин. Мы не можем оставаться на тропе. Огонь берет над нами верх.

Цериал взглянул на кордон сверкающего пламени и дыма.

— Мы не сможем пройти через это.

— Мы должны, легат. И быстро. Прежде чем он приблизится окончательно и пожрет нас.

— Как?

— Людям придется использовать плащи, чтобы прокладывать путь сквозь пламя.

— Даже если это сработает, враг будет ждать нас на дальней стороне.

— Да, господин. Таков выбор перед нами. Мы либо останемся на месте и поджаримся, либо рискнем в битве с бриттами. Я скорее умру с мечом в руке, чем сгорю заживо.

Легат вздрогнул.

— Тогда выбора нет. Переформируй когорты и скажи легионерам, что мы собираемся с боем выбраться из ловушки. Мы пойдем направо, — продолжил он. — Таким образом, нам придется столкнуться только с половиной их числа, прежде чем остальные увидят, что происходит, и дождутся пока пламя с их стороны утихнет, чтобы присоединиться к бою.

— Да, господин. Хорошая идея, — признал центурион. — Нам лучше выдвигаться всем сразу, чтобы извлечь из этого максимум пользы, господин.

— Я прикажу буцинаторам^[8] просигналить о наступлении, когда люди будут готовы, — Цериал указал на людей с духовыми инструментами, выстроившихся позади знамен легиона. — Иди и отдай необходимые приказы, центурион.

Бернардикий поспешил обратно по колонне, останавливаясь, чтобы передать инструкции командиру каждой когорты. Люди, отступив от пламени с блестящими от пота лицами, подняли щиты и стали ждать сигнала. Когда он дошел до своей центурии во главе колонны и объяснил план, его опцион взглянул на огонь, находившийся не более чем в шести метрах от них, и покачал головой. — Нам никогда этого не сделать.

— Может быть. А может быть, и нет, — лаконично ответил Бернардикий. — Мы можем обсудить это позже. Подготовь людей.

— Да, господин, — опцион невольно ухмыльнулся. — Тогда позже.

Бойцы первой центурии выстроились в четыре ряда справа. У одного контуберния были готовы плащи, а их товарищи несли щиты. Плащи наспех промочили водой из фляг. Еще три контуберния стояли с дротиками, готовые бросить их во врага на дальней стороне пламени, таким образом открыв центурии путь, чтобы вступить в бой с повстанцами. Глядя вдоль колонны, Бернардикий мог видеть, как другие центурии производят схожие приготовления, а также легата и его людей вдалеке.

— Отдай приказ, — пробормотал он про себя. Пламя было настолько близко, что ему пришлось щуриться, чтобы защитить глаза от палящего жара. — Ради Юпитера, хренов патриций, отдай сраный приказ…

Он увидел, что его люди прижались друг к другу и подняли щиты, чтобы защитить себя от обжигающего их незащищенную кожу воздуха. Он поднял свой щит и нырнул за него головой.

— Господин! — раздался голос. — Твой гребень горит.

Он почувствовал внезапный резкий запах горящего конского волоса и схватил флягу, вынул пробку и облил верхнюю часть шлема тем, что осталось. Резкие звуки буцин легиона прозвучали сквозь рев огня, и он уронил флягу на бок и крикнул своим людям: — Эй, с плащами! Вперёд!

Люди в мокрых плащах согнулись пополам, чтобы защитить лица от жара, и бросились вперед, начали наносить удары по горящей траве и папоротникам-орлякам, а затем бросили плащи на землю, чтобы потушить пламя. Через несколько мгновений лишь тонкая линия огня отделяла их от врага.

— Пилумы! — крикнул Бернардикий. — Метай!

Легионеры швырнули оружие по неглубокой дуге, и дротики исчезли в дыму. Мгновение спустя послышались крики боли и страха, когда их наконечники проникли в ряды противника. Многолетний опыт научил центуриона тому, как важно наносить удары точно в цель — пока противник еще приходил в себя от эффекта дротикового залпа, он выхватил свой меч и крикнул своим людям, чтобы они следовали за ним, и побежал к тлеющим плащам на земле. Он услышал, как человек позади него выкрикнул боевой клич легиона:

— Вперед, Испанский!

Прорвавшись сквозь тонкую завесу пламени, не обращая внимания на их острые укусы, он бросился по земле на дальней стороне, где клубы дыма вились над почерневшей землей. Первые из его людей бежали следом и расходились веером по обеим сторонам, направляясь к ближайшим мятежникам. Враги были неплотно сосредоточены и предвкушали перспективу того, что их враг вскоре заживо сгорит. Теперь они были застигнуты врасплох, когда римляне прорвались сквозь пламя, врезавшись в бриттов своими щитами, разя их при этом короткими мечами.

Бернардикий увидел справа от себя высокую фигуру в шлеме и доспехах и принял этого человека за одного из вражеских предводителей. Он повернул к своему противнику, который успел поднять свой щит так, что они столкнулись с резким стуком. Преимущество было на стороне римлянина, и мятежник отступил назад. Бернардикий воспользовался преимуществом и вонзил меч в горло противника, с такой силой, что острие вышло из шеи сзади. Подняв клинок, он не удостоил своего врага вторым взглядом, когда мятежник упал на колени, меч и щит выпали из его рук, а он забулькал струйками крови. С обеих сторон еще больше его людей бросились на врага, преодолев тонкую завесу огня. Справа от него другие римские подразделения последовали его примеру, с отчаянной яростью бросаясь вперед, чтобы подорвать боевой дух повстанцев.

Центурион повернулся лицом к более молодому воину-бритту, высокому и худому, едва ли достаточно взрослому, чтобы на его подбородке росла щетина. Глаза юноши расширились от страха, а острие его копья задрожало, когда он столкнулся с римским офицером. Бернардикий резко ударил плоской стороной меча по краю щита и заметил, что противник вздрогнул. Он сделал ложный маневр с мечом и злобно зарычал, а юноша поспешно отступил и исчез среди своих товарищей.

В ответ буцинам зазвучали боевые рога врага, их плоские ноты затмили звучание римских инструментов. Воздух наполнился боевыми кличами иценов и их триновантийских союзников, которые наступали на разрозненные группы легионеров, отчаянно сражавшихся за плацдарм за пределами огненной линии. Оглянувшись через плечо, Бернардикий увидел, что почти вся его центурия прошла через огонь и на данный момент выстояла. У других подразделений легиона дела шли не так хорошо. Некоторые даже не преодолели стену пламени. Другие сделали это, но были отброшены обратно к огню. Он почувствовал свинцовую тошноту под ложечкой, когда понял, что бой уже проигран. Шансы были против римлян и ухудшались с каждым ударом сердца. Единственной надеждой для него и его людей было попытаться прорваться сквозь строй врага и скрыться за деревьями.

— Построиться в клин! — крикнул он сквозь шум битвы. — Первая центурия, за мной!

Его люди двинулись к нему плотным строем, отставая от Бернардикия на два шага по стандарту центурии. Он подождал мгновение, чтобы убедиться, что последний из них преодолел пламя, а затем задал темп, когда клин перекрывающихся друг с другом щитов, перемежающихся кончиками мечей легионеров, врезался в густую массу бриттов. Крепко ухватившись за щиты, римляне наносили удары и продвигались вперед, нанося разящие уколы в любого вражеского воина, оказавшегося в пределах досягаемости. Удары мечей и топоров отлетали от изогнутых щитов и громко звенели там, где они поражали большие полусферические умбоны.

Клин постепенно прорвался сквозь строй бриттов, оставляя за собой след из их тел. Несколько легионеров были ранены, а те, кто еще мог идти, отстали от штандарта и изо всех сил старались не отставать. Тех, кто не смог, товарищи унесли в середину строя, но, когда последних призвали заполнить образующиеся бреши, раненые оставались на убой врагу.

Бернардикий направил отряд к ближайшим деревьям, заметив, что там, похоже, есть узкая тропа, ведущая вверх по склону к гребню. «Это будет лучший шанс центурии избежать участи остального легиона», — решил он. Враг вокруг продолжал наступление, все больше разочаровываясь из-за того, что им не удалось проломить и сокрушить клин, пробивавшийся сквозь их ряды. Лишь горстка повстанцев теперь стояла на пути центуриона, и он отбросил одного в сторону и нанес глубокую резаную рану другому, прежде чем оставшиеся отступили и оставили путь открытым.

— Держать строй, парни! — выкрикнул он. — Продолжать путь!

Он быстро двинулся между деревьями и побежал вверх по склону, его легкие горели от усилий. Его люди последовали за ним, самые последние развернулись, чтобы прикрыть отступление, пока враг преследовал их. Подлесок начал густеть по мере того, как тропа проходила сквозь деревья, затрудняя любые попытки мятежников атаковать фланги или обойти римлян и заблокировать их бегство. Звуки боя в долине начали стихать, поскольку деревья заглушали шум.

Через метров восемьсот деревья начали редеть, и недалеко впереди Бернардикий увидел голый гребень холма, составлявшего часть хребта. Если бы они смогли занять возвышенность, его люди могли бы перевести дыхание, пока он обдумал бы следующий шаг.

— Установите там аквилу, — задыхаясь, обратился он к знаменосцу центурии, а затем отступил в сторону, чтобы подстегнуть своих людей, которые, спотыкаясь, прошли мимо него, задыхаясь. Когда отставшие подошли, тяжело протопав под бременем своих доспехов и щитов, он указал на знамя.

— Туда, ребята. Тогда мы сможем немного отдохнуть.

Он слышал приближающиеся звуки боя: звон клинков и стук оружия по щитам. Он направился обратно по тропе, завернул за угол и наткнулся на опциона Севера, который командовал контубернием, составлявшим арьергард. За ними он мог видеть врага, отчаянно пытающегося настигнуть и уничтожить свою добычу. Шесть легионеров поочередно отступали, используя свои широкие щиты, чтобы блокировать путь, и одновременно наносили удары всем повстанцам, которые были достаточно безрассудны, чтобы оказаться в пределах досягаемости.

— Хорошая работа, Север, — поприветствовал он опциона.

— Горячая работа, господин, как вы и говорили.

— У меня остаток центурии на вершине хребта. Задержите варваров настолько долго, насколько сможете, прежде чем вернуться к знамени. У меня будут два контуберния, готовые прикрыть вас, как только тропа выйдет из-за деревьев. Понял?

— Да, господин.

— Хорошо, — Бернардикий похлопал его по плечу и оставил последнего продолжить арьергардный бой. Возвращаясь обратно по тропе, он наткнулся на отставшего человека, который упал на землю незадолго до того, как достиг открытой местности. Один из молодых людей, лишь недавно присоединившихся к Девятому. Он стоял на коленях, наклонившись вперед, пытаясь дышать, его меч был в ножнах, а щит лежал на земле рядом с ним.

— Вставай, мальчик! — улыбнулся ему Бернардикий. — Не позволяй этим варварским ублюдкам думать, что мы не сможем пройти дистанцию.

— Так устал … господин. Словно фурии поселились в легких…

— Позже будет достаточно времени, чтобы устать. — Он наклонился, чтобы поднять легионера на ноги, и поднял для него щит. — Тебе это понадобится. Поверь мне.

Он легонько толкнул юношу, и вместе они поднялись на небольшое расстояние до гребня хребта, где остальные бойцы центурии собрались вокруг Аквилы.

Бернардикий глубоко вздохнул, чтобы убедиться, что его приказ будет четко услышан. — Первые два контуберния! Выйти. Ко мне! Остальные будьте готовы стоять до того момента, пока враг не выйдет из-за деревьев.

Солдаты устало поднялись на ноги, чтобы пройти через гребень холма. Бернардикий мог видеть пламя и дым, охватившие остальную часть колонны и обоз. Из пламени вышла паникующая упряжка мулов с горящими гривами. Пока они неслись по открытой местности, обезумевшие от агонии, враги рассеялись, чтобы не попасть под их копыта и тяжелые колеса горящей повозки. Среди пламени он видел легионеров, сбившихся в небольшие группы и пытавшихся укрыться за щитами, пока и они не загорелись. Другие, поодиночке и небольшими группами, прорывались сквозь огонь и были зарублены ожидавшим снаружи врагом.

В тылу колонны еще несколько повозок, запряженных мулами, пронеслись сквозь противника, расчищая широкий путь. Сразу за ними проскакал отряд всадников. Бернардикий горько улыбнулся, поняв, что это, должно быть, Цериал, его штаб и остальная часть всадников, спасающих свои шеи, в то время как пехота сжигается заживо или перебивается противником. Горстку всадников стащили с лошадей, когда отряд прорывался сквозь рассеянных повстанцев, но остальным удалось спастись и помчаться обратно по дороге в направлении крепости Линдум. Легат будет жив, чтобы рассказать эту историю. Бернардикию оставалось только надеяться, что его репутация погибнет вместе с тысячами хороших людей, которых он завел в ловушку.

Он повернулся к двум отрядам, которые вызвал для прикрытия отступления опциона.

— Двинули, парни.

Они прошли не более десяти шагов вниз по склону, когда Север и двое его людей выбежали из-за деревьев впереди врага и помчались к гребню. Самый задний римлянин споткнулся и упал на колени. Мгновение спустя мускулистый воин с топором сбил его с ног. Второй удар пришелся на его шлем, раздробив череп. Несколько соплеменников воина приостановили преследование, чтобы расчленить тело и проткнуть его копьями, прежде чем возобновить погоню. Их кровожадность стала спасением Севера и последнего выжившего из арьергарда, когда они вбежали через узкую брешь в линии щитов, сомкнувшуюся за ними. Бернардикий и его люди успели отдышаться и легко сдержали подошедших к ним повстанцев, уничтожив нескольких, прежде чем он отдал приказ разорвать контакт и отступить к гребню.

Непрерывный поток повстанцев хлынул с тропы, и еще больше присоединились к ним из-за деревьев, быстро пересекли склон и начали окружать гребень. Бернардикий подумывал о том, чтобы побудить своих людей следовать за ним и попытаться снова прорваться наружу, но шансов спастись сейчас не было. Лучше остаться здесь и принять свой последний бой, чем быть убитыми, как собаки, в тщетной попытке пробиться сквозь врага.

Он сплюнул, а затем крикнул:

— Сомкнуться вокруг Орла!

По его оценкам, осталось немногим более сорока его людей. Их окружили не менее тысячи повстанцев, а новые бритты все продолжали прибывать. Вождь на коне выехал из-за деревьев и натянул поводья за пределами досягаемости броска копья, осматривая позицию римлян. Он выкрикнул приказ своим приспешникам, и те, кто был ближе всего к легионерам, отступили и начали издеваться и оскорблять небольшую группу солдат, защищающих вершину холма.

Бернардикий молча смотрел на них. Даже когда он смотрел на массу воинов и тех, кто находился вдалеке, все еще собравшихся вокруг пожара в долине, его разум был спокоен. Это был момент, о котором много раз размышляли все солдаты за время своей службы. Всегда стоял вопрос о том, как они встретят конец, какую бы форму он ни принял. Внезапная милосердная смерть, затяжная агония смертельной раны или, как сейчас, уверенность в том, что выхода нет. Он знал, что ему повезло больше, чем большинству служивших в легионах. Он пережил множество сражений и стычек, в отличие от многих других, кого он знал. Он получил повышение по службе, награды и добычу и заплатил за скромное фермерское поместье в Галлии, где его жена воспитывала его сыновей. Он думал о них с любовью, и единственное, о чем он сожалел, это то, что он не смог присоединиться к ним на последних Сатурналиях.

— Ну что ж, — пробормотал он про себя. — Боги играют в свои игры.

Вражеский вождь медленно подъехал к гребню в сопровождении одного из своих людей. Они остановились шагах в тридцати от них, и вождь ткнул пальцем в центуриона и громко и отчетливо заговорил на родном языке. Он сделал паузу, а бритт рядом с ним откашлялся и перевел на латыни с легким акцентом.

— Мой господин, Сифодубн призывает вас сдаться и спасти свои жизни! Бросьте свое оружие и подчинитесь его милости, и вас пощадят.

— О, я верю каждому его слову! — цинично сказал один из легионеров.

Бернардикий собирался заставить его замолчать, но передумал и вместо этого обратился к Северу. — Опцион, выясни кто это сказал. Дежурство в латринах в течение следующего месяца.

Люди центурии невольно рассмеялись, как он и надеялся.

— Римляне! Каков ваш ответ?

Бернардикий оперся на верхнюю часть своего щита. — Что мне сказать, парни? Он предлагает нам стать рабами. Я говорю: в царство Плутона это. Ну что вы скажете, а?

Воздух наполнился громким улюлюканием и презрительным смехом, а шум скопившегося вокруг врага на мгновение затих, когда мятежники уловили смысл ответа римских солдат на предложение своего вождя. Выглядя удивленным, Сифодубн снова заговорил и подождал, пока его воин переведет.

— Мой господин предлагает вам последний шанс. Сдайтесь или умрите. Что вы скажете?

Бернардикий на мгновение остановился, чтобы найти правильные слова, чтобы выразить свои чувства по поводу подчинения врагу, свой гнев на глупость своего легата, свое отчаяние от того, что он больше никогда не увидит свою семью, и товарищество, которое он испытывал к крутым людям, которые были рядом, которым было суждено умереть вместе с ним.

Он улыбнулся и проревел свой ответ.

— Полная хрень!

Вождь нахмурился и повернулся к своему переводчику, после чего произошел короткий обмен мнениями. Затем он пожал плечами и грустно отдал честь Бернардикию, прежде чем развернуть лошадь и помчаться вниз по склону к своим последователям. Улыбка центуриона померкла, когда он обратился к своим людям.

— Уничтожьте как можно больше этих варварских ублюдков. Пусть те, кто выживет, никогда не забудут людей первой центурии Первой когорты Девятого легиона!

Легионеры громко застучали короткими мечами по щитам, а знаменосец высоко поднял штандарт.

Прозвучал боевой рог, и дикий рев раздался вокруг них, когда восставшие бритты бросились вверх по склону.

— Щиты поднять! — крикнул Бернардикий. — Сомкнуть ряды!

Легионеры подняли свои широкие щиты и уперлись калигами, готовые выдержать удар атаки. Они подняли мечи горизонтально и отвели локти назад, напрягая мышцы. Центурион быстро помолился Марсу, чтобы ему позволили умереть с честью и без ненужных страданий, затем стиснул зубы и встретил врага лицом к лицу.

Повстанцы обрушились диким натиском, излюбленным кельтами, широко раскрыв рты и выкрикивая боевые кличи, сверкая глазами, а их известковые волосы торчали шипами из шевелюры. Многие носили закрученные татуировки воинов на конечностях и груди и несли щиты и копья, которые многие годы скрывались от римских повелителей. Последние несколько шагов они преодолели в мгновение ока и врезались в стену щитов легионеров с серией волнистых стуков и острого раскалывающегося треска от впивавшихся клинков в обтянутые кожей деревянные щиты.

Бернардикий позволил своему телу качнуться под ударом, а затем нанес удар назад, врезав своим выступом щита в вооруженного мечом мятежника перед ним. Он услышал, как человек хрюкнул, и вонзил свой короткий меч в боковую часть щита, направляя острие туда, где, по его оценкам, находилось туловище противника. Наградой ему стала дрожь в руке, указывающая на сильный удар. Повернув лезвие, он вырвал его и отдернул руку, чтобы нанести новый удар. Вокруг него грохот оружия, пронзительный звон и скрежет лезвия о лезвие заполнили его слух. Он мог слышать выкрики и стоны своих ближайших людей и врагов.

Первый из римлян упал, когда его щит вырвался из его рук, прежде чем удар копья пронзил его бедро и вскрыл бедренную артерию. Он на мгновение пошатнулся, когда из раны хлынула кровь, затем его колени подогнулись под ним, и он повалился вперед посреди повстанцев.

— Сомкнуться! — крикнул Бернардикий, и небольшой строй сжался еще сильнее, а бой продолжился.

Пока римлян убивали одного за другим, раненых тащили в центр и сажали или укладывали у ног знаменосца, который постоянно подбадривал своих товарищей: — За Рим! За императора!

Бернардикий знал, что эта стычка будет забыта почти сразу же, как только она закончится, и что, хотя его и его людей будут оплакивать, никакая история никогда не расскажет об их последнем бое. Он больше не сражался за Рим и императора. Он сражался за своих людей, и потому что именно этому его учили до последнего вздоха.

Внезапная волна вражеских воинов проломила стену щитов на небольшом расстоянии справа от него, а затем повстанцы оказались среди римлян, нанося удары по бокам и спинам легионеров, все еще пытавшихся удержать периметр. В одно мгновение строй распался на серию неравных поединков, поскольку противник сокрушил позицию. Бернардикий увидел, как знаменосец пошатнулся под ударом топора сзади, его пальцы свело судорогой, и Аквила выскользнул из его рук. Когда тот начал падать, центурион отбросил свой щит и прыгнул вперед, чтобы поймать деревянное древко и удержать его в воздухе, яростно рубя мечом всех мятежников, которые подходили достаточно близко.

Когда последние из его людей пали вокруг него, навсегда оставшись на окровавленной траве, Бернардикий оказался окружен несколькими бриттами сразу. Ему удалось дважды парировать и отразить ложный удар, прежде чем лезвие глубоко вошло в запястье его руки с мечом, почти разорвав его. Его оружие упало рядом с ним, и враг бросился вперед, рубя и коля. Он почувствовал удары и теплый прилив крови, когда он обрушился на колени.

Тем не менее он крепко сжимал штандарт с аквилой в левой руке, сопротивляясь первой попытке вырвать его из рук. Затем его силы иссякли, и он упал на бок и перекатился на спину. Потемневшим взором он в отчаянии смотрел на вражеского воина, который размахивал своим трофеем на фоне ясного голубого неба, а его товарищи торжествующе ревели.