Вечером хозяйская мыльня была хорошо протоплена, и Эмер явилась за выигрышем. Она ждала каких угодно хитростей со стороны мужа, но слуги пропустили ее без оговорок, и сам Годрик уже сидел на скамейке, стягивая сапоги.
— Ты только помогаешь, — возвестил он, когда Эмер переступила порог. — Подаешь скребок, простыню и стоишь на расстоянии пяти шагов.
— Какой пугливый, — Эмер надула губы, но послушно встала в сторонке.
Вокруг плавали клубы пара, поднимавшиеся от дубовой бочки, в которую слуги бросили оловянные плашки, нагретые на жаровне. Сквозь пар Годрик виделся, как медведь-оборотень — большой, широкоплечий, с вьющимися от влаги волосами. Искусно выкованная огромная ванна уже была наполнена горячей водой, и на поверхности плавали розовые лепестки.
— А кто помогал тебе мыться до меня? — спросила Эмер невинно, пробуя воду кончиками пальцев. Больше всего она боялась услышать про миловидных служанок, до которых были так охочи благородные господа
— Вообще-то, до тебя я предпочитал мыться в одиночестве, — сказал Годрик.
— Ну конечно… — пробормотала Эмер под нос и подошла к столу, на котором оставили корзину с порошком мыльного корня, притирания и масла, пучки душистых трав и кувшин с охлажденной водой и подогретым вином со специями.
— Мой оруженосец отлучился по делам, — сказал Годрик.
Хотя жена не требовала объяснений, он почувствовал необходимость высказаться:
— Обычно мне прислуживал он.
— Вот и отлично, — подхватила Эмер, несказанно довольная, что обошлось без служанок. Кто знает, может, Годрик и врал, только ей очень хотелось верить в эту ложь, и она безоговорочно поверила. Но дело затевалось не для того, чтобы проверять, целомудренным ли было поведение супруга до свадьбы, и Эмер перешла в наступление. — Раздевайся, — приказала она, наливая в высокий серебряный бокал вина и салютуя им. — Хочу получить обещанное.
Годрик медлил, и было понятно, что платить выигрыш ему не по душе.
— Или хочешь, чтобы я помогла тебе раздеться? — мурлыкнула Эмер, любуясь, как играют блики свечей на поверхности бокала.
— Упаси яркое пламя! — сразу же ответил муж.
Он стянул котту и бросил её на пол, стараясь не смотреть на жену. А Эмер смотрела. Смотрела поверх бокала, прижавшись губами к серебряному краю и забыв отпить. Вот на пол полетела рубашка, а Годрик взялся за поясной ремень, готовясь спустить штаны.
— Даже глаза не опустишь? — изумился он. — Поистине, ты — самая бесстыдная женщина, какую я только видел.
— Что же постыдного может быть в человеческом теле? — спросила Эмер. — Такими нас создало небо, и мы — не худшие его творения.
Философское изречение заставило Годрика задуматься.
— Может, ты и права, — сказал он, наконец, и распустил вязки на брэйлах.
Серебряный кубок дрогнул в руке, Эмер так и не отвернулась, только сердце застучало быстро-быстро.
Всё же, её муж — самый красивый мужчина на свете. Наконец-то она смогла налюбоваться его красотой в полной мере — сильными ровными ногами, узкими бедрами и ягодицами, крепкими, как орешек. Мускулы так и играли под кожей, и несколько шрамов на руках и груди намекали на героическое прошлое. Воображение Эмер сразу нарисовало картины боевых сражений, рыцарских турниров, в которых участвовал Годрик, и душа ее застонала от близости счастья и от его недосягаемости. Хотя, дело сдвинулось с мертвой точки. Сегодня он разделся перед ней, а завтра согласиться и на кое-что другое…
Годрик под конец прикинулся скромницей и в последний момент закрыл рукой то, что так притягивало взгляд Эмер. Девушке оставалось только разочарованно вздохнуть. Зато она заметила красное пятнышко в паху, слева. Тонкое и изогнутое, как распластавшаяся в полете птица, оно наполовину пряталось в тёмной поросли пониже живота. В первое мгновение в груди Эмер всё сжалось от страха — неужели, метка мятежников?! Но почти сразу она поняла, что ошиблась — это был не тайный знак, а всего лишь родимое пятно.
Муж забрался в ванну и блаженно вытянулся. Медная купель пришлась ему как раз по росту, как будто ковалась специально для него.
— Красивая вещь, — заметила Эмер, указывая на ванну. Ее прямо распирало от радости, что Годрик не причастен к заговору, и что она утрет нос заносчивому епископу, и заживет теперь без оглядки на тайного лорда.
— Я сам ее сделал, — похвалился Годрик, но заметил, как блестят глаза жены, и предостерегающе ткнул указательным пальцем. — Ты стоишь там, поняла? И нечего смотреть на меня, как на кусок орехового пирога. Все равно не съесть.
— А я бы не отказалась от такого сладкого кусочка, — сказала Эмер невинно.
— Не по зубам, — отрезал он.
— Фу, как грубо.
Но она так и не смогла заставить себя поменьше глазеть на купающегося мужа. Сквозь воду его тело виделось смутно. Эмер втайне подосадовала этому.
Несколько томительных минут в мыльне стояла тишина, нарушаемая только плеском воды и шипением углей в жаровне.
— Как ты на меня смотришь, — сказал вдруг Годрик, и девушка испуганно вскинула голову, застигнутая врасплох. — Я тебе и вправду настолько нравлюсь?
— Ничуть, — торопливо ответила Эмер, облизывая пересохшие губы.
Годрик заметил это и понимающе улыбнулся.
— Ну подойди, — разрешил он, — рассмотри меня поближе.
— Ты приглашаешь? — отшутилась она, а сердце сладко ёкнуло.
— Подойди, — сказал Годрик низким, волнующим голосом.
Эмер сделала бочком два шага, не зная, как себя вести и чего ожидать от мужа. Но он не двигался, положив руки на борта ванной.
— Ты странная, — сказал он, склонив голову к плечу, — когда я запрещаю подходить — рвешься вперед, а стоило разрешить — тут же испугалась.
— Не испугалась, просто…
— Просто?
— Просто подойду, — сказала Эмер и в самом деле подошла, встав у самого края.
Теперь Годрику пришлось смотреть на нее снизу верх.
— Значит, никто не целовал тебя? — спросил он. — Только я?
У Эмер дух захватило от таких разговоров. Прежде, чем ответить, ей пришлось прокашляться.
— Ты глухой, что ли? — спросила она. — Или с памятью плохо? И в том, и в том случае — вот незадача. Я ничего не повторяю дважды.
— Тогда я правильно понял. Приятно быть первым.
Его взгляд повергал Эмер и в ужас, и в сладкий трепет. «Вот как это происходит, — думала она лихорадочно. — Небеса посылают безумие, и ты испытываешь восторг, пребывая безумным!».
— Наклонись ко мне, — попросил вдруг Годрик.
— Зачем?
— Сколько вопросов… Наклонись. Ты же хочешь еще раз меня поцеловать?
— Было бы неплохо, — сказала Эмер с бравадой, хотя перетрусила сильнее, чем когда два года назад на нее выскочил из камышей секач. — Наклонилась. Что дальше?
Она и в самом деле склонилась над ванной и уже умирала от предвкушения. Неужели, поцелует, и сейчас закончится его спесь? И месть не понадобится? Эмер от всей души пожелала, чтобы Годрик одумался. И… и поцеловал ее. Как тогда, под лестницей, в королевском замке.
— Ты вся дрожишь, — пожурил он ее мягко. — Всегда смелая, а со мной робеешь…
Его рука легла ей на затылок и властно притянула. Эмер воспротивилась — совсем чуть-чуть, для вида, только чтобы почувствовать силу мужа. Но он не принял ее сопротивления и заставил приблизиться настолько, что дыхание их смешалось.
— В каждом зрачке — по тысяче страхов, — сказал он медленно, глядя ей в глаза. — Что же ты за существо, девица из Роренброка?
Ответить Эмер не успела, да она и не смогла придумать, что следует отвечать — учтивая беседа Годрика заставляла чувствовать себя провинциалкой, неуклюжей долговязой деревенщиной. Но вот губы Годрика коснулись её губ, и мир утонул, словно в тумане. Остался только мужчина, ласково поглаживающий её волосы. Пальцы его путались в непокорных прядях, и Эмер даже застонала, наслаждаясь каждым прикосновением.
— Может, мне тоже раздеться? Примем ванну вдвоем?.. — шепнула она между поцелуями, когда он оторвался от нее, чтобы глотнуть воздуха.
Вместо ответа Годрик снова притянул ее к себе, целуя и принуждая приоткрыть губы. Эмер подчинилась, вся захваченная этими необыкновенными ощущениями. При королевском дворе девицы болтали напропалую, рассказывая, как целовались в полутемных коридорах с пылкими возлюбленными, но сейчас Эмер была уверена, что они все врали. Она сама ни за что не смогла бы рассказать про сладость поцелуя. Об этом можно только слагать баллады, а она — ничуть не бард.
Несмело и в то же время нетерпеливо девушка коснулась мужниного плеча — гладкого и твердого, как речной камень. Не смогла сдержаться и скользнула ладонью по груди, и погладила, и скользнула ещё ниже…
Пальцы Годрика сжали её затылок, и Эмер добавила поцелую страсти, слегка укусив мужа за нижнюю губу. Она бы сделала и больше, удивляясь будто бы со стороны собственной развращенности, но в следующую секунду Годрик оторвал ее от себя и макнул в ванну по самую макушку, задержав под водой. Когда он отпустил Эмер, та судорожно дышала и отплевывалась, и сразу отбежала от ванны на указанные пять шагов.
— Тебе не понравилось? — спросил Годрик с издевкой. — Куда же ты, жена? А как же «примем ванну вдвоем»?
— Ты — мелкий поганец, — объявила Эмер, хватая полотенце и вытирая лицо энергичными движениями, будто чистила лошадь скребницей.
— Вот мелким меня еще никто не называл, — продолжал упражняться в насмешках Годрик. — Может, мне в ответ назвать тебя коротышкой? Чего ты так себя шоркаешь? Боишься, от воды на коже появятся язвы? Я слышал, твои дикие сородичи в это верят.
Эмер тут же отбросила полотенце. Больше всего ей хотелось повторить с Годриком то, что он только что сделал с ней — окунуть пару раз, да еще сесть сверху, чтобы притопился основательно, но она сдержалась и даже не огрызнулась в ответ.
Не дождавшись от жены обид и проклятий, на что, собственно, и рассчитывал, Годрик заскучал. Жена села на скамейку и насупилась, как голодная белка. Смотреть на это было неинтересно.
— Подай салфетку, раз взялась помогать.
Эмер молча окунула кусок мягкого полотна в мятную воду и протянула ему. Он прикрыл лицо, чтобы было не так жарко. Если напрячь воображение, можно представить, что в мыльне больше никого нет.
Приглушенный звук колокола возвестил начало шестого часа по полудни. Эмер перекинула волосы со спины на грудь. Платье прилипло к потной спине, но снимать его, чтобы остаться в одной камизе, девушка не стала. Сегодня это не входило в ее планы. Проклятый Годрик не желает примирения? Что ж, тогда он получит войну.
В дверь мыльни тихонько постучали, и Эмер подошла открыть. Молоденькая служанка протянула через порог свежую простынь и низко поклонилась. В любое другое время Эмер осталась бы недовольна ее появлением, но приход служанки не был случайностью. Это был знак. Тилвин приготовился, и следует начинать забаву.
— Кто там? — спросил Годрик расслабленно.
— Служанка, простыни принесла, — ответила Эмер ровно.
Забрав выглаженную ткань, пахнущую травами, она нещадно её смяла, бросив на лавку, к верхней одежде Годрика. Пора. У нее даже ладони вспотели, и она привычно вытерла их о платье.
Муж, сам того не зная, сыграл ей на руку.
— Вода совсем остыла, — сказал он недовольно.
— Сейчас сделаю погорячее, — сладко ответила Эмер, захватывая каминными щипцами раскаленный камень из жаровни.
В последнее мгновение она замешкалась, понимая, что совершает дурной поступок, но Годрик предрешил свою судьбу, начав ворчать, что жена долго копается.
— В других делах ты куда как расторопна, — попенял он, — а здесь возишься. Правду говорят — маяк яркий, да башня пустая.
— Сейчас потороплюсь, — сказала Эмер сквозь зубы и бросила камень в ванну, прямо на живот Годрику.
Камень сердито зашипел, но мгновенно остыть не успел, и раздавшийся затем вопль почти оглушил девушку. Бдительности она не потеряла и одним прыжком оказалась у двери, с удовольствием наблюдая, как муж выскочил из ванны, ругаясь так изощренно, что любо-дорого было послушать.
— Зловредная ведьма! — орал он, держась за живот. — Ты сделала это нарочно!
— Совершенно неумышленно, Годрик, совершенно неумышленно, — заверила его Эмер. — Позволь, помогу тебе…
И прежде, чем он успел сообразить, что она собирается сделать, Эмер окатила его колодезной водой из ковша.
На сей раз вопля не последовало. Годрик без слов бросился на жену, с явным намерением задать трёпку, но Эмер оказалась проворнее и выскочила из мыльни прежде, чем он успел её настигнуть. Она промчалась до лестницы и перемахнула через перила прямо в сад, чудом не зацепившись подолом о балюстраду. Улепетывая во все лопатки, девушке даже не было нужды оглядываться, чтобы понять, что Годрик мчится следом — он продирался через заросли жимолости с треском, словно лось во время гона, да еще и ругался при этом весьма некуртуазными выражениями.
Юные супруги миновали заросли жимолости, как две стрелы пролетели по прямым дорожкам между розовых изгородей и в три прыжка перескочили арочный мостик. Эмер сделала вид, что выдыхается и немного сбавила скорость, позволяя Годрику почти догнать себя, а когда он уже готовился схватить ее, резко свернула вправо и оказалась возле пруда, по берегу которого прогуливались леди Фледа, Острюд и преподобная Мод в компании Тилвина и в сопровождении целой армии служанок и дам.
Визг девиц из свиты, а более всего — верещание Острюд, согнали с ближайшего дерева стаю ворон. Преподобная Мод схватилась за сердце, а леди Фледа окаменела лицом. Полюбоваться на Тилвина Эмер не успела, потому что теперь и вправду нужно было спасаться бегством. Мало кто знал (а в Дареме никто не знал и вовсе), что девица из Роренброка могла обогнать двухлетнего жеребца в забеге на четыреста шагов. Теперь это умение пришлось весьма кстати, потому что Годрик, подстёгиваемый причитаниями настоятельницы и криками Острюд, едва не догнал дражайшую супругу. Он почти поймал Эмер, коснувшись рукой развевающихся кудрей, но в последний момент девушке удалось ускользнуть. Не разбирая дороги, Эмер промчалась в башню, где находились ее комнаты, задрав чуть не до пояса платье, взлетела по ступенькам, ввалилась в комнату и успела задвинуть засов прежде, чем в дверь с той стороны ударился Годрик. От его кулаков дубовые доски заходила ходуном, но выдержали. Прижавшись к двери спиной, Эмер пыталась отдышаться после бешеной пробежки.
Удары резко прекратились, и Эмер затаилась. Годрик оставил попытки добраться до неё и решил уйти?
Но тут раздался его голос — клокочущий от плохо сдерживаемой ярости:
— Открой, ведьма!
— Чтобы ты выкинул меня из окна? — со смехом отозвалась Эмер, вытирая рукавом вспотевший лоб. — Да ни за что на свете!
— По-хорошему открой.
— Иди в мыльню.
Дверь выдержала ещё несколько ударов. Похоже, теперь в неё молотили не только кулаками, но и пятками.
— Можешь головой постучать, — посоветовала Эмер, взбивая мокрые кудри и закручивая их узлом, чтобы было попрохладнее.
— Ты об этом пожалеешь!
— Я уже жалею… — вздохнула она.
По ту сторону двери настороженно замолчали.
— …жалею, что не смогла насладиться картиной, как ты бегал по саду без штанов, звеня бубенчиками, — закончила Эмер и уселась прямо на пол, с наслаждением вытягивая ноги. В её покоях ещё не было ни скамеек, ни стульев. — Ай-я-яй, что скажет преподобная настоятельница? А бедной Острюдочке придется снова пить успокоительные капли.
— Ты мстишь мне, женщина?! — Годрик с новой силой приналёг на дверь, но дубовые доски стояли крепко.
— А ты думал, я спущу тебе насмешки? Какой же ты наивный, муженёк. Знай, что на каждую твою насмешку я одарю тебя вдвое.
— Не слишком ли жестокой была месть? Я-то не заставлял тебя бегать голой по саду.
— Так и я не заставляла. Ты сам решил пробежаться.
— Ладно, открой, — сказал он вдруг смущенно. — А то сейчас примчится леди Фледа, а у меня нет даже листа жимолости, чтобы прикрыться.
Что-то новое было в его голосе, и Эмер, поколебавшись, отодвинула засов. Она готовилась дать недюжинный отпор, если Годрик полезет драться, но он проскользнул в комнату, и вид у него был совсем не воинственным.
Его плащ, в котором он выпроводил жену в прошлый раз, висел за дверью. Годрик едва успел накинуть его на плечи, как в комнату ворвались леди Фледа и настоятельница Мод. Обе пылали праведным гневом и ждали объяснений. Тилвин тоже пришел с ними, но держался поодаль, даже не переступив порога.
— Как ты объяснишь это, Годрик?! — напустилась леди Фледа.
Настоятельница энергично закивала, поддерживая вопрос и возмущение, и пылко осенила себя знаком священного пламени.
— А что случилось? — спросил Годрик с такой спокойной невозмутимостью, что Эмер невольно прониклась уважением. Он еще и улыбался — вежливо, холодно, всем своим видом показывая, что его удивляют и утомляют подобные расспросы. Словно это не он бегал только что голый с проклятиями и воплями по саду.
— Ты еще спрашиваешь?! — настоятельница и леди Фледа переглянулись, и стало особенно заметно, насколько они похожи — тяжелыми подбородками, маленькими, глубоко посаженными глазами и выражением попранной добродетели на лицах.
Тилвин за их спинами закусил губу, скрывая усмешку, а Эмер робко вышла вперед, покаянно склонив голову.
— Простите, матушка, — сказала она и даже сложила на груди руки, как во время молитвы, — это целиком и полностью моя вина.
— Да, верно — её, — подхватил Годрик, похлопав Эмер по плечу.
— Ваша, дорогая невестка? — строго спросила леди Фледа.
Эмер понурилась и затеребила концы пояска:
— После внушения, которое вы мне устроили недавно… насчет того, что я веду себя чересчур развязно в собственной спальне… я решила исправиться. Но мой муж проявил… э-э… излишнюю пылкость сегодня, когда я прислуживала ему во время купания. Я отказала, напомнив ваши слова, милая матушка. Женщина должна быть скромна, сказала я, даже наедине с мужем. Но мой господин Годрик проявил… э-э… излишнюю настойчивость. Я пыталась уговорить его, напоминала о целомудрии и воздержанности, которые должны быть спутниками семейной жизни, но он…
— Ты что болтаешь? — спросил Годрик углом рта.
— Говорю чистую правду, — затараторила Эмер, — не буду же я лгать матушке? Так вот, супруг выказал настойчивость, я тоже проявила непреклонность и пожелала выйти из мыльни. Но он бросился за мной вдогонку, даже не одевшись! Я закрыла глаза, матушка! Вот так! — она тут же шлёпнула ладони себе на глаза. — Вот так закрыла! Чтобы ничего не видеть! И побежала!.. Побежала изо всех сил, матушка!
— Как же ты бежала с закрытыми глазами, врушка? — не выдержал Годрик, но его слов уже никто не услышал.
— Возмутительно! — настоятельница принялась ахать и причитать на разные лады. — Многое можно списать на молодость лет, но не подобную распущенность!
— Думала, ты проявишь больше благоразумия, Годрик, — сказала леди Фледа ледяным голосом. — Я сразу поняла, что тебе пришлась по сердцу супруга, но не надо… выказывать свою любовь столь сильно и открыто. Помни, ум — молчит, кричит — глупость. И только глупец милуется с женой при всех.
— Пришлась по сердцу? — переспросил Годрик. — Это так вы меня понимаете, леди Фледа?
— Брось, муженек, — сказала Эмер застенчиво, — не пристало тебе говорить с матушкой неуважительно. Просто извинись и попроси великодушно забыть то, что мы сегодня видели в саду. Да по правде, не такое уж и зрелище — твои бубенчики… Ой! — она вытаращила глаза, зажав рот двумя руками.
Тилвин отвернулся, чтобы скрыть усмешку, а леди Фледа схватилась за сердце.
— Покаяние! Покаяние! Неслыханная распущенность! — снова заахала настоятельница, видимо, картина, которую она наблюдала, снова возникла в ее памяти во всех красочных подробностях.
— Яркое пламя! — простонал Годрик, отходя к окну, чтобы избавить себя от женского общества.
— Мы больше не будем, леди Фледа, — сказала Эмер детским голоском. — Не беспокойтесь, я поняла ваши наставления и прослежу, чтобы их понял и уяснил и мой муж.
— Очень на это надеюсь, дорогая невестка.
— Тысячу поклонов, чтобы замолить грех! — встряла настоятельница.
— Прослежу и за этим, преподобная тетушка, — сладко пропела Эмер.
Наконец, дамы удалились, и Эмер выскочила на лестницу, заверяя их, что немедленно займется воспитанием супруга и посылая воздушные поцелуи вслед.
Тилвин задержался.
— Не лучше ли тебе уйти с нами? — спросил он тихо, указывая взглядом в сторону Годрика, который глядел в окно, уперевшись лбом в верхнюю перекладину рамы.
— Останусь, — сказала Эмер так же тихо.
— Он зол на тебя…
— Это я зла на него. Не беспокойся, я ничуть не боюсь, да и он присмирел. Не находишь?
— Да уж, смирен, как ягненок, — Тилвин хмыкнул и тут же покосился в комнату — не услышал ли Годрик. — Твоя месть превзошла все ожидания. Такое в Дареме забудут нескоро.
— На то и расчет, — сказала Эмер, приняв отчаянно хитрый вид.
— Сэр Тюдда, вы сопровождаете нас? — послышался снизу недовольный голос леди Фледы, и Тилвин поспешил спуститься.
— Удачи и радости! — помахала ему Эмер на прощанье рукой, потом глубоко вздохнула и вошла в комнату.
— Славно позабавилась? — спросил Годрик, не поворачивая головы.
— Что заслужил — за все ответ
Получишь ты сполна, -
прочитала Эмер наизусть стихи из священной книги.
Она все еще не знала, как вести себя с мужем дальше. Но гнев его поутих, это было несомненно.
— Ты еще и Писание знаешь, маленькая деревенщина?
— И еще много чего, чтобы сбить с тебя спесь.
Годрик покосился в её сторону, и Эмер показалось, что он пытался сдержать улыбку.
— Отличный вид, — сказал он, указывая на реку, и продолжил: — Значит, решила объявить войну?
— Это ты воюешь со мной, а у меня не было такого желания.
— Ну да. Еще скажи, что история с вином была случайной. Что это, если не война? А? Эмер из Роренброка?
— Я никогда не начинаю войну, но никогда от неё не отказываюсь, — сказала она, дерзко выставив подбородок.
— Ого! Слова короля Гарольда Прекрасноволосого? — теперь Годрик рассмеялся по-настоящему.
Эмер не смогла противиться его обаянию и тоже широко улыбнулась. Яркое пламя! Чего бы она ни отдала, только бы он смеялся рядом с ней, а не над ней.
— Когда леди Фледа решила подарить тебе эти покои, я был против. А теперь думаю, что это — провидение небес. Полвека назад здесь жила моя бабка, леди…
— Только не надо опять про своих предков и их глупые обычаи! — быстро сказала Эмер. — Всё равно не поверю ни одному твоему слову!
— А сейчас я как раз и не шучу, — он улыбнулся, и гнев Эмер утих сам собой.
— Ладно, ври дальше, — сказала она, потеснив его от окошка, и тоже облокотилась о подоконник, любуясь окрестностями.
Как же славно жилось бы здесь, не будь Годрик такой высокомерной заразой. Эмер поймала себя, что думает о муже без обиды, и тут же попеняла мысленно собственному мягкосердечию. Она и вправду глупая деревенщина, если растаяла от пары добрых слов и нескольких улыбок.
— Здесь жила леди Бельфлёр, она вышла замуж за моего деда. Когда Дарем оборонялся против мятежного герцога Аскеля, дед был тяжело ранен. Начальник стражи, оставшись без командира, подумывал сдать крепость, но леди Бельфлёр назвала его трусом, надела латы мужа, запретила говорить простым воинам о его ранении и вышла на стены замка. Она обороняла Дарем под личиной лорда две недели и трижды участвовала атаках, гарцуя на дедовом коне и так ловко управляясь мечом, что никто не заподозрил подмены.
— Героическая женщина… — сказала Эмер благоговейно. — Я не слышала ничего подобного, и даже не представляла, что такое бывает в Эстландии.
— Что ты знаешь, глупая маленькая провинциалка? — добродушно ответил Годрик.
— Не такая уж я и маленькая, — ответила Эмер, раздумывая, стоит ли обижаться на «провинциалку». Оставив гордость, она спросила: — И чем закончилась история про леди-рыцаря?
— Не очень хорошо, — ответил Годрик. — Герцог вынужден был снять осаду, но когда мой дед очнулся, то пришел в ярость, узнав, что жена носила мужскую одежду, поправ заповеди церкви. Он устроил семейный суд — в орден Яркого Пламени жалобу не подал, побоялся огласки. Миледи получила наказание — была заперта в монастырь, а все, кто осмеливался рассказывать эту историю, должны были платить штраф или подвергнуться публичной порке.
— Какая несправедливость! — ахнула Эмер, уставившись на мужа широко распахнутыми глазами. — Вот она — мужская благодарность! А ведь она спасла замок!
— Ты такая забавная, когда возмущаешься, — сказал он, подперев голову кулаком.
— А ты такой противный, что хочется залепить тебе в нос, — грубо ответила Эмер. — И твой дед, наверняка, был таким же.
— Наверняка, — подхватил он ей в тон. — Но бабушка молилась святой Медане, и он смягчился.
— Святой Медане? — нахмурилась Эмер. — Той, в честь которой построен местный собор?
— Ты даже не знаешь, что святая Медана помогает в любви, — поддразнил Годрик. — Все девицы тайком бегают к её гробу, чтобы вымолить взаимную любовь. Вот и моей бабушке повезло. Она долго молилась, дед вернул ее из монастыря в Дарем, и они первым делом родили наследника.
— У тебя такие же желания? Я не против, если тебе интересно знать.
Годрик потянулся, и взглянул лениво, из-под ресниц, как только он один и умел.
— Мне пора. Матушкин цветник, наверное, уже убежал в девичью, сплетничать и обсуждать мою задницу. А тебе я советую поубавить воинственности. И не обольщайся. Если я поговорил с тобой с приязнью, это не значит, что ты останешься леди Дарем дольше, чем на полгода.
— Посмотрим, — пообещала ему Эмер.
— Посмотри в зеркало, — посоветовал Годрик.