Война меча и сковородки (СИ)

Глава 23 (окончание)

«Надо было сразу звать на помощь! Сразу же! — Эмер неимоверным усилием переставляла непослушные ноги. — И смыть скорее это проклятое зелье!»

Убийца был все ближе и ближе, а Эмер все больше слабела от яда. Скоро она просто потеряет сознание, и ее прикончат либо яд, либо убийца. Ему даже не понадобится слишком напрягаться — достаточно будет сбросить с лестницы, чтобы сломала шею, и смерть списали на несчастный случай. Или проткнет кинжалом. Вот Годрик обрадуется… Годрик. Его имя придало сил, и девушка умудрилась добраться до чаши со святой водой у выхода. Полагалось осенить себя знаком яркого пламени и прочесть молитву, прежде, чем прикасаться к святыне, но Эмер презрела все условности, глубоко убежденная, что небеса не могут покарать за такую мелкую оплошность. Она окунулась лицом прямо в чащу, успокаивая огненный зуд на щеке. Холодная вода сразу оживила, и Эмер живо потерла щеку рукавом — ладонью разумно не воспользовалась.

Когда убийца приблизился, жертва уже была готова его встретить. Острие кинжала метнулось вперед, но Эмер снова увернулась и бросилась на убийцу, повалив его на пол. Изловчившись, она вцепилась зубами в правую его руку, в мякоть между локтем и запястьем, а вторую схватила, прижав намертво к груди. Убийца вскрикнул, но кинжала не выпустил, хотел оттолкнуть Эмер, уперевшись ногой, но жертва так тесно сплелась с ним, что он только и получилось, что ткнуть ее коленом. Покатившись по полу, они сбили напольный подсвечник, и он с грохотом рухнул на камни.

— По… мо… гите… — выдавила Эмер, уже не надеясь, что кто-то услышит. Отравленное тело хотело только одного — спокойствия. Только сдаться. Пустить жизнь на самотек судьбы. Зачем противиться, если все уже предрешено?

Чей-то силуэт появился в дверях собора.

— Кто здесь? — послышался голос, и Эмер воскресла.

— Тиль! — крикнула она, но крика не получилось — лишь невнятное поскуливание, потому что губы онемели, как и язык.

На ее счастье, начальник стражи шагнул в темноту и увидел два сплетенных в борьбе тела. Ему хватило мгновения, чтобы придти на помощь. Схватив нападавшего в маске за шиворот, он стянул его с Эмер и швырнул в сторону, как котенка. Несостоявшийся убийца проехал по каменному полу, но тут же вскочил и сделал бросок вперед, пытаясь достать Эмер кинжалом.

— Стража! Сюда! — крикнул Тилвин, отталкивая человека в маске.

Тот отмахнулся, и кинжал зацепил котту на плече начальника стражи, разорвав ее и оцарапав руку.

Тилвин не заметил ранения и встал между Эмер и убийцей, медленно доставая из ножен меч.

— Сначала попробуй убить меня, — сказал он грозно.

Человек в маске не стал испытывать судьбу и метнулся к окну, через которое в свое время забиралась в собор Эмер. Схватившись за ветки плюща, человек перепрыгнул через подоконник.

Тилвин бросил меч и подхватил Эмер под мышки, пытаясь поднять.

— Как ты? Жива?

Она висела мешком, но постепенно приходила в себя и даже кивнула, показывая, что ничего ужасного не произошло, но подниматься отказалась. Вернее, не смогла.

В собор ворвались гвардейцы, во главе с Ларгелем Азо и лордом Бритмаром. Перед их взорами открылась пугающая картина — бездыханная леди Фламбар, склонившийся над ней начальник стражи и кровь, страшно пятнающая пол. Герцог держал короткий меч наголо, но разглядев Эмер, лежавшую на полу, испустил истошный вопль, отбросив оружие.

— Лекаря! Лекаря! — закричал он, бросаясь вперед и отталкивая Тилвина с неожиданной силой. — Откройте глаза, Эмер! Скажите, что живы!

— Угу, — промычала она.

— Цела, благодарение яркому пламени! — герцог поудобнее устроил ее у себя головой на коленях. — Епископ, что с ней? Да позовите лекаря, тупоголовые!

Кто-то из гвардейцев побежал за лекарем, а Ларгель Азо встал на колено, рассматривая непутевую графиню, которая вновь оказалась втянутой в таинственные события.

Он двумя пальцами взял ее за подбородок и велел подать свечу, чтобы посмотреть на щеку, через которую вспухла красная полоса. Тилвин вынул из уцелевшего подсвечника свечку и посветил.

— Что случилось, начальник стражи? — призвал его к ответу герцог. — Как получилось, что миледи пострадала?

Тилвин скупо поведал о нападении неизвестного, чем привел герцога в еще большую ярость.

— А ты куда смотрел? — закричал он. — Считал ворон, когда по замку разгуливают убийцы?!

— У него кровь, — прошептала Эмер, язык которой начал понемногу оживать. — Вдруг… тоже… яд…

— Клинок чистый, я посмотрел, — успокоил ее Тилвин. — Подобрал вот, возле окна.

— Отойди немедленно и замолчи! — приказал герцог. — Тебе надо на коленях молить миледи о прощении! О твоем недостойном поведении я обязательно доложу королеве!

— Помогите ему, — взмолилась Эмер, которая только и видела, что кровь на котте Тилвина. — Он ранен…

— Не волнуйтесь, миледи. Со мной все хорошо, — ответил Тилвин, но лорд Бритмар перебил его.

— Да кого ты интересуешь, бездарный слуга! — напустился он на начальника стражи. — И как смеешь улыбаться госпоже графине? После того, как она чуть не погибла из-за твоей халатности? Пропади вон, иначе я собственноручно тебя зарежу!

— Он не виноват, — попыталась утихомирить разгневанного герцога Эмер, но тот не хотел ничего слышать, глядя на начальника стражи с ненавистью.

— Ленивый слуга — хуже вора, — сказал он. — Ты ничего не можешь выполнить толком. Из-за тебя жизнь графини подверглась опасности. Убирайся! Убирайся, пока я не прибил тебя!

— Не надо повышать голос в святом месте, — ровно сказал Ларгель.

— Простите, Ваше Преосвященство, — покаянно ответил герцог и ткнул пальцем в начальника стражи: — С тобой, слуга, разберусь позже. Вон!

Тилвин поклонился и пошел прочь.

Епископ внимательно осмотрел щеку Эмер, всем своим видом показывая, что мирская суета не имеет к нему никакого отношения.

— Как она? — спросил лорд Бритмар и почти с ужасом взглянул на Эмер, боясь обнаружить признаки смерти.

— Это ядовитая жаба, — сказал Ларгель, поднимаясь, и вытирая пальцы о сутану. — Вернее, слизь с ее кожи. Любого другого парализовало бы сразу и надолго, а леди Фламбар достаточно будет часок поваляться в постели.

— Ядовитая жаба? — переспросила Эмер слабым голосом. Ей совсем не хотелось подниматься, но она сползла с колен лорда Бритмара и очень уютно устроилась у стены, привалившись к ней спиной. — Разве они у нас водятся?

— Нет, — ответил епископ. — Они водятся в южных лесах. Совсем в южных, таких нет в Эстландии. Интересно, как эта жаба сюда попала. Сдается мне, милорд Годрик недавно ездил на юг? И даже понабрался тамошней мудрости?

— Вы обвиняете милорда Фламбара, что он решил избавиться от жены? — спросила Эмер насмешливо, хотя ей было вовсе не до смеха.

— От неугодной жены, — поправил ее Ларгель.

— А вдруг кто-то намеревался избавиться от неугодного свидетеля? Того, кто увидел больше, чем следовало? — Эмер пристально следила за епископом. — Например, изумрудные глаза…

Епископ понял ее с полфразы.

— Опять ваше кошачье любопытство, — прошипел он. — Для вас нет ничего святого, леди Проныра.

— Ваше Преосвященство, следите за словами, — осадил его лорд Бритмар.

Ларгель Азо посмотрел на него с наигранным изумлением:

— Вы указываете, что мне говорить, а о чем молчать? Кто уполномочил вас на такую вольность, милорд?

— Справедливость и такт, — ответил тот твердо. — Перед вами женщина, пострадавшая от нападения, а вы намекаете, что муж хотел отправить ее на тот свет. Да и еще и оскорбляете. Так сейчас поступают милосердные служители яркого пламени?

— Эта женщина сама кого угодно отправит на тот свет, — буркнул Ларгель, но продолжать свои измышления вслух не стал. — Надо провести службу для очищения. Какая мерзость — устроить погром в соборе, — не глядя благословив герцога и девушку, лежащую на полу, епископ поднял поваленные подсвечники, смахнул невидимые пылинки с саркофага и скрылся за алтарными дверями, куда запрещался вход непосвященным.

— Неприятный человек, — сказал лорд Бритмар и велел гвардейцам: — Чего стоите? Помогите подняться леди Фламбар.

— Проводите меня в комнату золовки, — попросила Эмер, для которой такая помощь оказалась весьма кстати. — Моя спальня отдана Её Величеству, а мне и вправду хочется полежать. И отправьте лекаря к Тилвину, милорд. Он ранен, о нем надо позаботиться.

Но герцог пропустил ее слова мимо ушей, и по его лицу было видно, что он не считает начальника стражи заслужившим снисхождение.

— Проводите миледи, — приказал он гвардейцам. — А я доложу о случившемся королеве.

Опираясь на руки гвардейцев, Эмер ковыляла по коридору, снова и снова вспоминая события этого утра. Оказавшись в спальне Острюд на попечение служанок и благородных дам, она позволила уложить себя в постель, согласилась приложить к пяткам камни, разогретые в жаровне, и выпила теплого молока с пряностями, чтобы кровь быстрее очистилась от яда.

Глаза слипались, но до самого последнего борясь с дремотой, Эмер с пугающей ясностью осознала: «Это не меня хотели убить в церкви. Это Годрик должен был оказаться там один, без охраны, по королевскому приглашению. Паж, который принес записку, и сама записка… Их необходимо срочно найти, они не должны пропасть… И сказать Годрику, сказать, что…» — но сон оказался сильнее тревог, и Эмер уснула под взволнованный шепот благородных дам, как под колыбельную.

Проспала она почти до вечера, и пробудилась отдохнувшей и свежей. Щека немного саднила, но руки-ноги и язык двигались, как им и полагается.

Ужин ей подали в постель — прекрасный раковый суп с клецками и белым вином. Эмер съела все до последней капли, после чего пожелала прогуляться, чем вызвала ужас среди благородных сиделок.

— Оставьте ахи-охи для себя, — сказала она резко, самостоятельно натягивая платье и завязывая на талии пояс. — Сидите здесь и переживайте, если угодно. А моему настроению извольте не мешать.

Она категорично отклонила предложение сопровождать ее на прогулке, и около получаса болталась на замковой стене, а дамы стояли поодаль, боясь подойти ближе, чтобы не рассердить хозяйку Дарема, и боясь уйти, чтобы не рассердить леди Фледу и Её Величество.

Когда перед закатом стражники повернули медные сигнальные щиты в стороны пограничных крепостей, Эмер окликнула одного из рыцарей:

— Где сэр Тюдда, начальник стражи?

Ей ответили, что он еще днем отправился к лекарю, оставив вместо себя замену.

У лекаря Эмер тоже его не застала, ей сказали, что начальнику стражи перевязали рану, и он ушел к себе.

— Встретите доблестного сэра, напомните, чтобы пришел сменить повязку, — сказал лекарь. — Он все время забывает о времени перевязки.

Прежде чем отправиться в башню возле ворот, Эмер совершила набег на лекарский сундук леди Фледы и запаслась всем, необходимым для перевязки. Заперевшись в своих покоях, она оставила благородных скучать дам у порога, и преспокойно скрылась через запасный выход.

Преодолев на едином дыханье винтовую лестницу, девушка постучала в двери каморки Тилвина.

Он открыл и сразу встревожился, увидев на пороге хозяйку Дарема:

— Что-то случилось?

— Случилось, — сердито сказала Эмер, проходя в комнату и выкладывая на кровать корпию, бинты и бутылочку жгучей настойки. — Кое-кто решил погеройствовать и оказаться раненым.

— Ты пришла, потому что волновалась за меня? — спросил он, помолчав.

— Конечно, — Эмер насильно усадила Тилвина, и хрустнула пальцами, разминая кисти. — Раздевайся, буду тебя лечить. Лекарь сказал, надо поменять повязку. Я принесла целебную мазь, от нее все заживет, как на мне, — она похлопала себя по плечу, когда-то раненому стрелой.

Но Тилвин лишь плотнее запахнул котту.

— Не надо тебе ухаживать за мной, — ответил он, глядя в сторону.

— И много ты сделаешь левой рукой? А ну, изволь подчиняться.

Она потянула котту, и Тилвин нехотя разжал пальцы. Эмер мигом стащила с него одежду, обнажив торс. Тело у рыцаря было загорелым, и мышцы так и бугрились под кожей. Несколько шрамов прочертили грудь, два тянулись по рёбрам, и теперь будет ещё один — от локтя до плеча.

Невольно девушка заговорила тише, чувствуя смущение. Одно дело — любоваться полуголым мужчиной, когда он вертит вокруг себя мечи, прыгая под старым грабом, и совсем другое — оказаться с ним в полумраке комнаты, наедине. Похоже, Тилвин тоже чувствовал нечто подобное, потому что от его обычной приветливости не осталось и следа. Он был похож на натянутую струну и вздрогнул, когда Эмер коснулась его, чтобы ослабить узел на повязке.

Она постаралась скрыть возникшую неловкость

— Ты рисковал жизнью из-за меня, — сказала она, окуная тряпицу в целебное снадобье. — Помочь перевязать рану — это так мало по сравнению с тем, что я тебе должна.

Она распустила повязку, заскорузлую от крови, намочила присохшую корпию и стала осторожно промывать рану, которая только-только запеклась.

— Ты ничего мне не должна, — сказал Тилвин. — Ты единственная здесь, кто говорит со мной, как с человеком.

— Если ты о Годрике, то и со мной он разговаривает не лучше, — засмеялась Эмер, чтобы скрыть смущение. На самом деле, она не раз задавалась мыслью, прочему Годрик столь несправедлив к брату. Пусть и далекому брату, но всё же в Тилвине течет его кровь.

— Ты слишком добра к нему.

— Как же иначе, — притворно вздохнула Эмер, — он ведь мой муж.

Тилвин дёрнулся, и девушка подалась назад:

— Прости, Тиль. Я задела?

— Н-нет, — сказал он сквозь зубы.

— Сиди смирно, и ничего не случится, — ласково пообещала Эмер. — Позволь сегодня быть для тебя нежной матушкой и любящей сестрицей. Уверяю, что и то, и другое у меня прекрасно получится.

— Не сомневаюсь, — промолвил Тилвин, и вдруг как будто выдохнул её имя: — Эмер…Что? Опять задела? Придётся потерпеть, — пожурила его девушка и промокнула рану сухой корпией. — Сейчас перевяжу. Я умею перевязывать, не волнуйся. В Роренброке часто кого-нибудь ранили, и я помогала лекарю.

— Ты все делаешь прекрасно. За что бы ты ни бралась — у тебя все получается.

«Куда там, — горько подумала Эмер. — Бедняга Тиль, ты даже не представляешь, насколько неправ».

— Что это ты делаешь? — раздалось от порога.

Эмер медленно оглянулась, узнав голос мужа. А Тилвин поспешно натянул рубашку, пачкая ткань кровью.

Годрик стоял в дверях, загораживая закатный свет. Солнце било ему в спину, и Эмер видела только черный силуэт, но недовольство уловила, даже не разглядев лица.

— Отойди от него.

— Тиля нужно перевязать, — сказала Эмер, стараясь говорить спокойно, хотя злость уже поднималась из сердца. Притащился без приглашения, не спросил брата о самочувствии и тут же раскомандовался — в этом весь Годрик.

— Он прекрасно справится сам.

Годрик решительно зашел в комнату, взял у Эмер корпий и бинты и швырнул их на стол.

— Идем, — железные пальцы сомкнулись на её запястье.

Эмер попробовала освободиться, но тщетно.

— Он был ранен из-за меня! — воскликнула она. — Сначала я помогу ему, а потом пойду с тобой!

— Это его обязанность — защищать жителей Дарема, — сказал Годрик, даже не взглянув на Тилвина. — А ты не спорь со мной, если не хочешь получить еще порцию поросячьих пирожков.

Тилвин не понял, о чём шла речь, но Эмер стала красной, как варёная креветка.

— Если не замолчишь… — зашипела она, но муж не стал выслушивать угроз.

Подхватил на руки и понёс к выходу.

— Сейчас же отпусти! — возмутилась девушка, болтая ногами и пытаясь вывернуться.

Только рука сама собой обняла крепкую шею мужа. «Ах, если бы ты нес меня так не прочь от комнаты Тиля, а по направлению к супружескому ложу… — подумала она. — И если бы все это было искренне…»

Годрик спустился по лестнице до второго этажа и только там, на площадке возле бойницы, поставил жену на ноги.

— Не заговаривай с ним, — сказал он. — И не ходи к нему в комнату.

В ответ Эмер упрямо проворчала:

— Ты не смеешь мне приказывать.

— Пока я твой муж — приказываю, а ты исполняешь мои приказания.

— Да определись уже в своих желаниях, Годрик Фламбар! — крикнула она в бешенстве. — Вчера ты настаиваешь на разводе, а сегодня изображаешь ревнивого мужа! Решил развестись — так забудь, что существует Эмер из Роренброка! Я сама выбираю, с кем дружить, а кого ненавидеть!

— Будешь выбирать сама. Когда станешь свободной. Но к нему я тебя не подпущу, хоть ты кусайся.

— Как раз это и собираюсь сделать! — Эмер прыгнула на него и вцепилась зубами в незащищенную шею.

Он вздрогнул, но даже не попытался уклониться. Стоял неподвижно, пока жена не отступила, смущенная.

— Довольна? — спросил Годрик. На шее справа у него краснел шрам — два ровных полукруга.

— Даже не сопротивляешься? — Эмер вытерла рот рукавом.

— Я уже привык быть битым женой.

Она на секунду замолчала, застигнутая врасплох его кротким ответом, а потом спросила:

— Затем и пришел? Чтобы я побила тебя напоследок?

— Нет, не за этим, — он открыл поясную сумку. — Скоро мы расстанемся, и скорее всего никогда не увидимся. Прими мой прощальный подарок.

— Ты мне уже подарил сковородку, — фыркнула Эмер, — теперь упаси яркое пламя от твоих подарков.

— Если не захочешь брать, я пойму.

Он вынул из сумки и протянул металлическую брошь в виде розы, сработанную столь тонко, что цветок казался живым. Эмер оторопело смотрела на металл, изобразивший нежность лепестков. Колдовство! Но колдовства в этом не было и в помине, только мастерство и талант.

— Сделал для тебя, — сказал Годрик.

Но подарок ее не обрадовал, это было видно по лицу.

— Роза… — она нахмурилась, разглядывая брошь. — Лучше бы ты сделал для меня брошь в виде меча, как носят горцы. Ты же знаешь, я мечтала о настоящем мече.

— Знаю. А я посмеялся над твоей мечтой. Так оставь брошь себе, — сказала Эмер. — Приколи к котте и любуйся, вспоминая, как издевался надо мной.

— Нет, если не возьмешь, я не стану ее носить, — ответил Годрик. — Потому что она и в самом деле будет напоминать о тебе. Ты похожа на нее. На розу из металла. Когда пылаешь, только что выкованная — мягкая, как настоящий цветок, можно смять пальцами, но горячая — обожжешься до костей, если прикоснешься. А когда остынешь, то становишься тверже камня, хотя с виду — лепестковая нежность.

— Заговорил, как поэт, — Эмер пренебрежительно выпятила нижнюю губу, стараясь за бравадой скрыть замешательство. — Конечно, зачем меня вспоминать — досадную мелочь в твоей великой жизни.

— Ты не мелочь. Ты занимаешь очень важное место в моей жизни. Именно поэтому воспоминания будут мучительными. А сейчас мне важно сохранять хладнокровие и здравость мысли

— Прости, я ослышалась? — Эмер коснулась мизинцем своего уха. — Это говорит человек, который при королеве позорил меня за правдивость, и вопил, что никогда не полюбит? Позорил при королеве, а просить прощения явился наедине?

— Я не говорил ничего подобного.

— Не говорил?! Я глухая, что ли?

Годрик встал к ней вплотную и медленно пристегнул брошь-цветок на платье Эмер. Она не воспротивилась, ожидая ответа.

— Я сказал, что не смогу ответить на твои чувства, но не сказал, что ничего к тебе не чувствую. И еще я сказал, что мои чувства к тебе неизменны. Потому что мне мало что нравится, но если нравится, то на всю жизнь. Ты сразу мне приглянулась, Эмер из Роренброка. С того самого дня, когда я впервые тебя увидел. Там, под лестницей в королевском замке. Но мы встретились в неудачное время. Произойди наша встреча иначе, и наши отношения сложились бы по-другому.

— Ты о чем? — потребовала ответа Эмер. — О том, что королева расторгла твою помолвку или о том, что тебя пытаются убить по три раза за день?

— О том, что пытаются убить, — сказал он, сдержанно улыбнувшись. — Помолвка с леди Дезире ничего для меня не значила. Это был брак, выгодный для Эстландии. А с тобой все получилось по велению сердца. Я потерял голову, и злился на тебя. Напрасно злился. Несправедливо.

«Знал бы, что наш брак тоже объявлялся выгодным для Эстландии, — Эмер опустила голову, пытаясь скрыть предательский румянец. — И узнай ты всю правду о нашем браке, то злился бы уже справедливо. И не напрасно».

— Не заговаривай меня, — отрезала она, отчаянно храбрясь. — Лучше подумай, кому так хочется отправить тебя на тот свет.

— Подумаю.

— Подумай вслух, — посоветовала она. — И я тоже выскажу свои соображения.

— К чему это? Ты не только рыцарь, но еще и королевский шпион?

Он не понял, почему жена при этих словах залилась краской.

— Надо найти того пажа, который передал записку от королевы, — заговорила она торопливо, — и посмотреть саму записку. Готова поклясться, там не почерк Её Величества.

— Её Величество уже лет десять не пишет сама. Не королевское это дело. А паж… он пропал. Я не смог найти его.

— Пропал?! — Эмер ударила кулаком о ладонь. — Так я и знала! Маленький негодяй! Заманил тебя в ловушку… Эй! Ты же не будешь отрицать, что это тебя ждал убийца в соборе?

— Не буду, — ответил Годрик медленно.

— И что намерен делать дальше?

— Ничего.

— Ничего?! — Эмер схватилась за голову. — Да ты в уме ли?! Надо вычислить убийцу как можно скорее! Сначала разбойники, потом змея, потом жабий яд! Кто знает, что они предпримут завтра?! Зарежут тебя прилюдно, когда будешь прохаживаться по саду с королевой!

— Нет, прилюдно не зарежут, — Годрик был спокоен, и это возмущало Эмер еще больше. — Разве ты не видишь, что они хотят убрать меня тихо, чтобы смерть больше походила на несчастный случай?

— Кинжал в спину в соборе — это несчастный случай?!

— Там был жабий яд, — напомнил Годрик. — Думаю, они хотели незаметно вытащить меня из замка и прикопать где-нибудь между камней на равнине. А потом бы сказали, что я сбежал от сварливой жены, — он покосился насмешливо, но Эмер предпочла не заметить.

Она задумалась, приставив палец к носу, и спросила:

— Тогда зачем надо было убивать меня? Этот, в маске, хотел убить, это точно. Бросался с кинжалом, как полоумный.

— Ты не узнала его?

— Маленький, щуплый… — Эмер повертела рукой, подыскивая нужные слова. — Признаться, больше похож на бабу. Я ударила его в живот — а он мягкий, как подушка. Никаких мускулов.

— Любой из оруженосцев, — процедил Годрик сквозь зубы.

— Ты постоянно говоришь «они»? О ком это? О Тисовой ветке?

— Тебе-то откуда известно? — Годрик посмотрел в бойницу, словно там их мог подслушивать шпион.

— Знаю уж, — ответила Эмер небрежно.

— Меня пугает, сколько ты знаешь.

— Мне еще и не то известно, — она понизила голос. — По-моему, всем руководит епископ!

— Вот теперь ты точно говоришь бред.

— Ничего не бред! Он странный и опасный. Даже в его преданности святой Медане есть что-то ужасное. Он украшает ее труп золотом и драгоценными камнями.

Но Годрик отказался признавать украшение святых мощей, как странность, и Эмер решилась открыть очередную тайну:

— Мне кажется, он убивает всех, на кого падет малейшее подозрение. Он — фанатик! Я уверена, что он убил женщину из столицы, Кютерейю, только потому что заподозрил ее в черном колдовстве…

— Кютерейю? — Годрик подался вперед. — Откуда тебе известно о ней?

— Сестра написала. Ее пытали два дня, а потом убили. И в этом может быть замешан епископ…

— Нет, — отмахнулся Годрик. — В конце концов, может, мы говорим о разных женщинах. Мало ли их в столице с таким именем.

— Не знаю сколько, — сказала Эмер обиженно, — но куртизанка Кютерейя из Нижнего города — одна.

— Куртизанка! — не удержался от возгласа Годрик. — С чего ты взяла про епископа и черное колдовство?!

Помявшись, Эмер рассказала ему о разговоре на смертном одре, когда Ларгель допытывался, кто колдовал в столице.

— Я правда не предполагала, что он убьет ее за это, — сказала она, запинаясь. — Я не виновата в ее смерти.

— Конечно, не виновата, — согласился Годрик, и было видно, что рассказ произвел впечатление. — Но и епископ тут ни при чем. Не воображай глупости и не вмешивайся ни во что, очень прошу. Веди себя спокойно хотя бы до отъезда.

— Неужели ты хочешь, чтобы я уехала? После всего, что тут мне наговорил? — возмутилась Эмер.

— Именно поэтому желание мое усилилось. Раньше я не очень хорошо относился к тебе, но теперь хочу, чтобы ты была в безопасности. А это случится, только когда ты будешь далеко от меня. Потому что здесь вершатся страшные дела.

— Позаботься о своей безопасности! — она помчалась вниз, перепрыгивая через четыре ступеньки.

Теребя подаренную брошь, она запоздало подумала: «А откуда ты знаешь Кютерейю?..»