Война меча и сковородки (СИ)

Глава 18 (начало)

Ночь была совсем не темной, хотя луна шла на убыль и висела над самыми зубцами башни. По замковой стене проходили стражники, они несли фонари, но свет их был тусклым, и Эмер без труда спряталась в темноте. Сначала голоса рыцарей слышались ясно, потом все тише и тише.

Она не взяла плаща, потому что летние ночи теплые, и не стала убирать волосы, рассудив, что все уже разошлись по спальням и никто не должен увидеть ее, в одиночестве блуждающую по замку.

Подойдя к собору, Эмер потянула за дверное кольцо, не слишком веря в удачу, но дверь открылась, хотя внутри было темно. Хотя — нет, не темно. Несколько свечей еще горели в подсвечнике возле алтаря. Девушка вошла, ступая неслышно, чтобы не потревожить священную тишину, потому что ночью даже в освященном месте становится жутко. Раздавшийся скрип перепугал ее до смерти. Остановившись, Эмер пыталась понять, откуда доносятся странные звуки — словно камень с трудом идет по камню.

Пламя свечей колыхнулось, и от алтаря отделилась черная тень. Эмер вскрикнула, разом припомнив страшные истории про упырей, которые днем прячутся от солнца в каменных гробах.

Тень резко обернулась.

— Кто здесь? — раздался приглушенный голос, и Эмер подумала, что сказки про упырей не страшнее реальности.

Еще можно было убежать, но что-то удержало ее. Наверное, послание Айфы, а может — желание поговорить с епископом, потому что у алтаря находился именно он.

— Здесь хозяйка Дарема, — сказала Эмер, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

— А, опять шпионите… — протянул Ларгель и взял железный колпачок на длинной рукояти, чтобы гасить свечи.

— За вами? Разве на такое кто-то осмелится?

— Одним небесам известно, на какое безрассудство вы готовы пойти, леди Фламбар, — проворчал епископ, закрывая колпачком одну из свечей. Тьма надвинулась, и фигура епископа приобрела еще более зловещий вид, но Эмер уговорила себя подойти ближе к алтарю.

— Я была не права, ваше преосвященство, — сказала она.

Ларгель даже не посмотрел на нее, пригасив еще одну свечу.

Но его молчание не смутило Эмер:

— Я осудила вас, посчитав, что вы грешны, испытывая человеческую страсть. Но теперь думаю по-другому.

— И пришли сообщить мне об этом ночью?

— Так получилось, — пожала плечами Эмер. Она сделала еще несколько шагов и теперь находилась почти вплотную к алтарю. — Теперь я думаю, что только сильные чувства заставили вас просить помощи у святой Меданы и рыдать здесь, у ее гроба, на коленях. А любовь не может быть грехом.

— Не надо рассуждать о том, чего не понимаете, — оборвал ее епископ. Судя по всему, упоминание о рыдании на коленях не пришлось ему по душе. Он погасил еще пару свечей и зашел за алтарь, как будто спрятался, пытаясь защититься от Эмер. — Считаете себя такой прозорливой? — спросил он. — В вас нет ни крупинки проницательности, леди Фламбар.

— Да и вы тоже — всего лишь человек, — сказала Эмер.

— Забавно, но эти слова говорил мне несколько дней назад ваш супруг. Когда вот тут, где вы стоите, рыдал на коленях, выпрашивая противоядие.

— Годрик просил вас дать мне противоядие? — после долгого молчания спросила Эмер.

— А вы решили, я по доброте душевной потратил на вас, никчемную девчонку, любопытную, как кошка, небесную кровь?

— Небесную кровь?..

Гореть осталась только одна свеча, Ларгель не затушил ее, а осторожно положил колпачок на пол, чтобы железо не загремело о камни. Он тоже не хотел нарушить покой.

— Конечно, вы ничего не знаете о небесной крови, — епископ обогнул алтарь посолонь и встал напротив Эмер. Неровный свет придал его чертам излишнюю резкость, сделав похожим на ворона. Крючковатый нос еще больше усиливал сходство. — Вы вообще ничего не знаете.

Он распустил вязку на левом рукаве и закатал его до локтя.

— Видите? Что скажете об этом? — спросил Ларгель, поворачивая руку перед глазами девушки.

Все предплечье покрывали застарелые шрамы — странные, похожие на полумесяцы, располагающиеся один возле другого, соединяясь концами.

— Похоже на укусы…

— Так и есть. Вы читали мое житие и думали, что преподобный Ларгель воюет с невинными, обвиняя их в черном колдовстве? Посмотрите, как ведут себя эти невинные. Каждый шрам — это упырь, которого я отправил в бездну. Не слишком легкое служение, правда?

— Вас кусали упыри? Тогда… — Эмер замолчала на полуслове, не осмеливаясь задать вопрос.

— …как же епископ Ларгель сам не стал упырем? Вы это хотели спросить?

— Д-да… — выдавила девушка.

Единственная свеча зашипела и погасла, погрузив храм в кромешную темноту. Где то в этой темноте находился епископ, Эмер слышала его хриплое дыхание, но не могла увидеть. Она отступила к выходу, размышляя, не следует ли обратиться в бегство немедленно.

— Боитесь? — зло поддел Ларгель. — Правильно. Бегите, только не промахнитесь мимо двери.

— Когда встречают хищника, никогда не показывают ему спину, — ответила девушка.

— Безрассудная смелость — в этом вся вы, — сказал Ларгель с издевкой.

Кремень чиркнул по кресалу, и в церкви снова затеплился огонек, прогоняя тени. Эмер вздохнула с облегчением. Пока горит яркое пламя — все кажется не таким уж страшным.

— Так что о небесной крови? — напомнила она. — Именно она избавляет от упыриного яда?

— Она избавляет ото всех ядов. Каждому верному служителю церкви дается флакон с небесной кровью, чтобы не превратиться из воина света во врага. А я вынужден был потратить ее на вас, никчемную…

— Это я слышала, — перебила его Эмер. — Но вряд ли вы просто так согласились помочь. Что Годрик пообещал за мое исцеление?

— Почему бы не спросить это у него? — любезно предложил Ларгель. — Если он еще жив, конечно.

— Жив? О чем вы?!

— Только о том, — голос епископа стал вкрадчивым и вливался в уши, как патока — сладко и тягуче, — только о том, что муж и жена — одно целое, даже если они соединены всего лишь клятвой небесам, а не телесными узами. И из-за любопытства одного всегда страдает второй. Вы причинили столько беспокойства своим любопытством. Кто знает, не решило ли яркое пламя призвать душу вашего мужа уже этой ночью?

Эмер круто развернулась и бросилась прочь.

Она пробежала весь коридор, когда здравость мысли вернулась. Прижав ладони к вискам, девушка уставилась на масляный светильник, крепившийся к потолочной балке. Пламя подрагивало, словно предостерегая.

— Он пугал меня, — прошептала Эмер. — Он пугал меня, чтобы я сразу бросилась к Годрику… Или не пугал? Что же мне делать, яркое пламя?

Ответ пришел сам собой, и Эмер торопливо направилась совсем в другую сторону от спальни. Туда, где располагались комнаты свекрови и ее благородных помощниц.

Дама, дежурившая у дверей, клевала носом и Эмер попросту прошла мимо, не озаботившись даже постучать.

Свекровь давно видела пятый сон, но Эмер посчитала, что у нее нет времени на учтивые пробуждения и потрясла леди Фледу без особой нежности.

— Дайте мне прошение Годрика, которое вы перехватили, — сказала она, когда свекровь испуганно открыла глаза.

— Вон там, в шкатулке, — ответила леди Фледа заплетающимся со сна языком. — Но для чего оно вам?

Эмер не ответила, потому что уже рылась в шкатулке, отыскивая нужное письмо. Она нашла прошение — завернутое в алую шелковую ткань, скрепленное печатью с изображением языков пламени, и тут же сломала ее.

— Что вы делаете?! — воскликнула леди Фледа, но Эмер углубилась в чтение, пробегая глазами первые строки — приветствия, пожелания доброго здоровья и прочие письменные поклоны, которые полагается излагать в письме любящего племянника.

Но строки в середине она прочитала внимательно и несколько раз:

«…мои опасения, тетушка, о которых я сообщал вам в прошлый раз, подтвердились. Поэтому прошу сразу по получении этого письма расторгнуть мой брак с графиней Поэль и вызвать ее в Тансталлу, чтобы уберечь. Укажите, что именно графиня Поэль настояла на разводе по причине недовольства мною и моих многочисленных измен. Прошу также вызвать и мою сестру, леди Острюд Фламбар, поскольку и ей угрожает опасность, правда, иного толка, о чем я смогу сказать только при личной встрече».

— Самодовольный дурак! — выругалась Эмер, комкая послание.

— Да объяснитесь, наконец! Что происходит? — всплеснула руками свекровь. — Святая Кютерейя! Я с ума сойду с вами обоими!

— Святая Кютерейя не поможет, — ответила невестка и вдруг уставилась в пространство невидящим взглядом. — Святая Кютерейя! — повторила она. — Кютерейя!

Она схватила свекровь за руку и встряхнула с такой силой, что бедная женщина ахнула.

— Когда вы, говорите, пришло письмо от моей сестры?

— Подождите, не трясите меня так. Я ничего не могу вспомнить.

— Вспоминайте, матушка, вспоминайте! — молила ее Эмер.

— Так… это было… это было, когда леди Иоланта разбила мою любимую вазу. Да, точно — третий день лета.

Эмер быстро посчитала по пальцам:

— Через три дня после того, как он меня исповедовал, — пробормотала она.

— Что вы говорите?

— Ничего! Приятных снов! — невестка выскочила из комнаты так же стремительно, как появилась, а леди Фледе ничего не оставалось, как вернуться в постель, огорчаясь невоспитанности молодых.

«Епископ вполне мог отправить в Тансталлу сведения про Кютерейю, — размышляла Эмер на бегу. — Кто знает, может и сам приехал и доказнил ее. За что? За гадание и черную магию? С него станется покарать невиновного! Но тогда получается, что я была причастна к ее смерти», — она усилием воли прогнала тягостную мысль. Нет, во всем виноват только епископ. Слишком странное стечение обстоятельств, чтобы верить в виновность какого-то лорда Даффи. Но как Айфа узнала об этом? Желала ли сестра намекнуть, что опасность грозит семейству Демелза? Или предупреждала об иной опасности, грозящей Годрику?

Годрик! Мысли Эмер обратились к мужу. А если ужасный епископ потребовал жизнь за жизнь? Или понял, что Кютерейя не причастна к колдовству и решил отомстить за ложь?

Эмер припустила еще быстрее, боясь опоздать. Что она увидит в спальне? Вдруг… вдруг уже поздно?

Дверь не была заперта, и Эмер ворвалась внутрь со скоростью урагана. Комнату скупо освещал светильник, установленный в чашу с водой, а на широкой кровати спал Годрик, разметавшись во сне. У порога валялась круглая длинная коробка из древесной коры, и девушка нечаянно поддала ее ногой, отбросив к стене. Но сейчас это не имело значения, и смотреть под ноги было некогда. Эмер с разбегу прыгнула на кровать и поползла на четвереньках к противоположному краю, где лежал муж.

— Годрик, проснись! — заголосила девушка, хватая его за плечи.

Он подскочил, ничего не понимая со сна. Сегодня ночью на нем не было ночной рубашки, но Эмер, еще недавно так страстно желавшая раздеть мужа, даже не обратила внимания на оголившийся торс. Зато заметила на его шее золотую цепочку с украшением из красного камня и тут же взревновала, заподозрив подарок от тайной возлюбленной, который Годрик носил у тела, как и она его монету. Но это оказалось не украшением, а печатью из сердолика. Та самая печать, что Её Величество пожаловала племяннику вместе с кузнечными деревнями. Душевное равновесие было восстановлено, и Эмер перешла к насущным делам.

— Почему ты ничего не сказал мне?! — она ударила мужа в подреберье прежде, чем тот успел защититься. — Тебя убить пытаются, а ты строишь из себя героя!

Она хотела ударить его снова, но Годрик перехватил ее кулак.

— Который час? — спросил он, зевая. — С чего ты развоевалась ночью? Дурной сон приснился? Просто повернись на другой бок.

Тут он заметил, что жена сидит перед ним в платье, и насторожился:

— Что случилось?

— Ты еще спрашиваешь? — Эмер бросила в него скомканным прошением о разводе. — Будет чудо, если я не убью тебя! Разве нельзя было рассказать мне обо всем?

Ему хватило одного взгляда на письмо, чтобы все понять.

— Леди Фледа превзошла себя, — сказал Годрик сквозь зубы. — Ей осталось только научиться летать, чтобы перехватывать почтовых голубей.

— Не смей так говорить о матушке! — снова набросилась на него Эмер. — Ты считаешь нас пустоголовыми, как кувшины?! Я сразу догадалась, что в нападении разбойников — что-то не так. Зачем им убивать своих? Да потому что это были не разбойники! Это были убийцы! И они хотели убить именно тебя, если ты не понял, ослиная башка! Кому ты досадил? Кто эти люди? Они из Тисовой…

Годрик сгреб жену в охапку, подтягивая к себе поближе. Он зажал Эмер рот и не отпустил, даже когда она укусила его в ладонь, лишь сдавил девушку крепче.

— Тише! Ты слышишь?..

Эмер замерла, прислушиваясь, а Годрик осторожно убрал руку от ее лица и приложил палец к губам.

— Что-то сыпется… — сказала Эмер. — Как будто песок на каменную плиту…

— Не двигайся, — ответил Годрик. — Главное — не двигайся.