Война меча и сковородки (СИ)

Глава 7

Молодым предстояло провести в пути целый день.

Их проводили к карете, под бренчание лютни спели старинную свадебную песню, выпустили двух белоснежных голубей и преподнесли новобрачной ещё один королевский подарок — сетку для волос, сплетенную из золотых нитей, украшенных жемчугом. Эмер догадалась, кого нужно было благодарить за подобный подарок — брат короля подмигнул ей, когда она подняла голову он шкатулки, выложенной внутри чёрным бархатом. Леди Дерборгиль утирала невидимые слёзы, Сесилия не появилась, чему Эмер была неприятно удивлена. Айфа пришла последней и умудрилась незаметно сунуть под сиденье новобрачной корзину с провизией.

— А то отощаешь, постница, — шепнула она сестре на ухо, когда обнимала на прощанье. — Мы приедем с матушкой к свадьбе. Хочу видеть тебя такой же крепкой и краснощёкой.

Годрик учтиво подал руку молодой жене, помогая подняться по лесенке, но на этом вежливость и кончилась.

Едва лошади тронулись, он отбросил притворную любезность и отодвинулся от жены к окну. Эмер поступила так же. Но смотреть в окно было скучно, а вот бросать косые взгляды в сторону мужа — гораздо интереснее. Она украдкой рассматривала его гордый профиль и говорила себе, что всенепременно заставит Годрика сбрить бородку, которая добавляет ему пять лет свыше истинного возраста. Придаваться размышлениям было не её любимым занятием, поэтому она не выдержала и первая начала разговор.

— Как нога? — она постаралась говорить душевно. Было бы хорошо, помирись они до Дарема.

— Удивлён, что тебя это беспокоит, — тут же отозвался Годрик, но в его голосе душевности не было ни на каплю.

— Я всего лишь спросила…

— А я ответил.

Эмер отвернулась, припоминая все ругательства, которые когда-либо слышала. Было бы хорошо помириться до Дарема. И было бы хорошо, не будь Годрик таким упрямым болваном.

Карету мерно потряхивало на дорожных ухабах. Дорога была старинная, вымощенная плоскими камнями величиной с мужскую ладонь, поставленными на ребро. Эмер вытащила из-под сидения корзину, переданную Айфой, и извлекла из тряпицы половину свадебного пирога, который не удалось ещё попробовать. Она тут же отломила порядочный кусок. Пирог был с тонкой хрустящей корочкой, остывший, но не утративший вкуса и запаха. Начинен он был рубленной спаржей и яйцом, и щедро приправлен душистыми травами. Эмер надкусила и блаженно зажмурилась.

— Вообще-то, у тебя пост, — заметил Годрик.

— Вообще-то, пирог не с мясом, а со спаржей.

Годрик фыркнул, но молчание было нарушено, и он продолжил:

— Мы неправильно повели себя вчера. Нам не надо было ссориться, потому что мы не виноваты в том, что произошло, во всём виновата тётя…

«Да неужели? — подумала Эмер, приподняв занавеску и разглядывая окрестности. — Наверное, именно тётя заставила тебя лапать меня под лестницей».

— Нам надо стать союзниками. Я отказываюсь участвовать в этом фарсе, — сказал Годрик. — Брак должен заключаться по обоюдному согласию. Я против браков по принуждению. А ты?

Эмер, только что откусившая от пирога, вопросительно приподняла брови.

— Ты — тоже против? — призвал её к ответу Годрик.

Прожевав кусок, Эмер аккуратно вытерла губы платочком и с готовностью поддакнула:

— Конечно, муж мой.

Годрик так и подпрыгнул:

— Что ты сказала?!

— Плохо слышишь? — вежливо спросила Эмер.

Несколько секунд молодой супруг размышлял, поджав губы и поглядывая на молодую супругу с подозрением, не зная, как расценивать её слова — как издевку или как глупость.

— У меня есть невеста, — сказал он. — И она не чета тебе, деревенщине-переростку.

— Была невеста, — спокойно поправила его Эмер. — И у меня был жених. А если продолжишь и дальше меня оскорблять, расквашу тебе нос, — она подумала и добавила: — Возможно, что и сломаю. Смотря, какое будет оскорбление. Либо расквашу, либо сломаю, — и довольная собой, она откусила ещё кусок.

Годрик потерял дар речи, уставившись на благородную девицу, из уст которой вылетели такие слова.

— Яркое пламя! — изумился он. — Мне в жёны досталась кровожадная тролльчиха!

Кулак Эмер выстрелил ему в лицо быстрее, чем он успел увернуться, и супруг повалился на подушки, не успев даже вскрикнуть. Впрочем, он тут же поднялся и дал волю гневу:

— Выпороть бы тебя! — возмущался он. — Твоё счастье, что я не бью женщин!

— Да, от этого только ты в проигрыше, — согласилась Эмер. — Ведь если хоть пальцем меня коснёшься, я пожалуюсь Её Величеству. Что же королева тогда сделает? — она картинно возвела глаза. — Ах, наверное, решит, что ты слишком молод, чтобы стать мастером оружейного дела. И придётся твоей уважаемой матушке снова взвалить на свои хрупкие плечи заботу о кузницах… — и она даже покачала головой и поцокала языком с притворным сожалением.

Угроза возымела результат. Годрик вытер ладонью кровь, сочащуюся из разбитого носа, и выразил возмущение тем, что тихо выругался сквозь зубы.

— Давай помогу, муженёк, — предложила Эмер, доставая платочек.

Взгляд Годрика не предвещал прощения или добрых чувств, но помочь он позволил. Эмер с удовольствием вытерла его красивое лицо, и делала это гораздо дольше, чем требовалось. В конце концов Годрик оттолкнул её руку, но оскорбления на этом закончились.

Некоторое время они ехали в молчании, только Эмер жевала пирог со спаржей и мурлыкала под нос песенку.

— Я против, чтобы ты вела себя подобным образом, — сказал вдруг Годрик.

— Сама не хочу, — вздохнула Эмер, — но что поделать, если только так ты становишься кротким, словно недельный ягнёнок, — и она принялась жевать с особенным старанием.

Годрик выхватил у нее кусок пирога и в мгновение ока вышвырнул его в окно кареты.

— Пост — это пост, — заявил он безоговорочно. — Или желаешь пожаловаться королеве?

Эмер попыталась взглядом выразить, что она о нём думает, но он только хмыкнул и уставился в окно.

Доставать еду при нём она больше не решилась, опасаясь, что и остальные припасы постигнет участь быть выброшенными за окно.

В Дарем они приехали мрачном молчании, к вечеру, когда солнце наполовину скрылось за горизонт.

Карета подпрыгнула, въезжая с дороги на мостки, а копыта лошадей гулко застучали по дереву, а не по камням, Эмер позабыла обиды и высунулась в окно, чтобы посмотреть на Дарем — второй по величине замок Эстландии.

Увиденное повергло её в восторг и благоговейный ужас, и она завопила, за что была немедленно обругана мужем.

— Но как можно молчать?! — крикнула она, ничуть не смущаясь. — Ведь он… он — великолепен!

Годрик не ответил, но по лицу было видно, что он доволен похвалой родовому гнезду.

Замок стоял на берегу реки, неприступный, как крепость. Зубчатые стены с бойницами охраняли две башни собора, о котором упоминала Сесилия. Даже королевский замок Дракона не выглядел столь внушительно и гармонично. Бурые стены цветом напоминали отроги, ведущие к реке, а зеленые крыши были одного оттенка с зеленью ив, растущих у самой воды.

Ворота замка были гостеприимно распахнуты, и жёлто-красные штандарты реяли над входом, ожидая прибытия молодой пары.

Встречать их вышла целая толпа — ничуть не меньше, чем провожали из Тансталлы. Только сейчас лица были незнакомые. Эмер опустила вуаль и теперь могла беззастенчиво рассматривать встречавших, не боясь быть уличенной в невежливом поведении.

Статная дама в синем блио стояла впереди. Генин её был высотой в локоть, и с него спускалась тончайшая восточная ткань длиной три локтя — девушка-прислужница держала покрывало, чтобы не волочилось по земле.

«Леди Фламбар», — подумала Эмер и склонилась перед свекровью в почтительном поклоне.

— Добро пожаловать, графиня Поэль, — приветствовала её матушка Годрика. — Да будет милость яркого пламени на вас.

— Благодарю за добрые слова, — ответила Эмер, ещё раз кланяясь. Стоило ей выпрямиться, как свекровь откинула её вуаль.

В ней не было ничего от красивого сына. Вернее, в сыне — от неё. Тяжёлый подбородок, маленькие глаза, мясистый нос. Эмер запоздало помолилась, чтобы их с Годриком дети были похожи на покойного графа Дарем, а не на графиню.

Свекровь между тем закончила рассматривать невестку и обернулась поцеловать сына. Большой сердечности Эмер между ними не заметила, и это её несказанно обрадовало. Нет ничего хуже, чем сыночек, безмерно обожающий мамочку.

— Это моя жена, матушка, — церемонно представил Годрик, хотя нужды в представлении не было. — Эмер из Роренброка, королевской милостью — графиня Поэль. Жена, а это — моя матушка. Леди Фледа. Люби и почитай её, как меня.

— Я передаю невестке ключи от кладовых и признаю её хозяйкой, — в тон ему произнесла леди Фледа и протянула Эмер связку ключей, та приняла её, подумав, что они все тут, в Дареме — глупые приверженцы правил.

— Надо показать леди её комнату, — встряла в разговор пожилая дама в ярком платье, которое делало её желтоватую кожу жёлтой, как корка лимона. — Я провожу её милость.

— Буду благодарна, — ответила Эмер, пытаясь одной рукой прицепить связку ключей к поясу, а другой выудить корзину с едой из кареты.

Кошачьим движением леди Фледа выхватила у неё ключи и водрузила на прежнее место — на свой пояс из тонко выделанной кожи.

— Пусть пока побудут у меня, — спокойно объявила она. — Это проще, чем объяснять вам в первый же день, что и где находится.

— Не возражаю, — пробормотала Эмер, вытаскивая корзину.

— А это что? — спросила тут же леди Фледа, поведя носом.

Она рывком сдёрнула платок с корзины, и взору её представились копченые цыплячьи тушки, хлеб с орехами, вареные яйца и сушёная рыба.

— Что это?! — маленькие глаза свекрови так и впились в Эмер. — У вас ещё четыре дня поста. Изъять немедленно.

И корзина была изъята. Эмер проводила её тоскливым взглядом.

— Трагедия, должно быть? — шепнул ей на ухо Годрик. — Для такой обжоры.

— Забыл про вилку? — ответила Эмер так же, шёпотом.

— Вилок тебе не видать до самого свадебного пира.

— Зато потом припомню.

— Вот-вот, продумай месть… во время поста и молитвы.

У большой лестницы пути их разошлись — Эмер повели направо, где были комнаты женщин, Годрик свернул налево. И даже не посмотрел на жену на прощанье. Эмер почувствовала, что последнее слово осталось не за ней.

После этого она не видела мужа. Ей страшно хотелось расспросить о нём девиц, призванных прислуживать, но гордость не позволяла. Лишь дважды она услышала, что милорд Годрик строго постится и не выходит из церкви, готовясь к свадьбе.

«Лучше бы он готовился по-иному», — думала Эмер тоскливо.

Сама она не могла похвастаться таким прилежанием в подготовке.

Пост — не самая весёлая штука. К вечеру первого дня Эмер ненавидела сухари, а стоило ей хоть на секунду закрыть глаза, её мысленному взору представали куски дичи, жаренные — о, яркое пламя! — на ненавистных сковородах, которые теперь казались почти родными. Также её воображение терзало вкуснейшее рагу из говяжьих почек, бычьих хвостов, петушиных гребешков и бараньих ножек, а чёрная кровяная колбаса преследовала даже в тонком сне. К вечеру второго дня, вызнав у служанок, расположение кладовых, Эмер совершила рискованную вылазку. Отослав всех под предлогом необходимости уединённой молитвы, она выждала, пока шаги дочерей джентри затихли в конце коридора, и выскользнула из своей комнаты-тюрьмы, гонимая голодом и злостью.

Комнаты с провиантом она нашла быстро и не попалась никому на глаза. Закрывались кладовые всего лишь деревянным засовом — в Дареме не опасались воров, и это тоже была удача. Эмер юркнула внутрь, прикрыла двери, огляделась — и не смогла сдержать вздоха восхищения. Наверное, Большой зал в Роренброке был меньше обжорной комнаты в Дареме. Но вскоре восхищение уступило свои позиции голоду, и Эмер приступила к воровству.

Вдоль стен стояли лари с хлебами, с потолочных балок свешивались связки колбасы — белой и красной, копченые гуси и окорока. Здесь же были корзины с лесными орехами, лущёным горохом и крупами, чаны с солониной и связки сушеной рыбы, и рыба соленая, и копченая, и огромные головки сыра под желтой твердой корочкой, и крынки с молоком и медом, и целые горы яиц в низких корзинах.

Постящаяся невеста с воодушевлением набивала живот вкуснейшими припасами Фламбаров, и жизнь казалась ей всё лучше и лучше. Из маленькой корзины до ноздрей Эмер донесся сладкий медовый аромат. Приоткрыв крышку, девушка обнаружила там сладкое чудо — вываренные в меду орехи. На всю кладовую пахнуло поздним летом и солнцем.

Эмер тут же засунула в рот кусок сладких, слипшихся орехов, и с наслаждением захрустела вкусными ядрышками. Она пожадничала — набрала орехов в поясную сумочку, да еще и прихватила по полной горсти в обе руки.

Дверь бесшумно распахнулась, и на пороге возник высокий силуэт. Эмер не могла рассмотреть лица, и ей показалось, что появился её муж — он был высокого роста и широк в плечах. Проворно юркнув за корзины, Эмер затаила дыханье, боясь даже двинуть челюстями.

— Кто здесь? — спросил мужчина негромко.

Голос был незнакомый, но не успела Эмер вздохнуть с облегчением, что это не Годрик рыскает по замку, как мужчина вошёл в кладовую и направился прямо к корзинам, где она пряталась.

— Выходи, — приказал голос, и Эмер покорно поднялась из укрытия, потому что раздался знакомый свистящий звук — так говорит меч, когда его вынимают из ножен.

Вид у неё был самый дурацкий — щеки набитые, как у хомяка. Она мрачно посмотрела на обнаружившего её. Он был постарше Годрика, но без бороды. Лицо у него было не такое красивое, как у Фламбара, но приятное и мужественное. Русые волосы подстрижены коротко, не как у благородного, но по виду он был истинный рыцарь, к тому же, у него был меч. Он обнажил его наполовину. Только ножны изрядно потертые, со следами умелой починки.

Некоторое время рыцарь изумленно взирал на Эмер, представшую перед ним. Он был настолько удивлен, что не сразу разглядел её голубое венчальное платья.

— Кто вы, миледи? — спросил рыцарь, отправляя меч в ножны. — И что вы здесь делаете?

Эмер сгорала от стыда: говорить с набитым ртом она не могла, а потому просто начала жевать, чтобы избавиться от проклятых орехов.

— Почему молчите, миледи? И что у вас в руках.

Прожевав сладости, Эмер, страдальчески протянула руки, показывая добычу.

— Орешки… — пробормотала она.

Только тут он соизволил заметить голубое платье.

— Невеста!

Эмер опустила голову, чувствуя, что опозорена на всю Эстландию. Сейчас он упрекнет её в том, что она нарушила пост.

Но вдруг он рассмеялся. Было очень странно слышать его тихий смех, Эмер осмелилась поднять глаза.

— Вы — графиня Поэль, — сказал рыцарь. — И вы тайком залезли в кладовую. Я поражен в самое сердце, миледи. Забирайте-ка с собой ещё что-нибудь, раз голодны, и пойдемте, пока вас не застали за преступлением. Скоро сюда придут слуги за продуктами.

Эмер не осмелилась ничего взять, но он сам прихватил из ларя белую плетеную булочку и отломил от связки кусок кровяной колбасы.

— Поспешите, я провожу вас.

Они вышли в коридор и пошли по направлению к женской части замка.

— Не беспокойтесь, всё останется в тайне, — сказал рыцарь, с улыбкой поглядывая на невесту. Улыбка необыкновенно ему шла. — Мое имя — Тилвин Тюдда, я начальник стражи в Дареме и троюродный брат вашего жениха. Не бойтесь меня.

И даже имя ему шло Тилвин — верный друг, а Тюдда — так назывались щиты у вестфальдов. Эмер сразу прониклась к нему приязнью.

— Простите, сэр Тилвин, я ужасно виновата, — начала она покаянно, но он не дал ей договорить.

— Полноте, невестка. Я не такой приверженец обрядов, как Годрик и леди Фледа. Неделя поста — это не шутки. А вы — девушка. Небеса всегда прощают слабость красивым девушкам. Пусть это останется нашим общим секретом.

Он улыбнулся ей, перед тем, как она скрылась за дверью своей комнаты. Улыбка шла ему необыкновенно.

Эмер спрятала драгоценные продукты в корзину для рукоделий, села на кровать и вдруг тоже улыбнулась.

С этого дня её предсвадебное заточение стало не таким мучительным. Начальник стражи зачастил проверять женскую часть замка и неизменно являлся, чтобы выказать почтение молодой госпоже Дарема. А после его посещений Эмер прятала в корзинку за кроватью свежий хлеб, вяленое мясо, или горшочек с тушеными овощами и курицей, или сладости.

— Вы не боитесь, что леди Фледа узнает и разгневается? — спросила как-то Эмер, когда Тилвин принес ей миндальный пирог, завернутый в чистую тряпицу.

Пирог он достал из-за пазухи, и когда Эмер развернула лакомство, пирог был теплый — то ли сохранил до сих пор жар печи, то ли был согрет мужским телом.

— Мне она показалась строгой хозяйкой, не терпящей, когда ей прекословят или поступают не так, как она велела, — девушка отломила от пирога порядочный кусок и сразу же зажевала, прикрывая от наслаждения глаза и жестами рассказывая, насколько всё вкусно.

— И будете правы, невестка, — весело отозвался Тилвин, необычайно довольный, что угодил ей. — Леди Фледа крута нравом, и лучше её не злить. Но вы же меня не выдадите?

— Да я скорее отрежу себе язык! — возмутилась Эмер, едва прожевав.

— Нет, такие жертвы не нужны, — засмеялся рыцарь. — Но если я могу просить за то, что помогаю вам…

— Просите, что угодно, — заявила девушка, не подумав, что поступает опрометчиво.

— Называйте меня по имени и обращайтесь ко мне на «ты». Это будет лучшей наградой.

— Разве это награда? Это моя обязанность. Ведь вы — брат моего мужа, и старше его, если не ошибаюсь.

— На два года, — подтвердил Тилвин, — что же касается остального, то Годрик не считает меня братом. Да и леди Фледа очень редко вспоминает о нашем родстве. Здесь я всего лишь безземельный рыцарь на службе.

— О! — только и могла вымолвить Эмер, чувствуя, что терпеть не может заносчивую леди Фледу. К Годрику таких чувств она испытать не смогла, но ещё раз от души обозвала его напыщенным петухом.

— Я говорю это не для того, чтобы вызвать жалость, — сказал Тилвин, — а чтобы вы не относились ко мне слишком уж уважительно. Леди Фледа будет недовольна, да и Годрик не придёт в восторг.

Эмер отложила недоеденный пирог и очень серьезно, и даже торжественно взяла рыцаря за руки.

— Мне нет дела до того, что думают и как поступают остальные, — сказала она. — Я вижу, что ты добрый человек, Тилвин Тюдда. И пока ты добр, ты заслуживаешь моего уважения. Но и ты должен обращаться ко мне, как к родственнице. Ведь я твоя невестка. И говорить «ты». В моих краях это знак доверия.

Она поколебалась и добавила совсем другим тоном:

— И мне плевать, будут леди Фледа и Годрик довольны или нет.

— Миледи! — воскликнул Тилвин.

— Чего ты испугался? — Эмер покраснела, но только выше вскинула нос. — Ты же знаешь, что я из Вудшира. Там все поступают, как велит сердце, и не скрывают истинные чувства за словесными вензелями.

— Тогда мне очень нравится Вудшир, — сказал Тилвин.

— Поверишь ли, мне тоже, — ответила Эмер.

Они посмеялись и расстались весьма довольные друг другом.

Это был третий пир, посвящённый её свадьбе.

Эмер была разрешена от поста, исповедовалась и очистилась от грехов. Сейчас перед ней стояли изысканные кушанья, но она едва пробовала от каждого, что не могло не вызвать подозрений Годрика.

— Наверняка, пронесла что-нибудь под юбкой, — проворчал он, когда Эмер равнодушно посмотрела на крохотные пончики, пропитанные вишневым сиропом. — Судя по твоему обжорству, после поста ты сжевала бы барашка вместе со скатертью.

Вилки он предусмотрительно убрал.

— Надо было проверить, а не быть скромником, — ответила Эмер.

— Ты и вправду такая бесстыдная?! — изумился Годрик.

— Разумеется, — вскипела новобрачная, — ведь именно я затащила тебя под лестницу и целовала насильно, а не наоборот!

— Мне надо выйти, — ответил Годрик, вскакивая.

— Главное, не сбеги с собственной свадьбы, — напутствовала его Эмер на прощание. — Помни, что я тоже умею быстро бегать.

— Не сомневаюсь, — бросил он через плечо.

Оставшись в одиночестве, новобрачная не успела совсем пасть духом, потому что на стол вдруг положили букет первых весенних примул. Нежные бело-голубые цветы с жёлтыми сердцевинками распространяли запах весны и свежести. Эмер тут же схватила букетик и поднесла к лицу, вдыхая горьковатый аромат. И только потом подняла глаза на дарителя. Это был Тилвин. Даже ради свадебного пира он не сменил квезот с гербом Фламбаров, и меч тоже находился при нём.

— Подарок невестке, — сказал рыцарь. — Не роскошный, но от чистого сердца.

— Подарок прекрасен, — сказала Эмер, любуясь цветами. — Я приколю их к платью. Помоги расстегнуть брошь?

Тилвин заколебался, и Эмер вскинула брови:

— Что такое?

— Будет ли это уместным, госпожа?

— Можно подумать, я прошу тебя совершить кражу. Что предосудительного в том, что ты расстегнешь брошь? Или в Дареме это расценивают, как покушение на честь девицы?

— Нет, не расценивают, — ответ его посмешил, и он послушно склонился к украшению, запиравшемуся хитрым замочком.

С помощью Тилвина Эмер прикрепила букетик к платью и горделиво повела плечом:

— Вот, теперь я — настоящая невеста. Даже с цветами. Ведь болван Годрик не додумался подарить мне свадебный букет.

— Он обязательно исправится, — сказал Тилвин. — А мне пора идти.

— Ну уж нет, — Эмер схватила его за руку и насильно усадила подле себя. — Ты тоже гость на пиру. И можешь забыть об обязанностях на четверть часа. Давай я налью тебе воды? Вино, наверное, ты не будешь? А вода подслащена и в неё добавлен анис. Это очень вкусно и бодрит.

— Воду с анисом пьют молодожёны, — осторожно заметил Тилвин, — чтобы… чтобы… — он замялся. — Чтобы кровь быстрее бежала по жилам в первую брачную ночь.

— Ах, рогатая звезда, — бросила досадливо Эмер, — я и забыла.

И тут же прикрыла рот рукой.

Тилвин закусил губу, чтобы не рассмеяться.

— Нет, я никогда не ругаюсь, — попыталась оправдаться Эмер, — это сейчас нечаянно вылетело.

— Конечно, я понимаю. И уже обо всём забыл.

— Вот бы и у Годрика была такая короткая память, — опрометчиво пожелала девушка.

На этот раз Тилвин не смог сдержаться и засмеялся, и Эмер рассмеялась вместе с ним. Спустя несколько минут, они увлечённо болтали. Эмер попросила рыцаря рассказать о гостях. Тот охотно назвал ей самых важных и знатных, с которыми ей предстояло встречаться на протяжении недели празднеств. Эмер слушала с любопытством, потому что говорил Тилвин хорошо и складно, вспоминая по ходу разговора забавные происшествия с тем или иным лордом.

— У лорда Бернара хорошенькая и юная жена, — рассказывал он. — Вон она, в красном платье. Лорд Бернар безумно её ревнует, и бедняжка даже на общественных праздниках появляется редко.

— То-то она сейчас веселится, как будто увидела королевских шутов, — протянула Эмер, разглядывая миловидную леди с волосами золотистыми, как солнце.

Её внимание привлек мужчина в черном, сидевший за столом для почетных гостей, но не принимавший участия в общем веселье. Странно, но время от времени он испытующе смотрел на Эмер, и взгляд его пронзал ледяными иглами. Мужчина был худощав, и лицо его — суровое, с резкими чертами, казалось осунувшимся. Щеки немного запали, и длинный острый нос становился от этого ещё длиннее. Небрежно причесанные волосы, спадавшие ниже плеч, придавали ему вид диковатый и пугающий. Одежда была грубой, но на груди блестела золотая цепь с медальоном. С ним разговаривали редко, но уважительно, а слуги, наливая вино и подавая кушанья, старались держаться как можно дальше.

— Кто это? — спросила Эмер у Тилвина. — Выглядит, как голодный волк.

— Не следует смотреть на него, невестка, — тихо ответил Тилвин. — Это Ларгель Азо, епископ Дарема. Правая рука тайного лорда.

— Лорда Саби? — переспросила Эмер, уставившись на епископа с удвоенным интересом.

— Не смотри на него слишком пристально, он заметит, и ему это не понравится, — торопливо сказал Тилвин, переставляя тарелки на столе.

— Даже если ему что-то не понравится, мне это совершенно ничем не грозит, — легкомысленно ответила девушка.

Чем больше она рассматривала «правую руку тайного лорда», тем больше она — рука — ей не нравилась. Нет, во внешности епископа не было ничего отталкивающего. Наоборот, он выглядел впечатляюще, несмотря на полное пренебрежение своим внешним видом.

— Он видный мужчина, — сказала Эмер Тилвину, позабыв, что благородной девице не пристало выражаться, как простолюдинке, — но один вид его вызывает страх и омерзение, как чумная жаба.

— Ты очень точно передали его сущность, невестка, — сказал Тилвин сквозь зубы. — Мир не видел такого сумасшедшего фанатика и такого кровожадного палача, как епископ Ларгель. Одни небеса знают, скольких он замучил, сжег и утопил.

— Может, сплетни? — спросила Эмер, хотя тут же поверила каждому слову.

— Нет, не сплетни, — горько усмехнулся Тилвин. — Это Его Преосвященство изобрел безотказный метод определить, является ли человек упырём — надо связать подозреваемого и бросить в воду. Если человек безгрешен, вода примет его, и он утонет. А если упырь — то вода его отторгнет, тогда упырь подлежит сожжению.

— Немыслимо, — ахнула Эмер, не в силах оторвать взгляда от епископа. — У нас в Вудшире нет таких жестокостей…

— Благодарите за это яркое пламя, — коротко ответил Тилвин. — А оно решило наказать Дарем, если сюда был назначен епископ, который сначала пытает, а потом спрашивает имя.

— И давно он сюда назначен?

— Его имя было названо в тот день, когда вы выехали из Тансталлы.

Некие подозрения закрались в душу, но Эмер не успела их осмыслить, потому что вернулся Годрик, и вид его не предвещал ничего хорошего.

— Разве слугам здесь место? — спросил он.

Тилвин вскочил и поклонился, хотя желваки на его скулах заходили от подобного оскорбления.

— Зачем ты так? — вступилась Эмер. — Он ведь тебе брат.

— Он мне не брат, — ответил Годрик, беря её за руку повыше локтя. — Он всего лишь слуга, его дело не молоть языком за столом своего господина, а беспокоиться о безопасности замка. Идём, нам надо засвидетельствовать почтение моей двоюродной тётушке, она настоятельница монастыря и специально приехала на свадьбу, — не дожидаясь ответа, он потащил Эмер за собой.

— Ты слишком груб, — сказала она, пытаясь вырваться, но пальцы у него были, как стальные гвозди — легче отгрызть руку, чем разжать.

— Придётся потерпеть, — последовал ответ.

— Если ты сейчас ведешь себя так, то что же будет ночью, в брачных покоях? — спросила Эмер.

— Ты ждёшь неба в звёздах и неземную сладость? Ведь об этом врут молоденькие дурочки, которых никто никогда не целовал?

— Но я-то к ним не отношусь, — невинно заметила Эмер.

Годрик остановился, как вкопанный.

— Что это значит? — спросил он грозно, и глаза потемнели, как грозовое небо.

— Меня — целовали, — ответила Эмер раздельно. — А что ты так разволновался?

— Кто? — спросил он без обиняков.

— Ты хочешь узнать имя? — Эмер решила подразнить его и тут же пожалела, потому что пальцы Годрика так сжали её плечо, что она подпрыгнула на одной ноге. — Мне больно!

— Кто? — повторил он, сжимая сильнее.

— Да ты! Ты, дуралей!

Он тут же отпустил, и Эмер потёрла занемевшую руку.

— Потом поговорим, — сказал он многообещающе, подводя жену к монахине в белом клобуке, взирающей на мир такими же маленькими и пронзительными глазками, как леди Фледа.

Разговоры, танцы и бесконечные обмены любезностями утомили сильнее, чем двухчасовые упражнения с деревянной палкой вместо меча.

К полуночи Эмер не чувствовала ног, а Годрик подводил её всё к новым и новым гостям, кланялся, представлял жену, приглашал остаться в замке на неделю.

— Как они все поместятся в Дареме? — зашептала Эмер после пятидесятого приглашения. — У тебя большой замок, но его не получится растянуть, как колдовскую перчатку!

— Они и не останутся, — ответил Годрик, — они поедут домой.

— Зачем же тогда приглашаешь?

— Потому что я воспитан при королевском дворе, а не в свинарнике, в отличие от тебя.

Эмер прикусила язык, вспоминая о вилке. Но расправу с мужем нужно было отложить. Ведь пока они находятся в центре всеобщего внимания, и прилюдная потасовка ни к чему хорошему не приведёт.

Когда Годрик вернулся с молодой женой к креслу, Эмер почти рухнула на подушки, вытягивая под столом ноющие ноги.

— Это утомительно, — пожаловалась она.

— Такая верзила — и слабачка, — сказал Годрик презрительно. — Сиди, я поздороваюсь с Беррийскими монахами.

— Ещё и монахи, — застонала Эмер. — Разве им не полагается сидеть в монастыре и избегать светских развлечений?

Годрик не удостоил её ответом и отбыл, а Эмер занялась тем, что пыталась незаметно снять туфли, чтобы дать ступням отдых.

Шарф, покрывавший ее голову, соскользнул, словно его сдернули невидимой рукой, и опустился на каменные плиты.

Маленький паж в красном берете тут же метнулся вперёд и услужливо наклонился.

— Один человек просит вас придти, — сказал он, подавая шарф.

— Какой человек?

— Один человек там, в темноте, — мальчик указал в сторону портика с фонтаном.

— Но кто… — Эмер не успела расспросить дальше, потому что паж убежал, спеша на грозный окрик мажордома.

«Наверное, Тилвин хочет поговорить, — решила Эмер, стараясь незаметно для гостей подняться из-за стола. — Дурак Годрик вёл себя, как мужлан. И ещё мнит себя прекрасновоспитанным! Это он деревенщина, а не я».

Она вышла из зала, с наслаждением вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух. В портике факелы были потушены, и только луна, заглядывая между колонн, отражаясь в фонтане, превращала струи из водяных в серебряные.

Эмер оглянулась, но никого не увидела. Тилвин опять осторожничает. А ведь она прямо сказала, что презирает высокородную спесь и не считает хорошим тоном воротить нос от бедного родственника. Она опустила палец в чашу фонтана. Вода была холодная, как лёд, даже кости заломило.

— Вы пришли быстро, это разумно, — раздался сзади голос, который никак не мог принадлежать начальнику стражи из Дарема.

Голос звучал приглушенно, но не вяло, и в нём слышались знакомые нотки, так говорил… так говорили… лорд Саби и его прислужник!

Стремительно развернувшись на каблуках, Эмер чуть не столкнулась с человеком в черном. Ларгель Азо. Первым её желанием было отступить, но она вспомнила, что Роренброки не боятся и самого короля, а значит, бегство ей не пристало. Она расправила плечи и вскинула подбородок так горделиво, словно принимала гостей на пару с королевой.

Ларгель Азо был одного роста с Эмер, и глаза их оказались на одном уровне.

— Я не засвидетельствовал почтение, леди Фламбар, — сказал епископ, буравя Эмер взглядом. — Весьма рад, что в Дареме появилась хозяйка.

Его сухой тон никак не вязался с учтивыми словами. Эмер, неосторожно заглянувшая в глаза епископу, ощутила, как её словно затягивает в омут, и выбраться оттуда нет никакой возможности. Светло-карие глаза загорелись, будто разглядели что-то в глубине сознания девушки, зрачки вдруг вспыхнули приглушенным красным светом, и Эмер слабо вскрикнула, пытаясь закрыться рукой. Точно так же, как лорду Саби, она не могла противиться его помощнику. Только лорд Саби использовал свою силу мягко, исподволь, а тут магическая атака разума была жестокой и разрушительной.

Епископ Ларгель перехватил её запястье и заставил развернуть руку ладонью вверх.

— Я знаю о метке, — сказал он. — Она здесь.

— И чего же хотите теперь? — спросила Эмер, отчаянно храбрясь.

Епископ резко отпустил её, и Эмер поспешила вытереть руку. Ей показалось омерзительным прикосновение чёрного человека. Но на милорда Ларгеля этот жест не произвел впечатления.

— Так чего вы хотите? — опять вопросила девушка.

— Хочу понять, в каких сношениях вы состоите с упырями, — сказал епископ приглушенно и со значением.

Эмер уже была знакома подобная манера разговора. Лорд Саби и его люди говорили так же — негромко, но повергая собеседника в панический ужас.

— Если вы знаете про метку, — сказала она, машинально пряча ладонь, — то должно быть, знаете и о том, что я служу вашему господину. Спросите его об упырях, ибо мне о них ничего не известно.

Красный свет в глазах епископа погас.

— Возможно, вы и правы, — сказал он. — А возможно — лжёте. Как бы там ни было, помните, что я слежу за каждым вашим шагом.

Он приблизил лицо так близко к лицу Эмер, что она смогла разглядеть красные прожилки на глазных яблоках. В глубине зрачков плясали красноватые сполохи — словно огненные змеи вертелись в бешеном танце.

— Я был против, когда милорд Саби выбрал вас в жёны Фламбару, — сказал он приглушенно. — Вы мне не нравитесь. И я вам не нравлюсь. Вас коробит, когда вы смотрите на меня.

— Вы удивительно проницательны, — ответила Эмер с вызовом, хотя голос её дрогнул.

— Тем лучше, — прошипел Ларгэль по-змеиному. — Употребите вашу ненависть в дело. Докажите, что я ошибся на ваш счет, и узнайте как можно скорее то, что вам следует узнать. Разденьте поскорее вашего дорогого мужа. Вы и так промешкали неделю. И помните. Я здесь — чтобы следить за вами. Одна попытка обмануть милорда, и случится вот что…

Глаза его снова разгорелись, как уголья, И Эмер вскрикнула от острой боли пронзившей руку от самого невидимого клейма до плеча.

— Это только бледное подобие того, что вас ждёт, если провалите миссию, — пообещал напоследок епископ. — Ведь ваш дружок там, за свадебным столом, рассказал много чего об ужасном Ларгеле Азо? Так вот, он вам безбожно соврал.

— Какова же правда? — спросила Эмер, губы её дрожали.

Епископ улыбнулся, и улыбка у него оказалась не самой приятной — больше похожая на гримасу, обнажившую мелкие острые зубы.

— Правда в том, миледи Фламбар, что на самом деле, Ларгель Азо в двадцать раз ужаснее.

— Значит, это правда, что страшный Ларгель Азо сначала пытает, а потом допрашивает. Я убедилась в этом только что.

— Нет, не убедились, — сказал он зловеще. — Ларгель Азо сначала убивает, а потом допрашивает. Считайте, что сегодня вам повезло. Приятной брачной ночи, леди Фламбар.

Когда он прошел мимо, Эмер вытерла пот со лба. Тилвин был прав — страшный человек этот епископ, подручный лорда Саби. Впрочем, у тайного лорда не могло быть иных подручных. Каков хозяин, таковы и слуги.

Но пережитый ужас мгновенно забылся, и Эмер вновь упрекнула себя, что размышляет, как деревенщина. Надо избавляться от дурной привычки, и не мыслить, как коровница, если она хочет стать достойной женой Годрика Фламбара. И ею остаться. И остаться в живых.